Читать книгу: «Хроники ГСМ. Это больше, чем правда, это – жизнь!», страница 4

18

Сделав закрепление угла, мы засобирались домой. День, в общем, прошёл хорошо, только концовку его испортил мелкий и знобкий дождик. Влага пропитала нас насквозь, и, кажется, даже на донышках наших душ плескались мутноватые дождевые лужицы. До машины нужно было возвращаться километра два, если идти по трассе, и это представлялось делом довольно сложным и неприятным, потому что необходимо было форсировать заросший ручей и несколько болотистых проплешин. Но существовал другой вариант, и я о нём напомнил:

– Слушай, Жень, а на фига мы потащимся назад по всей этой мототени? Давай срежем, тут напрямую всего-то километр.

– Срежем?! – рыжие брови взлетели выше макушки. – Хватит, один раз срезали, проверили теорему Пифагора, походили по гипотенузе!!!

Женька впрягся в лямки ящика с тахеометром и скорым шагом пустился назад по трассе. Я было хотел всё же пойти по короткому пути, но Евген потянул меня за рукав энцефалитки:

– Пойдём, Серж, вдруг боссу потребуется помощь.

И мы пошли вслед за Женькой, хотя мне очень хотелось проверить этот, короткий путь, даже вопреки здравому смыслу, остатки которого во мне всё-таки были. И всё же в данной ситуации Женька был прав несомненно.

Выноска третья, частично опровергающая

теорему Пифагора и доказывающая, что

гипотенуза не всегда короче суммы катетов.

Пару недель назад мы тянули трассу по заболоченным местам. Иногда мы просто тонули в этих местах, как наш флот под Цусимой, но, так же, как и наши предки, мы никогда не сдавались!

Закончив работу, мы развернулись и побрели по болотине назад. Наш «братишка» был как на ладони, до него по прямой – километра полтора, а в обход, по тому маршруту, что мы уже прошли, – в два раза дальше. И я тогда, как и сегодня, логично предложил:

– На кой чёрт нам пилить по кругу, когда здесь, по прямой, такое же болото. Зато мы сэкономим уйму времени, ведь гипотенуза всегда короче суммы катетов!

Евген отказался сразу, но не потому, что был иного мнения. Нет, просто у него примерно на середине трассы остались найденные им грибы, а бросать их он не хотел, да и не мог, иначе потом не спал бы месяц, оплакивая своё имущество!

Женька тоже пошлёпал по старому следу, но было видно, что он находился в раздумьях по поводу правильности выбора.

А я, ни секунды не сомневаясь, уверенно пошагал прямо на «уазик», казавшийся таким близким и доступным. Правда, пошагал – это громко сказано, ведь ноги проваливались в топкую болотину по щиколотку, а порой и по колено, но это не было неожиданностью, ведь там, где пошли Женька и Евген, было всё почти так же.

Когда позади осталось больше трети пути, я неожиданно провалился довольно глубоко и зачерпнул сапогами болотной водицы. Это было досадно, но вполне логично – я ведь шёл не по асфальту – и я уверенно похлюпал дальше. Ещё метров сто обошлось без сюрпризов, а потом пошло! Провал следовал за провалом – всё чаще и всё глубже. Почва под ногами колыхалась мёртвой зыбью, и я уже не искал более приемлемые на взгляд варианты пути, я брёл напрямую, и тупая усталость наполняла меня, как вода трюмы тонущего «Титаника», и выжимала из всего моего существа все эмоции и желания. Во мне было только одно: дойти до тверди! А пути оставалось не меньше полукилометра!

Выкарабкавшись из очередного «влагалища», я остановился, чтобы немного отдохнуть и обдумать непростую ситуацию. Хотя, думай, не думай, а иного выхода нет. О возвращении назад не могло быть и речи, а вправо и влево простиралось всё то же болото, невероятно красивое и совсем не страшное. Я мысленно порадовался за Евгена и Женьку и похвалил их за то, что они не вняли моим идиотским призывам. Евген был виден далеко впереди и левее от меня, а вот Женьку я обнаружить почему-то не мог, хотя он должен был быть чётко слева. Может быть, он отдыхает, усевшись на кочку, и поэтому мне не виден? Вероятно, так.

