Феноменология психических репрезентаций

2.7.6. Уровни моделирования реальности

Окружающую реальность человек моделирует непосредственно с помощью чувственных образов и ощущений и (или) «символически» с помощью понятий. На определенном этапе возможности чувственного моделирования исчерпываются, так как с его помощью не удается смоделировать грани реальности, недоступные восприятию. Тогда, используя понятия как «кирпичики», человек строит из них вербальные психические конструкции в виде новых моделей реальности, которые обозначает абстрактными понятиями: научный закон, орбита планеты, прошлое и т. п. Можно попытаться выделить несколько уровней психических моделей.

1-й уровень – условно аналоговые чувственные модели – модели-репрезентации конкретных объектов реальности, которые обозначаются затем конкретными понятиями – именами собственными.

2-й уровень – чувственные, но универсальные собирательные модели-репрезентации любого объекта из определенного множества сходных объектов, а потому лишь относительно аналоговые модели. Они обозначаются общими абстрактными понятиями и моделируют множества сходных объектов и явлений реальности, их свойств и действий.

3-й уровень – абстрактные вербальные модели, или вербальные конструкции, позволяющие человеку моделировать те аспекты реальности, которые не могут быть смоделированы чувственно. Сюда относятся и соответствующие физической реальности модели, и модели сущностей, вымышленных человеком, которых вообще нет в окружающем физическом мире, по крайней мере в том виде, в котором репрезентирует их наше сознание. Все они обозначаются абстрактными понятиями.

Можно также построить следующую условную схему постепенного усложнения психических явлений, формирующихся в процессе индивидуального развития человека.

• Сенсорные впечатления.

• Мономодальные ощущения и образы – простейшие чувственные психические конструкции. Например, зрительный образ предмета.

• Полимодальные сенсорные модели-репрезентации конкретных объектов реальности – сенсорные предпонятия. Например, модель-репрезентация матери в сознании маленького ребенка.

• Конкретные понятия – модели-репрезентации слов, полноценно замещающие собой модели-репрезентации обозначаемых ими конкретных объектов. Например: ма-ма, ба-ба, па-па, ки-са и т. п.

• Общие абстрактные понятия – чувственные собирательные модели-репрезентации множеств сходных объектов реальности: мячей, или стульев, или чашек и т. д., ассоциированные с моделями-репрезентациями соответствующих этим объектам слов: мяч, стул, чашка и др.

• Вербальные пропозиции – простейшие конструкции из двух-трех понятий, замещающих сложные чувственные модели-репрезентации изменяющихся или проявляющихся разными своими свойствами объектов. Например, модели явлений, выражаемых понятиями: погремушка стучит, мячик прыгает, кошка мяукает, стена белая и т. п.

• Сложные вербальные конструкции, состоящие уже из нескольких пропозиций, моделирующие конкретные аспекты реальности и их изменения. Например: мама варит кашу, красный мячик прыгает, кот Васька пьет молоко и т. п.

• Сложные вербальные конструкции из нескольких пропозиций, моделирующие абстрактные объекты. Например: кит – самое большое млекопитающее на Земле, обитающее в океане и похожее на большую рыбу.

• Сложные вербальные конструкции из нескольких пропозиций, репрезентирующие гипотетические сущности. Например, психические конструкции, являющиеся значениями таких понятий, как свобода, радость, благополучие и т. д.

Естественно, приведенный перечень – не более чем весьма примерная схема, которая может лишь помочь лучше понять соотношения между психическими явлениями. Из нее видно, что все репрезентации человеческого знания – это сходные психические явления, имеющие внутреннее родство и являющиеся развитием чувственного образа. Понятия являются теми же чувственными образами, имеющими лишь дополнительное символическое значение, то есть особые ассоциативные связи. Они, с одной стороны, могут входить в структуру психических конструкций, а с другой стороны, являясь весьма удобным для распознавания конструкций их существенным признаком, могут обозначать эти же конструкции, а главное – полноценно замещать их в сознании человека.

Сказанное выше позволяет условно выделить этапы психического развития ребенка.

