Читать книгу: «Всё решено: Жизнь без свободы воли», страница 2

Что я имею в виду под детерминизмом?

Этот абзац я буквально обязан начать с мертвого белого мужчины Пьера Симона Лапласа, французского полимата, жившего на рубеже XVIII и XIX вв. (также мы обязаны называть его полиматом, поскольку он внес вклад в математику, физику, инженерное дело, астрономию и философию). Лаплас сформулировал для детерминизма каноническое утверждение: если у вас есть сверхчеловек, который знает местоположение и скорость каждой частицы во Вселенной в данный момент, он сможет точно предсказать любой момент в будущем. Более того, если бы этот сверхчеловек (которого потом стали называть демоном Лапласа) смог воссоздать точное местоположение каждой частицы в любой момент прошлого, это привело бы к такому настоящему, которое было бы идентично нашему. Прошлое и будущее Вселенной предопределены.

Со времен Лапласа наука шагнула вперед и доказала, что он был не совсем прав (а сам Лаплас не был демоном Лапласа), но дух его демона жив до сих пор. Современные представления о детерминизме должны учитывать тот факт, что определенные виды предсказуемости оказываются невозможными (тема глав 5 и 6), а некоторые черты мироздания на самом деле недетерминированы (главы 9 и 10).

Более того, современные модели детерминизма должны учитывать и ту роль, которую играет сознание метауровня. Что имеется в виду? Рассмотрим классический психологический эксперимент, демонстрирующий, что люди располагают меньшей свободой выбора, чем они думают⁷. Попросите человека назвать любимый стиральный порошок, и, если перед этим вы незаметно подсказали ему слово «океан», он с большей вероятностью ответит: «Тайд»¹¹. Чтобы лучше понять, как проявляется сознание метауровня, предположим, что человек понимает, что задумал исследователь, и, желая показать, что им нельзя манипулировать, решает: он ни за что не назовет «Тайд», даже если это и в самом деле его любимый порошок. В этом случае его свобода так же ограничена, и к этому мы не раз еще вернемся в следующих главах. Кстати, строите ли вы свою жизнь по родительскому образцу или же, наоборот, отстраиваетесь от него, вы все равно несвободны – в последнем случае тенденция перенимать поведение родителей, способность ее осознать, а также склад ума, позволяющий в ужасе отшатнуться и, следовательно, поступить наоборот, – все это проявления того, что пути, по которым вы становитесь самим собой, вне вашего контроля.

Наконец, любой современный взгляд на детерминизм должен учитывать крайне важный момент, которому посвящена вторая половина книги: мир детерминирован и, несмотря на это, изменчив. Мозг меняется, поведение меняется. Мы меняемся. Это не противоречит представлению о детерминированном мире, где отсутствует свобода воли. Напротив, «наука об изменениях» только подкрепляет наш вывод; об этом пойдет речь в главе 12.

Держа все это в уме, пришло время познакомиться с той версией детерминизма, на которой строится эта книга.

Представьте себе церемонию вручения дипломов в университете. Почти всегда очень волнующую, несмотря на всю ее банальность, шаблонность и китч. Счастье, гордость. Семьи, чьи жертвы, похоже, оправдались. Выпускники, которые первыми в своей семье получили высшее образование. Те, чьи родители-иммигранты светятся от радости, а их сари, дашики и саронги сообщают всему миру, что их гордость настоящим не умаляет гордости прошлым.

И тут вы кое-кого замечаете. По окончании церемонии, когда новоиспеченные выпускники в окружении семьи позируют для фотографии с бабушкой в инвалидной коляске, посреди взрывов смеха и объятий, вы видите на заднем плане человека из обслуживающего персонала, который выгребает мусор из контейнеров по периметру площадки.