Я собрался двинуться дальше, но вначале оглянулся, чтобы оценить пройденное расстояние. И то, что я увидел там, вызвало у меня шок! Метрах в пятистах от меня маячила знакомая фигура – это Женька тащился по моему следу! Хотя, никаких моих следов он видеть не мог, и не только потому, что они были очень незаметны, а в силу своего не идеального зрения. Я представил его, ползущего по этой трясине, поминутно проваливающегося в топь и не видящего ни шиша, потому что очки его залиты потом, и мне стало так тоскливо! Первой мыслью было подождать Женьку и выбираться вместе, но стоять просто так оказалось небезопасно: ноги мгновенно погружались, и болотное чрево ласково простирало свои объятья. Нет, стоять на месте было нельзя! Назад идти тоже не имело смысла. Тогда я решил докричаться до Женьки, чтобы он попытался как-то свернуть на старую тропу. Но, увы, ветер дул прямо на меня, и, будь у меня вместо глотки пароходный гудок, и тогда бы Женька его не услышал. И я снова стал пробиваться вперёд, к машине.

Евген, конечно, выбрался первым, и я чётко видел не только его стройную фигуру, но даже весьма довольную рожу. Он вышагивал вокруг «братишки», как степенный аист, и иногда призывно помахивал нам руками. Во мне всё выло и стонало от желания пройтись хоть несколько шагов по твёрдой почве, но ещё нужно было преодолеть метров двести болота и переправиться через ручей, огибавший отсыпку, на которой гордо возвышался наш автомобильчик.

Я точно не помню как, но я всё же выбрался на твердь земную, но никакого удовлетворения это во мне не родило. В каждой клеточке тела, в каждой клеточке души была только усталость. Не было усталости только в совести, и она бодро терзала меня за то, что я уже выбрался, а Женька продолжает тонуть и неизвестно ещё, как удачно он выберется. Если бы я был верующим, я бы истово помолился за него, но что не дано, того не украдёшь!

– Ну, Серёга, эту гипотенузу я никогда не забуду! – таковы были первые слова Женьки, когда он благополучно (хотя, что значит благополучно? то, что не утонул?) выбрался на отсыпку.

Но я не стал извиняться и оправдываться, я только сказал:

– Зато какое приключение, Жень! Неужели ты жалеешь? Вот о чём сыну-то расскажешь!

– Конечно, – поддакнул Евген, – тут есть чего порассказать! – И, подумав, добавил: – А вы чувствовали мою помощь?

Мы в недоумении уставились на него.

– Ну как же, я ведь сосредоточился и мысленно всю свою энергию отправлял вам!

– Так вот оно что! – хлопнул себя руками по мокрым штанам Женька. – А я-то думаю, кто это мне силушки прибавляет!?

– Да, Евгенчик, – кивнул я головой, – без тебя бы мы точно утопли! Спасибо за заботу!

– Если бы с вами что-то случилось, я просто не представляю, что бы делал!

«Да, действительно, парень переживал», – подумалось мне, да и Женьке, вероятно, тоже.

А Евген, помолчав, неожиданно продолжил:

– Конечно, что бы мне было делать, ведь ключи от машины у Сержа, да и ездить-то я почти не умею!

19

Мы ждали Шефа.

Я намеренно пишу это слово с заглавной буквы. Но совсем не потому, что хочу пододвинуть нашего руководителя поближе к Господу Богу, и даже не из-за элементарного подхалимажа. Просто слово это так часто всеми нами произносилось, что иногда не сразу вспоминалось, а как же на самом деле зовут нашего начальника.

Итак, мы ждали Шефа. Два дня назад, под вечер, примчался Иваныч и сообщил нам эту весть. Когда я увидел его, запыхавшегося, словно он бежал из Усинска бегом, а не ехал на машине, сердце моё прыгнуло в голову и забарабанило по вискам, и там всё завыло, задребезжало, как на эсминце во время тревоги. Но Иваныч только грустно посмотрел на меня и неловко пожал плечами. Да чего иного я ожидал? Чудеса даруются лишь тем, кто их заслужил! А наш непревзойдённый доставала (не потому, что мог достать всех, но потому, что мог достать всё!) вывалил нам радостное известие и от себя попросил:

– Только вы тут хоть приберитесь, посуду помойте. Особенно кружки, а то Шеф терпеть не может, если кружки грязные!

