Читать книгу: «Ремарки», страница 6

НАМОКЛА ГАЗЕТА ПОД ЛИВНЕМ…

Намокла газета под ливнем,

ромашки закрыли глаза,

и город мне кажется дивным,

и ласково-страстной гроза.

Черна и безлюдна дорога,

сверкают слезой купола.

Ботинки твои у порога –

как долго тебя я ждала…

/2010/

В МАШИНЕ

Мы ехали в осеннюю свободу,

качался динозаврик на крючке,

и лил нещадно кто-то с неба воду,

я трогала колечко на руке.

«Нет, ты не думай, это просто мысли –

Мы целый день с тобою проведем».

Ты повернулся и сказал мне: «В смысле?

Я думал: мы вдвоем с тобой умрем».

Чернела вся промокшая дорога,

я буквы выводила на стекле.

«Вот черт, – сказал в нависшем смоге, –

Кардан стучит и стрелки на нуле».

Дышала печки, грея наши ноги.

Ты пальцы сжал до боли на руке,

и дождь, стихая, падал понемногу,

и прыгал динозаврик на крючке…

/2010/

ОПЯТЬ НЕ ЗАЖИГАЮ В ДОМЕ СВЕТ

Опять не зажигаю в доме свет,

и голос горький в тишине,

закутанная в теплый старый плед,

и небо где-то в вышине.

Мы просто как друзья поговорим

за пятой чашкой кофе, что ж,

так может суждено, и мы сгорим –

и руки разжимают нож.

Как много лет прошло, и осень вновь,

дописаны давно слова,

на пальцах, сжавших нож, проступит кровь,

как вновь раскрытая глава.

И тикают настенные часы,

гитару в сотый раз берешь,

за окнами всё мокро от росы –

смешной предлог остаться. Что ж…

/2010/

СВЕТ СТРУИТСЯ В РАЗМЫТЫЕ ОКНА…

Свет струится в размытые окна

на холодную твердость стола,

из железа ты, видимо, соткан,

и на улице листья – дотла.

Кротко странствуют в комнате блики,

зажигалка погасла в дымке́…

Что ж, иди, я сотру все улики,

и надето кольцо на руке.

Кто мы в мире? Заблудшие души?

На пол брошен поэзии том.

Как же тихо /ты только послушай/

в этой осени, впущенной в дом.

/2010/

ТАК ЛЕГКИ РАССВЕТНЫЕ ЧАСЫ…

Так легки рассветные часы,

недопит в стакане горький чай,

расплелись ромашки из косы,

и гремит за окнами трамвай.

Полосой холодной сжатый рот,

на стене – мозаичная тень,

и урчит на кресле рыжий кот,

всё светлее странствующий день.

В зеркале подвешенном – часы,

маятник сверяет с сердцем стук,

мы лежим, касаются носы…

И Земля очерчивает круг…

/2010/

ОТЧЕГО НА СЕРДЦЕ СНОВА ОСЕНЬ…

Отчего на сердце снова осень,

нарастает призраками мгла,

угасают бренные вопросы

в пламени, сжигающем дотла.

Отчего во мне так много места

для огромной стонущей тоски,

отчего мне на Земле так тесно,

сжатой в раскаленные тиски!

Дни проходят как в оцепененье,

нет дороги в ломаном пути,

и в груди растущее томленье

растопчу. И сердце не спасти…

Отчего так манит бездорожье,

одичало-вольные поля…

Чувствую всем существом и кожей,

как рыдает скорбная земля.

/2010/

В СИНЕВЕ ПОДНЕБЕСНОЙ БЕЗМОЛВИЕ…

В синеве поднебесной – безмолвие,

тает белою дымкой печаль,

поцелую я в губы бескровные

уходящего в вечную даль.

Ни о чем не жалею, угасшая;

страшно тихо в безветрии дня,

всё проходит листвою опавшею,

всё проходит, как юность моя.

Не тревожится сердце усталое,

меркнет память в дорожной пыли,

вдалеке еще теплится алое

из навеки уснувшей земли.

/2010/

СТОЮ ОПЯТЬ Я НА РАСПУТЬЕ…

Стою опять я на распутье

объятых пламенем дорог,

распался призрачною ртутью

тобой покинутый чертог.

Даль позвала неумолимо

в химерах сладостных огня,

твой гордый конь промчался мимо,

не дрогнув сердцем на меня.

Тоскливо-горестно вздыхает

равнинный ветер. Ночь свежа.

Вдали так страшно полыхает

Вдруг опустевшая межа.

/2010/