Случайным образом выберите одного из выпускников. По какому-то волшебству устройте так, чтобы сборщик мусора вступил в жизнь с генами выпускника. Пусть он получит материнскую утробу, в которой тот провел девять месяцев и все эпигенетические последствия этого. Пусть он получит и детство выпускника – наполненное, скажем, уроками игры на пианино и уютными семейными вечерами, вместо, скажем, риска лечь спать без ужина, стать бездомным или депортированным из-за того, что документы не в порядке. Давайте сделаем так, чтобы не только мусорщик получил прошлое выпускника, но и выпускник получил бы прошлое мусорщика. Пусть они обменяются всеми факторами, которые они не контролировали, и теперь уже мусорщик окажется в мантии выпускника, а выпускник будет вычищать мусорные баки. Вот что я имею в виду под детерминизмом.

ПОЧЕМУ ЭТО ТАК ВАЖНО?

Потому что в глубине души все мы знаем, что выпускник и мусорщик поменялись бы местами. И потому что тем не менее мы редко размышляем о такого рода вещах; мы поздравляем выпускника с его достижениями и проходим мимо мусорщика, даже не взглянув на него.

2
Последние три минуты фильма

Ночь. Двое мужчин стоят у ангара на небольшом аэродроме. Один из них одет в полицейскую форму, другой в гражданском. Они возбужденно разговаривают, а на взлетно-посадочную полосу позади них выруливает компактный самолет. Вдруг подъезжает автомобиль, из которого выходит человек в военной форме. Теперь уже он вступает в перепалку с полицейским. Военный хватается за телефон, и в этот момент гражданский стреляет в него и убивает. Рядом вдруг резко тормозит машина, полная полиции. Человек в полицейской форме что-то говорит стражам порядка, они забирают тело и так же внезапно уезжают, не арестовав стрелявшего. Человек в полицейской форме и тот, что в гражданском, смотрят, как взлетает самолет, и вместе уходят¹².

Что происходит? Очевидно, совершено преступление – судя по тому, как точно мужчина прицелился, он намеревался стрелять на поражение. Ужасный поступок, усугубленный безжалостностью стрелявшего, – это было хладнокровное убийство, преступное пренебрежение человеческой жизнью. Вызывает, однако, недоумение тот факт, что полицейский не предпринял никаких попыток задержать стрелка. На ум приходят разные объяснения, одно другого хуже. Возможно, стрелявший шантажировал полицейского, чтобы тот закрыл глаза на преступление. Может быть, все полицейские, появившиеся на месте преступления, коррумпированы и куплены каким-нибудь наркокартелем. А может, полицейский на самом деле не полицейский, а самозванец. Точно сказать нельзя, но ясно, что перед нами сцена противозаконного насилия и сознательных, намеренных злоупотреблений, а полицейский и гражданский – примеры худшего в людях. Это уж наверняка.

Намерению уделяется масса внимания в дискуссиях о моральной ответственности: намеревался ли человек поступить так, как он поступил? Когда именно возникло это намерение? Знал ли он, что мог поступить иначе? Осознавал ли намерение как собственное? Для философов, правоведов, психологов и нейробиологов это вопросы основополагающие. И в самом деле, огромный процент исследований, посвященных свободе воли, вращается вокруг намерения и буквально под микроскопом рассматривает, какую роль оно играло в секунды, предшествовавшие поступку. Этим секундам посвящаются целые конференции, сборники научных трудов и карьеры ученых, и довольно часто такой фокус внимания питает аргументы в пользу компатибилизма: потому-то тщательные, тонкие, умные эксперименты в этой области даже в совокупности не смогли отказать свободе воли в существовании. Цель этой главы – пересмотреть результаты этих экспериментов и показать, что в конечном итоге они не имеют никакого отношения к вопросу о существовании свободы воли. Дело в том, что описанный выше подход упускает 99% сути, потому что не задается наиважнейшим вопросом: откуда вообще взялось намерение? А ведь это очень важно, поскольку, как мы увидим далее, даже если нам временами кажется, будто мы вольны поступать как намереваемся, мы вовсе не вольны намереваться, как намереваемся. Поддерживать веру в свободу воли, не ответив на этот вопрос, бессердечно и безнравственно, и так же недальновидно, как считать, что для того чтобы понять, о чем фильм, достаточно посмотреть только последние три минуты. Если мы упускаем эту широкую перспективу, понимание свойств и следствий намерения не имеет никакого смысла.

