Читать книгу: «Любовь под ключ», страница 2

2

ДИКОН

Салли ахает, колесики на ее кислородном баллоне со скрипом останавливаются, и она с вожделением смотрит в телевизор.

– Боже правый, я бы позволила этому парню есть крекеры в моей постели. С моего обнаженного тела, – благоговейно заявляет она, осеняя себя крестным знамением свободной рукой. И не важно, что никакая она не католичка, уж я-то знаю.

С экрана улыбается бейсболист Дэнсби Суонсон, даже не подозревая, что своей улыбкой, возможно, приближает мою восьмидесятипятилетнюю соседку к могиле. Я качаю головой, посмеиваясь над старушкой:

– Почему крекеры?

– А ты когда-нибудь ворочался посреди ночи на крошках от крекеров, рассыпанных по простыням? – вопрошает она, меряя меня взглядом. – Поверь, чтобы смириться с последствиями, тебе должно по-настоящему нравиться то, что к этому привело.

– Верю тебе на слово.

– А ты… – Салли делает глубокий вдох и опускается глубже в кресло перед тем, как продолжить: – Вообще-то, ты на него похож.

– Ладно, дамочка, на сегодня лести достаточно. И проверьте уровень кислорода в крови. У вас галлюцинации.

– Что? Ну, признай, Дикон, волосы у вас почти одинаковые.

Спорить с ней бесполезно.

– Пожалуй, я пока воздержусь и не стану подавать на тебя в суд. Но послушай, Сэл, если бы ты позвонила тому страховому агенту, о котором я тебе говорил, возможно, мне бы не пришлось постоянно латать эту фигню. Нам требуется более серьезный ремонт. Я делаю все, что в моих силах, но я не сантехник.

– Сантехник, электрик… ты все делаешь по наитию.

– Следуя твоей логике, Сэл, я мог бы подрабатывать гастроэнтерологом и иметь достаточно денег.

Я еще и генеральный подрядчик, но большую часть своего времени трачу на неисправную электропроводку, так что понимаю, с чего Салли это взяла. Однако проблему с водопроводом и канализацией мне самому не решить: нет ни соответствующих навыков, ни денег.

Салли приподнимает подставку для ног на своем кресле и закрывает глаза, в очередной раз пытаясь отдышаться. У меня сжимается сердце. С тех пор как скончались бабушка и Хелена, мне кажется, что это проклятое место все больше распадается на части, и Салли тоже.

– Агенту я звонила, – произносит она, наконец переводя дыхание. – Они отказываются что-либо предпринимать. Говорят, это ответственность владельца.

Ясен хрен. Но попробовать все равно стоило.

– Покойтесь с миром, Сисси и Хэл, это обращение к вам, – добавляет Салли, прежде чем демонстративно вдохнуть побольше кислорода.

– Какие мы сегодня оккультные, – бормочу я под нос. Как знать, вдруг она сможет призвать высшие силы, чтобы изгнать демона, который продолжает портить водопровод.

– А вообще есть какие-нибудь новости? – спрашивает Салли.

Я знаю, что она имеет в виду. И кого.

– Пока нет, Салли, – бурчу я. – Она попросила дать ей месяц.

Вспоминаю, как увидел имя Ларинн рядом с моим на огромной стопке документов и испытал в тот момент странное потрясение. После бабушкиной смерти не было официального оглашения завещания. Только куча бумаг и гора ответственности. Оказывается, владение домом, полностью свободным от обременения, не исключает астрономических расходов. И разделить их я должен с Ларинн, еще одной наследницей, а она исчезла, оставив меня разбираться со всеми проблемами самостоятельно.

Мне было шестнадцать, когда я впервые встретил Ларинн Лавинь и сразу же решил, что никогда не видел такой красивой девушки. Помню, что именно это я и подумал: «Никогда в жизни не видел такой красивой девушки». Я тогда приехал к бабушке на рождественские каникулы – впервые с тех пор, как она переехала к Сесилии. Ба перебралась в Калифорнию из нашего родного города в Новой Англии всего два года назад и сразу же пришла в восторг от своей соседки и по совместительству домовладелицы. Я как раз поднялся по лестнице в их недавно отремонтированном доме и ставил свои сумки на пол, когда из-за угла вышла девушка, на вид – моя ровесница. Черные как смоль волосы, собранные в конский хвост, легко покачивались у нее за спиной, глаза цвета морской волны встретились с моими, блестящие розовые губы скривились в недовольной усмешке. В моем помешанном на девчонках мозгу мгновенно зародилась надежда, что я сумею замутить с этим созданием.