– А у нас, между прочим, посуды грязной не бывает! – гордо и немного обиженно заявил Евген.

– Конечно, – согласился я, – откуда же ей быть грязной, если некоторые её вылизывают почище стаи ротвейлеров!

Евген внешне не прореагировал на мою колкость и сделал вид, что уж его-то это не касается. А Иваныч, уже собиравшийся уезжать, вдруг что-то вспомнил и пошагал к компьютеру. Да-да, конечно, вы и сами догадались, что же он собрался сделать. Бедная-бедная наша сестрёнка!

– Интересно, а что нам Шеф привезёт вкусненькое? – раскроил рот улыбкой Евген и стал похож на Буратино с обломанным носом.

– Вообще-то, он обещал мне водочки, – припомнил Женька, – если работа пойдёт хорошо. Хотя по мне, лучше бы пивка какого-нибудь вкусного!

– А я хочу мороженого. Много-много! И торт бисквитный! – зажёг в глазах вожделение Евген, и язык его забегал по губам, собирая слюну, обильно их оросившую.

Я смотрел на них и видел, что в этот миг они где-то далеко-далеко от меня – в пивных реках с кремовыми берегами. На лицах их, спотыкаясь о носы и скулы, блуждали улыбки, слегка отливающие даунизмом, а глазки затянулись туманной пеленой истомы. И, исключительно в психотерапевтических целях, я решил вернуть их в рутинную реальность:

– Мороженое пиво Шеф, естественно, привезёт, но ещё он обязательно привезёт какую-нибудь бяку, типа увеличения объёмов задания при урезании сроков исполнения!

И эта моя пессимистическая реплика смела с лиц моих друзей все их мечтания, подобно торнадо, сдувающему на своём пути дома и деревья. Женька моментально закурил, а Евген попенял мне:

– Ну зачем ты так, Серж, хоть бы чуть-чуть помечтать дал.

– Ты, кажется, хвалился, что у тебя всё чисто, всё вымыто? Вот давай и делай это, чтобы всё соответствовало.

– Да сделаю, сделаю, подумаешь, проблема. А я ведь даже почувствовал во рту вкус мороженого! – и Евген опять облизнулся.

Женька молчал, упорно задымляя комнату, и это навело меня на интересную мысль:

– Жень, а ведь Шеф-то не курит.

– Не курит. Ну и что?

– Нет, он не просто не курит, а совсем не переносит табачного дыма!

– А я-то здесь при чём?

– Вот именно ты-то здесь и при чём! Ты же не хочешь, чтобы Шеф, войдя в наше жилище, долго и тяжело кашлял, а потом безвременно почил, отравившись этими ядохимикатами?!

– Ты же не отравился, да и Евген жив.

– Ну, Евген и сам курит, хорошо только, что очень мало. А что касается меня, то я уже потихоньку адаптировался. И потом, у меня нет другого варианта, ведь приказать тебе не курить тут я не могу, а мои просьбы ты принимаешь, как выпендрёж!

– Да я даже дома курю! – взорвался Женька, но тут же, потише, добавил: – Правда, только на кухне.

– Это хорошо, что ты заботишься о здоровье своего сына! – с сарказмом сказал я. – И всё-таки Шеф, я думаю, будет не очень доволен!

Женька лишь пожал плечами, как бы говоря: а мне-то какое дело?

А Евген, о чём-то усиленно думавший во время этого нашего диалога, внезапно подпрыгнул на кровати и вскричал:

– А знаете, что я придумал?!

– Знаю, – спокойно отреагировал Женька.

– Знаешь? И что же?

– Я знаю одно: всё, что ты придумываешь, или незаконно, или невыполнимо, или кем-то уже придумано!

Евген выпучил глаза, пытаясь переварить услышанное, но, видимо, это ему не очень удалось. Тогда он отмахнулся от Женьки и его философских заморочек, и, глядя на меня, начал разматывать свою думу:

– Представляешь, Серж, приезжает Шеф и спрашивает нас: ну, как работа, как трасса? А мы ему: какая трасса? Мы тут с ног валимся, режем алюминий, только-только сил хватает грибов пособирать да в бане попариться! И всё, Шеф в нокауте!