• Формирование относительно малодифференцированной чувственной репрезентации мира, «не сегментированной» понятиями на элементы. Формирование аморфных сенсорных предпонятий, репрезентирующих важнейшие для ребенка объекты.

• Усвоение слов, обозначающих важнейшие для ребенка конкретные объекты, явления, действия и свойства, и формирование соответствующих понятий. Появление понятий ведет к дифференциации единой чувственной репрезентации реальности и ее распаду на соответствующие понятиям чувственные фрагменты, к появлению моделей-репрезентаций «партикулярностей» (по терминологии Б. Рассела) – отдельных или конкретных вещей, их действий, свойств и т. д.

• Формирование собирательных моделей-репрезентаций особых множеств сходных объектов (коров, или собак, или домов и т. д.), особых множеств чувственных свойств этих объектов (белый, или теплый, или кислый и т. д.), особых множеств действий объектов (плывет, или бежит, или летит и т. д.), особых множеств явлений (горит, или светит, или греет и т. д.), а также их свойств и действий. Интериоризация из объективной психической реальности соответствующих общих абстрактных понятий путем усвоения соответствующих слов и разъясняющих их языковых конструкций.

• Дальнейшая интериоризация из объективной психической реальности абстрактных понятий, обозначающих абстрактные объекты и явления, их свойства и действия вместе с их вербальными значениями. Возникновение вербальных конструкций, заменяющих чувственные модели-репрезентации как простых, так и сложных объектов и явлений, их свойств и действий, а также целых аспектов реальности. Формирование вербальных конструкций, моделирующих аспекты недоступной восприятию реальности. Самостоятельное создание вербальных конструкций любой сложности и обозначение их новыми понятиями.

Глава 2.8
Проблема значения слов и понятий

2.8.1. Лингвистический и психологический аспекты

Существует множество определений понятия значение^[136]. Только в Большом толковом психологическом словаре (2001), например, приводится 14 их вариантов. В психологии нередко недифференцированно обсуждается и значение психических явлений, и значение объектов внешней реальности. В качестве самого значения также рассматриваются и психические явления, и предметы реальности. Пишут и о «вербальном», и о «невербальном значении», о значении слов и понятий, о значении изображений, плакатов, эмблем, жестов и мимики, открытий, книг, работ и т. д.

Мне представляется правильным выделять два главных подхода к определению понятия значение – лингвистический и психологический. Первый больше тяготеет к тому, что значения – «это не мысленные сущности». Согласно второму, «значение находится в умах говорящих (слушающих)». Следовательно, лингвистическое значение имеет отношение (правильнее сказать, должно иметь, хотя в литературе это не всегда так) в основном к отношениям между физическими объектами: словом и обозначаемым им предметом, тогда как психологическое значение – к отношениям между психическими феноменами.

На практике же и лингвисты часто используют психологические определения, так как без рассмотрения психических явлений невозможно обсуждать и объяснять отношение знаков к обозначаемым ими объектам. И, наоборот, психологи в своих работах широко пользуются лингвистическими терминами и определениями. Очень часто вообще объединяются физические и психические сущности, что окончательно запутывает проблему. Так, например, даже такие авторитетные исследователи, как Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райзберг (2001), пишут:

Значение слова есть понятие, которое оно выражает. Референты слова – это все те вещи реального или воображаемого мира, которые включены в это понятие [221, 497].

Все это приводит к тому, что выявление сущности, репрезентируемой понятием значение, для многих авторов превращается в безнадежную задачу [Большой толковый психологический словарь, 2001, с. 284] и вызывает желание отказаться от самого этого термина [Ч. У. Моррис, 1998, с. 77]. Ч. У. Моррис (1998), например, пишет:

