Читать книгу: «Курша-2. Чёрное солнце»

Шрифт:

В основе произведения лежат реальные события, произошедшие аномально жарким летом 1936 года в посёлке лесозаготовителей Курша-2, построенном в глухих Мещёрских лесах к северо-востоку от города Рязани.

Справочно: 3 августа 1936 года рабочий посёлок Курша-2 был полностью уничтожен крупным лесным пожаром. Погибло практически всё население посёлка – более 1000 человек.

Глава 1

Страшнее равнодушия, может быть только забвение…

..................................................................................................

Примечание автора

29 июля 1936 г.

Рельсы узкоколейки1 о́жили, загудели едва уловимым характерным звуком, и из-за поворота лесного массива показался чёрный паровоз, лениво тащивший за собой пару пассажирских вагонов со сцепкой пустых платформ2. Полуденное солнце нещадно палило, и стройные сосны, образующие коричнево-зелёный коридор вдоль железной дороги, не могли скрыть под своей тенью вторгшегося в их мир чужака. Казалось, что это вовсе не поезд, а мираж – настолько его контуры были расплывчаты в потоке раскалённого воздуха, исходившего от нагретого металлического корпуса. И только столб серого дыма, вырывавшийся из трубы локомотива и оставлявший за собой реальный шлейф, делал кажущийся мираж явлением материальным.

Это лето выдалось на редкость жарким и засушливым. Зной стоял невообразимый! Третий месяц кряду земля не видела дождей. Обмелели водоемы и реки; усохли травы в лугах; опустилась, пожухла листва на деревьях; даже небо – и то выблекло! Днём не только люди, но также звери и птицы стремились укрыться в спасительной тени, всё живое как будто умирало, или впадало в летаргический сон. И лишь назойливые слепни в поисках добычи нарушали воцарившуюся тишину своим противным жужжанием, не сулившим ничего хорошего. Иной раз под вечер можно было услышать раскаты грома, но на этом всё и заканчивалось – небесная канцелярия не спешила радовать жителей Рязанщины спасительным дождём.

– Нет, нет больше моих сил! – с распаренным как после бани лицом, переключил на себя внимание машиниста молодой паренёк лет семнадцати-восемнадцати. Его посоловелые глаза уже не изучали с прежней увлечённостью многочисленные приборы и механизмы управления паровозом, – теперь они бесцельно смотрели куда-то в одну точку перед собой.

– Да… Жарковато… – осипшим голосом отозвался пожилой машинист. – Не припомню на своём веку подобного…

– Бросить бы всё, да на речку! Такую, как наша, но только чтоб водица прозрачная-прозрачная, словно хрусталь. И ледяная! Как полагаете, дядь Вань?.. – оживился паренёк подобно маленькому ребёнку, получившему одобрение взрослого.

– Полагаю я, что голова твоя не тем, чем требуется занята! Тебе, Колька, учиться надо. Ещё многому учиться… Вот и давай, перенимай опыт, так сказать! – на сей раз строгим, наставническим тоном произнёс Иван Фомич.

– Гори оно всё огнём! Вторую неделю подряд без продыху по такой жаре! Так и вся жизнь молодая пройдёт, а я уже и не помню, когда последний раз Катьку видел.

– Вообразите себе – обработался, сударь! – усмехнулся машинист. – Вот скоро в Куршу прибудем, мужики лес начнут грузить, тогда и посмотришь у кого работа не сахар. Так что считай, тебе повезло!

– Да я не о том, дядь Вань… – что сказать дальше Колька не знал, ведь в душе он прекрасно понимал, что дядя Ваня был прав – из родного села не только все без исключения мальчишки, но и многие взрослые мужчины ему завидовали. Да и девчата с тех пор, как он стал работать на железной дороге, не давали прохода. Большинство его товарищей дни напролёт гнули спины на колхозном поле. А он – без пяти минут помощник машиниста! Некоторые сельчане даже стали называть его уважительно Николай, а соседка баба Настя – Николай Харитонович! Отчего Кольку распирало чувство гордости и собственной значимости.

– Решительно, в Куршу приедем…

– Прибудем. – перебив ученика, поправил опытный машинист.

– Вот и я говорю, в Куршу прибудем – так первым делом на пруд, – освежиться! – стараясь держать фасон3, продолжил Колька, следом поднял козырёк фуражки и вытер ладонью пот с лица.

– Освежишься… – задумчиво произнёс Иван Фомич и тут же, спохватившись, уже как можно серьёзнее, добавил: «А вообще, начальству оно видней: нам приказано – мы исполняем! Тут хочешь, не хочешь, наше дело маленькое. Вот план выполним, тогда и будем отдыхать».