Впрочем, не прошло и часа, как я заподозрил, что даже самая красивая девчонка может быть сущей злюкой. К Новому году мои подозрения насчет Ларинн Лавинь подтвердились.

Наши бабушки представили нас с Ларинн друг другу. Родители Ларинн уехали на каникулы на Фиджи, а ее оставили дома, чтобы она «по-настоящему отпраздновала Рождество в Штатах». Ерунда, конечно. Уж я-то сразу чуял отголоски родительских ссор в браке, как их ни назови. Меня самого тоже отстранили от семейных каникул. Родители повезли моего брата в Австралию, куда его пригласили участвовать в какой-то специальной бейсбольной программе, и там они могли наслаждаться игрой в счастливую семью, не опасаясь, что я намеренно все испорчу. В то время я ходил с повязкой, потому что сломал ключицу: уговорил старшую сестру соседа (после того как залез к ней в лифчик) по очереди буксировать меня с приятелями на скейтбордах за ее машиной. Поэтому никаких обнимашек с коалой мне не полагалось – я был наказан.

И все же в те первые мгновения, глядя на Ларинн с ее ногами длиной в милю, я думал, что смогу примириться с Калифорнией. Ну да, не Австралия, но далеко и не Новая Англия. В этом богом забытом месте было чуть прохладно, но ни одной снежинки, и потому я надеялся, что Ларинн и дальше будет носить коротенькие джинсовые юбочки. А учитывая, что пляж меньше чем в квартале от дома, может, и до бикини дело дойдет, если станет теплее. В те дни я был большим оптимистом.

Показав мне мою комнату, бабули, как мы с Ларинн стали их называть, немедленно отправили нас с совместным поручением в магазин, похоже, надеясь, что два подростка быстро найдут общий язык. Ларинн явно не хотела никуда идти, и я сделал вид, что тоже предпочел бы остаться. В свои неполные семнадцать я уяснил, что девушки чувствуют себя комфортно, только когда ты заботишься об их удобстве. Присматриваешься к их настроению и ведешь себя соответственно.

– Учишься в старшей школе? – спросил я.

– Да, – ответила она.

– В каком классе?

– В девятом.

– Неплохо. В одиннадцатом. – Я ткнул себя большим пальцем в грудь. – Погоди. Тебе же шестнадцать?

– Угу.

– А почему у нас два года разницы в учебе?

Ларинн приподняла бровь, словно мое любопытство было невыносимо утомительным.

– Я не держу в памяти информацию о том, с какого возраста принимают в какие классы, извини.

– Спортом занимаешься?

– Волейболом.

– Логично. Ты высокая.

Я внутренне поморщился. Мне тоже постоянно напоминали о моем высоком росте, и это быстро надоедало.

Я постарался одарить ее своей самой очаровательной улыбкой и понадеялся, что сумел загладить оплошность.

– Ты невероятно наблюдателен, – сухо заметила она.

Ладно. Пусть увидит насколько, решил я.

– Тебя тоже бросили родители, да?

Губы Ларинн досадливо скривились.

– Ты что, в детстве слишком часто пересматривал «Дегра́сси»?⁵ А нам обязательно нужно обмениваться школьными воспоминаниями? – съязвила Ларинн, но тут же замолчала, что-то тихо буркнув, потом скрестила руки на груди, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня. – Прости, не надо было срывать на тебе злость. Да, родители меня бросили, но я радовалась предстоящим каникулам с бабушкой и Хеленой, просто… прямо перед твоим приездом я узнала, что моя единственная здешняя подруга проведет Рождество и Новый год в Тахо, вот и расстроилась.

Она раздраженно махнула рукой в мою сторону и продолжила:

– Терпеть не могу заводить новых друзей. Весь год пыталась это сделать в новой школе и мечтала, что наконец-то отдохну.

Я улыбнулся, сам не знаю почему.

– Ты же явно душа компании, наверняка все получилось!