– Представляю! – заулыбался Женька и выковырял из пачки очередную сигарету. Он сунул её в рот, чиркнул зажигалкой и поднёс огонёк к концу сигареты, но не прикурил. Он вышел из комнаты и прикурил только в коридорчике. Я на мгновение оторопел, но потом всё же выдавил из себя:

– Ну, Евген, кажется, сегодняшний день мы будем дышать полной грудью!

– Ничего, зато завтра я выдам три нормы! – донёсся из коридора смешок, впрочем, тут же сменившийся кашлем. – И всё пойдёт так, как и дóлжно!

«Да, – подумалось мне, – всё пойдёт так, как и должно идти, и иного мне не хочется»!

20

Шеф остался доволен нашей работой и нашим бытом, но не преминул меня подколоть тем, что, дескать, даже в Питере в наш офис постоянно вламываются некие голубоглазые девицы. Они плачут от нетерпения увидеть меня и тыкают в окно пальчиками на свои белые «девятки». Эх, Иваныч, зачем же ты всё растрезвонил?..

Я вернулся от Палыча, к которому отвёз шефа, и увидел, что оба Женьки как-то возбуждены. Скорее всего, решил я, сейчас снова придётся мчать на Харьягу за пивком. Но ехать так не хотелось.

– Что-то с нашим автомобильчиком, – сделал я ход первым, – завтра буду весь день его обслуживать, поэтому пока – никаких поездок!

– Ну и ладно, – поскрёб бороду Женька. – Не очень-то и нужно. А сегодня – тем более!

– А что сегодня? – насторожился я, прокручивая в голове всевозможные варианты пакостей, которые могли мне подарить милые други.

– Сегодня у нас будут гости! – выпалил Евген. – И, возможно, даже танцы!

– Что ещё за гости? – насторожился я.

– Нина, Лариса и Анна Павловна!

Я глянул на Евгена, как шахтёр, которому вовремя выдали зарплату, но быстро сообразил:

– А, гидрологини! Ну что ж, орлы, приятного вам общения.

– Стоп! – Женька стянул с носа очки и повернул голову набок. – Что сие значит?

– Да ничего, я с ними уже пообщался. Пойду лучше машиной займусь.

Евген изумлённо вытаращил глаза, словно ему сообщили, что алюминий больше не стоит ни копейки:

– Ты что, Серёга! Это же девчонки!!

– Да я в курсе. Две девчонки и одна бабушка. Я уже с ними наобщался.

Но свалить подальше от нежелательной беседы у меня не вышло. Гостьи без стука вошли в наше жилище, и мои друзья засуетились, словно к нам пожаловал сам глава «Лукойла».

Женька, да и Евген, постоянно бросали друг на друга заговорщицкие взгляды, из чего я сделал вывод о готовящейся для меня неожиданности или, проще говоря, пакости.

«Вот если бы здесь оказалась она!» – размечтался я, равнодушно наблюдая, как обустраиваются прибывшие.

Старшая гидрологиня уверенно уселась на кровать к Женьке и о чём-то с ним заговорила. Вторая вцепилась в стоящий на столе электронный тахеометр, а Евген тут же услужливо подскочил к ней, пытаясь объяснить принцип действия японского прибора. Третья девица как-то незаметно просочилась к самому святому, что у нас было, компьютеру, и ловко орудовала мышкой.

«Кажется, это та самая, что из уголка балка меня подкалывала» – сообразил я.

Разговор завязался сам собою. Темы затрагивались самые разнообразные, но участие в беседе принимали лишь оба Женьки и Анна Павловна с Ниной. Мы же с Ларисой, словно сговорившись, смиренно помалкивали.

А разговор-то вдруг стал очень даже любопытным!

– И вот приезжает наш Серж сам на свой, – ехидненько улыбаясь, выдаёт Евген, – и рассказывает нам офигенную историю.

И Евген, эта улыбающаяся зараза, с некоторыми подробностями, которых и в помине не было, повествует девчонкам о моём приключении. Те, конечно, ахают, вздыхают, но как-то не очень активно. А Лариса вообще не проявляет никаких эмоций. И мне вдруг становится обидно:

– И что? Вам завидно? Или вы считаете меня полным идиотом?! – с вызовом бросаю я, но тут же понимаю, что они правы. – Да, согласен, я идиот, ведь такого быть не может!