Колька сделал вид, что слушает скучную речь машиниста, а сам уже рисовал в воображении, как завтра он, наконец-то, увидит Катьку… Как преподнесёт ей сюрприз в виде жестяной коробочки дефицитных леденцов «Монпансье»… Катька непременно состроит огромные от удивления глазки, потом по обыкновению хитро их прищурит и скромно поцелует его в щёку. Вдохнув полной грудью и расправив худощавые плечи, Николай Харитонович всё глубже и глубже погружался в мечту о предстоящей встрече…

…А за окном величественно проплывали корабельные сосны4 с зарослями дикой ежевики и деревцами крушины, именуемой в народе «волчья ягода».

* * *

Приближаясь к станции, паровоз подал резкий протяжный гудок и застонал колёсами… Первым из него выскочил Колька. Оглядевшись по сторонам, он демонстративно за козырёк натянул пониже фуражку железнодорожника и важной походкой направился в сторону маленького пруда на краю посёлка, при этом поздоровался с кем-то на ходу, кивнув головой с широко посаженными глазами и курносым носом. Измученные дорогой немногочисленные пассажиры с разномастными корзинами, одинаковыми как под копирку чемоданами и перекинутыми за спину, разбухшими от внутреннего содержимого, мешками, спешили покинуть душные вагоны.

– Вот молодёжь пошла! – ворча себе под нос, Иван Фомич спускался по крутой металлической лестнице, крепко удерживаясь за поручень. – Всё бы им отдыхать да ничего не делать. – обращаясь неизвестно к кому, уже громче произнёс он.

Носок стоптанного кирзового сапога коснулся земли. Отойдя от паровоза на несколько шагов, машинист остановился и стал разминать затёкшую поясницу. Воздух был пронизан целым букетом разных запахов: тяжёлый запах железной дороги и раскалённого пыльного локомотива перемешивался с ароматом хвойного леса, вот подул ветерок – и повеяло скошенными травами, тут же чувствовалось присутствие расположенной неподалёку от станции конюшни. Само же здание станции представляло собой деревянное строение (по виду – небольшой домик) совсем рядом с железной дорогой, из треугольной крыши которого торчала печная труба, а над козырьком висела белая табличка с выведенной чёрной краской надписью «Курша-2»5.

Дверь домика со скрипом открылась, оттуда вышла женщина среднего возраста и стремительно направилась к только что прибывшему поезду. Несмотря на изнуряющую жару, поверх белой блузки на ней был надет строгого покроя приталенный синий пиджак, и такого цвета юбка длины ниже колен.

– Уже заждались вас! – с ходу бросила женщина в синем пиджаке.

– Лидия Петровна, так мы это… – попытался оправдаться пожилой машинист, но растерялся с ответом. Несмотря на то, что Лидия Петровна годилась ему в дочери, он старался держаться от неё подальше и при всяком удобном случае обходил стороной.

Лидия Петровна имела должность диспетчера станции, одновременно являясь официальным представителем власти в посёлке, и стояла на хорошем счету у партийного руководства. Она росла старшим ребёнком в многодетной бедной семье, с ранних лет ощутив всю безысходность и трудность крестьянской жизни. Рано выйдя замуж и так же рано овдовев в период гражданской войны, одна воспитывала дочь, а когда та, повзрослев, сочеталась браком, родила первенца и переехала молодой семьёй в большой город, – осталась в полном одиночестве. Всё это только закалило и без того волевой характер русской женщины, поэтому за глаза многие называли её «железной бабой», а в лицо уважительно обращались – Лидия Петровна.

– Ну чего ждешь, Фомич? Поехали! – просверлив взглядом смущённого машиниста, она первой забралась в будку паровоза. – А ты почему один? Разгильдяй твой где?

– Освежиться от-отошёл… Скоро будет… – сконфуженно ответил Иван Фомич и втянул голову в плечи. И если бы не крепкий загар на лице, да въевшаяся в кожу сажа, Лидия Петровна заметила бы, что машинист покраснел.

– Ну-ну. – неодобрительно произнесла «железная баба». – Совсем распустились!

* * *

Железнодорожный состав зашёл в тупик, предназначенный для погрузки леса. Лидия Петровна уверенно шагнула с подножки паровоза и направилась к группе рабочих в одинаковых тёмно-серых спецодеждах, которые расположились под тенью вековых сосен, что-то активно обсуждая.

– Где бригадир? – командный голос диспетчера прервал их оживлённый разговор.