Ларинн рассмеялась сквозь зубы, повернулась и зашагала дальше. Чувствуя уязвимость в ее, казалось бы, непробиваемой броне, я продолжил:

– Нам вовсе необязательно быть друзьями. С чего ты вообще взяла, что я хочу с тобой дружить?

Она приподняла бровь и искоса взглянула на меня.

– Может, я просто стараюсь вести себя приветливо?

Ларинн пробормотала что-то себе под нос на другом языке, и я вспомнил, что Сесилия родом из Квебека.

– Так ты тоже говоришь по-французски? Скажи что-нибудь необычное.

Она вновь повернулась ко мне лицом и выпалила какую-то фразу, отчего у меня по спине побежали мурашки. О содержании я мог только догадываться.

– Ты только что сравнила меня с говяжьим филе? – спросил я, когда Ларинн продолжила путь. – Ух ты, мне столько раз говорили, что я упрям как бык, но никогда так красиво. Прям мороз по коже.

Я не успел заметить, как она улыбается, но готов поклясться, что краем глаза уловил тень улыбки на ее губах. Мне захотелось, чтобы Ларинн улыбнулась мне по-настоящему.

– Ларинн Лавинь, какое интересное имя! А сокращенно тебя зовут Ларри?

Она остановилась и заморгала:

– Нет.

– Ла-Ла?

Глаза Ларинн округлились, брови сошлись на переносице в очаровательной гримаске ярости.

– Я что, похожа на Ла-Ла?

– Тогда определенно Ларри.

В ответ раздался разочарованный хриплый вздох. Похоже, я чего-то добился.

– Лав?⁶ – спросил я.

Она повернулась ко мне, широко распахнув глаза:

– Что?!

– Сокращенно от Лавинь, – торопливо уточнил я, чувствуя, как у меня вспыхнула шея. – Но, по-моему, лучше всего подходит Ларри.

Вообще-то это имя совсем ей не подходило. Ларинн была потрясающей, дерзкой и прекрасной. К тому же от нее исходил обманчиво сладкий запах, как от сладкой ваты. Мне в голову пришло прозвище Карамелька, но я благоразумно отложил его на потом.

Я понятия не имел, куда мы идем и сколько времени нам потребуется, но, когда мы заходили в продуктовый магазин, Ларинн заметила, что я вновь смотрю на нее. Она покачала головой, хихикнула, и на ее лице появилась ухмылка. Мне захотелось взметнуть кулак вверх, празднуя победу.

– Вот, – произнесла Ларинн, вручая мне список, который дала ей Сисси.

Я все еще пытался поддержать игривое настроение.

– Что, не можешь прочитать?

Ощущение дружеской близости исчезло так же быстро, как и возникло. Клянусь, в магазине стало холоднее. Ларинн моргнула, словно приходя в себя.

– А тебе сложно, придурок? – презрительно усмехнулась она и резко отвернулась, хлестнув меня волосами по лицу.

«Придурок», – эхом отдалось в моем мозгу. Точно. Я вел себя как придурок. Очередной раз подтверждал, что отец и брат правы. Я совсем не знал эту девушку, так какого хрена пытался узнать поближе? Она – заносчивая грубиянка, и ничего хорошего из общения с ней на рождественских праздниках не вышло бы. После похода за продуктами мы с Ларинн все оставшиеся каникулы старались держаться друг от друга подальше, но это оказалось невозможным: Сисси и Хелена были нашими бабушками, и мы жили в одном доме. Тем не менее Ларинн запала мне в душу, и я изо всех сил пытался произвести на нее хорошее впечатление. Не мог смириться с тем, что она меня терпеть не может. До встречи с ней я прекрасно ладил с девушками. Даже их бабушки меня любили. Но с Ларинн мы все время обменивались подколами и насмешками, в лучшем случае едва вынося присутствие друг друга.

Во второй раз мы встретились летом после того, как она окончила школу, а я отучился первый и единственный семестр в колледже. То время в некотором смысле прошло для нас лучше, но в итоге оказалось намного ужаснее.

Салли цокает языком, поднимаясь с кресла, и я возвращаюсь в настоящее.

– Не могу поверить, что ты угрожал привлечь адвокатов, – говорит она.

