Феноменология психических репрезентаций

1.7.9. Влияние моделей-репрезентаций на восприятие

Исследователи давно обнаружили факты, свидетельствующие, что модели-репрезентации влияют на восприятие. Так, Б. Рассел (2001), например, пишет:

…если вы входите в темноте в вашу комнату, а кто-то поставил кресло на необычное место, вы можете наткнуться на кресло потому, что ваше тело верило, что в этом месте нет кресла [с. 160].

Дело, однако, не в том, что «наше тело верило» во что-то, а в том, что в нашем сознании существует модель-репрезентация привычной для нас реальности собственной комнаты. И она существенно влияет на актуальное восприятие этой же комнаты. Дж. Гибсон и Элеонора Дж. Гибсон (1975), обсуждая особенности восприятия двух людей, один из которых в состоянии различить четыре тысячи видов вин, а другой – лишь четыре, задают вопрос:

Чему научился первый индивид в отличие от второго? Ассоциациям? Образам памяти? Отношениям? Умозаключениям? Появилось ли у него восприятие вместо простых ощущений?

И отвечают:

…Он научился различать на вкус и обоняние больше сортов вин, то есть большее число переменных химической стимуляции [с. 552].

Однако данное заключение нельзя принять как феноменологическое объяснение и ответ на поставленные авторами вопросы. Мне представляется, что в сознании первого индивида сформировались несколько тысяч преимущественно обонятельно-вкусовых моделей-репрезентаций разных сортов вина, которые хранятся в его памяти. И эти сенсорные модели-репрезентации актуализируются в его сознании под действием специфических сенсорных впечатлений.

Зрительная, тактильная и слуховая агнозия – неспособность узнавать знакомые предметы визуально, тактильно или на слух – вероятно, объясняется во многих случаях нарушением процесса актуализации в сознании текущими сенсорными впечатлениями хранящихся в памяти специфических моделей-репрезентаций известных объектов, а в ряде случаев, возможно, даже разрушением моделей-репрезентаций предметов окружающей реальности.

Выявленная еще гештальтпсихологией и обобщенная позже Ч. Осгудом [2002в, с. 330–331] и Х. Шиффманом [2003, с. 279] универсальная тенденция нашей психики к группированию элементов наших восприятий в целостные сложные структуры на основе факторов «близости», «сходства», «хорошего продолжения», «общей судьбы», «симметрии», «замкнутости», «наличия связей между элементами восприятия» и т. д. тоже объясняется наличием в нашей памяти моделей-репрезентаций окружающей реальности. Перцептивные впечатления оживляют прежде всего эти имеющиеся в памяти модели-репрезентации. И лишь в случае отсутствия таковых начинается формирование новых моделей-репрезентаций, но все равно – с учетом особенностей моделей-репрезентаций мира, уже имеющихся у человека. Наличие устойчивых моделей-репрезентаций объясняет целостность нашего восприятия и то, что мы порой можем узнать объект на основании отрывочных и неполных восприятий.

Мне представляется очевидным существование в нашей памяти потенциально готовых к актуализации в сознании особых психических конструкций – моделей-репрезентаций всех предметов и явлений, с которыми мы встречались в своей жизни, их свойств и действий, ситуаций и граней реальности, их элементов и составных частей, оживляемых специфически подходящими к ним, как «ключ к замку», перцептивными впечатлениями. Это объясняет слова, сказанные А. Камю (1990):

…на протяжении веков мы понимали в нем (в мире. – Авт.) лишь те фигуры и образы, которые сами же в него и вкладывали… [с. 32].

В. Келер (2005) предлагает, например, взять ряд вертикальных параллельных прямых и несколько увеличить каждый второй просвет (рис. 11). Немедленно возникает «эффект группировки». Автор пишет:

Насколько силен этот эффект, можно почувствовать, если попытаться сформировать другие группы так, чтобы любые две линии с большим расстоянием между ними образовали одну группу, а меньшее расстояние было бы между двумя группами. Вы почувствуете, что это требует специального усилия. Увидеть одну такую группу, может быть, достаточно легко, но сгруппировать весь ряд так, чтобы видеть все эти группы одновременно, мне, например, не по силам. Большинство людей никогда не смогут добиться, чтобы эти новые группы стали для них такими же ясными, устойчивыми и оптически реальными, как предыдущая группировка… [с. 249].