Отряхиваясь, рабочие поспешили подняться на ноги.

– В курилке он… – развязно произнёс за всех неприятного вида человек, – единственный, кто не отреагировал на появление начальства и так и остался сидеть на корточках. Косящий на один глаз, с надменным выражением лица и синими татуировками на руках, подчёркивающими криминальное прошлое их обладателя, он всем своим видом излучал враждебность.

Неприязненно поморщившись, диспетчер посмотрела в сторону курилки, откуда бежали, делая последние затяжки на ходу, двое мужчин с голыми, цвета тёмной бронзы, торсами.

– Здра-а-а-сьте… – выдыхая остатки папиросного дыма через плечо, поздоровался один из подбежавших – высокий жилистый парень лет тридцати-тридцати пяти с тонкой полоской шрама, пересекавшего верхнюю губу. Ещё тлеющий окурок папиросы как бы случайно выпал из его руки на землю, и втирающим движением он затушил его пыльным сапогом.

– Петя, я уже говорила тебе и всем остальным, что курить можно только в специально отведённом для этого месте – то есть в курилке! Говорила? – тон диспетчера не предвещал ничего хорошего.

– Да, говорили. – с показательным спокойствием и уверенностью ответил Пётр. Иначе он вести себя не мог – ведь за происходящим внимательно наблюдали его подчинённые.

Словно уловив это, диспетчер обвела взглядом присутствующих и снова задержалась на бригадире: низко надвинутая кепка; чёрные «цыганские» глаза с наглецой; чуть загнутый, с небольшой горбинкой нос, чем-то походивший на клюв хищной птицы; шрам по верхней губе. «А коли так, – после короткой заминки произнесла она, – если увижу ещё раз – будешь не грузить лес, а валить. Но не здесь, а в Сибири! Надеюсь, ты всё понял?!» – обожгла взглядом диспетчер и, не дожидаясь подтверждения, продолжила: «Никаких больше перекуров пока состав не загрузите, времени у вас в обрез! Да, и вот ещё что, после работы зайдёшь ко мне, разговор есть», – бросила «железная баба», развернулась и зашагала в направлении станции.

Позади послышались сдержанно-недовольные голоса рабочих, но диспетчер уже не обращала внимания на возникшие за её спиной перемолвки.

– Ну что, мужики, за работу. – без энтузиазма скомандовал Пётр и демонстративно сплюнул себе под ноги.

Нехотя, подчинённые направилась к ожидавшим погрузку брёвнам, уложенным в штабеля.

– Это всех касается! – заметил Пётр, обращаясь к неприятному человеку с татуировками, который по-прежнему сидел на корточках.

– От работы лошади дохнут! Уже как коней до пены загоняли, совсем за людей не принимаете… – всё также развязно произнёс татуированный. – Правильно я говорю, мужики? – громко обратился он за поддержкой к остальным.

Рабочие остановились и напряжённо переглянулись.

– Ах да, понимаю… – издевательски произнёс Пётр. – Ну что ж, если ты так устал – отдыхай, пожалуйста! А работать за тебя будут другие. Мы же не устали!

– А ты за всех не говори! – оскалился татуированный.

– Ну ведь ты же, Косой, за всех говоришь!

Лицо татуированного побагровело и скривилось от злости, но противопоставить в ответ он ничего не смог. Стоит добавить, что человек этот появился в посёлке совсем недавно – в начале весны. Был замкнут, нелюдим, ничего о себе не рассказывал, да и вообще первое время предпочитал молчать, больше присматриваясь к окружающим. Опыт неоднократного пребывания в «местах не столь отдалённых», что ни говори, накладывает свой отпечаток на любого человека, прошедшего столь суровую школу жизни.

– Значит так, – воспользовавшись замешательством, перехватил инициативу Пётр, – мы здесь не за пайку6 вкалываем, и я хочу, чтобы все это понимали. А если кому-нибудь что-то не нравится – то я не держу. Можете идти на все четыре стороны. Хоть в работники посольства… Если, конечно, возьмут с такой биографией.

Все присутствующие обидно расхохотались и посмотрели на татуированного. Тот побагровел ещё больше. На этом возражения закончились. С торжественным выражением лица Пётр наблюдал, как рабочие отправились на погрузку, – своё главенство он в очередной раз доказал! Замелькали мышиного цвета спецовки. Дело пошло… Он окинул взглядом состав, совершая привычные расчеты в голове, и боковым зрением заметил приближающуюся к нему одну из серых фигур.

– Зря ты так с Косым, – негромко произнёс подошедший, – чувствуется мне, он такого не простит.

