Читать книгу: «Сквозь войну и руины», страница 17

Илдрис кивнул и указал в сторону площади.

– Я останусь с Арденом, Дейнином и Миркеном. Здесь еще много…

– Нет. – Каллинвар постарался скрыть раздражение и взять под контроль ярость, рвавшуюся наружу, несмотря на все его усилия. – Мы здесь для того, чтобы с корнем вырвать Порчу из города. Если мы убьем Шамана, остальные побегут. И чем дольше мы медлим, тем больше будет жертв. За мной, Илдрис.

Илдрис кивнул, и его зеленые глаза сверкнули.

– Рыцари, вперед! – Каллинвар устремился через площадь, вновь призвав духомеч, и луч зеленого света вырвался из руки, мгновенно обретая твердость.

Он взмахнул духомечом, блокируя выпад клинка из черной стали, используя силу инерции, чтобы развернуть свое оружие, и рассек торс атаковавшего его зверя. Духомеч прошел, как нож сквозь масло, через плоть и кости, во все стороны брызнула кровь. Арак взвыл, когда две половинки его тела рухнули на землю.

Каллинвар поднял меч, чтобы принять новый удар черного стального клинка. Сила ответного удара отбросила оружие зверя назад, и он не успел восстановить равновесие, когда Гроссмейстер стиснул рукой в латной рукавице его горло. Сила охраняющих доспехов пылала в его венах, он сжал пальцы и оторвал арака от земли.

Чудовище зарычало, пытаясь вырваться, и Каллинвар подтянул его к себе. Почти семи футов ростом, зверь не привык, чтобы с ним обращались, как с детской игрушкой, но сила Гроссмейстера переполняла Каллинвара.

Образы безжизненного тела Вератина вспыхивали в его сознании, и тут же его начала наполнять ослепительная ярость. Вся прошлая жизнь убеждала Каллинвара взять ее под контроль, использовать как оружие, но сейчас его мало волновали требования разума. Он позволил боли и потере захватить все свое существо, и в сердце запылал огонь мщения.

– Скажи своему богу, что я пришел за его кровью, – прошептал Каллинвар отчаянно дергавшемуся араку. Зверь на миг замер, словно хотел заговорить, но Каллинвар стиснул челюсти и сжал пальцы, в голове у него отчаянно пульсировала кровь. Раздался громкий треск. Голова зверя дернулась влево, и тело поникло. Каллинвар разжал руку, тварь упала в грязь, рыцарь Акерона перешагнул через неподвижный труп, а зеленое сияние его духомеча отражалось в лужах разлитой на улицах города крови.

Словно дверь открылась в разуме Каллинвара: накатили воспоминания о Вератине. У него отчаянно дрожали руки, мысли мчались вперед. Это я должен был погибнуть, старый друг. А тебе следовало уцелеть. Кровь Каллинвара кипела, когда он шагал по улице, а его духомеч пробивал кровавую тропу сквозь Порождения Крови и имперских магов. Он убивал любое проявление Порчи, встававшее на его пути. Как я со всем этим справлюсь без тебя? Он полностью погрузился в ритмичные движения духомеча, чтобы сжечь горе, и в те мгновения его интересовало только искусство убивать.

Он лишь смутно воспринимал своих рыцарей, которые двигались справа и слева от него, убивая Порождения Крови, ускользнувшие от его клинка. Группы воинов с белыми символами котов на щитах рассеялись по улицам, они защищали город и его жителей от Порождений Крови и солдат Лории.

Впереди Каллинвар увидел Отмеченного Кровью, поднимавшегося над грудой тел лорианских бойцов и трупов горожан Дрифейна – воинов и мирных жителей. Красный свет пронизывал дым, который изливался из рун, выжженных на плоти Отмеченного Кровью. Монстр был почти вдвое выше Каллинвара, мускулы бугрились под толстой шкурой, блестели обсидиановые когти, огнем горели красные глаза. Порча растекалась во все стороны от зверя, подобно кругам на воде от камня, брошенного в пруд.

Каллинвар издал звериный рев и атаковал, тяжелые сапоги с грохотом отталкивались от земли.

Отмеченный Кровью отступил от массы изуродованных тел и испустил утробный вой. Потом ударил покрытыми рунами кулаками в землю, пульсировавшая Порча вырвалась наружу, и в сторону Каллинвара двинулась волна пламени. Земля задрожала после удара Отмеченного Кровью, тела, куски дерева и стали взметнулись в воздух, пыль и грязь смешались с искрами и тлевшими угольками – и этот поток мчался к Каллинвару.

Инстинкт подсказывал ему, что следовало отпрыгнуть в сторону, но что-то подтолкнуло вперед, а в голове зазвучал голос Вератина.

«Мы избраны Акероном. Наше бремя никогда не бывало легким».

Каллинвар взревел, слова старого друга пронзили его, словно острый клинок, и он устремился вперед сквозь волну огня и земли. Энергия пела в нем, голос Акерона присоединился к голосу Вератина, никогда прежде Каллинвар не чувствовал такого прилива силы.