Рис. 11. Эффект группировки, показанный с помощью параллельных прямых

То, что подобные формируемые сознанием «группировки» воспринимаются как целостные объекты, обусловлено наличием в нашей памяти моделей-репрезентаций, ответственных за трансформацию воспринимаемого объекта в нечто известное и привычное, подобное, например, как в рассматриваемом случае, «фрагменту штакетника». Модели-репрезентации конкурируют между собой, в результате чего в сознании возникают разные образы восприятия одного и того же воспринимаемого элемента внешней реальности. «Принципы группировки», а точнее, особенности существующих у человека моделей-репрезентаций определяют восприятие не только прямых линий, о которых мы только что говорили, но и любых других предметов.

В. Келер (2005) продолжает:

У нас нет причин считать, что принципы группировки, о которых было сказано… теряют силу, когда мы переходим от пятен и прямоугольников к трехмерным вещам. …Непроизвольное и абстрактное мышление образует в моем зрительном поле группы пятен или прямоугольников. Я вижу их не менее реально, чем их цвет, черный, белый или красный. Пока мое зрительное поле остается неизменным, я почти не сомневаюсь, что принадлежит к какой-нибудь единице, а что нет (хотя этих единиц в действительности нет нигде, кроме сознания наблюдателя. – Авт.) [с. 252].

Образ «восприятия» некой воображаемой группы, которой на самом деле нет на рисунке, почему-то ничем не отличается от образа восприятия объектов, которые действительно там присутствуют. Объясняется данный факт тем, что у нас есть модели-репрезентации определенных объектов, которые актуализируются в сознании специфическими сенсорными впечатлениями. Это приводит к формированию у нас образов восприятия объектов, отсутствующих в реальности. Возникает вопрос: насколько же мощное влияние на восприятие оказывают модели-репрезентации, если из-за них мы способны видеть на рисунке то, чего там не изображено вовсе?

Когда мы смотрим на изображения черных фигур с особыми вырезами (рис. 12), в нашем сознании возникают наряду с ними образы белого треугольника, белого квадрата и белого круга. Таким образом, глядя на изображение черных фигур, мы видим еще и белые, которых на рисунке нет. Что представляют собой эти белые фигуры: образы восприятия, образы представления или нечто иное?

Рис. 12. Черные фигуры с особыми вырезами

Полагаю, что это образы представления хотя бы потому, что эти белые фигуры кажутся мне, например, даже более белыми, чем белая поверхность листа. Я вроде бы даже вижу границы белых фигур на фоне менее белого, как мне кажется, листа, то есть они мне все же представляются.

Итак, я практически «вижу» собственные образы представления. Из этого может следовать лишь одно: образы моего представления непосредственно участвуют в формировании того, что я считаю образом восприятия. Кстати, факт непосредственного участия образов представления в нашем восприятии, как я уже упоминал выше, многократно отмечался многими исследователями, начиная с Г. Гельмгольца (2002). Он же демонстрируется опытами с исчезающим краем поверхности, которые обсуждает Дж. Гибсон (1988) (см. разд. 1.9.1).

Существует множество феноменов восприятия: от восприятия ложного движения и иллюзий восприятия до искажения образов восприятия при наблюдении знакомого предмета через псевдоскоп^[55], в которых проявляется мощное влияние образов воспоминания и представления на формирующиеся образы восприятия. Вероятно, во многих таких случаях мы имеем дело с возникающими чувственными образами, являющимися чем-то средним между образом представления и образом восприятия – своего рода «гибридными» образами. В рассматриваемом случае (см. рис. 12) они обязаны своим появлением моделям-репрезентациям известных мне геометрических фигур, образы представления-воспоминания которых были актуализированы сенсорными впечатлениями, вызванными восприятием вырезов в черных фигурах.