– А я в его прощении и не нуждаюсь! – огрызнулся Пётр, а про себя подумал: «Свалился этот Косой на мою голову. Чем дальше – тем всё наглее и наглее. Вот уже и на меня хвост поднимать стал. Нехорошо это. Не-хо-ро-шо…»

Пока рабочие грузили платформы, Иван Фомич решил передохнуть в курилке, сделанной в виде беседки с двумя деревянными скамейками, расположенными по бокам сбитого из нескольких широких досок столика. Крыша беседки спасала от палящего солнца, а повсюду чувствовался запах свежеспиленного хвойного леса. Усевшись на одну из скамеек, он расстегнул верхнюю пуговицу выцветшей гимнастёрки, достал из кармана галифе сложенную до размера кармана старую газету, вместе с ней – маленький мешочек, сшитый из плотной однотонной ткани, а также измятый коробок спичек, на котором красовалась этикетка с изображением затёртого льдами судна «Челюскин» и самолёта, летящего над ним. Оторвав от газеты небольшой кусочек, умело скрутил его в лодочку, затем раскрыл мешочек и тремя пальцами, стараясь не рассыпать, извлёк из него щепотку махорки, которую также аккуратно выложил в лодочку. Края бумаги свернул, поднёс к губам и склеил слюной. Затем поджёг самокрутку, затянулся и глухо откашлялся в кулак… Через минуту мыслями он уже был далеко от этого места…

* * *

Путь от тупика, где кипела погрузка, до деревянного домика станции с табличкой «Курша-2» составлял немногим более километра и занимал до двадцати минут неспешной ходьбы. Лидия Петровна толкнула дверь от себя и вошла внутрь. Из глубины слабоосвещённого помещения повеяло живительной прохладой. Усевшись за письменный стол, накрытый зелёным сукном, она осторожно откинулась на спинку расшатанного стула… В левом верхнем углу стола находилась ровная, листок к листку, тонкая стопка бумаг. Чуть ниже – начищенная до блеска керосинка7 и обычные конторские счёты. В другом углу лежала потрёпанная, местами с затёртой и размазанной от пальцев рук типографской краской, газета «Коммунист» выпуска 20 октября 1935 года с главной статьёй «Множить ряды Стахановцев8» на первой полосе. В некоторых местах текст статьи был ровно подчёркнут, а на полях нарисованы жирные восклицательные знаки. В центре стола стояла простая стеклянная чернильница, рядом с которой лежали чернографитный карандаш фабрики имени «Красина» и перьевая ручка, представляющая из себя круглую крашеную палочку с металлическим зажимом на конце, в который было вставлено стальное перо. В дальнем углу помещения располагалась давно не используемая печка буржуйка, а напротив письменного стола вдоль стены – вместительная деревянная скамья, над которой с висящего в рамке портрета на диспетчера пристально смотрел всесильный вождь советского народа. Отогнав неприятные мысли о недавно совершённой краже (когда за ночь вскрыли местный магазин и унесли всю скопившуюся там двухнедельную выручку, за исключением незначительной суммы разменных монет), она взяла в руки стопку бумаг, отделила от неё нужные документы, а остальное вернула на прежнее место. Внимательно сверив между собой несколько листов и сделав отметку карандашом на одном из них, – облегчённо выдохнула, отложила в сторону карандаш и с отрешённым взглядом уставилась в окно.

Выполнение планов по заготовке и вывозке леса было главной задачей всего посёлка. Невыполнение же – строго каралось и могло повлечь самые непредсказуемые последствия. Это понимали все, и в первую очередь она – диспетчер и официальный представитель власти. «Железная баба» продолжала безучастно смотреть в окно. Волевая морщинка, расположенная вертикально между бровями, разгладилась, и незнакомому человеку могло показаться, что диспетчер имеет растерянный вид, но хорошо знавшие Лидию Петровну без труда распознали бы в этом верный признак редкой удовлетворённости и спокойствия. Несмотря на то, что месяц ещё не закончился, планы на июль уже были выполнены, а позади оставался очередной напряжённый календарный период. Жизнь продолжалась…

* * *

– Ты помни его немножко, станет твёрдым, как картошка! – подкравшись сзади и заразно хохоча, Колька ткнул пальцем в спину задремавшего машиниста. Настроение паренька после освежающих водных процедур явно улучшилось.

Иван Фомич тяжело открыл глаза, не сразу сообразив, где находится.

– Ты помни его немножко, станет твёрдым, как картошка! – не унимаясь, повторил Колька, и с ловкостью мангуста оказался уже спереди.