– А разве у меня был выбор, Сэл? Я несколько месяцев пытался с ней связаться. Содержать этот дом в одиночку мне не по карману.

Я и так уже вложил в него больше, чем могу себе позволить. А продать его или принять какое-либо важное решение без согласия Ларинн тоже не выйдет.

– Она обязательно поможет, – уверяет меня Салли в сотый раз за последние полгода.

Открываю кран и одновременно включаю душ, желая убедиться, что вода льется нормально, а сам втайне надеюсь смыть заодно и гложущее меня тревожное чувство. Кажется, все в порядке, и я сообщаю Сэл, что водопровод работает. Она привстает, словно собирается меня проводить, но я кладу руку ей на плечо и усаживаю обратно.

– Спасибо, Дикон, – говорит Салли с грустной улыбкой.

– Что-нибудь еще нужно, пока я не ушел?

– Только сделай телевизор погромче, когда будешь уходить. Летняя свистопляска в самом разгаре.

Тогда я тоже замечаю, что сквозь открытые окна доносятся крики и автомобильные гудки, и делаю звук телевизора громче. В это время года здесь не припаркуешься, занимают даже места, предназначенные для местных жителей, люди кружат по району, пытаясь поставить машину, и с каждым кругом злятся все сильнее и сильнее. Кажется, что лето в этой части побережья начинается в мае и заканчивается в августе.

Однако, похоже, сейчас кто-то здорово распсиховался. В промежутках между гудками слышится поток ругательств, которые с каждым моим шагом в сторону внутреннего двора становятся громче.

– Ларинн, просто вернись в машину! Ну, давай же! – раздается сквозь шум, и у меня подкашиваются ноги.

Я не… Я, наверное, ослышался. Мой разум, должно быть, вновь играет со мной злые шутки. Бросаю сумку с инструментами и осторожно отпираю ворота. Гудки и крики продолжаются, но я словно шагаю под водой. Заворачиваю за угол с другой стороны здания и смотрю на представшую перед моими глазами картину.

Светловолосая девушка, в которой я быстро узнаю Элис, стоит посреди улицы возле нагруженной «Хонды» с приоткрытой дверью и пытается регулировать движение вокруг машины.

Мой взгляд скользит над тротуаром вдоль забора, огораживающего внутренний двор, и, конечно же, останавливается на чьем-то затылке. И черных волосах до пояса. До чего же смешны эти волосы, такие густые и непрактичные! Она постоянно на них жаловалась, и да, вот она здесь, и ее неукротимая грива еще гуще, чем прежде. Ибо, конечно, это Ларинн. Она встает, и если бы я хоть чуточку сомневался, то по ногам сразу бы ее узнал.

В девятнадцать лет при росте пять футов и одиннадцать дюймов⁷ Ларинн выглядела слегка пугающе, сейчас же она охренительно прекрасна. Но тут она пинает ящик для цветов, и я с трудом сдерживаю возмущенный возглас, едва не выдав себя. Кроме этих ящиков здесь не так уж и много вещей в приличном состоянии, а она пинает их, как будто это чертово место принадлежит ей. Стерва!

Ох, мелькает у меня в мозгу, так ведь так оно и есть. Ларинн тоже владеет этим домом.

– До сих пор не понимаю, как это ты привезла кучу барахла, но забыла ключ! – недовольно восклицает Элис.

– Он должен быть где-то здесь. Они всегда оставляли ключ от гаража, всегда! – кричит в ответ Ларинн.

– Может, лет пять назад, – вмешиваюсь я, едва сдерживая улыбку, которая так и норовит расплыться на моем лице, когда Ларинн поворачивается ко мне и застывает с широко распахнутыми глазами и ртом.

Желание улыбнуться застает меня врасплох, и я сжимаю челюсти. Ларинн совершенно безответственно отнеслась к своей половине обязанностей по содержанию этого места, так что у нее нет права пинать здесь хоть что-нибудь.

Кажется, Ларинн тоже борется с выражением своего лица, прежде чем оно принимает нейтральное выражение.

– Дикон, – холодно кивает она.

Полагаю, изображать вежливость никто не собирается.

– Ларри, – отвечаю я, и она тут же фыркает и закатывает глаза, услышав свое прозвище.