ТРИСТА МИЛЛИСЕКУНД

Начнем с Уильяма Генри Гаррисона, девятого президента Соединенных Штатов, запомнившегося лишь тем, что он по идиотизму своему упорствовал в желании произнести рекордно длинную двухчасовую инаугурационную речь в январе 1841 г. на морозе, без пальто и шляпы; Гаррисон подхватил пневмонию и умер месяц спустя, став первым президентом, скончавшимся на посту, и президентом с самым коротким президентским сроком¹³⁸.

Итак, подумайте об Уильяме Генри Гаррисоне. Но для начала мы прикрепим к вашей голове электроды для снятия электроэнцефалограммы (ЭЭГ), которая позволит нам наблюдать за волнами нейронального возбуждения, возникающими в коре головного мозга, когда вы думаете о нем.

Теперь не думайте о Гаррисоне – думайте о чем-нибудь другом, а мы продолжим записывать вашу ЭЭГ. Отлично. Теперь не думайте о Гаррисоне, но планируйте подумать о нем немного позже, когда захотите, и как только это произойдет, сразу же нажимайте на кнопку. Кроме того, следите за секундной стрелкой на часах и отметьте момент, когда вы решили подумать о Гаррисоне. А мы еще подключим к вашей руке регистрирующие электроды, чтобы точно определить тот миг, когда вы начнете нажимать на кнопку; тем временем ЭЭГ зарегистрирует момент, в который активируются нейроны, управляющие мышцами, нажимающими на кнопку. И вот что мы обнаружим: эти нейроны возбудились еще до того, как вы подумали, будто приняли решение нажать на кнопку.

Дизайн этого эксперимента неидеален из-за его неспецифичности – может, мы просто узнали, что происходит в вашем мозге, когда он вообще что-то делает, а не в тот момент, когда он выполняет эту конкретную задачу. Давайте лучше переключимся на ваш выбор между действием А и действием Б. Уильям Генри Гаррисон садится за стол, чтобы съесть зараженные тифом гамбургеры и картофель фри, и просит кетчуп. Если вы думаете, что он произнес бы «кечуп», немедленно нажмите на эту кнопку левой рукой; если думаете, что он сказал бы «кечап», нажмите на другую кнопку правой. Не думайте сейчас о том, как он произнес бы слово «кетчуп»; просто посмотрите на часы и скажите, в какой момент вы выбрали кнопку. И мы получим тот же результат: нейроны, отвечающие за то, какая рука нажимает на кнопку, возбуждаются еще до того, как вы осознанно сформируете свой выбор.

Давайте поставим перед собой задачу более амбициозную, чем наблюдение за мозговыми волнами, поскольку ЭЭГ регистрирует активность сотен миллионов нейронов одновременно и не помогает понять, что происходит в конкретных отделах мозга. Благодаря гранту Фонда Уильяма Генри Гаррисона мы приобрели систему нейровизуализации, и пока вы выполняете задание, будем делать вам функциональную магнитно-резонансную томографию (фМРТ) мозга – это позволит нам регистрировать активность в отдельных его областях. Результаты еще раз наглядно продемонстрируют, что соответствующие области мозга «решили», какую кнопку нажать, еще до того, как вы поверили, что сделали сознательный и свободный выбор. Фактически за 10 секунд до этого.

