Читать книгу: «Любовь под ключ», страница 3

– Что именно от меня нужно? – спрашиваю я наконец у Дикона, перебив его, когда он показывает на еще одно пустое место, где должна быть стена. Кажется, вода из пожарных разбрызгивателей причинила больше вреда, чем сам пожар. – Наверное, дом придется продать?

В моем голосе опустошенности больше, чем на всем этаже. Дикон изучает свои ноги, затем проводит ладонью по затылку и смотрит на меня исподлобья.

– Проблема в том, что бабушки передали его в доверительное управление, пытались защитить нас от налога на прирост капитала, но при этом первую перепланировку они сделали без разрешения. В итоге страховка ни хрена не покрыла. Я это выяснил, когда нужно было привести все в порядок и получить сертификат безопасности, чтобы Салли по-прежнему жила в нижней квартире. Думаю, по закону мне самому нельзя здесь жить, но… – Он надувает щеки, после чего следует долгий обреченный вздох. – А если просто разделить все пополам? Ты внесешь свою половину за то, что я уже потратил на новые разрешения и ремонт, и дашь деньги, чтобы его закончить. Тогда мы могли бы сдавать квартиры в аренду. Будем получать квартплату, расходы делить на двоих – так и получится сохранить дом.

Чувство безысходности штопором ввинчивается в мои плечи.

– Дикон, у меня нет денег на ремонт, – произношу я. – Я уже подумывала продать машину, чтобы продержаться какое-то время. А теперь точно придется ее продать, чтобы вернуть тебе долг.

Он закатывает глаза. Вот козел! Придурок.

– Что?! – ору я.

Дикон мрачно смотрит на меня:

– Я тебе не верю, вот что.

Стискиваю зубы, чувствуя, как дергается челюсть.

– Дикон, – вступает в разговор Элис, но я кладу руку ей на плечо, чтобы остановить.

Он просто насмешливо фыркает и качает головой.

– Да ладно, Лар. Я слышал, как бабули говорили, что у тебя есть трастовый фонд, – говорит Дикон. – Неужели ты не считаешь, что это место стоит вложений? Ради них?

Он широко проводит большой мускулистой рукой, и я только сейчас замечаю на буфете урну с прахом Хелены. Выдыхаю сквозь зубы, а Дикон продолжает:

– Даже если ты в итоге потратишь больше, чем я уже вложил в ремонт, можешь забирать всю арендную плату, пока мы не сочтемся.

– Как благородно!

Отнюдь не благородное и совершенно бесполезное замечание, но я в гневе и в полном замешательстве, потому что не могу выполнить его просьбу. Что ж, придется открыть горькую правду.

– Доступа к трастовому фонду, Дикон, у меня больше нет. Уже год, три месяца и два дня, как я сказала отцу, что бросаю учебу на юридическом факультете.

На лице Дикона мелькает удивление, он выпрямляется. Мы втроем погружаемся в напряженное, неловкое молчание.

– Ринн, – слишком мягко произносит Элис, словно знает, как я сейчас уязвима.

«Только не при нем, – думаю я. – Пожалуйста!»

– Мне нужно вернуться в кофейню. Я оставила Джун за главную, – говорит она.

Кивнув, выдавливаю натянутую улыбку. Джун – сестра-близнец Дженсена и еще одна лучшая подруга Элис. Я тоже познакомилась с ней летом перед колледжем, но мы так и не сблизились.

– Она должна была уйти еще несколько часов назад, так что…

Элис морщится.

– Давай, иди, – настаиваю я. – Все в порядке.

– Вы поладите? – хочет удостовериться она, переводя взгляд с меня на Дикона и приподнимая брови.

– Да, – произносим мы с Диконом в унисон.

Я встречаюсь с ним взглядом, и выражения наших лиц словно отражают друг друга – мы оба хмуримся.

– Конечно, – повторяем мы.

Зашибись!

– У нас все хорошо. Правда, – говорю я Элис.