– А я верю, что всё это – правда! – неожиданно заявляет Лариса.

Я удивлённо смотрю на неё. Мне очень хочется заглянуть в глаза девушки, чтобы понять, прикалывается она или нет, но та глядит лишь в монитор.

– Только одно мне непонятно, – и она наконец-то поворачивается в мою сторону, – разве можно, испытывая такие чувства, не узнать свою возлюбленную?!

– Да как же я её узнаю, если она мне ни разу не встретилась!? – почти взвываю я. – Да если бы я её увидел хоть издали, то узнал бы сразу по её волшебным голубым глазам, по её восхитительному голосу, по её…

Тут я резко заткнулся, поражённый какой-то необычностью. Во-первых, все молча глядели на меня и никто не пытался подколоть, даже Евген. А, во-вторых, в мозгах что-то перещёлкнуло, заставив меня насторожиться и задуматься.

Вот-вот, сейчас что-то до меня дойдёт, ведь я сам только что это сказал… Голос! Голос!! Ведь я его уже слышал не раз, да и совсем недавно, прямо сейчас.!!!

– Прозрение не всегда бывает приятным? – прошептала Лариса, и мягкий тембр её голоса влился в меня, как исступлённая молитва в уши Всевышнего!

Я поднялся с кровати и подошёл к девушке:

– Это… ты?!

– Не знаю, – кокетливо пожала плечиками она, – не знаю, кого ты встретил на харьягинской трассе. Похожа?!

Я смотрел на неё и… не узнавал в ней ту незнакомку, которой бредил уже много недель. Конечно, это она, но где же они, смеющиеся голубые глаза?!

– Ларочка, ну хватит тебе его терзать, – укоризненно склонила голову к плечу Нина. – Ну надень ты свои чудесные голубые глазки!

Я не успел осознать, шутка это или нет, как Лариса быстро вышла из комнаты.

– Всё, обидел девчонку, теперь не вернётся, – резюмировал Женька.

Но она вернулась. Да, это была именно она!

– Но разве это возможно?! – я был поражён так, что ничего не соображал.

– Если любишь, то возможно всё! – абсолютно серьёзно заявил Евген и этим окончательно меня добил.

А Лариса улыбалась, глядя на меня своими голубыми глазами, а в руках её была коробочка из-под контактных линз.

– Твой юный друг прав, Серёжа!

Оказывается, пока я отвозил шефа к Палычу, наш балок посетили гидрологини – ведь я сам их приглашал. Лариса, легко опознавшая меня в грубоватом и придурковатом геодезисте, всё рассказала своим подругам. Ну а те не стали долго тянуть резину и погнали к нам в гости, то бишь, на смотрины.

Меня дома не оказалось, но именно это и подсказало девушкам, да и моим друзьям нужный план действий. Гостьи, в чьём владении была белая девятка, отогнали её в укромное место и принялись ожидать моего возвращения. Как всё просто!

Дверь рывком распахнулась, и в комнату ворвался Иваныч:

– Серёга! Пляши! Я нашёл её!!

– Кого?!

– Как это кого? Твою голубоглазую на белой девятке! Приготовься, сейчас она войдёт!

Наверное, так же было задумано и у Гоголя, когда он прорабатывал молчаливую сценку в «Ревизоре». Но оцепенение наше закончилось более оптимистично.

– Спасибо тебе, Иваныч, я знал, что ты можешь найти всё, что угодно, даже то, чего никогда не существовало! Но сегодня я тебя опередил. Извини…

Путешествие из Петербурга в Хулимсунт и невероятное, но удачное возвращение

Аналитическая хроника.

Есть силам человеческим предел,

Известно то с правления Пилата,

Один лишь человек не захотел

Смириться с этим мудрым постулатом.

По всей стране, презрев покой и сон,

Забыв о семьях, близких и далёких,

Бичей неугомонных батальон

С натугой из себя кровавит соки.

Из жил свивая мощные жгуты,

Хребты крушат за странную идею,

Чужие претворяя в жизнь мечты,

Забыв навек, что им милей, роднее.