Всего лишь два слога потребовалось, чтобы вывести ее из себя, и теперь я уже улыбаюсь во весь рот.

– Ненавижу эту кличку, – бормочет Ларинн.

– Знаю, – говорю я.

– То есть ты все такой же придурок? – мягко спрашивает она с издевкой.

Ну и наглая девчонка! Вернее, уже женщина. Я отвлекаюсь от тех маленьких местечек, что изменились и округлились, от невероятно длинных ног, которыми был одержим целое лето с небольшим. Закрываю глаза и начинаю подсчитывать каждый доллар, потраченный за последние шесть месяцев, а еще многочисленные голосовые сообщения, эсэмэски и электронные письма, которые ей отправил.

– А ты все такая же принцесса: наплевать, что на сегодняшний выходной назначено открытие парка и там особенно многолюдно, и пусть те, у кого есть планы, катятся ко всем чертям, потому что тебе не хочется искать место для парковки? – интересуюсь я.

И это еще не считая того, что она не удосужилась предупредить меня заранее. Я ждал ее через недели три, не меньше.

Ларинн приоткрывает рот, морщит лоб. Она, как обычно, негодует.

– Да мы искали ее сорок пять минут!

– А после этого времени правила дорожного движения на вас больше не распространяются?

– Привет, Дик! – кричит Элис и машет мне рукой.

Ларинн что-то рычит сквозь зубы, потом бросается в машину и хлопает дверцей.

– Ладно, мы припаркуемся и вернемся, – добавляет Элис, усаживаясь за руль.

Я чуть было не говорю им, что в гараже есть свободное место, так как моя машина постоянно стоит перед домом на парковке для жильцов, но замечаю в окне хмурый взгляд Ларинн. Она сидит с той же недовольной миной, которая когда-то выводила меня из себя, и я решаю побыть мелочным.

– Жду не дождусь, – равнодушно бормочу я, но затем из моей груди вырывается предательский смешок.

Трудно сказать, рад ли я, что Ларинн наконец появилась, или слегка растерян. Две минуты в ее присутствии, и она уже сводит меня с ума.

3

ЛАРИНН

Пока мы с Элис еще десять минут ищем парковку, я пытаюсь критически оценить следующее: во-первых, не стоит обращаться к Дикону с сарказмом. Мое замечание о том, что он придурок, очень быстро превратилось в нечто реальное и больно меня задело. Во-вторых, за почти десять лет, которые мы с ним не виделись, я совершила досадную ошибку, напрочь забыв, каково это, когда он рядом. Я привыкла быть такой же высокой, как мужчины вокруг меня, или даже выше. От одного роста Дикона мне становится неловко, и я начинаю нервничать. В голове всплывает совет, который нам давали в детстве перед тем, как отправиться на природу: «Если встретишь медведя, веди себя так, словно ты намного больше. Будь больше медведя».

А еще, черт возьми, почему-то кажется, что Дикон совсем не изменился. Не изменился, но стал, к сожалению, лучше. Мне удавалось не смотреть на его фотографии, я не приезжала на каникулы, когда знала, что он проведет их с бабушками. А в тех редких случаях, когда я (по пьяни) заглядывала в соцсети Дикона, его аккаунты оказывались закрытыми. И вот сейчас все то, что бередило чувства ранее, предстало передо мной во всей красе. Те же темные глаза, которые манят и возбуждают такое любопытство, что хочется подойти поближе…

Нет, сейчас не время скатываться по этой ментальной спирали тревожных мыслей и эмоций.

Припарковавшись за три квартала от дома, мы с Элис тщательно отбираем вещи, без которых мне не обойтись, и идем обратно. К тому времени, как мы доходим до угла Первой улицы, я уже в бешенстве, а мои многочисленные сумки то и дело сползают с потных плеч.

– Да ты издеваешься! – рычу я, когда вижу Дикона, прислонившегося к открытой двери гаража, в котором нет ни одной машины.

– Я решил, что ты передумала и уехала домой, – говорит он.

Мне хочется сказать, что этот дом и мой тоже, но я сдерживаюсь. В основном потому, что не чувствую себя его владелицей.

Дикон и пальцем не шевелит, чтобы нам помочь, но продолжает разговор:

– Оставлю гараж открытым. Позволю вам припарковаться здесь на ночь.