Так, забудьте о фМРТ и получаемых с ее помощью изображениях, где сигнал от одного пикселя отражает активность примерно полумиллиона нейронов. Лучше мы просверлим в вашей голове отверстия, воткнем в мозг электроды и будем следить за активностью отдельных нейронов; используя этот подход, мы снова сможем сказать, что вы выберете, «кечуп» или «кечап» – по активности нейронов еще до того, как вы подумаете, что приняли решение.

Таковы основные подходы и выводы в масштабной серии исследований, которые спровоцировали грандиозный скандал вокруг вопроса, доказывают ли они, что свобода воли – это миф. Результаты этих исследований всплывают практически в любых дебатах, где обсуждается все, что нейронаука может сообщить по этому вопросу. Но думаю, что по большому счету эти исследования совершенно к делу не относятся.

Все началось с Бенджамина Либета, нейробиолога из Калифорнийского университета в Сан-Франциско, который в 1983 г. провел настолько провокационное исследование, что по крайней мере один философ назвал его «печально известным», ему посвящают целые конференции, а про некоторых ученых говорят, что они проводят «исследования в стиле Либета»¹⁴⁹.

Экспериментальная установка нам известна. Вот кнопка. Нажимайте ее, когда захотите. Не думайте заранее; посмотрите на эти необычные часы, которые легко определяют доли секунды, и скажите нам, когда вы решили нажать на кнопку, в какой момент осознали, что сделали свободный выбор¹⁵. Мы же тем временем будем регистрировать данные ЭЭГ и отследим момент, когда ваш палец начнет двигаться.

Так были получены основные результаты: участники сообщали, что решили нажать на кнопку примерно за 200 миллисекунд – 0,2 секунды – до того, как их палец начинал двигаться. Кроме того, в мозге испытуемых регистрировался характерный паттерн ЭЭГ, называемый потенциалом готовности, в тот момент, когда они только готовились пошевелиться; он исходил из части мозга под названием «дополнительная моторная область» (ДМО), которая посылает проекции вниз по позвоночнику, стимулируя движения мышц. Но вот что удивительно: потенциал готовности – свидетельство того, что мозг решил нажать на кнопку, – возникал примерно за 300 миллисекунд до того мгновения, когда испытуемые осознавали, что решили на нее нажать. Ощущение свободы выбора – это всего лишь апостериорная иллюзия, ложное чувство контроля.

С этого наблюдения все и началось. Почитайте научные статьи по биологии и свободе воли, и в 99,9% из них будет фигурировать Либет, обычно не позже второго абзаца. То же самое касается публикаций в обычной прессе: «Ученые доказали, что свободы воли не существует; мозг принимает решение еще до того, как вы подумаете, что приняли его»¹⁶. Эксперимент Либета вдохновил массу последующих исследований и теоретических выкладок; ученые до сих пор проводят исследования на основе работы Либета, хотя с первой ее публикации в 1983 г. прошло уже почти 40 лет. Например, в 2020 г. вышла статья «Сообщения Либета о намерении неверны» (Libet's Intention Reports Are Invalid)¹⁰. Если ваша работа настолько важна, что спустя десятилетия люди все еще ее ругают, – для ученого это почти бессмертие.

Главное открытие Либета, а именно тот факт, что вы обманываете себя, если думаете, что приняли решение в тот момент, когда вам кажется, что вы его приняли, воспроизводилось и в других исследованиях. Нейробиолог Патрик Хаггард из Университетского колледжа Лондона заставлял испытуемых выбирать между двумя кнопками – а точнее, выбирать между «сделать А» и «сделать Б», а не между «делать» или «не делать». В результате он пришел к тому же выводу: мозг, похоже, принимает решение еще до того, как вы подумаете, что приняли его¹¹.