Начало хода: Отвязка от здравого смысла

Если долго, очень долго монотонно биться крепкой и почти здоровой головой о ствол яблони, то хрена с два яблочко сорвётся с веточки, ежели оно ещё не вызрело!

Если в инкубаторе вместо положенных сорока градусов влупить восемьдесят, то шиш птенчик вылупится на неделю раньше!

Если с любвеобильной женщиной девять мужиков за ночь изведут себя на ноль, то ребёночек через месяц не высунется сквозь нежно-розовые губки взглянуть на свет белый!

Если… да что говорить, есть очень много всяких вещей и процессов, кои нельзя ни ускорить, ни синтезировать, они должны вызреть, они должны упасть на голову, и тогда и птичка зачирикает, и детей будет навалом, и разнокалиберные ньютоны наоткрывают уйму невероятных, но правильных законов!

То же самое и в литературе. Произведение должно распухнуть в голове создателя его и взорваться, излившись гениальными строками на непорочные листы бумаги. Тогда читатель получит именно то удовольствие, в сравнении с которым даже секс и пьяные посиделки – серая обыденность и скука!

Но нет, мне не дают этого времени, заставляя натужно и безыскусно разматывать нити сюжета, которого, по сути, ещё и нет! Что ж, я подчиняюсь, но сбрасываю с себя всяческую ответственность за содеянное! Наслаждайтесь кислющим яблочком, трясите за ножки поджарившегося птенчика и вытягивайте из тёплой и влажной утробы недоразвитый эмбрион!

Итак, вперёд, как говаривал Василий Иваныч, когда ему кричали: белые сзади!

Линия первая: Санкт-Петербург – Сэдьвож

– Нет, это не займёт много времени, – энергично блеснул стёклышками очков шеф, – максимум десять дней.

– Без учёта дороги? – высветил остатки наивности Женька.

Шеф посмотрел на него с лёгким сожалением, как заведующий отделением психбольницы на любого здорового человека:

– Ну о чём ты говоришь, Евгений, конечно же, это всё с дорогой.

Женька задумчиво потеребил волоски рыжеватой бородки, будто пересчитывая их, и через минуту лицо его искорёжила гримаса недоумения, словно результаты подсчёта не совпали с исходными данными:

– Так туда же двое суток ехать, да и то с тем учётом, если без остановок! А ведь нужно ещё найти подъезд, обустроиться, сделать семь километров трассы! И на всё это – восемь дней?!

– Нет, Евгений, ты не совсем понял, – похлопал шеф Женьку по плечу, – восемь дней у вас только в том случае, если вы выедете сегодня, сейчас. Но, увы, этого не получается, так как ещё не все документы готовы. Да и завтра вряд ли вы сможете отправиться.

– Так о каких сроках, Сергеич, ты тут говоришь? – снова запустил пальцы в дебри бороды Женька. – Если хочешь, я могу подсчитать, сколько нам потребуется времени на всю работу без учёта дороги…

– Пусть калькулятор подсчитывает, – властно обрезал шеф стройные логические выкладки. – Трасса должна быть закончена через десять дней!

– Даже если мы выедем послезавтра? – влез с идиотским вопросом я, наивно надеясь на халявное чудо.

– Даже если вы выедете через неделю! – шеф явно давно позабыл все детские сказки о чудесах и всегда торжествующей справедливости.

Толик, водитель нашего огромного автомобиля, внимательно вслушивающийся в этот интересный диалог, лишь покачал головой и громко вздохнул:

– Э-эх!

Выехать мы смогли через два дня.

В Ухту въезжали поздно вечером. У поста ГИБДД дорога перекрыта, свободна лишь одна полоса – это делается для того, чтобы доблестные блюстители дорожных правил могли без малейших затруднений остановить и обшмонать любой автомобиль, который им понравится или, наоборот, не понравится.

Конечно же, наш фургон, имевший необычные габариты и выкрашенный в вызывающе зелёный цвет, вызвал в гибэдэдэшниках особый интерес, да его бы тормознули, даже если бы были открыты сто полос для проезда!