Она возвращает мои ключи и обнимает нас с Диконом на прощание, обещая, что позже мы еще поболтаем. Я провожаю ее через дверной проем без дверей; она спускается по лестнице и выходит из главного входа. Затем поворачиваюсь к Дикону, чувствуя себя очень одинокой. Спустя четыре неловких безмолвных мгновения мне безумно хочется чем-то занять руки. Я хватаю урну с прахом бабушки и ставлю ее на буфет рядом с урной Хелены. Дикон подходит сзади и вместе со мной смотрит на урны.

– Наверное, нам придется продать дом, – говорит он.

Внезапно в его голосе звучит такая же усталость, какую я сейчас испытываю.

– Думаю, да, – соглашаюсь я, и у меня перехватывает дыхание.

Тяжелый вздох Дикона взъерошивает мои волосы, и я раздраженно заправляю их за ухо.

– Хочешь прогуляться и обсудить детали? – предлагает Дикон. – Я умираю с голоду.

Мой желудок выбирает именно этот момент, чтобы заурчать. Я тоже вздыхаю и нарочито равнодушно произношу:

– Давай.

4

Раньше

ЛАРИНН

Честно говоря, я разочарована в себе из-за того, как сильно последние четыре года меня интересует Дикон. Обычный парень, хотя и очень милый, но я провела с ним не больше двух недель на рождественских каникулах, когда училась в девятом классе. Сам факт, что ему удалось занять хоть какое-то место в моем переполненном сознании, меня несколько смущает и, мягко говоря, бесит. Думаю, это все из-за того, что жизнь моя по большому счету не отличается постоянством. С тех пор как мне исполнилось девять, я переезжала каждые несколько лет, и почти всегда так далеко, что приходилось менять школу и начинать все сначала. За все мои девятнадцать лет единственной константой в моей жизни были летние каникулы в Санта-Крузе. А еще там живет моя лучшая подруга. После первых переездов я еще пыталась поддерживать связь с прежними друзьями, но со временем они переставали отвечать, и отношения сходили на нет.

После этого легче было держаться особняком. Однако я чувствую некую связь с Диконом, возможно, потому что наши бабули живут вместе. Мне известно, что в прошлом году он переехал сюда вместе с мамой вскоре после смерти отца. Хелена в восторге от того, что ее дочь и внук теперь рядом, и каждый раз, когда я общаюсь с бабушками по «фейстайму», только об этом и говорит. В общем, теперь, когда я знаю, что Дикон здесь и, следовательно, стал неотъемлемой частью этого места, его образ частенько возникает в моих мыслях.

Именно поэтому первым на пляже я сегодня замечаю Дикона. Откуда мне было знать, что он отправится туда играть в волейбол, когда родители чуть раньше подвезли меня к бабушкиному дому? Я просила, чтобы в этом году мне разрешили приехать на своей машине, но получила отказ. Среднюю школу я окончила с первой и единственной за все время тройкой, и, хотя она не помешала моему поступлению в Калифорнийский государственный университет в Сакраменто, для родителей это стало неоспоримым доказательством того, что мне нельзя давать слишком много воли. «Одно последнее лето», – напоминаю я себе. Затем свобода!

Ну, не совсем, а ровно в той мере, в какой я буду свободна делать то, ради чего родители так усердно трудились и стольким пожертвовали. Я стану адвокатом, как мой отец, и буду зарабатывать на жизнь, ведя профессиональные споры. Если честно, именно к этому я отношусь наиболее неоднозначно. Впрочем, какие-то другие профессии меня тоже не привлекают, поэтому я пойду по проторенной дорожке, и не важно, что от изучения огромного количества документов в течение бог знает скольких лет в конце концов захлебнусь в собственных страданиях. «Люди и чувства приходят и уходят, Ларинн, – всегда говорит папа. – А твоя карьера, твои успехи останутся с тобой». Ну и ладно.

Зато этим летом я буду свободна, пока меня не засосет в пучину забвения колледжа. Буду пробовать всякое разное. Буду рисковать. Буду… Не знаю, что именно, но буду. Такое ощущение, что жизнь происходит со мной, движется вокруг, словно мощный прилив, в котором я всегда барахтаюсь, стараясь держать голову над водой. Нужно самой оседлать эту волну, прежде чем она унесет меня в открытое море.