Эти открытия положили начало исследованию Либет 2.0: я имею в виду работу Джона-Дилана Хайнеса и его коллег из Университета Гумбольдта в Германии. Прошло 25 лет, появилась фМРТ; все остальное осталось без изменений. И снова ощущение осознанного выбора посещало испытуемых примерно за 200 миллисекунд до того, как палец начинал двигаться. Что самое главное, исследование подтвердило выводы, сделанные на основе работы Либета, и расширило их¹⁷. Благодаря фМРТ Хайнес смог обнаружить, что решение «какую кнопку нажать» принимается еще выше в цепи команд мозга, а именно в префронтальной коре (ПФК). Это похоже на правду, поскольку исполнительные решения принимаются именно в ПФК. (Если, как в случае Гейджа, ПФК вместе с остальной частью лобной коры разрушена, человек принимает ужасные, импульсивные решения.) Если немного упростить, ПФК, приняв решение, передает его в остальные области лобной коры, которая отправляет его в премоторную кору, затем в ДМО, а затем, еще через несколько шагов, к мышцам¹⁸. В подтверждение представления Хайнеса о том, что процесс принятия решений осуществляется выше по цепи, оказалось, что ПФК принимала решение за 10 секунд до того, как испытуемым казалось, что они делают сознательный выбор¹⁹¹².

Затем, в исследовании Либет 3.0, свободу-воли-как-иллюзию проследили вплоть до активности отдельных нейронов. Нейробиолог Ицхак Фрид из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе работал с пациентами с инкурабельной эпилепсией, не поддающейся лечению противосудорожными препаратами. В качестве последнего средства нейрохирурги удаляли больным часть мозга, инициирующую припадки; у пациентов Фрида это была лобная кора. Естественно, в таких случаях хочется свести к минимуму объем удаляемой ткани, поэтому перед операцией в намеченную к удалению область вживляют электроды, отслеживающие ее активность. Это позволяет составить точную карту функций и определить, какие участки лучше не трогать, если есть такая возможность.

Итак, Фрид заставлял испытуемых выполнять задания в стиле Либета, а электроды в их лобной коре определяли, когда активируются отдельные нейроны. Результат тот же: некоторые нейроны возбуждались при подготовке к принятию решения о конкретном движении за несколько секунд до того, как испытуемые заявляли, что приняли это решение. В увлекательных смежных исследованиях Фрид показал, что нейроны гиппокампа, кодирующие определенное воспоминание, активируются за одну-две секунды до того, как человек почувствует, что вызывает это воспоминание по своей воле¹³.

Итак, три разных метода, отслеживающие активность сотен миллионов нервных клеток вплоть до отдельных нейронов, показывают: в тот момент, когда мы считаем, что сознательно и добровольно решили что-то сделать, нейробиологический жребий уже брошен. Чувство осознанного намерения – это просто запоздалая мысль, которая ни на что не влияет.

Этот вывод подкрепляется исследованиями, демонстрирующими, насколько податливо ощущение намерения и контроля. Вернемся к базовой парадигме Либета; на этот раз за нажатием кнопки следовал звонок, а исследователи варьировали длительность задержки в доли секунды между нажатием и звонком. Когда звонок задерживался, испытуемые сообщали о своем намерении нажать на кнопку чуть позже обычного, хотя ни потенциал готовности, ни время начала движения в действительности не менялось. Другое исследование показало, что, если вы чувствуете себя счастливым, ощущение сознательного выбора посещает вас быстрее, чем если вы расстроены, что только подчеркивает, каким субъективным и ненадежным оно бывает¹⁴.

В других исследованиях, где в качестве испытуемых выступали люди, подвергавшиеся нейрохирургическому вмешательству из-за инкурабельной эпилепсии, было показано, что ощущение намеренного движения и реальное движение можно отделить друг от друга. Стимулируйте дополнительную область мозга, связанную с принятием решений²⁰, и люди будут говорить, что они только что сделали движение по собственной воле, хотя сами при этом и пальцем не пошевельнули. Простимулируйте вместо этого пре-ДМО, и они-таки подвигают пальцем, но при этом будут клясться, что ничего подобного не совершали¹⁵.