Путаница, связанная со значением «значения», отчасти кроется в неспособности различать с достаточной ясностью то измерение семиозиса, которое является в данный момент предметом рассмотрения… В одних случаях «значение» указывает на десигнаты, в других – на денотаты, иногда – на интерпретанту; в ряде случаев – на то, что знак имплицирует, в других – на процесс семиозиса^[137] (ссылка моя. – Авт.) как таковой, а зачастую на значимость или ценность. …Другой фактор, способствующий путанице, – психолингвистический: людям вообще трудно мыслить о сложных функциональных и реляционных процессах, и эта ситуация нашла отражение в преобладании определенных языковых форм. Действие сосредоточивается вокруг оперирования вещами, обладающими признаками, но тот факт, что эти вещи и свойства выступают только в сложных связях, осознается гораздо позже и с большим трудом. …Значение рассматривается как некая вещь среди других вещей, как определенное «нечто», определенным образом расположенное в определенном месте. Таким местом может быть признан десигнат… Или же таким местом может оказаться интерпретанта… В действительности же ни одна из этих точек зрения не оказалась состоятельной и необходимой. …Значения не следует размещать как сущности в каком-либо месте процесса семиозиса, но следует определять, исходя из этого процесса в целом. «Значение» – это семиотический термин, а не имя в языке, на котором говорят о вещах; сказать, что в природе существуют значения, вовсе не означает утверждать, что имеется класс сущностей наравне с деревьями, скалами, организмами, а значит только, что такие объекты и свойства функционируют в рамках процесса семиозиса [с. 74–75].

Подход автора, отражая реальную сложность проблемы, тоже, к сожалению, мало что в ней проясняет.

Позиции исследователей в отношении сущности значения слов и понятий сильно различаются. Х. Патнэм (1999) говорит:

Большинство традиционных философов рассматривали понятия как нечто ментальное. Таким образом, доктрина, трактующая значение термина (то есть значение «в смысле интенсионала»^[138] (ссылка моя. – Авт.)) как понятие, имела то следствие, что значения представляют собой ментальные сущности. Однако Фреге, а позднее Карнап и его последователи восстали против такого, как они говорили, «психологизма». Сознавая, что значения – это общественное достояние и что одно и то же значение может быть усвоено многими людьми и в разные периоды времени, они отождествляли понятия (а следовательно, «интенсионалы» или значения) не с ментальными, а с абстрактными сущностями (сразу возникает вопрос: что собой представляют «абстрактные, но не ментальные сущности»? – Авт.). Однако «усвоение» этих абстрактных сущностей оставалось индивидуальным психологическим актом [с. 165–168].

Повторю, для того, чтобы двигаться дальше, совершенно необходимо четко разграничить психологическое и лингвистическое значения. Психологическое значение – это значение психического явления, например понятия. Лингвистическое значение – это значение слова – особого материального объекта. Однако и в том и в другом случае само понятие значение репрезентирует некую психическую сущность. Психология должна рассматривать значения психических явлений, в том числе понятий, а лингвистика – значения слов. Хотя на практике такого четкого разделения, как я уже говорил, нет и многие психологи обсуждают значения слов, а лингвисты – значения понятий.

Хорошо иллюстрирует путаницу, существующую в отношении проблемы значения слова и значения соответствующего слову понятия, высказывание А. А. Леонтьева (2005):

Каким образом значение слова «стол» связано со значением реального стола, представленного нашему сознанию в виде образа того или иного рода или приписываемого нами такому образу? Как философ я могу ответить: этот образ ни в коей мере не знак, но какой-то вид идеального объекта, спроецированный на реальный объект и слитый с ним субъективно в единое целое («удвоение» предмета, по Выготскому). Как лингвист я отвечаю: слово «значение» имеет два значения – более узкое (собственно языковое значение) и широкое (языковое плюс предметное значение). В некоторых ситуациях мы ошибочно отождествляем языковое значение с предметным и наоборот. Но как психолог я не могу дать определенный ответ, как именно связаны эти два вида значений: как ни странно, но эта проблема до настоящего времени серьезно не исследована [с. 138].

Сказанное автором тоже, впрочем, не очень проясняет вопрос. Смутное понимание проблемы значения слова и соответствующего понятия иллюстрирует и признание Х. Патнэма (1999):

…наше понятие значения слова гораздо более несовершенно, чем понятие значения предложения [с. 165].