– Чего?

– Загадка такая, дядь Вань! Что это будет? – не отставал он.

– Я почём знаю! – отмахнувшись, словно от назойливого насекомого, Иван Фомич нехотя поднялся со скамейки и стал растирать руками заспанные глаза.

– Снежок… – теперь без энтузиазма дал ответ на свою же загадку Колька.

Когда гружёный массивными брёвнами железнодорожный состав уходил со станции «Курша-2», солнце уже скрылось за верхушками деревьев, и лес стал погружаться в полумрак. Безмятежно смотря на устремлённые в бесконечность рельсы, Колька вспомнил слова дяди Вани, подумав про себя – действительно повезло. Вот если бы он не устроился на железную дорогу, чем бы он тогда сейчас занимался?.. Гнул спину на колхозном поле с утра до вечера? Махал в лесу топором целый день? Или грузил вагоны?.. А здесь тебе и почёт, и деньги хорошие платят, да и романтика, что ни говори! Удовлетворённо шмыгнув носом, Колька принялся напевать тихим гнусливым голосом популярную песенку:

«Где б ни скитался я цветущею весной,

Там мне приснился сон, что ты была со мной…»

Впереди ожидало несколько десятков километров пути, за которым уже маячил такой вожделенный выходной день шестидневки9.

* * *

Пустой вечерний перрон. Одинокое здание станции. Дверь приоткрылась: «Можно?» – послышалось снаружи.

– Заходи. И давай без любезностей. – ответил строгий женский голос.

Пётр зашёл внутрь и прикрыл за собой дверь. Вспомнив правила приличия, он снял головной убор и, зажав кепку в руке, остался стоять у двери.

– Особое приглашение нужно? Садись! – Лидия Петровна повелительно указала место напротив.

Заметно ссутулившись, то ли из-за невысокого потолка, а может по какой другой причине, Пётр прошёл и сел на край скамьи. Сейчас он чувствовал себя нервно и неуверенно, хотя всем видом старался этого не показывать. Казённая обстановка помещения давила на психику ещё больше.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – зашла издалека Лидия Петровна.

– Вполне. А что? – поёжился Пётр.

– Да так, ничего. Просто вид имеешь… не совсем здоровый. Впрочем, ладно, не для того я тебя сюда вызвала, чтоб справляться о здоровье. Догадываешься, зачем пришёл?

– Нет. – осторожно ответил тот.

Лидия Петровна, молча, откинулась на спинку стула. Тяжёлым, неморгающим взглядом она пристально уставилась на бригадира. Какая-то напряжённая, вязкая тишина заполнила всё вокруг. Время замерло… На миг ему даже представилось, что из глубины полутёмного помещения её глаза вот-вот вспыхнут красными злыми огоньками и женщина превратиться в страшного монстра. От этой мысли он непроизвольно дёрнул ногой.

– Скажи-ка мне вот что, Петя, – диспетчер прищурилась, – не твои ли это орлы кассу взяли?

– Какую кассу? – сразу напрягся бригадир грузчиков.

– Ну как какую? – недобро усмехнулась «железная баба». – Кассу магазина, конечно! Или может, я не всё знаю? Может быть, ещё какая-то касса была?

– А с чего… – голос бригадира сорвался, и он откашлял. – А с чего вы взяли, что это мои люди?

– Я конкретный вопрос задала! – жёстко напомнила диспетчер.

– Нет, не мои. – быстро ответил бригадир и забегал глазами.

– А ты уверен?.. – «железная баба» подалась вперёд и поставила локти на письменный стол. Своим взглядом она словно хотела просверлить дыру в сидящем напротив.

– Я не думаю что…

– Ты никогда не думаешь что! – не дав договорить, перебила Лидия Петровна. – А вот лично я, кроме как на твоих, больше ни на кого подумать не могу!

– Это почему? – удивлённо спросил Пётр.

– Это потому, что рожи у них уголовные! Особенно этот твой… Как его?.. Косой! – вспомнила она.

– А причём здесь рожи?! – попытался перейти в наступление бригадир. – С какими уродились, с такими и ходят. Или теперь что, всех у кого уголовная рожа – пересажать?

– Не передёргивай! – повысила голос диспетчер. – В этом компетентные органы разберутся, кого сажать, а кого ещё нет! Ну а сам-то ты в ту ночь, где был?..

– В ночь, когда магазин обчистили? – уточнил Пётр.

– Да. В ту самую, когда магазин ОБОКРАЛИ. – поправила она.

Бригадир изобразил задумчивость.