Особенно ярко возможности трансформации образа восприятия объекта его моделью-репрезентацией, существующей у наблюдателя, проявляются, например, при восприятии изображения лица через псевдоскоп. Е. Е. Соколова [2005, с. 234] пишет, что эксперименты с псевдоскопом демонстрируют факт построения образа, «не соответствующего актуальной чувственной ткани». А. Н. Леонтьев [1976, с. 23] указывает, что, если объекты просто переворачиваются или приближаются, это не нарушает привычных зрительных норм. Если же псевдоскопический эффект вступает в противоречие с этими нормами, возникает конфликт между предметностью образа восприятия и изменениями, вносимыми псевдоскопом в сетчаточные проекции.

В. И. Белопольский (2007) отмечает, ссылаясь на В. В. Столина:

Когда псевдоскопический эффект, состоящий в обращении рельефа объектов, входит в противоречие с предметными нормами восприятия (имеющимися моделями-репрезентациями реальности. – Авт.), то происходят удивительные трансформации, причем всегда – в сторону придания сцене наибольшего правдоподобия, даже если для этого требуется существенная модификация сенсорного паттерна (В. В. Столин, 1976) [с. 28].

Наиболее известным эффектом, наблюдающимся при экспериментах с псевдоскопом, является отсутствие инверсии^[56] человеческого лица, которая должна была бы возникать при наблюдении его через псевдоскоп. Б. Н. Компанейский (2002) пишет, что наблюдатели должны были бы видеть обратный рельеф лица с провалившимся носом, вогнутыми глазами и т. д. Однако этого не видят и не могут увидеть, даже если пытаются представить себе этот образ. Вогнутая маска человеческого лица тоже воспринимается выпуклой даже в том случае, когда наблюдатель одновременно смотрит и на вогнутую, и на выпуклую маски. Весь человеческий опыт противоречит подобной трансформации. В то же время прочие объекты при наблюдении через псевдоскоп подвергаются реверсии^[57]. При предъявлении через псевдоскоп предмета, имеющего неизвестную наблюдателю форму, тот воспринимался как инвертированный по глубине, то есть проявлялся эффект константности формы известных объектов.

Если через псевдоскоп показывался известный предмет, например выпуклая скульптура, то его форма оставалась неизменной. Лицо человека с закрытыми глазами, на которое был положен бумажный жгут, воспринималось как неправильной формы пузыри, поднимающиеся над желобами жгута. Если жгут случайно располагался посередине носа, то нос воспринимался как два провала среди рваных вздутий из человеческой кожи. Однако как только снимали жгут или человек открывал глаза, испытуемые начинали нормально воспринимать и само лицо. Знание, что объект должен восприниматься в «псевдоглубинных» отношениях, никому из испытуемых не помогло.

Интересные результаты получены в исследованиях с псевдоскопом, проведенных В. В. Столиным (1976), который пишет:

…предметные взаимодействия обнаружили такие свойства видимого предмета, которые никак не могли быть свойственны предмету реальному [с. 188].

Автор проводил опыты с разными предметами: с миской с жидкостью, конусом, слоником и карандашом и т. д. Возникающий у испытуемых образ восприятия всегда соответствовал известным им законам окружающего мира. Вода, которая, например, не может лежать на выпуклой поверхности, трансформировалась в пластмассу, желе или металл. При этом, как отмечает В. В. Столин (1976):

…картина очень реальная, она обладает «изумительной устойчивостью» – даже можно видеть (несуществующие сенсорно!) стенки «выреза в спине» (слоника. Авт.). Порой картина эта меняется: слоник как бы становится сахарным и «подтаивает» в том месте, где сквозь него проходит карандаш [с. 191].

Очевидный разрыв между воспринимаемым предметом и образом восприятия, возникающим в процессе наблюдения предмета через псевдоскоп, свидетельствует о том, что сознание может создавать в качестве образа восприятия нечто относительно независимое даже от предмета, воспринимаемого другими наблюдателями или самим испытуемым, но без псевдоскопа. При восприятии лица через псевдоскоп в сознании наблюдателя возникает лишь типичная репрезентация привычного и неизменного (в отношении инверсии) объекта – лица. Это объясняется, видимо, тем, что модель-репрезентация человеческого лица не допускает никаких его инверсивных вариаций. Если же существующие в сознании наблюдателя модели-репрезентации допускают естественные вариации, подобные тем, что создает псевдоскоп, то образ восприятия объекта через псевдоскоп может стать реверсированным.