Между тем к решению проблемы феноменологии значения подошел еще Ф. де Соссюр. У. Эко (2004) пишет:

Соссюр определяет лингвистический знак как неразрывное единство означающего и означаемого, сравнивая их с двумя сторонами одного листа бумаги: «…лингвистический знак объединяет не вещь и имя, но понятие и акустический образ». Означаемое – это не вещь (означаемое «собака» – это не та собака, которую изучает зоология), и означающее – это не ряд звучаний, составляющих имя (звукоряд «собака», изучаемый фонетикой и регистрируемый с помощью электромагнитной ленты). Означающее – это образ этого звукоряда, в то время как означаемое – это образ вещи, рождающийся в уме и соотносящийся с другими такими же образами (например, дерево, arbor, tree, baum и т. д.) [с. 65–66].

Из сказанного следует, что и для слова «собака», и для понятия собака означающее – это вербальный образ (слуховой или визуальный образ слова «собака»), а означаемое – образы объекта собака, возникающие в сознании. Кстати, еще И. Кант (1994) указывал, что:

…слова понятны нам лишь в том случае, если им соответствует что-то в созерцании [с. 206].

К сожалению, не только в лингвистической, но и в психологической литературе широко представлены работы, в которых в качестве значения психических объектов (например, образа медали и образа слова «медаль») выступают физические объекты (сама медаль и слово «медаль») или, наоборот, значением слова «медаль» считают психический объект (понятие медаль), что совершенно неадекватно и бессмысленно^[139]. Методологически неприемлемо рассматривать физические и психические объекты в рамках одной смысловой структуры, не делая между ними различий, если вы не придерживаетесь теории «нейтрального монизма» У. Джеймса, Э. Маха (см. разд. 1.4.1). Например, бессмысленно следующее предложение: «значением слова является соответствующее понятие». Подобные утверждения тем не менее встречаются нередко и сильно осложняют понимание проблемы значения.

Раз образ восприятия слова как психический объект не отождествляется большинством авторов с самим словом как физическим объектом, необходимо раздельно проводить анализ значений этих двух групп объектов: психических (образы слов и конструкций из них) и физических (слова и языковые конструкции). Можно было бы сказать, что значениями слов являются объекты окружающего мира, и это – лингвистическое значение; а значениями понятий являются совокупности других психических явлений и конструкции из них, и это – психологическое значение. Хотя такой подход не вполне адекватен. Слова, как и другие объекты окружающего мира, не существуют в нашем сознании, а лишь репрезентированы там. И обрести значение могут поэтому только образы слов и прочих объектов окружающего мира. Следовательно, даже тогда, когда мы обсуждаем лингвистическое значение слов, мы не можем обойтись без психических сущностей, репрезентирующих слово в сознании, поэтому лингвистическое значение слов и конструкций языка, с одной стороны, и психологическое значение понятий и вербальных конструкций, с другой стороны, могут рассматриваться в конечном счете лишь в общей связке.

2.8.2. Психологическое значение

В когнитивной психологии проблема значения понятий обсуждается преимущественно в рамках их вербального значения. По мнению исследователей, изучая ассоциативные связи понятия, можно выйти на его значение, так как понятие, как пишет, например, выражая доминирующую точку зрения, Б. М. Величковский (2006а), является:

…пучком семантических признаков, как оно и понималось обычно в компонентных теориях значения, например, в теории Катца и Фодора [с. 25].

Наиболее известной попыткой выявления вербального значения понятий, исходя из их связей с другими понятиями, является метод семантического дифференциала^[140], предложенный Ч. Осгудом и его коллегами (см., например: Ch. Osgood, 1964; Ch. Osgood, C. J. Susi, P. H. Tannenbaum, 1957). В связи с исследованием Ч. Осгуда встает вопрос: можем ли мы относить к значению понятия все прочие психические явления (в частности, другие понятия), с которыми у данного понятия имеются ассоциативные связи? Теоретически да, но практически это приведет лишь к размыванию вербального значения понятия. Подход Ч. Осгуда к обнаружению вербального значения понятия через ассоциации изучаемого понятия с другими понятиями не оправдан, так как все понятия связаны между собой в семантическую сеть, в которой любое понятие так или иначе через другие понятия связано, в конечном счете, с любым другим понятием.