Существует неврологическое расстройство, которое подтверждает эти выводы. Повреждение части ДМО в результате инсульта вызывает синдром анархической руки, при котором рука, контролируемая этой стороной ДМО²¹, действует против воли человека (например, хватает еду с чужой тарелки); страдальцам приходится придерживать свою непослушную руку другой²². Это говорит о том, что ДМО фиксирует волю на задаче, связывая «намерение с действием», причем еще до того, как человек сочтет, что сформировал свое намерение¹⁶.

Психологические исследования показывают, что и чувство контроля может быть иллюзорным. В одном эксперименте сразу же после нажатия кнопки загорался свет… время от времени. Долю ситуаций, в которых свет загорался, варьировали; затем испытуемых спрашивали, насколько, по их ощущениям, они контролируют свет. Люди постоянно переоценивали надежность связки «нажатие – свет», и считали, что они ее контролируют²³. В другом исследовании испытуемые думали, будто сами выбирают, какой рукой нажать на кнопку. Тайно от них выбор руки контролировали при помощи транскраниальной магнитной стимуляции²⁴ (ТМС) моторной коры головного мозга; испытуемые тем не менее считали, что сами контролируют свой выбор. В других же исследованиях использовались манипуляции прямиком из ассортимента фокусников и телепатов, но испытуемые утверждали, что контролируют события, которые в действительности были предрешены и неподвластны их контролю¹⁷.

Если вы делаете А, а за ним следует Б, что увеличивает вероятность того, что вы поверите, будто сами вызвали Б? Психолог Дэниел Вегнер из Гарварда, внесший основной вклад в эту область исследований, выделил три логические переменные. Первая – приоритет: чем меньше временной промежуток между А и Б, тем охотнее мы испытываем иллюзорное ощущение воли. Есть еще постоянство и эксклюзивность – с каким постоянством происходит Б после того, как вы сделали А, и как часто Б случается в отсутствие А. Чем выше первое и ниже второе, тем прочнее иллюзия¹⁸.

Что в целом показывает вся эта либетовская литература, начиная с самого Либета? У нас может возникать иллюзорное ощущение контроля, а наше чувство свободного, сознательного выбора может быть оторвано от реальности²⁴; нами можно манипулировать, изменяя время, когда мы впервые ощущаем сознательный контроль; и что самое главное, это чувство контроля посещает нас уже после того, как мозг принял решение. Свобода воли – миф¹⁹.

Вы удивитесь, но с тех самых пор ученые не перестают ругаться: инкомпатибилисты упорно цитируют Либета и его последователей, а компатибилисты презрительно подвергают сомнению всю их литературу. Для начала грандиозной свары много времени не потребовалось. Через два года после публикации своей эпохальной работы Либет поместил статью в комментируемом научном журнале (где ученые публикуют теоретические статьи на спорные темы и получают краткие комментарии от своих друзей и врагов); комментаторы, обрушившиеся на Либета, обвиняли его в «вопиющих ошибках», в упущениях по части «фундаментальных концепций измерения», в концептуальной наивности («Пардон, ваш дуализм говорит сам за себя», – обвинял его один из критиков) и в ненаучной вере в точность измерения времени (Либета саркастически обвиняли в том, что он практикует «хронотеологию»)²⁰.

Критика работ Либета, Хайнеса, Фрида, Вегнера со товарищи не утихает. Какая-то ее часть касается мелочей, таких как ограничения методов ЭЭГ, фМРТ и регистрации активности отдельных нейронов, или подводных камней, связанных с тем, что практически всю информацию испытуемые сообщают о себе сами. Но бо́льшая часть критических замечаний носит концептуальный характер и в целом показывает, что слухи о том, будто учение Либета убивает веру в свободу воли, преувеличены. На них стоит остановиться подробнее.

