Литературный журнал «ДК», №03/2018

Наркотики стали скучными после распада NIRVANA. Алкоголь надоел, когда ему посвятили все русские комедии. Сигареты всё ещё имеют какой-то романтичный оттенок из двадцатых, но всё равно не прёт. Начинающие скучать люди заливают нефть в электронные испарители и кидаются с горы.

Панки плюют на всё и идут искать работу, потом покупают «тройку» и сводят татуировки, поскольку было интересно только поначалу и по молодости. Молодое поколение обязано быть бунтарями… Да. Иначе они не смогут жить дальше. Им надо вовремя отодвинуть от себя поток информации, а через какое-то время снова в него нырнуть, так надо. Чтобы было проще, бунт становится частью потока, и вот уже из ада орут модники и околофутбольщики…

Но когда-то ребята из Омска играли на лестнице научного института, понимая – это что-то новое. Но когда-то ливерпульская банда сколотила группу и поехала в Лондон, думая – всё-таки новизна. Вдруг?

И сейчас всё-таки с умирающей надеждой в голосе травит шутки про вождей мой сочинский комедиант, гомерист… Черт его разберет.

Авось не растворимся в потоке информации, потребления и существования, как он.

Ему суждено раствориться. Он же всё-таки мой сон.

И повод для размышлений.

НО КОГДА-ТО МЫ НОСИЛИ ЖИЛЕТКИ.

Извините, хотелось закончить, как Довлатов.

Шестнадцатый

Автор: Саша Расков

Капли послеобеденного дождя мягко ложились на соседский подоконник, наполняя комнату приятным звуком. Прошло около тридцати минут с момента, когда мы в порыве обжигающей страсти скинули одежду, а наши тела предались плотским утехам. Помню, как она лежала на боку, её хрупкий пальчик рисовал осьминога на моей груди. А я, пребывая в состоянии эйфории, тупо пялился в потолок, размышляя о том, чему посвятить вечер.

– О чём думаешь? Тебе не понравилось?

Мне понравилось. Даже очень.

– С чего ты взяла? – удивился я. – По мне, так было здорово.

– А вдруг? – улыбнулась она. – Ольга, моя подружка, рассказывала про бывшего парня, который уверял, что ему нравится. А оказалось – нет.

– Странно… может, у неё не было рта?

– Саш! Я серьёзно!

– Я тоже.

Улыбка превратилась в недоумение с нотами будущего протеста.

– Фу-у! Что ты говоришь?! Вообще-то, это не обязательно!

– Тихо, тихо! Я пошутил.

– Все вы так… шутите.

– Ладно, закрыли, – массируя её бедро, сгладил я. – Кофе будешь?

– Не откажусь.

Предприняв некоторые усилия, я перекатился на край постели. На ковре беспорядочно валялись шмотки, помятые сигареты, разряженный айфон и гелевая ручка. Не вдаваясь в подробности относительно последней, я нащупал джинсы, энергично натянул их до пупка. Чего только не сделаешь ради девчонки. Особенно ради красивой.

На кухне было холодно. Растерев ладонью плечо, я сначала хорошенько обдумал, а уже потом распахнул верхний ящик. Маленькая баночка, принесённая Антоном накануне, была на месте. Кофейного топлива хватало ровно на две чашки, что весьма порадовало. Ловким движением руки я приподнял язычок чайника, повернулся к телевизору.

– А ты шустрый! – Она зашла на кухню. Её точёная фигурка скрывалась за толстым слоем одеяла. Со стороны выглядело потрясно. Ох, как потрясно!

«Опыт», – пришло на ум. Но я промолчал.

– После кофе… повторим?

На всю квартиру раздались фанфары какой-то третьесортной передачи с идиотским названием «Про это». На экране появился седовласый мужчина в стильных солнцезащитных очках, который неспешно гулял по Москве. Оглядываясь на проходящих девушек, он всем своим видом показывал решимость выдать что-то умное. Когда заставка подошла к концу, плейбой покрутил задом у киоска и наконец-то открыл шоу.

Есть мнение, будто человек по своей природе не может быть моногамным. Ведь если посмотреть, даже на уровне животных моногамностью могут похвастаться лишь белые лебеди, волки и пингвины.

– И чёрные грифы, – дополнил я.

– Грифы?

– Птицы такие. Они живут парами. Если партнёр изменяет – это вызывает гнев стаи.

– Ого! Откуда ты это знаешь?