Вербальное значение понятия вообще нельзя отождествить просто с совокупностью (набором) других понятий, даже имеющих самые сильные ассоциативные связи с этим понятием. Ассоциации понятия сложно и неоднозначно соотносятся с его вербальным значением, и последнее нельзя свести к этим ассоциациям. Значение понятия выражается не в сумме связанных с ним других понятий. Оно заключается и может быть выражено лишь в форме специальных вербальных конструкций, которые не являются просто суммами входящих в них понятий, как уже обсуждалось выше. Соответственно, вербальное значение понятия нельзя свести к сумме других понятий, поэтому, даже выделив самые сильные связи понятия с другими понятиями, мы не обнаружим его вербального значения. Более того, чем больше понятий мы пытаемся включить таким образом в значение конкретного понятия, тем больше будет расплываться его значение. Нечто в этом роде имеет место, как установила Б. В. Зейгарник (1973), у больных шизофренией, у которых актуализируются второстепенные, малосущественные связи понятий, что приводит к расстройству их мышления.

Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001) пишут:

Что именно мы знаем, когда мы знаем значение слова? Этот вопрос оказывается на удивление сложным. …Начнем с исключения некоторых ответов, которые представляются ложными [с. 406].

И далее авторы критически рассматривают несколько теорий: референтную, определительную, прототипов и теорию, объединяющую две последние. Они замечают:

…референтная^[141] (ссылка моя. – Авт.) теория значений утверждает, что вишня – это просто ярлык для определенного вида плодов, а локомотив – ярлык для определенного вида транспортного средства. Следовательно, значение этих слов – это всего лишь вопрос знания того, какой именно объект в мире получает ярлык [с. 407]. Создание референтной теории в психологии свидетельствует о том, что ее авторы рассматривают в качестве значения понятия чувственную репрезентацию объекта или явления, обозначаемого данным понятием, хотя и говорят при этом о том, что значением понятия являются сам объект или явление.

Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001) не готовы принять данную точку зрения, обосновывая это совершенно справедливым утверждением, что существуют понятия, которые не имеют соответствия в реальном мире, например единорог или неизбежность. Можно было бы даже добавить, что вообще отнюдь не все понятия обозначают сущности окружающего мира. Впрочем, авторы тоже указывают, что:

…большинство теорий значения слов утверждают, что только небольшая горстка слов в языке описывает элементарные, простые понятия. Остальные слова – это ярлыки для совокупностей понятий [с. 407].

Я бы уточнил: небольшая горстка понятий обозначает чувственные репрезентации предметов, присутствующих в физическом мире, и в отношении их референтная теория, как мне представляется, верна. Например: те же вишня, дом, собака, дерево и т. д. Остальные понятия – это ярлыки для «совокупностей понятий», или вербальных конструкций, и в отношении их референтная теория неверна.

По поводу определительной теории значений Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райзберг пишут (2001):

Она утверждает, что значение можно разложить на набор компонентов, которые в нашем сознании организованы наподобие того, как они организованы в стандартных словарях. …Значение слова жеребец объединило бы следующие характеристики: взрослый, самец и лошадь. Именно эти характеристики составляют определение каждого слова, и, согласно этой теории, в нашей голове имеются такие определения для каждого слова из нашего словарного запаса [с. 407].

Определительная теория восходит к известной теории значения Дж. Катца и Дж. Фодора (J. J. Katz & J. A. Fodor, 1963), которые описали значение понятия как совокупность иерархически организованных признаков. Например, понятие холостяк задается сочетанием трех признаков: мужчина, взрослый, неженатый. Исследователям поначалу казалось, что этот подход открыл путь к точному, машинному исчислению понятий и составленных из них логических высказываний (вербальных конструкций). Однако данный подход исключал из рассмотрения многие факторы, так как позволял рассматривать в качестве холостяков, например, вдовцов, иерархов церкви и другие группы, не относящиеся к данной категории.