– …Спал, кажется… – выдержав паузу, ответил он. – Ну да, точно спал! Спал как обычно… А что же ещё ночью делать?!

– А вот мне сказали, видели тебя в ту ночь… – прищурилась диспетчер, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

– Как видели?! Кто?.. – побледнел бригадир.

– А вот так! Калган с младшим Екимовым, – они в ту ночь по посёлку дежурили10.

– Не может быть… – тихо произнёс Пётр, и мысли беспорядочно забегали в его голове.

– Да ладно, не напрягайся, пошутила я. – с каменным выражением лица «железная баба» снова откинулась на спинку стула. – А чего это ты сразу так испугался, а? В нашей стране честным людям бояться нечего!

Пётр облегчённо пожал плечами и вытер о штаны вспотевшие ладони:

– Испугаешься тут… Время сами знаете какое – завистников много. Донесут, а потом не отмоешься.

– Это точно, не отмоешься. Да и не успеешь – за три дня к стенке поставят и всего делов-то! – недобро улыбнулась диспетчер.

– Между прочим, – доверительно заговорил бригадир, – лично я считаю, что кассу так вообще не наши брали.

– То есть?

– То есть залётные11. Ну сами посудите – магазин в самом центре посёлка, к нему надо незаметно подойти, без шума вскрыть, а потом так же незаметно уйти. А если кто увидит? Своих ведь сразу срисуют! Извините – распознают. Нет, слишком рискованно…

– Складно говоришь. – призадумалась диспетчер. – Но почему тогда они не сделали этого раньше? Откуда вообще они узнали, эти твои залётные, что в кассе выручка за две недели собралась?.. Обычно за деньгами приезжают когда? Правильно, после каждого выходного на следующий день, – выстраивалась логическая цепочка, – а в один из таких прекрасных дней за деньгами никто не приехал, по непонятным мне причинам. И на следующий день никто не приехал, и потом тоже…

– Случайность. – предположил Пётр. – Просто повезло!

– Я не знаю такого слова – случайность! – грозно процедила «железная баба». – Любая случайность – это последствия чьей-то непредусмотрительности или откровенной халатности! А в данном случае – кто-то определённо владел информацией и воспользовался ситуацией. Вот ты, например, я знаю, с Глашкой любуешься.

– С Глашкой?

– С Глашкой. Той, что продавщица из магазина…

– И что из этого? Ничего серьёзного у нас нет.

– А я и не спрашиваю о ваших чувствах. Я говорю, что ты мог владеть информацией.

– А почему только я?! – вскипел Пётр. – Вот Нинка – тоже продавщица. И у неё тоже хахаль есть!

Диспетчер выставила вперед открытую ладонь, означающую «замолчи», и заговорила сама:

– Это не твоего ума дело, у кого кто есть! Сейчас речь идёт именно о тебе. Так что в твоих же интересах, чтобы снять с себя определённые подозрения, рассказать всё, что знаешь. Ты не спеши, подумай, может необычное что-то заприметил, или, может быть, сорока на хвосте чего принесла?.. Вспомни…

Бригадир ничего не ответил и только развёл руками.

– Понятно… Кстати, про каких это ты там завистников говорил, Петя? И откуда им у тебя взяться? – припомнила диспетчер.

– Сейчас у каждого завистники найдутся, а у меня сами знаете – должность! Кому что не так сказал, на кого не так посмотрел.

– А-а-а-а… – с наигранным пониманием протянула «железная баба». – Должность это серьёзно, должность обязывает…

В знак согласия бригадир кивнул головой и перевёл взгляд на окно, по которому ползала чёрная жирная муха. Периодически долбясь в стекло, и противно жужжа крыльями, муха настойчиво стремилась вырваться на волю, из раза в раз натыкаясь на невидимое препятствие. Здесь же, на подоконнике, в слое пыли, валялись несколько засушенных её собратьев-насекомых, которым так и не удалось этого сделать. «Да уж… У каждого своя стена», – уныло отметил про себя Пётр, и желание всё бросить и уехать отсюда охватило его с новой силой. «Брось всё, уезжай навсегда!» – подсказывал внутренний голос. – «Уезжай… Уезжай!.. Уезжай!!!» Несомненно, он так бы и поступил, если бы не одна единственная, но очень веская причина, которая мёртвой хваткой держала его здесь.

– Значит, ничего не видел, не слышал, не знаешь? – перехватила взгляд диспетчер.

– Именно так. – не задумываясь, ответил бригадир.