– Помню со школы, – прилично хлебнул я. – Наш биолог был помешан на пернатых. Каждый урок твердил про образ жизни, питание и… прочую лабуду.

Чтобы понять, насколько верны современные мужчины, мы пригласили десятерых представителей. Каждый из них – личность, имеющая свой статус, вид деятельности и, конечно же, семейное положение.

Поставив чашку на стол, я прикинул силы по организации обеда для двадцатилетней Киры. Несмотря на любовь к телевидению, она меня привлекала. Скажу больше: я уже мозговал о том, чтобы познакомить её с мамой.

– Есть будешь? – вежливо поинтересовался я. – Могу сварганить яичницу.

– Подожди… сейчас будет интересно.

На фоне студийного полотна возник тридцатилетний самец, одетый в безразмерный свитер и торчащую из-под него рубашку. Как правило, такой видок имеют мужики, выросшие под чутким контролем. Естественно, мамочек.

«У меня была девушка. Мы прожили почти два года. Хотели пожениться. Но как-то раз я спросил: какой я по счёту? В плане секса. Она призналась, что тридцатый. В общем, мы расстались».

– Ха! – не удержался я. – Во даёт!

– Чего даёт? – покосилась Кира.

– Забавная история! Разве нет?

– Нисколько.

Разговор иссяк. Надо было что-то придумать.

– Кир, поделись: а какой я по счёту?

Кира поменялась в лице. Не будь мы дома, я бы предположил, что к её пятке провели высоковольтный кабель.

– В смысле?

– В прямом. Какой я у тебя? По счёту?

Взяв с вытяжки пульт, она молниеносно погасила экран. Кажется, я попал в яблочко. Оставалось лишь надавить.

– Ну и? – настаивал я. – Чего напряглась?

– Ничего… просто… это важно?

– Расслабься, все мы люди.

– Шестнадцатый, – промямлила Кира. – Доволен?

– Шестнадцатый?! – от ярости воскликнул я. – Как? Как это возможно? Не понимаю! Тебе же всего двадцать!

– Да пошёл ты! Ты не судья! Ясно?!

Следующие пятнадцать минут больше напоминали развязку сериала, нежели сцену из провинциальной жизни. Собрав барахло, она с криками выбежала в подъезд. Мне хотелось остановить её, прижать к себе, соврав, что вскрывшийся факт не имел значения. Но я не мог. Злость, досада и разочарование обуздали душу, сковав позывы к геройству.

Твою мать, я был шестнадцатый. Шестнадцатый!

Ближе к ужину я успокоился. Кира, как представитель современного общества, где нет правил и порядков, заслуживала прощения. Сняв с зарядки мобильник, я нашёл её контакт, большим пальцем набрал: «Восьмая».

Ответа не получил. Всё было кончено.

Дыши

Автор: Тимур Малхозов

В детстве болезнь кажется крутой. Все вокруг о тебе заботятся. В школе ребята считают тебя классным и даже завидуют. Девчонки восхищаются твоей стойкостью и немного жалеют. За тебя всегда волнуются родители, и ты не ощущаешь себя одиноким. Мама и папа чувствуют вину и готовы сделать всё, что угодно, лишь бы их маленькому сынишке стало лучше. Они делают всё, чтобы ты был обычным здоровым ребёнком, занимался спортом, гулял с друзьями, не задыхался в припадках. Они хотят для тебя только лучшего, мечтают, что ты вылечишься, поступишь в университет и закончишь его с отличием. Родители готовы прыгать день и ночь вокруг тебя, лишь бы стало лучше, ты нашёл престижную работу и жил отличной жизнью.

– Дыши! – говорит Кэтрин и даёт мне ингалятор. Я вдыхаю его и закрываю глаза. Жду, пока препарат расширит бронхи, и я смогу дышать.

Поначалу это действительно кажется крутым. Маленький мальчик каждый раз на волосок от смерти, и каждый раз он побеждает. Я могу сам решать, идти ли мне в школу. Стоит только сказать маме, что мне тяжело дышать, как у меня уже полноценный выходной с телевизором и печеньем. Я не хожу на физкультуру, могу спокойно отпроситься с занятий или не делать домашнее задание. В бронхиальной астме есть плюсы. Тебя считают крутым одноклассники, ты пользуешься успехом у девчонок. Стоит только достать ингалятор… О да, девчонкам нравятся ингаляторы. Ещё им нравятся маленькие котята, милые щенки и слабые мальчики, о которых можно позаботиться. Поиграть в дочки-матери. Говоришь, как тебе тяжело, что ты мог умереть, как вокруг тебя уже куча заботливых одноклассниц.