Мы не успели ещё остановиться, а к нам уже бежал пухлый сержант с какой-то длинной палкой в загребущих ручищах. Но, оказывается, это была не палка, а складное приспособление для измерения негабаритных транспортных средств. Мент, предвкушая лёгкий заработок, отбил габариты нашего ЗиЛа и сунул нос в документы, протянутые ему невозмутимым Анатолием. Из этих документов явствовало, что заработок становится не таким уж и лёгким – всё было оформлено правильно! Но не даром о комяцких ментах разносится слава, они – истинные профессионалы!

– А что это у вас с техосмотром? – подозрительно прищурился сержант. – А ну-ка, покажите талон.

Толик снял талон с лобового стекла и спокойно подал его менту. А тот вдруг засветился радостью, словно в его заду голубая фея зажгла розовый фонарик:

– Так, всё ясно, техосмотра нет!

– Как это нет? – спокойствие Толика слиняло, как герой-любовник, узнавший о беременности своей единственной и желанной. – Как это нет?! Вот же, тут всё отмечено!

Но мент, не слушая никаких объяснений, уже жёсткой походкой направился к избушке на бетонных ножках, и Толику оставалось лишь уныло поплестись за ним.

Через пять минут вопрос был решён – победил профессионализм.

– Я ему говорю, что техосмотр настоящий, – рассказывал Толян, – а он мне: а где дырочка?

– Какая ещё дырочка? – удивился очухавшийся от сладкой дрёмы Женька.

– Дырочку делают на номере месяца, когда проходили техосмотр, – пояснил я ему.

– Ну и что, у нас нету этой самой дырочки?

– Вот и нету, – развёл руками Толик. – Мент и прицепился к этому. Я тогда говорю, давай, мол, штраф. Вот тебе стольник и разойдёмся. А он, гад, заржал и отвечает: «Это у вас в Питере берут стольник, а у нас, в Ухте, по-божески – двести!»

– Какие же они тут богобоязненные! – съязвил Женька и полез в карман за сигаретами.

В Сосногорске менты совсем рассвирепели: все улицы были увешаны знаками, из коих следовало, что грузовым автомобилям тут делать не хрен!

– Ну и как же мы проедем к вокзалу? – полюбопытствовал Антон, студент мореходного училища, которого шеф пристроил к нам для приобретения некоторого ума-разума, наивно полагая, что у нас, если уж и нет этого добра, то наверняка есть координаты того места, где его завались!

– Не боись, Антоша, наш ас-водитель проедет даже там, где и ездить-то невозможно, а уж под знак он проскочит с особым удовольствием! – успокоил я его.

– Так нас же оштрафуют!

– Фигня, главное, чтобы не расстреляли!

Да, как и следовало ожидать, препоны для проезда грузового транспорта не явились каким-то препятствием для нашего супервездехода. Препятствия оказались чисто географическими: никто нам не мог сказать не только то, как проехать к Сэдьвожу, но и где он хотя бы находится! Ни таксисты, ни менты, ни самые дряхлые старожилы не знали местоположения этого населённого пункта, словно это был самый засекреченный объект времён холодной войны! И тогда мы чётко осознали, что нет и никогда не было деревеньки с таким странным названием, скорее всего, над нами кто-то подшутил или умышленно направил по ложному следу. Кто был этот кто-то, неизвестно, хотя, если слегка задуматься… Но ладно, фиг с ними, с домыслами, это дело неблагодарное.

И вдруг, да, именно вдруг, иначе не скажешь, как бы банально это ни было, но к нам пришла помощь. На заправке я в очередной раз прицепился к очередным гражданам со своим дебильным вопросом:

– Мужики, – постучал я в боковое стекло микроавтобуса, – вы, конечно, не знаете, но всё же, не слыхали ли вы о Сэдьвоже?

– Ещё бы не слыхать! – оживился водила.

– Как, как туда проехать?! – меня аж затрясло от нетерпения.

– Да хрен его знает, – пожал водила плечом.

– Погоди, ты же только что сказал, что знаешь! – тряска моя перешла в нервное подёргивание.

– Нет, я сказал, что слышал об этой воши, а вот где она обитает – этого я не знаю.

– Но хоть в каком направлении ехать? – продолжил я по инерции, но уже безо всякой надежды на какую-либо ясность.

– А ехать нужно на Нижний Одес. Где-то там, перед ним, есть отворот на Малую Перу, сдаётся мне, вам туда и нужно.