После того как бабушки тепло поприветствовали меня (к чему я никак не привыкну, потому что только здесь получаю так много любви и заботы), я оставила вещи в отведенной мне на лето комнате и сразу же переоделась в бикини. Бабули намеревались разграбить свой любимый питомник растений, поэтому я пришла сюда, на пляж. Хочу ощущать, как горячий песок проседает под моими шагами, как мышцы ног тянутся и сокращаются, когда я прыгаю. Мне не терпится почувствовать себя сильной и решительной, чтобы в буквальном смысле начать лето с резкого старта. И первым, кого я заметила и кто все это проделывал, был Дикон.

Он добавил меня в друзья в социальных сетях через месяц после нашего знакомства. Я приняла запрос, но между нами возникла некая негласная договоренность, по которой мы никогда не общались. Может, именно поэтому последние четыре года я подспудно думала о Диконе, наблюдая за его жизнью через крошечное окошко. Я видела его на самых разных фотографиях, в основном посвященных бейсболу, а на одной Дикон-десятиклассник был запечатлен на выпускном вечере. На нескольких снимках семья Дикона радовалась тому, что его брата взяли в бейсбольную команду. Я видела Дикона с его первой машиной, старым потрепанным «Фордом Бронко». Видела множество фотографий с девушками. На какие-то танцульки он привел сразу двух девиц. Несколько месяцев его страницу занимала одна хорошенькая миниатюрная блондинка, и на всех фотографиях они с Диконом либо соприкасались лицами, либо смеялись друг другу в губы. Я также видела, что потом он эти снимки удалил. Продолжала наблюдать за тем, как он заканчивал школу, собирая по пути всяческие награды, включая звания лучшего юного атлета и «Короля выпускного бала», а также упоминание на странице лучших в выпускном альбоме: «Главный ловелас». Затем школа сменилась колледжем, и в руках у девушек, сидящих на коленях Дикона, или у приятелей, обнимавших его за плечи, появились красные одноразовые стаканчики для вечеринок. Я чуть было не отправила ему соболезнование по поводу смерти отца, но мы столько лет не общались, что это показалось мне неуместным.

Именно поэтому я знаю, как Дикон изменился с нашей последней встречи. Он так же хорошо сложен, как и большинство мускулистых парней моего возраста (в девятнадцать-двадцать лет называть их мужчинами можно только с большой натяжкой, но и мальчиками их уже не назовешь), весьма сексуален и, к сожалению, прекрасно это знает. Он подпрыгивает, чтобы нанести удар, мяч приземляется на другой стороне, и Дикон издает глумливое «У-у-у!», затем торжествующе вскидывает руки и хлопает по ладоням светловолосого напарника, такого же атлетичного чувака.

Услышав сигнал телефона, достаю его из заднего кармана джинсовых шорт и смотрю, кто еще ответил на сообщение о моем приезде.

УРА! Выхожу через 30 минут! Встретимся у волейбольной площадки!

Я улыбаюсь про себя. Даже до появления мобильников Элис оставалась неотъемлемой частью моей жизни, несмотря на то, что на протяжении многих лет нас разделяло расстояние в три-четыре часа езды. Мы познакомились на этом самом пляже, когда нам было по десять лет, потом переписывались по несколько месяцев, пока я отсутствовала, а при каждой встрече всегда начинали общение с того, на чем остановились в прошлый раз. И не важно, что я никогда не любила читать и писать письма, главное – у меня была подруга, которая всегда отвечала мне и приходила на помощь. Даже если я никогда больше не заведу друзей, у меня есть бабушка и Элис.

– Ищешь партнера? – слышу я чей-то вопрос.

Смотрю на симпатичную блондинку ростом почти с меня и, похоже, примерно моего возраста.

– Если честно, мне нужен тот, кто действительно умеет играть, – добавляет она. – Пытаюсь обыграть своего брата и его раздражающе сексуального друга.

Лично меня раздражает то, что я сразу догадываюсь, кого она имеет в виду.