Определительную теорию значения можно рассматривать как попытку формализованного описания вербального значения понятий. Однако эта теория, как и референтная теория, в отдельности не в состоянии охватить и объяснить все варианты значения понятий. Она не могла, например, объяснить, почему одни члены категории представляют категорию лучше, чем другие. Например, овчарка больше похожа на собаку, чем пекинес, а чайка более удачный пример птицы, чем пингвин. В качестве очередной попытки создания универсальной теории значения понятий возникла теория прототипов. Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001) пишут:

Согласно теории прототипов, значение многих слов описывается как целый набор черт, ни одна из которых по отдельности не является ни необходимой, ни достаточной [с. 409].

При этом:

…каждый прототип обеспечивает что-то вроде мысленного среднего всех примеров понятия, с которыми сталкивался человек [с. 410].

Другими словами, по мнению авторов, прототип – нечто вроде собирательного образа, обозначаемого данным понятием. Таким образом, создатели теории прототипов вновь вернулись к сенсорному значению понятия как к главной составляющей этого значения. Но и теория прототипов не в состоянии решить проблему значения понятий.

Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001) обращают внимание на то, что:

…теория прототипов помогает нам понять, почему малиновки как птицы лучше, чем страусы. Но определительный подход объясняет, почему страус тем не менее является птицей [с. 411].

Следовательно, и определительная теория, и теория прототипов (как, кстати, и референтная теория) имеют свои сферы приложения.

Г. Глейтман, А. Фридлунд, Д. Райзберг (2001) пытаются объединить определительную теорию и теорию прототипов:

Рассмотрим слово бабушка. У этого слова существуют необходимые и достаточные признаки, так что здесь определительная теория вполне подходит: бабушка – это мать одного из родителей. Но также может быть и прототип: бабушка – это женщина, которая печет пирожки, старая и седовласая, с добрым огоньком в глазах. Когда мы говорим, что кто-то похож на бабушку, мы наверняка говорим о прототипических признаках бабушки, а не о генеалогии. …Следовательно, люди имеют два частично независимых мысленных образа бабушки [с. 412].

Не вполне понятно, что авторы имеют в виду, говоря о двух «частично независимых мысленных образах бабушки».

Все же для большинства людей главным является сенсорная модель собственной бабушки (или бабушки своего приятеля, если нет своей), то есть образы конкретного человека, присутствующего в окружающем мире. Следовательно, и референтная теория вполне имеет право на существование.

Современная психология, однако, придерживается в основном теории Н. Хомского, согласно которой язык является якобы самостоятельным когнитивным модулем, независимым от чувственного познания. Соответственно, и значением понятия, обозначающего некую сущность, могут и должны быть лишь логические конструкции из других понятий, обозначающих признаки данной сущности. Исследователи поэтому почти и не рассматривают сенсорные модели в качестве значения понятий. Даже Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райзберг, описывающие конкретный прототип бабушки в виде «женщины, которая печет пирожки, старой и седовласой, с добрым огоньком в глазах», то есть в виде чувственной модели данного объекта, обсуждают тем не менее «прототипические признаки бабушки».

Другие исследователи рассмотренные выше теории значения понятий называют по-другому. Так, например, Р. Л. Солсо (1996) выделяет четыре модели «семантической организации»:

Кластерная модель. Понятия объединяются в кластеры. …Слова, относящиеся к близким категориям, воспроизводятся вместе… (авторы: Бусфилд и Бауэр). Групповая модель. Понятия представлены в памяти в виде групп, или скоплений информации… (автор: Мейер). Модель сравнительных семантических признаков. Понятия представлены в виде набора семантических признаков… (авторы: Смит и Рош). Сетевая модель. Понятия существуют в памяти как независимые единицы, объединенные в сеть [с. 215].