Мой гнев вспыхивает с новой силой.

– Позволишь? Мы не нуждаемся в твоем разрешении, Дикон, – отвечаю я. – Только дай нам несколько минут, чтобы подняться наверх и устроиться, а уж потом я с тобой разберусь.

Знаю, лучше не давать ему над собой власть, но мне нужно сориентироваться.

– Даже если и так, пока ты не ушла…

– Нет, сначала мы устроимся.

– Замечательно, но…

– До встречи!

Я слишком долго стараюсь не встретиться взглядом с Диконом, затем протискиваюсь мимо него со всем своим багажом, Элис следует за мной. Мне срочно нужна минутка, чтобы попи́сать и собраться с мыслями, а после этого я попробую поговорить с Диконом по-взрослому.

– Ринн, – шепчет Элис, когда мы оказываемся в коридоре. – Не забывай, он тебе нужен сговорчивым. Думаю, чуточку доброжелательности тебя не убьет.

– Знаю, – вздыхаю я в ответ. – Просто дай мне немного времени.

Мы проскальзываем мимо прачечной и направляемся к лестнице, колесики сумок шумно катятся по кафелю. Все, вплоть до стиральной машины и сушилки, выглядит как и прежде, но что-то… не так. Ладно, разберусь позже. Поднимаюсь по лестнице, и при каждом шаге сумка больно бьет меня по пяткам.

Почему-то пространство вокруг кажется более открытым, чем раньше. Из окна в противоположном конце лестничной площадки виднеется выступающий в океан пирс и солнце, садящееся за водную гладь. Я невольно останавливаюсь, и меня внезапно охватывает надежда. Спасибо бабушкам за то, что оставили мне частичку себя, заслуживаю я этого или нет. Их наследство – фундамент, на котором я построю свою жизнь, местечко, где можно отсидеться. У меня буквально нет ни гроша, я не знаю, куда двигаться дальше, и почти не разговариваю с родителями. Зато у меня есть Элис и это убежище на морском берегу.

Я выныриваю из размышлений, когда Элис протискивается мимо меня, быстро догоняю подругу и хмурюсь, увидев ее лицо.

– Ринн…

– Привет, Ларри, – раздается голос Дикона справа.

Поворачиваюсь в ту сторону и…

– Что за хрень? Ты как вообще сюда забрался? – кричу я, вглядываясь в представшую передо мной картину, когда Элис, драматически распахнув глаза, перехватывает мой взгляд.

– Полтергейст, – шепчет она в притворном ужасе.

– Я мастер лазать по балконам, – признается Дикон, растягивая слова, и у меня вспыхивает лицо. Он прекрасно знает, как сюда взбираться, потому что часто проникал в комнату ко мне, девятнадцатилетней, через этот балкон. – Еще я установил пожарную лестницу, – добавляет он со слегка скучающим видом и прислоняется к каркасу стены, которую когда-то украшала невообразимая мешанина из арт-объектов.

В памяти всплывают керамические крючки для ключей, сделанные Хеленой, когда та увлеклась гончарным ремеслом, и я едва не прыскаю со смеху, вспомнив, как бабушка закатывала глаза, глядя на Хелену, потому что «нет большей банальности, чем старушки с побережья, которые занимаются садоводством и лепят из глины».

А теперь их больше нет. Они обе покинули этот мир с разницей всего в несколько месяцев. Острая боль пронзает горло, и я усилием воли превращаю ее в недовольство, направленное на Дикона. От всплеска эмоций хочется искать привычные ориентиры, но безуспешно. За спиной Дикона вижу большую часть прежнего бабушкиного жилища, вернее, то, что от него осталось. Похоже, в уцелевших местах его недавно загрунтовали, в других – подлатали. Но шкафчиков почти нет, бытовой техники тоже, ну, кроме мини-холодильника и духовки. Самая малость мебели… да и стены не все уцелели. А в тех, что еще стоят, даже нет изоляции.

– Где остальные стены, Дикон?

Его брови опускаются.

– Ты не отвечала. Я еще полгода назад пытался сообщить тебе, что произошло.