– Играть я умею, – отвечаю я. – Шесть лет в клубе.

Вообще-то в разных клубах. Возможно, мне и не удавалось найти взаимопонимание с товарищами по команде за пределами площадки, но от этого я еще сильнее выкладывалась. И всегда считала, что нет ничего сложного в том, чтобы сотрудничать, не пересекаясь. Просто мне становится тяжело, когда дело доходит до сплачивания вне этой цели.

– Джун, – представляется девушка с волосами медового цвета, неуклюже взмахнув рукой.

О, классно – кажется, она тоже неловкая в общении. Мы прекрасно поладим.

– Ларинн, – говорю я, отвечая ей похожим жестом.

– У них последний матч, – объясняет Джун, кивнув на парней, которые снова принимают стойку для приема подач. – Просто так они нам не уступят.

Именно в этот миг меня замечает Дикон, который уже слегка присел, готовый принять мяч. Он резко выпрямляется, глядя в мою сторону, его колени смыкаются, а руки безвольно повисают. Секундой позже мяч с глухим стуком падает на песок в четырех футах от него. Джун рядом со мной издает смешок.

– Хорошо, – произношу я.

Дикон и Дженсен (Джун называет мне его имя) без труда обыгрывают соперников, и мы подходим к сетке, где парни стукаются кулаками и хвалят игру.

– Можно мы сыграем? – спрашивает Джун.

Дженсен поправляет солнцезащитные очки и одаривает меня обворожительной улыбкой. Видимо, они с Джун либо очень близки по возрасту, либо близнецы. Они очень похожи: оба с роскошным калифорнийским загаром, волосы средней длины и одинаковые бирюзовые глаза. Выглядят так, словно сошли с рекламы компании «Биллабонг»⁹.

– О, отлично, ты нашла себе пару, – говорит Джун ее брат и протягивает мне руку: – Дженсен.

– Ларинн, – отвечаю я, обмениваясь с ним рукопожатием.

Дикон смотрит на меня словно через увеличительное стекло, фокусируя солнечные лучи: под его взглядом моя кожа начинает гореть.

– Красивое имя, – замечает Дженсен, улыбаясь и буквально излучая радость. Если бы Дженсен стал золотистым ретривером, Дикон был бы доберманом и сидел бы рядом с угрожающим видом.

– Дикон, – киваю я, поправляя завязки бикини на бедрах.

На Диконе какие-то нелепые солнечные очки с оранжевыми поляризованными линзами, за которыми не видно глаз, но, клянусь, он следит за каждым моим движением.

– Так вы знакомы? – спрашивает Дженсен, и его голос звучит еще радостнее.

– Да, – говорит Дикон. – Привет, Ларри! Давно не виделись.

Он елейно улыбается, и я, не сдержавшись, фыркаю. Вот ведь сволочь! Терпеть не могу это прозвище!

– Значит, все готовы? – спрашивает Джун.

– Да, – отвечаем мы с Диконом в унисон, прежде чем разойтись по своим сторонам площадки.

Мы… на удивление равны.

Дикон – превосходный нападающий, но предсказуемый. Он постоянно стремится нанести атакующий удар, почти всегда бьет как можно сильнее и дальше и не нарушает правила. Однако ему не достает ловкости или стратегического мышления. Мне трижды удалось блокировать его удары, а ему мои – только два, но на последнем блоке я повредила палец, и теперь он болезненно пульсирует.

– Черт! – тихо ругается Дикон, когда Джун перекидывает через его блок мяч. Дженсен ныряет за ним, но не успевает.

– Да! – восклицаю я, окидывая Дикона таким же самодовольным взглядом, каким он много раз одаривал меня.

Высунув кончик языка, я улыбаюсь до ушей. На скулах Дикона ходят желваки, он сердито пинает песок, когда я забираю мяч и поворачиваюсь к Джун, чтобы порадоваться вместе с ней. Мы опережаем соперников на один удар, и это решающий момент в игре. Я перебрасываю мяч к конечной линии и понимаю, что мы собрали небольшую толпу. Ну и ладно, главное – не обращать внимания. Вытираю пот со лба тыльной стороной запястья, наслаждаясь тем, как соль и песок царапают кожу.