Б. М. Величковский (2006а) говорит о том, что:

…возникло целое семейство теоретико-множественных моделей, наиболее известной из которых является модель сравнения признаков Э. Смита, Э. Шобена и Л. Рипса (Smith, Shoben & Rips, 1974). Понятия трактуются в ней как наборы элементарных признаков (либо как точки в семантическом пространстве соответствующей размерности). Перекрытие признаков определяет семантическое сходство понятий [с. 32].

Все эти теории обсуждают исключительно вербальное значение понятий и пытаются создать формализованные модели вербального значения понятий.

Б. М. Величковский (2006а) справедливо замечает, что:

…подобные традиционные подходы к описанию структуры семантических категорий обладают рядом недостатков. Для них – как в сетевом, так и в теоретико-множественном варианте – характерно понимание значения как суммы элементарных компонентов. Соответствующие модели основаны на изучении семантики языка. Это исключает из рассмотрения невербальный опыт… Возникшие в ходе этих исследований гипотезы довольно искусственны и больше говорят о различиях экспериментальных ситуаций, чем о представлении и знании [с. 34].

Из рассмотренных теорий не становится понятным, как именно нечто существующее в реальном мире становится в итоге значением конкретного обозначающего это «нечто» слова. Следует признать, что, несмотря на большое количество работ, посвященных проблеме значения понятий, феноменология значения остается весьма туманной. По мнению исследователей, значение включает в себя самые разные явления: от «аффективно-чувственных тонов» до «обобщенного отражения предметного содержания» и «операций логического вывода» [Современная психология, 1999].

Дж. Лакофф (2004), рассматривая проблему значения в лингвистическом аспекте, обсуждает еще один ее аспект, обусловленный традиционно объективистским подходом, имеющим еще множество сторонников, в том числе и в психологии:

Объективистский подход к проблеме значения можно охарактеризовать следующим образом. Лингвистические выражения и концепты, которые они выражают, являются символическими структурами, не имеющими значения сами по себе и получающими свое значение через прямую, ничем не опосредованную корреляцию с вещами и категориями в актуальном мире (или возможных мирах). …В этом описании значения нигде не упоминаются человеческие существа. Значения при таком подходе не зависят ни в каком отношении от природы мыслящих и осуществляющих коммуникацию организмов или от природы их опыта [с. 347].

Приведенный автором широко распространенный взгляд тем более удивляет, что непонятно, как можно «лингвистические выражения» рассматривать как «символические структуры», существующие сами по себе вне связи с человеческим сознанием. Сам Дж. Лакофф [2004, с. 363] справедливо указывает, что понятия значимы потому, что возникают из нашего доконцептуального телесного опыта и связаны с ним. Тем не менее не вполне ясно, как же это реально происходит и в чем выражается феноменологически.

Принятое в языке и науке выделение разных типов явлений: психических (чувственные образы, понятия), физических (объект, обозначающее его слово, предложение), а также особых сущностей, принадлежность которых трудно сразу и однозначно определить (например, ситуация, событие, обстоятельство и т. п.), требует очень тщательной их дифференциации в процессе обсуждения проблемы значений обозначающих их понятий.

Очевидно, что значение исходно является психическим содержанием и существует только в психике, поэтому не совсем корректно говорить о значении предмета и соответствующего слова наряду со значением образа предмета и образа слова, обозначающего предмет, как это повсеместно делается в литературе. Для определения того, что рассматривают как значение предмета и значение обозначающего его слова, лучше выбрать иной термин.

Для лучшего понимания соотношения значений физических объектов, например объекта медаль и слова «медаль», со значением понятия медаль имеет смысл рассмотреть табл. 4.

Из таблицы видно, что зрительный образ объекта медаль имеет лишь «прямое» чувственное значение, а образ восприятия слова «медаль» имеет уже два чувственных значения: «прямое» в форме модели-репрезентации самого слова и ассоциированное с ним в форме модели-репрезентации обозначаемого словом предмета. При этом «прямое» чувственное значение самого слова «медаль» является второстепенным, дополнительным, тогда как ассоциированное чувственное значение является основным, поэтому образ слова «медаль» актуализирует в сознании в первую очередь основное значение – модель-репрезентацию обозначаемого словом предмета.