– Покажи им, дитя мое. Покажи им силу Акерона.

Голос бога громом прозвучал в разуме Гроссмейстера, заглушив все звуки вокруг. Когда он устремился вперед, земля трескалась под его ногами, огонь ударял в охраняющие доспехи и расступался перед ним, точно ревущая река вокруг камня. Он поднял духомеч и рассек мощную плоть Отмеченного Кровью.

Чудовище отшатнулось и взвыло, а его кровь фонтаном брызнула во все стороны. Руны засияли ослепительным красным светом, воздух вокруг окрасился дымом. Отмеченный Кровью направил когтистую лапу Каллинвару в голову, но Гроссмейстер перехватил его кисть, и их руки застыли в неподвижности. Легкость, с которой Каллинвар сумел остановить врага, поразила даже его самого, но кровь больше не кипела, она горела и обжигала. Ярость сражения захватила Гроссмейстера, мысли о Вератине гнали вперед. Он сделал выпад, продолжая сжимать запястье врага, и духомеч вошел в грудь Отмеченного Кровью.

Зверь метался и выл, острые желтые зубы щелкали, руны испускали алый свет, в воздухе кружился дым. Зверь ударил Каллинвара по шлему, отчего его голова дернулась в сторону, и перед глазами замелькали искры. Гроссмейстер посмотрел в кроваво-красные глаза твари, издал дикий крик и вырвал духомеч из груди Отмеченного Кровью.

Фонтаном брызнула кровь, зверь повалился на землю, пыль и искры взметнулись в воздух.

Кровь Каллинвара оглушительно стучала в ушах, тяжелое дыхание слетало с губ. Повернувшись, он отбил в сторону черное копье и тут же ударил арака в грудь ногой с такой силой, что услышал треск ломавшихся костей, который заглушил рев огня, крики и скрежет стали.

Я убью их всех, до самого последнего.

Справа раздался крик. Каллинвар не колебался.

Сжав двумя руками эфес духомеча, он нанес сокрушительный удар, и лезвие рассекло плоть арака.

Снова и снова он вскидывал клинок, и фонтаны крови взмывали в воздух. На моем месте должен быть ты, брат. Мир вокруг Каллинвара потускнел, он потерял себя, и его духомеч сеял вокруг смерть.

Ты был лучшим из нас. Он кричал, отсекая руку твари, а затем срубил духомечом голову зверя. Но они отняли тебя у нас. Мускулы Каллинвара горели, в горле пересохло от рева, сердце ныло от боли. Мне так тебя не хватает.

Сердце Каллинвара грохотало, точно копыта скачущей лошади, грудь тяжело вздымалась, дыхание стало хриплым. Его разум куда-то уплывал, но духомеч не знал усталости. Он стал смертью. Он не мог вернуть Вератина, не мог спасти душу друга от скитаний в бездне. Но мог отомстить кровью, разорвать на части Порождения Крови.

Каллинвар ревел, наносил все новые и новые удары, теряя себя.

Затем он ощутил дрожь в руках, его духомеч замер, вспышка зеленого света озарила ночь.

– Брат-капитан!

Слова дрейфовали в сознании Каллинвара, невнятные и туманные в огне его ярости. Его рука дрожала, легкие требовали воздуха – он смотрел на другой духомеч, вставший на пути его оружия. Рыцарь в полных охраняющих доспехах стоял справа от него, зеленый духомеч сверкал рядом с мечом Каллинвара: Арден.

– Что с тобой, брат? – прорычал Каллинвар.

Шлем Ардена превратился в жидкий металл и исчез в вороте охраняющих доспехов. Лоб молодого человека блестел от пота, лицо раскраснелось, широко раскрытые глаза с ужасом смотрели на Каллинвара.

– Что не так со мной? Долг сильных – охранять слабых, брат-капитан.

– У нас нет на это времени, Арден. – Каллинвар перевел взгляд с Ардена на два пульсировавших зеленым светом духомеча, все еще скрещенных. Только теперь, за сиянием клинков, Каллинвар понял, что имел в виду Арден. На том месте, куда Каллинвар направлял удар своего меча, стояла женщина со светлыми, заплетенными в косы волосами, которая держала копье в левой руке и щит с изображением белого кота в правой. За ее спиной находились два воина, один из них лежал на земле, из груди лилась кровь, другой пытался ее остановить. Если бы Каллинвар завершил свой удар, женщина покинула бы мир живых. И тогда ее душа вечно скиталась бы в бездне, как душа Вератина.

– Я…

Каллинвар опустил духомеч и тряхнул головой.

– Я больше не твой брат-капитан, Арден. Не останавливайся. Источник Порчи уже рядом.

Арден отпустил свой духомеч, и поток зеленого света исчез.

Он не шевелился. Рыцарь смотрел на Каллинвара, и от сочувствия в глазах юноши сердце Гроссмейстера сжалось.

– С вами все в порядке? – спросил Арден.

– Я же сказал, не останавливайся. – Каллинвар стиснул зубы.