Делаю планирующую подачу, Дженсен ныряет за мячом и успешно пасует. Дикон пытается забросить крученый мяч в дальний угол, и я едва успеваю его отбить. Джун делает идеальный пас, я напрягаю ноги, взлетаю в воздух и с размаху бью по мячу. Дикон блокирует удар. Джун приходится нырнуть, чтобы отбить мяч. Мы движемся словно в ритмичном танце, обмениваясь ударами и вскрикивая от напряжения при каждом прикосновении к мячу. Такое ощущение, что это длится целую вечность. Ох! Я неправильно рассчитываю движение и переправляю мяч через сетку слишком слабо.

Немедленно отступаю назад, понимая, что расплата неизбежна. Дикон делает идеальный пас, Дженсен – столь же безупречную передачу, а затем Дикон взлетает. Время, кажется, замедляется. Каждый мускул под кожей Дикона напряжен, руки подняты как у лучника, готового выпустить стрелу. Странно завораживающее зрелище, думаю я, словно изображение Адама в Сикстинской капелле. Я пытаюсь понять язык тела Дикона, предугадать, куда он нанесет удар. Слежу за движением его вытянутой руки. Вижу, как он напрягается подобно сжатой пружине и бьет изо всех сил.

Я даже не замечаю мяча, который попадает мне прямо в лицо, не чувствую слабого хруста. Ничего не ощущаю, пока не вижу выражения лица Дикона, белки его глаз, внезапно оказавшихся без солнцезащитных очков. У него отвисает челюсть, губы белеют.

А потом мой нос взрывается болью.

ДИКОН

Голова Ларинн запрокидывается назад, и я мгновенно испытываю ужас, от которого подкашиваются ноги. Ни с чем не сравнимое чувство, настолько оно внезапное и жестокое. Хочется, чтобы поднялась огромная волна и поглотила меня с головой. Швыряю куда-то очки и замираю, как будто из моего тела испарилась вся кровь. Подбородок Ларинн вновь опускается, как в замедленной съемке, и мне становится еще страшнее. Ларинн смотрит на меня глазами цвета морской волны, заглядывает в самую душу, и я думаю, что лучше бы мне похоронить себя заживо в песке. Однако мои ноги, похоже, действуют независимо от мозга, потому что несут меня прямо к ней. Краем глаза замечаю невысокую блондинку, которая тоже бежит в ту сторону. Кажется, она клянет меня на чем свет стоит, но я не уверен.

Из горла сидящей на песке Ларинн вырывается тихий прерывистый плач, ее черные волосы, стянутые в конский хвост, сбились набок. Этот звук словно бьет меня под дых. И тут у нее из носа начинает идти кровь. Твою мать! Должно быть, волна все-таки приближается. Меня накрывает громкий шум, и, теряя сознание, я слышу: «Гребаный…»

А потом все погружается во тьму.

«…сукин сын! Наконец-то пришел в себя! Это ведь у нее течет кровь, а не у тебя, придурок!»

Я быстро моргаю, и чья-то рука касается моего лица. Девушка, которую я, кажется, видел в кофейне напротив, бьет меня по щекам, ее короткие платиновые волосы нимбом обрамляют голову. Делаю глубокий вдох, когда окончательно прихожу в себя, и сажусь, чувствуя, как осыпающийся песок щекочет мне спину. Поворачиваюсь влево, где все еще сидит Ларинн, задрав подбородок кверху и зажимая рукой нос. Ей удается метнуть в меня испепеляющий взгляд.

Нужно поскорее выговориться, пока я снова не увидел, как у нее идет кровь.

– Ларинн, прости, ты же была на другой стороне площадки пять секунд назад, честно, я не видел, как ты там оказалась, я не нарочно, БОГОМ клянусь! – выпаливаю я.

– Заткнись! Ей ни к чему твои оправдания! У тебя есть машина? – кричит на меня блондинка. – Ларинн срочно нужно в больницу!

– Машина? – слышу я свой голос.