Эксперименты с псевдоскопом заставляют задуматься над тем, что в образ восприятия привносится сознанием за счет прежнего опыта, а что обусловлено собственно актуальной ситуацией восприятия. Псевдоскопические феномены демонстрируют, что наше восприятие строит новый образ в соответствии с привычными представлениями даже в ущерб «объективной» картине реальности, сильно трансформируя пространственные характеристики воспринимаемых предметов и воспринимаемую ситуацию в целом в соответствии с некой привычной, а потому реальной для испытуемого моделью-репрезентацией аналогичных или сходных объектов и моделью-репрезентацией ситуации, исходно существующей в его сознании.

А. Д. Логвиненко (2002в) делает важный вывод и задает крамольный вопрос:

…информация, необходимая для построения адекватного предметного образа, может быть извлечена из сколь угодно сильно трансформированного сетчаточного изображения. …А является ли вообще необходимым собственно сетчаточное изображение для построения адекватного зрительного образа? [С. 618.]

Мне представляется, что, безусловно, является, но часто в значительной степени лишь пусковым механизмом для актуализации в сознании типовой или эталонной модели-репрезентации. Результаты экспериментов с псевдоскопом ставят под сомнение базовые представления о механизмах формирования образа восприятия и вновь поднимают вопрос об участии в его формировании образов представления и воспоминания воспринимаемого объекта.

Х. Шиффман (2003) замечает, что:

…по мнению конструктивистов, наблюдатель играет активную роль в комбинировании, оценке и интерпретации пространственной информации, которую он получает от разных пространственных признаков. Иными словами, для того чтобы восприятие «состоялось», наблюдатель должен обработать информацию, полученную за счет различных пространственных признаков. Следовательно, в этом процессе участвуют и опыт наблюдателя, и его знания об окружающей обстановке. …Мы «конструируем» зрительную обстановку исходя из нашей интерпретации множества пространственных связей между элементами, находящимися в поле нашего зрения (Hochberg, 1988; Rock, 1986, 1995). …Представляется разумным согласиться с тем, что наше восприятие мира (по крайней мере отчасти) не является непосредственным, прямым восприятием, а конструируется нами… [с. 380–382].

По-видимому, образы восприятия – это гораздо более сложные, чем принято считать, психические феномены, состоящие из многих мгновенных образов восприятия, воспоминания и представления. Такой подход далеко отстоит от привычных представлений о перцептивных образах как психических аналоговых моделях объектов, которые якобы соответствуют физически представленным в реальности объектам во всех их проявлениях и качествах.

Э. Бехтель и А. Бехтель (2005) пишут:

То обстоятельство, что процесс опознания требует наличия в психике какого-то образца, эталона, с которым производится сравнение и сопоставление, признается практически всеми исследователями. Расхождение заключается в понимании того, что собой представляет этот образец, каковы его отношения с объектами-оригиналами и как происходит процесс сличения. В психологии нет общепризнанной концепции распознавания объектов: существующие теории различаются и предметом обсуждения (что с чем сравнивается), и процессом (каким образом осуществляется сравнение) [с. 13].

Я бы добавил, что процесс восприятия включает в себя отнюдь не просто «сравнение и сопоставление» с эталоном, а участие элементов этого эталона в формировании того, что можно назвать «итоговым» образом восприятия, тем, который сохраняется в памяти. Модель-репрезентация и является «образцом, эталоном, с которым производится сравнение и сопоставление», который участвует в формировании образа восприятия. Можно сказать, что модель-репрезентация окружающей реальности не только непосредственно и непрерывно участвует в нашем восприятии, но и во многом формирует образ ее восприятия.

Исследователи [Э. Бехтель и А. Бехтель, 2005, с. 75] задают вопрос, который они называют одним из «проклятых» вопросов психологии: каким образом субъект умудряется иметь так много эталонов или прототипов, которые позволяют ему производить опознание объекта практически при любом изменении условий восприятия?