ВЫ ЧТО, ПРОВОЗГЛАШАЕТЕ КОНЕЦ СВОБОДЫ ВОЛИ ИСХОДЯ ИЗ СПОНТАННЫХ ДВИЖЕНИЙ ПАЛЬЦЕВ?

Либетовская литература построена вокруг того, что люди спонтанно решают произвести некое действие. По мнению Мануэля Варгаса, свобода воли связана с ориентацией на будущее, с готовностью понести сиюминутные убытки ради долгосрочной цели; но «эксперимент Либета требовал чисто сиюминутного, импульсивного действия – а это совершенно не то, для чего нужна свобода воли»²¹.

Более того, само это спонтанное решение сводилось к тому, нажимать ли на кнопку, что слабо связано с вопросом, обладаем ли мы свободой воли в отношении наших убеждений и ценностей или поступков, влекущих за собой серьезные последствия. По словам психолога Ури Маоза из Университета Чепмена, это разница между «выбором» и «перебором»: Либет – это перебирание коробок с кукурузными хлопьями на полке в супермаркете, а вовсе не какое-то жизненно важное решение. Философ Адина Роскис из Дартмутского колледжа, например, считает, что выбор в мире Либета – это карикатура на реальный выбор, которую может затмить даже непростой выбор между чаем и кофе²⁵²².

Применимы ли выводы Либета к чему-то поинтереснее, чем нажатие кнопок? Фрид воспроизвел эффект Либета, заставив испытуемых в симуляторе вождения выбирать между поворотом налево и поворотом направо. В другом исследовании нейронауку удалось совместить с возможностью сбежать из лаборатории в солнечный денек: феномен Либета проверяли у испытуемых непосредственно перед прыжком с тарзанки. Неужели нейробиологи тоже прыгали, сжимая в руках свое оборудование? Нет, к головам прыгунов пристегивали беспроводное устройство ЭЭГ, что делало их похожими на марсиан, которых братва уговорила сигануть с тарзанки после игры в литрбол. Результаты? Те же, что и у Либета: потенциал готовности предшествовал тому моменту, в который испытуемым казалось, что они решились на прыжок²³.

Компатибилисты отвечали: все это тоже совершенно неестественно – ни выбор момента прыжка в пропасть, ни выбор между поворотом налево и поворотом направо в симуляторе вождения ничего не говорит о том, обладаем ли мы свободой воли, когда, скажем, выбираем, кем стать: нудистом или буддистом, альгологом или аллергологом. Это критическое замечание удалось подкрепить результатами одного особенно изящного исследования. В первом его варианте испытуемым давали две кнопки и говорили, что каждая из них символизирует конкретную благотворительную организацию; нажмите одну из кнопок, и на счет этой организации поступит тысяча долларов. Второй вариант: две кнопки, две благотворительные организации, нажимайте какую хотите, и каждая получит по 500 долларов. В обоих сценариях мозг управлял одними и теми же действиями, но в первом случае выбор был значимым, а во втором – таким же случайным, как в эксперименте Либета. Скучный, случайный сценарий вызывал в мозге обычный потенциал готовности еще до появления чувства осознанного решения, а вот сценарий, чреватый последствиями, – нет. Другими словами, эксперимент Либета ничего нам не говорит о той свободе воли, которая нас интересует. По отменно язвительному замечанию одного из ведущих компатибилистов, главная мысль всей этой литературы такова: «Не играйте в камень-ножницы-бумага на деньги [с одним из этих исследователей, что не верят в свободу воли], засунув голову в аппарат фМРТ»²⁴.

Но тут скептики свободы воли нанесли компатибилистам ответный удар. Группа Хайнеса визуализировала работу мозга испытуемых, выполнявших задание, не предполагавшее никаких движений: они выбирали между сложением и вычитанием. Исследователи идентифицировали нейронную сигнатуру решения, предшествующую сознательной осведомленности о нем, но исходила она не из ДМО, а из другой области мозга (которая называется корой задней части поясной извилины / предклиньем). Так что есть вероятность, что авторы эксперимента «выбери благотворительную организацию» просто искали не в той части мозга – простые области мозга принимают простые решения до того, как вы думаете, что осознанно их приняли, более сложные области – до того, как вы думаете, что сделали сложный выбор²⁵.