– Ну да, четыре колеса, делает «вррум-вррум», когда едет, – гнусаво произносит Ларинн. Она говорит тихо и монотонно, однако голос звучит достаточно грозно, чтобы волосы у меня на затылке встали дыбом.

– Машина есть. Я поведу, – сглатываю я.

– Нет, я поведу, – возражает Дженсен. – Вдруг ты снова потеряешь сознание.

Он трусцой бежит к машине, по пути роясь в моей сумке в поисках ключей.

– А где Джун? – спрашиваю я, поднимаясь на ноги.

Протягиваю руку, чтобы помочь встать Ларинн, но та отталкивает мою ладонь. Светловолосая фея бросает на меня рассерженный взгляд, и на мгновение кажется, что она сейчас покраснеет и рассыплет сверкающую золотую пыльцу.

– Тот парень, – кивает Динь-Динь¹⁰ в сторону удаляющейся фигуры Дженсена, – сказал, что она тоже не выносит вида крови. Кстати, я Элис.

– Прости, мне ужасно жаль! – только и могу пробормотать я. – А я Дикон.

– Я так и поняла, – говорит Элис.

Подумаю об этом позже, решаю я, ведь, похоже, Ларинн упоминала обо мне. Интересно, рассматривает ли она мои фотографии в Интернете с таким же мечтательным и глуповатым видом, с каким я гляжу на ее снимки? Прямо сейчас я плетусь за ними к бетонной лестнице, которая ведет на главную улицу. Поднимаю с земли полотенце и шагаю позади Ларинн, прикрывая ее обтянутую трусиками-танга задницу от посторонних взглядов. Заметив это, Ларинн резко останавливается.

– Какого хрена ты делаешь? – рявкает она, и все ее лицо распухает, приобретая насыщенный бордовый оттенок. Боже милостивый! На одной щеке виднеются линии от волейбольного мяча. На другой, кажется, можно разглядеть логотип «Уилсон»¹¹. Нет, это, должно быть, мое воображение. Нечистая совесть горазда на всякие штуки.

– Прости, – вновь бормочу я.

– Телефон в шортах, – говорит Ларинн. – А шорты остались на пляже!

– Понял, сейчас принесу, – отвечаю я, радуясь, что могу хоть как-то помочь.

К тому времени, когда я возвращаюсь с ее шортами и телефоном, Дженсен уже подъехал, и Элис помогает Ларинн забраться в мой дерьмовый старый «Форд Бронко». Наверное, мне бы опять стало стыдно, не заметь я, что грудь Ларинн залита свежей кровью. Стараясь удержаться на ногах, протягиваю Ларинн ее шорты и свою рубашку.

– Держи, – хриплю я.

– Спасибо, – бормочет она в ответ, забирая у меня шмотки.

Паршивец Дженсен всю дорогу сохраняет спокойствие и поддерживает светскую беседу, чтобы отвлечься. По крайней мере, я так думаю. Когда подъезжаем к Доминиканской больнице, я уже знаю о жизни Дженсена больше, чем за весь предыдущий год, что был его другом. А еще я многое узнал об Элис, которая вдохновенно общается с Дженсеном. Все это время я сижу на заднем сиденье, уткнувшись лицом в ладони, и лишь иногда поднимаю голову, чтобы еще раз извиниться перед Ларинн.

Нас отправляют в переполненное отделение «Скорой помощи», отчего мое чувство вины только усиливается. Здесь полно людей со всевозможными летними травмами, горстка страдающих от вызванной непонятно чем рвоты и обычная толпа с кашлем. Придется проторчать здесь целую вечность. Медсестра в приемном покое выдает нам с Ларинн по больничному халату, чтобы мы могли прикрыться, а потом с сочувственной улыбкой протягивает Ларинн пакет со льдом. Элис с Дженсеном решают сгонять за едой, хотя мы об этом не просили.

– Отлично, – печально произносит Ларинн, когда они уходят, а потом сердито ворчит: – Вот уж спасибо!

– За что?

– Разве не понятно, что эти двое запали друг на друга? Оба воодушевились! Твой приятель почти не смотрел на дорогу, а то и дело поглядывал в зеркало заднего вида на Элис.