От стыда в груди все сжимается. До сих пор я не задумывалась, чем обернется мой отказ от общения с Диконом. Что я выставлю себя эгоистичной девчонкой, какой, собственно, он всегда меня считал. Но обе наши бабушки умерли. Худшее уже случилось. Я решила, что вряд ли Дикон обращается ко мне по важному поводу, и просто хотела избежать любого напоминания о наших былых отношениях. В конце концов, он мог бы изложить суть проблемы в электронном письме.

– И что же произошло? – вновь спрашиваю я.

Он отлипает от стены и идет в нашу сторону, и по нему видно, что этот взрослый мужчина живет в ладу с собственным телом. Да, вынуждена признать, что Дикон сильно возмужал по сравнению с тем юношей, с которым я провела лето, хотя тогда ему уже было двадцать. Легкая щетина, оттеняющая упрямый подбородок, нос с небольшой горбинкой, придающей лицу мужественности, большой рот, который иногда расплывается в невероятно широкой улыбке, плечи, руки и ноги, налившиеся мышцами… значительно. Дикон и раньше занимался спортом. Вполне ожидаемо при росте шесть футов четыре дюйма⁸. Каштановые, чуть длинноватые волосы слегка вьются и небрежно уложены, словно Дикону безразлично, как они выглядят. Или как будто бы их растрепали руки девушки, вцепившиеся в пряди в тот момент, когда он нетерпеливо зарылся лицом между ее бедер, а его угольно-черные глаза смотрят с самодовольным блаженством или закрыты от удовольствия. До чего же легко все это представить!

Даже во времена нашей юности Дикон одевался как чей-то дядюшка на отдыхе, но сейчас этот стиль почему-то считается модным. Под расстегнутой красной рубашкой свободного кроя с рисунком из крошечных секвой виднеется облегающая белая майка. При виде логотипа кемпинга «Санта-Си» я тихо фыркаю. Еще одна деталь, оставшаяся прежней, хотя теперь, насколько я знаю, Дикон там владелец, а не просто наемный работник. Завершают образ грязные синие джинсы и рабочие ботинки. Дикон почесывает грудь, и я замечаю выглядывающие из горловины майки волосы и тату с осьминогом на руке; ни того, ни другого раньше не было. А еще не осталось ни следа от долговязой худобы, ее заменили канаты крепких мышц и непоколебимая уверенность в себе.

– Пожар, – отвечает Дикон. – Неисправная электропроводка. Много лет я твердил, что она неисправна, ведь постоянно что-то случалось. Думаю, при перепланировке и ремонте дома допустили слишком много нарушений, Ринн.

Его мягкий тон сбивает меня с толку.

– Бабушка никогда мне не говорила о неполадках, – объясняю я, стараясь говорить без мольбы в голосе. – Я ничего об этом не знала.

Когда я у нее гостила, все работало нормально, разве что барахлил какой-нибудь выключатель или отключалась одна розетка. Однако я вижу, как меняется выражение лица Дикона. Черт, опять я сморозила что-то не то.

– Как я понимаю, о теперешнем положении вещей ты тоже ничего не знаешь? – насмешливо произносит он. – Раз уж ты не потрудилась перезвонить. Ты ведь даже не позвонила мне, когда умерла моя бабушка, а она любила тебя как родную внучку.

Внутри у меня все сжимается от чувства вины, но тут вмешивается Элис, спасая меня от ответа.

– Извини, – говорит она, недовольно взмахивая свободной рукой, – но куда девать ее барахло?

– Тут недалеко есть отель «Дрим Инн», – предлагает Дикон.

Поворачиваюсь к нему с выражением лица куклы, одержимой злым духом.

– Мне все еще принадлежит пятьдесят процентов всего этого, – напоминаю ему я, показывая на аварийную зону вокруг нас. – В отель я не поеду.

Он опускает подбородок, лениво скользит взглядом темных глаз от моих ног к лицу. Под его оценивающим взором я едва сдерживаюсь, чтобы не одернуть рубашку, поправить волосы или совершить еще какое-нибудь бессмысленное действие.

Дикон прищуривает глаза и произносит:

– Ясное дело, меня беспокоило то, что Салли живет здесь после пожара, да еще проблемы с канализацией…

– Проблемы с канализацией?

– …поэтому я тоже живу здесь. – Он описывает рукой круг вокруг себя.

– В смысле постоянно?!