– …Ну, тогда свободен… Пока свободен. – уточнив, поставила точку в разговоре «железная баба» и демонстративно положила перед собой стопку исписанных бумаг, которые взяла с угла стола. На данный момент дальнейшее продолжение собственного расследования она посчитала исключительно пустой тратой времени.

* * *

От погрузочной площадки тупика станции вглубь леса уходила довольно широкая (в сажень) грунтовая дорога. По ней лошадьми с помощью трелёвочных приспособлений осуществлялся вывоз брёвен с лесосеки12. Ничем особо примечательным дорога эта не обладала, разве что в одном месте (примерно на полпути) спускалась она в низину и огибала болотце с непроглядно-чёрной водой, а после непродолжительного подъёма – проныривала под тяжело нависавшими, раскидистыми ветвями старого-престарого дуба, – совершенно нехарактерного дерева для данной местности. Ствол дуба был настолько толстым, а ветви настолько мощными, что его вполне можно было представить заставшим времена ратных подвигов русских былинных богатырей. В конце дорога выводила на огромную поляну, усеянную множеством торчащих из земли пней.

С дальней окраины поляны слышался шум пил и отдающие эхом глухие удары топоров. В наступающих сумерках различались силуэты людей, занятых каждый своим делом: одни – валили деревья, другие – обрубали сучья поверженных исполинов, третьи – собирали порубочные остатки в большие кучи (предназначенные для последующего сжигания) и готовили очищенные стволы к трелёвке13. При этом, все до единого, несмотря на не отступающую жару, были одеты в спецодежду из плотной ткани – только таким образом можно было спастись от огромных полчищ назойливых комаров, обитающих в несметном количестве в Мещёрских14 лесах.

Неожиданно звонкий затяжной свист разнёсся по поляне и «оркестр», составленный из рабочих инструментов, стих. Лишь где-то вдалеке не утихали одинокие удары топора. Свист повторился вновь. Топор замолчал, и сумеречный лес погрузился в непривычную тишину…

– Все? – пересчитав собравшихся, коротко спросил бригадир.

– Да. Все. – ответили ему сразу несколько голосов.

Бригадир лесорубов вытер рукавом пот со лба и сосредоточенно посмотрел на темнеющее небо, в котором уже виднелось дымчатое очертание луны. Луна… Сколько неизведанного и, одновременно с тем, притягательного таит она в себе… Скольких восхищает, будоражит, пугает. Свидетелем скольких клятв в верности и любви вечной, из числа людей ныне здравствующих и в тысячелетия канувших, была она: нет этому числа. Всегда холодная, всегда одинокая, и всегда такая непостоянная… Луна… Неизменная спутница ночной бездны… В какой-то миг почудилось, будто бездна ожила и стала манить к себе. Она зазывала первыми мерцающими звёздами, она нашептывала «будь со мной», она завладела каждой клеточкой тела… Но чем же притягательна эта бездна?! Что так манит туда?.. Страсть к познанию? Вряд ли… Скорее всего, это чувство навсегда осталось в детстве. Ощущение свободы? Тоже нет… Но тогда что? Что может так увлечь молодого мужчину, не для своих лет настолько уставшего от жизни?.. Только покой! Абсолютный покой… Зрачки его расширились и взгляд стал безмятежным…

Завязавшиеся вполголоса разговоры заставили оторваться от наливающегося темнотой неба. Вдохнув полной грудью кисловатый воздух хвойного леса, бригадир закинул на плечо массивный топор лесоруба с длинной рукоятью и, скомандовав «уходим», направился в сторону посёлка. За ним последовали остальные. Огромная поляна опустела…

* * *

Топор он оставил в сенях. Здесь же снял куртку и повесил на вбитый в стену гвоздь. Присев на лавку, с трудом стянул с отёкших ног сапоги. В ушах до сих пор не умолкал шум вгрызающихся в древесину пил и удары топоров. Он растёр пальцами пульсирующие виски. Встал… Сделав несколько шагов по скрипучим половицам – открыл дверь в избу. Прямо на пороге его встретил соблазнительный запах еды, отчего зажгло область солнечного сплетения, – так давал знать о себе голод. Дома было тихо и относительно прохладно. В левой части помещения находилась русская печь с обеденным столом у окна; по правую руку от входной двери стоял большой шкаф, за ним – самодельная детская кроватка, напротив неё у стены – две пружинные кровати, сдвинутые вместе, возле изголовья которых располагался ещё один шкаф (платяной), по своим габаритам уступавший первому. Таким образом, шкафы условно разделяли помещение на две части: кухню и спальню. Тихо, стараясь никого не разбудить, Степан прошёл на кухню и достал из печи чугунок с томлёной кашей. Зачерпнув из ведра колодезной воды, он жадно осушил ковш. Только после этого напряжение, накопившее за день, стало отступать: расслаблялись мышцы лица, шей, спины… Безжизненный, серебристый свет луны вливался в окно. Сидя за столом, бригадир посмотрел на свои руки: сухие растрескавшиеся ладони с наростами ороговевшей кожи мало походили на руки обычного тридцатилетнего мужчины – скорее, такие присущи бывалому каторжнику, оставившему здоровье в далёких сибирских рудниках, – именно подобное сравнение показалось ему сейчас наиболее верным…