– Сколько, говоришь, километров до Малой Перы? – переспросил Толик.

– Да около шестидесяти, – бодро ответил водитель встречного «Москвича». – А может, и девяносто.

Толик воткнул вторую скорость и мощно газанул:

– Шестьдесят, девяносто, да хоть сто пятьдесят, – для нас это всё едино!

Эх, недооценил Толян покрытие местных дорог и явно переоценил возможности нашего автомобиля! Впрочем, если быть предельно объективным, то следует уточнить, что покрытия на этой дороге не было вовсе, да и дорогой-то её можно было назвать, только находясь в последней стадии опьянения или в первой фазе умиротворённого сумасшествия. Но зато Антону повезло чрезвычайно. Поскольку он готовился стать матёрым морским волком, то та болтанка, что он испытал, находясь в зелёном фургоне нашего вездехода, должна была ему дать полное представление о тех чудовищных штормах, кои ему предстояло пережить. Хотя лично мне она бы отбила всякую охоту не только выходить в море в шторм, но и вообще приближаться близко к морскому побережью! Но для полной ясности нужно заметить, что не столько качество дороги вызывало эту усиленную болтанку, сколько конструкция нашего фургона. Конструктор его явно переборщил с габаритами, отчего центр тяжести стал выше всех допустимых пределов, и поэтому-то наш домик и болтался, как рыбацкая лодка меж девятых валов.

– Как самочувствие, Антоша? – участливо спросил Толик гардемарина, когда мы остановились, чтобы перекусить. – Тебе, наверное, и есть-то не хочется после такой тряски?

– Наоборот, – бодро ответствовал морской (или дорожный?) волк, – наоборот, аппетит зверский! Что там у нас на обед?!

– Шашлык по-карски и мясо по-татарски, – огласил я меню, – а ещё витаминный напиток под названием: закатай губёнки внутрь!

– Мог бы сказать и попроще: бич-пакеты и тушёнка, – улыбнулся Антон.

– Слишком он у нас умён, чтобы говорить просто, – поддел меня Женька и задумчиво побрёл в лес, зажав в подмышке рулон туалетной бумаги.

Как бы невероятно это ни выглядело, но в место назначения мы всё-таки попали. Трудно, но настырно пробирался наш суперавтомобиль лесными дорогами, обдирая листву и хвою ни в чём не повинных деревьев, натужно пробуксовывая в жирной и липкой грязи и опасно кренясь на бугорках и в ямках. И, наконец, словно заправский БТР, пропахав вброд широкий ручей, он выбрался на открытое место, и перед нашими взорами предстал этот пресловутый Сэдьвож!

Что ж, действительность соответствовала названию! Несколько хилых домишек сбились в кучку возле железной дороги, и вид их был так неопрятен, жалок, что становилось предельно ясно: они давно и безжалостно вычеркнуты из жизни, словно бомжи или беспризорные дети.

Но один домик стоял особняком. Был он таким же непривлекательным и покорёженным сквознячком времени, но возле него мы заметили стоящий автомобиль – голубой ЛУАЗик.

– Вот здесь мы наверняка узнаем обо всех дорогах этой хмурой местности, – предположил я.

Странно, но в последнее время зачастую получается, что первый же человек, к которому мы обращаемся, оказывается самым информированным и самым энергичным в округе. Или кто-то свыше нас ненавязчиво направляет в нужное русло, или же чутьё наше развито до виртуозности. Именно так случилось и теперь. Сергеич, хозяин дома, не только выдал нам всю информацию о местных дорогах, но тут же, торопливо, будто ждал этого момента не одно десятилетие, предложил дом для жилья, баню для помывки и себя для работы.

– Только, ребята, в этом доме жила одна бабка. Полгода назад она умерла, но узнали об этом лишь через четыре месяца, поэтому там не совсем свежо.

Он оказался прав, свежести не было и в помине. Смрад, что стоял в помещении, казалось, можно было потрогать руками, а ноги сотрясал нервный озноб, от чего они теряли устойчивость.

– Не, я буду спать в машине! – зажав нос рукой, выдавил Толик.

– Я тоже, – поддержал его гардемарин.

– А мне тут нравится, – прикурил Женька сигарету, – когда я выкурю пару пачек, здесь уже будет пахнуть так, как и должно.