Мой вопрос звучит как жалобный стон. Дикон сжимает челюсти, на его лбу пульсирует жилка, и меня охватывает нервное возбуждение. Я с отвращением гоню от себя это чувство. Сейчас мне требуются управляемые, соразмерные и разумные эмоции. Те, которые я могу осознать и усвоить. Не хватало еще волноваться или, не дай бог, возбуждаться из-за того, что я кого-то раздражаю. Даже когда дело доходит до влечения к тому или иному человеку, я предпочитаю ни к чему не обязывающие связи, которые легко можно разорвать, а не что-нибудь серьезное, захватывающее без предупреждения. Я поняла, что совершенно нормально испытывать здоровые чувства к другим людям с безопасного расстояния, откуда можно лучше контролировать свои эмоции. Таким образом, когда все заканчивается, я чувствую себя не такой уж несчастной.

Взгляд Дикона падает на мою шею, словно там до сих пор виден засос, который он оставил много лет назад. Я непроизвольно потираю то место. Черт!

– Ну да, тут все время нужно что-то чинить, – ворчливо сообщает Дикон.

– А куда делась бабушкина мебель? Неужели все уничтожено? – спрашиваю я срывающимся голосом.

Выражение лица Дикона смягчается от эмоций, которые я никак не могу понять.

– Да, много чего пропало в огне. А что уцелело, хранится в гараже под брезентом.

Элис плечом отодвигает меня в сторону.

– Диван у тебя раскладывается? – спрашивает она у Дикона.

Тот немедленно хмурится.

– Э-э-э… – Дикон издает недоверчивый смешок и поворачивается ко мне: – Тебе и вправду нельзя здесь оставаться. Серьезно. Я тут живу, а стен почти нет.

Я злобно смеюсь в ответ.

– И что? Будешь угрожать мне полицией?

– Конечно. Адвокат уже сказал мне, что я могу подать в суд и получить твою половину собственности, поскольку ты не оплатила расходы, – говорит он, выпячивая губу, пытаясь выглядеть непринужденно и беззаботно, но его лицо приобретает недовольный вид. – Держу пари, я смог бы в два счета тебя выселить.

Последние слова он произносит со снисходительной улыбкой.

– Мы же в Калифорнии, Дикон! Здесь даже у сквоттеров есть права.

– Да, но самовольное вселение не подразумевает, что можно делать все что захочешь, – усмехается Дикон. – Особенно если ты ведешь себя так, словно тебе наплевать.

У меня перехватывает дыхание. Неужели это намек на то, как я обращалась с самим Диконом? Нет, не может быть. Это бы означало, что ему не все равно, а подобные мысли уже заставляли меня искать скрытый смысл в его словах, и в результате я осталась с разбитым сердцем. Поэтому, хотя его утверждение неверно (и совершенно бездоказательно в суде!), я прикусываю язык, чтобы сдержать рвущиеся с него возражения, и подавляю желание ринуться в бой.

– Ты позвал меня, и я приехала, – тихо произношу я.

В какой-то миг мы оказываемся рядом, и я улавливаю его запах. Аромат свежего пота, солоноватого воздуха, а потом нотки чего-то с мятной отдушкой, вроде стирального порошка или геля для душа, всегда с древесным названием. Под всем этим ощущается необыкновенное тепло, словно кожа Дикона нагрелась от пламени костра. Тот же аромат, что и семь лет назад, и меня охватывает стыд, ведь я до сих пор его помню. Дикон первым отводит глаза, проводит рукой по лицу и отворачивается, оглядывая комнату.

– Я не могу содержать этот дом, – признается он, вновь поворачиваясь ко мне. – Арендная плата Сэл едва покрывает налоги, а я уже вложил сюда больше пятидесяти штук – кстати, ты должна мне половину.

Не в силах сдержаться, я оглядываю разоренное пространство и восклицаю:

– И где эти пятьдесят штук?

Разговор продолжается в том же духе, пока Дикон рассказывает, что в здании пострадало и что было отремонтировано. Мы делаем два шага вперед, затем отступаем назад, когда один из нас говорит не тем тоном или выдает замечание, которое не по душе другому. Присутствие Элис служит нам буфером и помогает потихоньку двигаться вперед, но, похоже, ее терпение на исходе.