1.Узкоколейка – узкоколейная железная дорога (УЖД) с шириной колеи менее стандартной. УЖК строились и использовались в основном для перевозки леса и торфа.
2.Платформа – грузовой вагон открытого типа, предназначенный для перевозки леса, а также других грузов, не требующих защиты от атмосферных воздействий.
3.Держать фасон (жаргон) – вести себя достойно, гордо.
4.Корабельная сосна – высокое дерево с прочным прямым стволом, ранее активно используемое для строительства парусных судов, в особенности корабельных мачт.
5.Курша-2 – рабочий посёлок, построенный вскоре после Октябрьской революции 1917 года для освоения огромных запасов леса центральной Мещёры. Своё название он получил от располагавшегося неподалеку села Курша, Рязанской губернии, вблизи которого протекала небольшая речушка с одноимённым названием. Посёлок рос, развивался и уже к 1930 году насчитывал около тысячи жителей. Туда съезжались спецпереселенцы (раскулаченные крестьяне), а также рабочие из соседних деревень: Култуки, Голованово, Малахово и др… Практически всё трудоспособное население посёлка было занято лесозаготовкой. С остальным миром населённый пункт связывала узкоколейная железная дорога, по которой от станции «Курша-2» следовали составы с заготовленным лесом, вывозя его для последующей обработки в ближайшее крупное село Тума.
6.Пайка (жаргон) – казённые продукты питания, выдаваемые заключённым.
7.Керосинка – керосиновая лампа.
8.Стаханов Алексей Григорьевич – советский шахтёр и один из новаторов угледобывающей промышленности, основоположник «Стахановского движения», Герой Социалистического Труда. В ночь с 30 на 31 августа 1935 года, при участии помощников, за рабочую смену в 14 раз превысил норму по добыче угля, установив тем самым рекорд. Стоит отметить, что рекордная смена была инициирована и подготовлена заранее: перепроверено состояние компрессоров и отбойных молотков, организован вывоз угля, проведено освещение забоя. Заведующий шахтой, изначально не поддержавший данную инициативу, вскоре был снят с должности, осуждён и приговорён к расстрелу как враг народа (в последующем расстрел заменили на 15 лет отбывания в исправительно-трудовом лагере).
9.Постановлением № 984 Совета Народных Комиссаров СССР от 21 ноября 1931 года «О непрерывной производственной неделе в учреждениях», с 1 декабря 1931 года был согласован переход на шестидневную неделю (так называемую «шестидневку») с фиксированными днями отдыха, приходящимися на 6, 12, 18, 24 и 30 число каждого месяца. Каждое 31 число рассматривалось как дополнительный рабочий день. Так, к примеру, в титрах фильма «Волга-Волга» можно увидеть: «первый день шестидневки», «второй день шестидневки» и так далее. Перевод предприятий и учреждений на семидневную неделю произойдёт 26 июня 1940 года в соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений».
10.В деревнях и сёлах вплоть до середины XX века была распространена практика ночных караулов – когда из числа местных жителей поочерёдно назначались ночные сторожа, в обязанности которых входило поднимать тревогу при обнаружении возгораний, а также смотреть за порядком на вверенной им территории (охранять покой жителей от воров и «лихих» людей). Потребность в таких караулах возрастала с наступлением пожароопасных периодов (летних засух).
11.Залётный (жаргон) – не проживающий в данной местности.
12.Лесосека – участок леса, отведенный для рубки.
13.Трелёвка – транспортировка срубленных и очищенных от сучьев деревьев с места заготовки (лесосеки) к лесопогрузочным пунктам.
14.Мещёра (Мещёрская низменность) – часть Восточно-Европейской (Русской) равнины. Считается краем лесов, многочисленных озёр и болот.

Бесплатный фрагмент закончился.

Бесплатно
149 ₽
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
27 апреля 2024
Дата написания:
2024
Объем:
150 стр. 1 иллюстрация
Правообладатель:
Автор
Формат скачивания:

С этой книгой читают