Дело, по-видимому, в том, что модель-репрезентация не только включает в себя бесчисленное множество «проекций» (в форме конкретных образов воспоминания) тех объектов реальности, с которыми человек сталкивался в процессе своей жизнедеятельности, но сознание способно достраивать на их основе образы представления тех «промежуточных» между имеющимися образами воспоминания проекций, которых даже пока нет в модели-репрезентации.

Именно модель-репрезентация известного объекта ответственна за «достраивание» его образа восприятия до «хорошей формы», о котором пишет, например, Е. Е. Соколова (2005), обсуждая открытый гештальтпсихологами фундаментальный закон восприятия – закон «прегнантности»,

…согласно которому наше перцептивное поле стремится к структурированию наиболее хорошим (при данных условиях), то есть простым, симметричным, экономным образом. Так, например, если на очень короткое время испытуемым предъявляют окружность с разрывом, испытуемые этого разрыва не замечают, достраивая воспринимаемое изображение до «хорошей формы» – целостной окружности. Это называется завершением гештальта… Закон стремления к «хорошей форме» лежит в основе и иных психических процессов, в частности мышления [с. 143].

В процессе восприятия незавершенной окружности сенсорные впечатления в первую очередь актуализируют в сознании модель-репрезентацию окружности. В результате чего незавершенные фигуры (рис. 13) достраиваются образами представления и воспоминания до окружности. При этом наблюдатель не анализирует того, что он действительно видит на рисунке, а что «как бы видит», но в действительности лишь представляет. Существенно то, что наблюдатель именно «видит», то есть сенсорно переживает, а не рационально понимает наличность воспринимаемой окружности (см. рис. 13) или белых фигур (см. рис. 12), что говорит об участии визуальных образов представления в формировании его образов восприятия. В этой связи интересно замечание В. В. Любимова (2007):

…констатация отсутствия изменений в объекте при изменении условий восприятия не является сознательно полученным в результате целенаправленной, рациональной обработки информации выводом: отсутствие изменений в объекте восприятия при изменении условий наблюдатель видит непосредственно [с. 29].

Рис. 13. Незавершенные фигуры достраиваются образами представления и воспоминания до окружности

Видит он их непосредственно также потому, что во всех случаях изменяющихся условий восприятия того же самого объекта все равно всегда актуализируется одна и та же модель-репрезентация этого объекта, которую наблюдатель и «видит» непосредственно.

В. М. Аллахвердов (2000) отмечает, что:

…в серии разнообразных экспериментов было показано, что при определении расстояния, на котором испытуемому предъявляется знакомый предмет, главную роль в присуждении расстояния играет знание величины предмета, а не реальная величина [с. 368].

Из этого следует, что модель-репрезентация известного предмета, существующая уже у наблюдателя к моменту нового восприятия этого предмета, играет важнейшую роль в формировании образа восприятия реальности в целом, включая репрезентацию величины воспринимаемых объектов и расстояния между ними.

Главным качеством психики является не ее способность создавать ощущения и даже образы, а ее способность создавать целостные модели-репрезентации окружающих человека сущностей, которыми сознание впоследствии может оперировать даже при отсутствии в данный момент в окружающем мире их физических референтов. Соответственно, главное предназначение образов воспоминания и представления – участие в формировании сенсорных моделей-репрезентаций окружающей реальности.

Роль моделей-репрезентаций в восприятии окружающего мира трудно переоценить, так как, во-первых, они «наполняют» окружающий мир чувственными сущностями. Во-вторых, именно они достраивают бесконечное множество часто нечетких и неполных сенсорных впечатлений, превращая их в привычные образы восприятия предметов. Р. Л. Грегори (2003) утверждает, что:

…запасенные представления являются основным звеном всякой перцепции… [с. 151].