Ларинн опускается на больничный стул и вытягивает ноги. Элис отдала ей свои сандалии, когда выяснилось, что мы забыли обувь Ларинн на пляже, и они, похоже, на два размера меньше, чем нужно. Такие красивые ноги, как у Ларинн, я никогда не видел. Длинные, но при этом мускулистые. Хочется их погладить, посмотреть, есть ли на них веснушки, вроде тех, что я заметил на ее лице… Проклятье, лицо! Воспоминание о разбитом лице Ларинн и о том, что к этому привело, отвлекает меня от блуждающих мыслей.

– А если он еще в нее не влюбился, то скоро влюбится, – добавляет Ларинн.

– И тебя это огорчает? – интересуюсь я.

Внезапно меня бросает в жар. Вдруг она сама надеялась закрутить роман с Дженсеном?

Ларинн пытается состроить гримасу и шипит от боли.

– Ничего меня не огорчает! – выплевывает она. – Все влюбляются в Элис. Но в то лето, когда она заводит парня, я неизбежно вижу ее реже. Только и всего.

Она тяжело вздыхает и, поправив пакет со льдом, крепче обхватывает себя свободной рукой за талию.

– Обещаю не влюбляться в Элис, – говорю я.

Она искоса смотрит на меня одним припухшим глазом.

– Мне все равно, что ты там обещаешь, – произносит она, но очень тихо. Неуверенно.

Я хочу, чтобы этот разговор не заканчивался. Хочу, чтобы Ларинн говорила со мной, пока не простит. Не нахожу ничего лучшего, как сказать:

– Знаешь, ты всегда можешь найти себе парня.

Она бросает на меня взгляд, который напоминает о змее, готовящейся к броску.

– Или девушку. Смотря кто тебе нравится.

– Зачем заводить парня, если каждый год в конце лета я уезжаю? Мне девятнадцать, и я собираюсь поступать в колледж. – Ларинн принимает самодовольный вид. – Хотя, возможно, теперь благодаря тебе мне это не грозит. – Она машет рукой перед своим лицом. – Еще раз спасибо.

Я откидываю голову назад и с глухим стуком ударяюсь о стену.

– Еще раз прости. Это вышло случайно, – обращаюсь я к потолку.

– Не важно, – буркает Ларинн. – За мной уже едет бабушка. Можешь не ждать.

Провожу руками по лицу. Сисси и Хэл меня прикончат.

– Нет, я подожду с тобой, – говорю я.

В этот самый миг через автоматические двери врываются наши бабушки, на их головах оживленно подпрыгивают одинаковые шляпы для работы в саду. Встаю, чтобы Сисси могла присесть и поворковать над Ларинн, обнимая ее и гладя по волосам. Удивительно, но поначалу Ларинн, кажется, застывает в их объятиях, словно это ощущение ей в новинку. Хм, исходя из моих наблюдений, я был уверен, что у нее всегда все самое лучшее: фотография с первой машиной на шестнадцатый день рождения («Мерседесом»), престижная частная школа (если судить по форме на снимках), четыре чемодана вещей на две недели рождественских каникул, избалованный и заносчивый вид, с которым она держится… Я считал, что с нее пылинки сдувают. Обращаются как с какой-то драгоценностью.

– Ты! – восклицает моя бабушка, тыча в меня пальцем. – Я уже позвонила твоей матери.

– Это вышло случайно, – быстро приходит на помощь Ларинн.

Чистая правда, хотя я думал, что она заставит меня мучиться намного дольше. Мы смотрим друг другу в глаза, и мне уже почти хочется, чтобы Ларинн заставила меня страдать. Тогда я не чувствовал бы себя так ужасно.

– Мне все равно жаль, что так случилось. Надеюсь, у тебя ничего не сломано, – говорю я.

Ларинн кивает в ответ. Снимаю больничный халат, бросаю напоследок еще одно «извини» и выхожу на улицу дожидаться, когда Дженсен пригонит мою машину. Что ж, по крайней мере, у этого лета есть шанс стать особенным.