Присяжные еще не определились, поскольку либетовская литература почти полностью посвящена спонтанным решениям относительно довольно простых вещей. Переходим к следующему общему критическому замечанию.

60%? ВЫ ШУТИТЕ

Что значит осознать осмысленно принятое решение? Что на самом деле означают слова «решение» и «намерение»? Опять семантика, которая не просто семантика. Философы здесь наворотили такого, что многие нейробиологи (я, например) задыхаются от бессильного трепета. Сколько требуется времени, чтобы сосредоточиться на секундной стрелке на часах? В своих работах Роскис подчеркивает разницу между сознательным намерением и осознанностью намерения. Альфред Мили полагает, что потенциал готовности – это время, когда вы, по сути, сделали реально свободный выбор, а затем вам требуется некоторое время, чтобы этот свой свободный выбор осознать. В качестве аргумента против этого рассуждения в одном из исследований было показано следующее: в момент появления потенциала готовности многие испытуемые вместо того, чтобы думать о том, что они собираются сделать, думали, например, об ужине²⁶.

Можете ли вы решить принять решение? Намереваться и иметь намерение – это одно и то же или нет? Либет просил испытуемых отмечать время, когда они впервые осознали «субъективный опыт "желания" или намерения действовать», но разве «желание» и «намерение» – это одно и то же? Можно ли быть спонтанным, если вас просят быть спонтанным?

Раз уж мы об этом заговорили, то что же такое на самом деле потенциал готовности? (Примечательно, что почти через 40 лет после эксперимента Либета статье все еще можно дать название «Что такое потенциал готовности?».) Может быть, это решение-делать, фактическое «намерение», в то время как осознанное ощущение, что «решение» принято – это решение-делать-сейчас, «реализация намерения»? Может быть, потенциал готовности вообще ничего не значит – некоторые модели предполагают, что это просто точка, в которой случайная активность в ДМО преодолевает порог регистрации. Мили настойчиво утверждает, что потенциал готовности – это не решение, а побуждение, а физик Сьюзен Покетт и психолог Сьюзан Перди из Оклендского университета показали, что потенциал готовности короче и менее устойчив, если испытуемые хотят определить, когда они приняли решение, а не когда ощутили побуждение. Для других потенциал готовности – это процесс, ведущий к решению, а не само решение. Один хитрый эксперимент подтверждает эту интерпретацию. В нем испытуемым предъявляли четыре случайные буквы и просили мысленно выбрать одну из них; иногда им давали сигнал нажать на кнопку, соответствующую этой букве, иногда нет – таким образом, в обоих сценариях осуществлялся один и тот же процесс принятия решения, но к действию вел только один из них. В обоих случаях возникал одинаковый потенциал готовности, что, по словам нейробиолога-компатибилиста Майкла Газзанига, предполагает, что ДМО не принимает решение о совершении действия, но «разогревается для участия в динамических событиях»²⁷.

Так что же такое потенциалы готовности и их предшественники – решения или побуждения? Решение – это решение, а побуждение – это всего лишь повышенная вероятность принятия решения. Бывает ли так, чтобы предсознательный сигнал вроде потенциала готовности возникал, но действие не совершалось? Бывает ли действие без предшествующего ему предсознательного сигнала? Объединим эти два вопроса: насколько точно эти предсознательные сигналы предсказывают реальное поведение? Точность, близкая к 100%, нанесла бы серьезный удар по вере в свободу воли. Напротив, чем ближе оказалась бы точность к случайности (например, 50%), тем ниже была бы вероятность, что мозг «решает» что-то до того, как нас посетит ощущение свершившегося выбора.