В сущности, нашим органам чувств предметы доступны лишь в очень малой степени. Ведь ощущаются не предметы как таковые, а мимолетные зрительные формы, дуновения запахов, разобщенные тактильные формы, возникающие при легком контакте объекта с кожей руки, а иногда болевые уколы, оставляющие при слишком тесном соприкосновении с предметом вещественный след – царапину. Нашим ощущениям доступна лишь малая часть важных свойств объектов. Эти «важные свойства» суть свойства физические, благодаря которым вода сохраняет текучесть, мосты – неподвижность; «внутреннее устройство» воды и моста спрятаны от глаз. Если вдуматься, мы полагаемся главным образом как раз на такие свойства предметов, которые никогда не воздействовали на наши органы чувств непосредственно. …Изучая тончайшие намеки на природу окружающих объектов, мы опознаем эти объекты и действуем, но не столько в соответствии с тем, что непосредственно ощущаем, сколько в согласии с тем, о чем мы догадываемся. Человек кладет книгу не на «темно-коричневое пятно», он кладет ее на стол. Догадка преобразует темно-коричневое пятно, ощущаемое глазами, или твердый край, ощущаемый пальцами, в стол – нечто более значащее, чем любое пятно или край. Темно-коричневое пятно пропадает, когда мы отворачиваемся, но мы уверены, что стол и книга находятся по-прежнему там же, где были [с. 11–12].

Р. Л. Грегори (2003) задает вопрос:

Как мы узнаем то, что нам не дано в ощущениях? [С. 13],

напоминая, что эту проблему поставил еще Беркли. Как сознание репрезентирует нам целостные объекты, хотя мы воспринимаем лишь какие-то отрывочные сенсорные впечатления?

Мне представляется, что убедительным ответом на этот вопрос будет ссылка все на ту же модель-репрезентацию воспринимаемого предмета, уже существующую исходно в нашей памяти к моменту очередного восприятия знакомого предмета.

Не «догадка преобразует темно-коричневое пятно или твердый край» в стол, а сенсорные впечатления актуализируют в сознании целостную конструкцию, в которой виденные ранее бесчисленные проекции и элементы уже сложены в известный нам объект – стол. Те самые «мимолетные зрительные формы, дуновения запахов, разобщенные тактильные формы… болевые уколы» и т. п. тоже актуализируют в нашем сознании константные психические конструкции – гештальты, репрезентирующие нам окружающий мир. Именно благодаря постоянным и тождественным самим себе моделям-репрезентациям окружающих предметов «мы уверены, что стол и книга находятся по-прежнему там же, где были». Поэтому мы и «действуем не столько в соответствии с тем, что ощущаем, сколько в согласии с тем, о чем догадываемся» [Р. Л. Грегори, 2003, с. 12].

В моделях-репрезентациях известных нам объектов – секрет мгновенно возникающих у нас при первом взгляде на незнакомого человека расположения или неприязни к нему. Возникающие у нас образы восприятия нового для нас человека актуализируют существующие в нашей памяти чувственные модели-репрезентации других знакомых нам людей. Эти модели-репрезентации уже эмоционально окрашены в результате нашего прошлого взаимодействия с известными нам людьми. И эти эмоции актуализируются вместе с соответствующими моделями-репрезентациями. Поэтому нам сразу симпатичны люди, которые чем-то похожи на нас или наших близких. И несимпатичны люди, чем-то напоминающие тех людей, которых мы не любим. При этом часто мы не можем понять, чем именно нам не нравится незнакомец.

Э. Бехтель и А. Бехтель (2005) спрашивают:

Вернемся к приведенному выше примеру, когда восприятие дерева, дома и автомобиля привело к формированию соответствующих представлений (читай модели-репрезентации. – Авт.). Как в этом случае воспринимается другое дерево, другой дом и другой автомобиль? Формирует ли субъект при каждом восприятии новое представление (новую модель-репрезентацию. – Авт.)? Естественно, нет, смысл возникновения этого представления в том и состоит, чтобы использовать его для опознания при повторных восприятиях объекта [с. 139–140].

Все, однако, не так просто. И очень часто такие «представления» (модели-репрезентации) объектов все же формируются. Пример тому – существование в сознании разных моделей-репрезентаций многих деревьев разного вида и даже одного и того же вида, растущих на вашем земельном участке. Их сложно, но можно различить. Самое главное, каждое из них занимает свое собственное место в общей модели-репрезентации вашего участка, что делает каждую модель-репрезентацию дерева одного и того же вида уникальной в своем роде, то есть уникальной модель-репрезентацию конкретного объекта во многом делает расположение ее в структуре вашей общей модели-репрезентации окружающего мира.