– Дыши, мой милый! Вот так, – говорит Кэтрин.

Тебе нравится быть милым больным мальчиком месяц. Тебе нравится, когда о тебе переживают полгода. Ты наслаждаешься заботой со стороны родных год. Однако к двум годам, трём, пяти… Рано или поздно это начинает надоедать. Ты инвалид, который не способен самостоятельно посрать без помощи сиделки. Калека, который не может нормально передвигаться. Беззубый старик, жующий мокрый хлеб. В какой-то момент ты понимаешь, что не хочешь всю жизнь провести с сиделкой и рассасывать кусок мякиша. Ты осознаешь, что для того, чтобы чего-то добиться, тебе необходимо хотя бы научиться дышать. В этот момент ты взрослеешь.

– Давай ещё раз! – умоляет Кэтрин со слезами на глазах и снова сует мне в рот ингалятор. Что-то идёт не так.

Я познакомился с Кэтрин на одном из школьных вечеров. Все танцевали и веселились кроме нас двоих. Я – потому что не мог, она – потому что была фотографом на этом вечере. Кэтрин сидела и просматривала кадры на фотоаппарате, а затем поймала мой взгляд и предложила посмотреть фотографии вместе. Она выглядела прекрасно даже в джинсах и футболке. Её зеленые, как изумруд, глаза светились в тускло освещённом зале. Так и хотелось утонуть в её длинных каштановых волосах. Я смущённо согласился, и мы вместе смотрели, как веселятся наши одноклассники в маленьком экране. Пролистав кадры этого вечера, она показала другие свои работы: городские пейзажи, птицы, деревья, горы и простые люди на улицах. В этих фотографиях было что-то живое. Кэтрин переносила настроение людей, запах свежескошенной травы, пение птиц. Нам обоим нравилось наблюдать за природой и людьми, но ей удавалось запечатлеть на долгие годы эти мгновения, которыми можно было наслаждаться каждый день. Просматривая эти фотографии с ней, я ощутил то, чего никогда не испытывал, – покой и ровное дыхание. Фотографии кончились, а мы продолжили болтать о природе, о музыке, о кино и птицах. Мы болтали о настоящем и будущем. Это было так волшебно, что на секунду я забыл об ингаляторе. Мне даже не пришлось доставать его при ней, чтобы её впечатлить. Мне не приходилось быть больным рядом с ней, о котором надо заботиться. Я впервые почувствовал себя обычным здоровым мальчиком, как и все ребята. Этим Кэтрин и отличалась от девчонок вокруг.

Целыми днями мы болтали, делали уроки, смотрели фильмы и слушали музыку. Большего я дать ей не мог. Мы не катались на велосипедах, не устраивали походов, не играли на улице, как другие ребята. Даже простая прогулка в парке для меня была проблемой. Кэтрин уверяла, что всё в порядке, но я знал, что это не так.

– Дыши же, милый мой! – повторяет Кэтрин, а из её глаз текут слёзы. – Хватит меня разыгрывать!

В какой-то момент тебе становится противна жизнь маленького больного астматика. Тебе становится стыдно перед родителями за слабость и беспомощность. Ты ненавидишь себя за то, что ничего не можешь дать своей девушке. В какой-то момент ты становишься немного умнее и смелее. Астма – это не та болезнь, которую можно легко вылечить, но будучи подростком, ты уверен, что сможешь этого добиться.

Я валяюсь на влажной песчаной дорожке в парке и продолжаю задыхаться. Кэтрин плачет и снова суёт мне в рот ингалятор, а нас окружают люди.

На одном из сайтов я нахожу одну интересную статью. В ней парень пишет, что любую болезнь можно излечить силой нашего мозга. Автор обещает лечение от всех болезней. «Важно лишь поверить в себя!» – большими красными буквами написано в центре страницы. Я нахожу лечение от бронхиальной астмы и кликаю на иконку. Здесь продают ингалятор, точь-в-точь как мой, только гораздо дешевле. Автор пишет, что препарат содержит малое количество лекарственных веществ. Пишет, что организм сам способен выработать необходимое антитела, которые смогут победить болезнь. «Стоит лишь поверить!» – гласит надпись в центре страницы. Автор приводит сотни доводов и аргументов, я начинаю верить, оформляю заказ и через два дня получаю спасение.