Он не имел права испытывать гнев по отношению к Ардену. Нет, он чувствовал ярость по отношению к себе. За то, что позволил горю овладеть собой и в результате едва не лишил души невинного человека.

Арден некоторое время продолжал смотреть в глаза Каллинвара, а потом коротко кивнул.

– Слушаюсь, Гроссмейстер.

Юноша взглянул на женщину, затем призвал шлем и, на ходу призывая духомеч, зашагал по улице в ту сторону, откуда волнами шла Порча.

Каллинвар посмотрел на застывшую перед ним женщину, ее лицо заливала кровь, а на боку он увидел еще одну рану. Она прикрывала двух юношей, широко расставив ноги, подняв щит и направив вперед копье. Ее губы искажала дерзкая гримаса, но рука дрожала на древке копья. Она не была врагом – просто защищала своих. И я едва не отнял у нее жизнь.

Он хотел с ней заговорить, но разве слова что-то изменят?

Каллинвар молча отвернулся и последовал за Арденом.

Самый лучший способ помочь этим людям – убить Шамана. Теперь все будет иначе. Никто из его братьев и сестер не умрет. Он позаботится.

Но тут его плечо сжала железная рука. Он попытался вырваться, но не смог. Каллинвар повернул голову – на него смотрела Руон, убравшая шлем, темные волосы были стянуты в узел на затылке, а блестящие зеленые глаза с коричневыми и золотыми крапинками смотрели на него.

– Что это было, Каллинвар? Что с тобой происходит? – Странная смесь доброты и гнева исказила голос женщины.

– Отпусти, Руон. Сейчас не время. – Каллинвар снова попытался высвободиться, но воительница сжала пальцы на его плече еще сильнее, помогли охраняющие доспехи. – Я же сказал, отпусти!

– Ты можешь говорить так с Арденом. Но не со мной.

– Я твой Гроссмейстер! – прорычал Каллинвар, резким движением сбрасывая руку Руон. – Пора бы тебе начать обращаться ко мне подобающе. – Он повернулся к женщине спиной.

Что-то ударило его в спину, и ему пришлось сделать пару шагов вперед. Он повернулся к Руон, сжимая рукоять клинка, поднял меч и направил его острие к шее воительницы.

– Ну, давай, – сказала Руон, презрительно наморщив нос. Она наклонилась вперед, нахмурила лоб, оскалила зубы, точно волк, и сияние духомеча отбросило зеленый отсвет на ее кожу. – Для меня ты навсегда останешься Каллинваром, и лишь потом будешь Гроссмейстером. Ты мой якорь, Каллинвар. Ты то, что держит меня здесь. Мы с тобой – одно целое. И мне безразлично, что ты говоришь, я не позволю тебе думать, что смерть Вератина равносильна твоей смерти. Я знаю, что ты страдаешь, вижу, как твое сердце истекает кровью. Но ты должен сохранять контроль. Теперь все рыцари Ордена твои, и нуждаются в тебе. Я нуждаюсь в тебе.

Грудь Каллинвара тяжело вздымалась, он дышал медленно и глубоко. В одно мгновение желание закричать сменилось желанием заплакать, проделать дыру в мироздании. Но он все отбросил прочь, стиснул зубы, рука с клинком задрожала. И вновь слова Вератина зазвучали в его сознании: «Долг сильных – охранять слабых, мой брат. Всегда помни об этом, вне зависимости от того, что произойдет».

Каллинвар обратился к Печати, чтобы избавиться от шлема и духомеча; зеленый свет сменился красно-оранжевым пламенем города. Он протянул руку.

– До бездны и обратно.

– До бездны и обратно, – повторила Руон, сжимая предплечье Каллинвара. – Однако мы не будем спешить. Нам предстоит еще много работы. – Женщина слабо улыбнулась, кивнула и сделала шаг, собираясь последовать за остальными.

Каллинвар сжал ее руку.

– Спасибо тебе.

– Мы поговорим, когда вернемся в Храм. Ты не можешь один нести бремя утраты Вератина, независимо от силы твоего духа.

– Руон, я…

– Мы поговорим, Каллинвар. – Жидкий металл поднялся из воротника воительницы, когда она прошла мимо Каллинвара, шлем снова закрыл голову, и темно-зеленый металл блеснул в отсветах пламени.

Глава 17. О, брат, мой брат

Через несколько часов после сражения в Дрифейне Каллинвар с закрытыми глазами лежал в воде Колодца Герайи в Саду Безмятежности, прислушиваясь к тихим голосам птиц и шелесту падавшей воды многочисленных ручейков, сбегающих в водоем. Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. Каллинвар парил в воде, и боль постепенно отступала, Воды Жизни уносили ее прочь. Он все еще чувствовал легкое жжение в плече, там, где нифрал Тени рассек охраняющие доспехи и задел кожу. В мышцах верхней части спины оставалось напряжение, но оно уходило с каждой секундой.

Сегодня они одержали победу, уничтожили все Порождения Крови в городе, и никто из рыцарей не погиб, но Гроссмейстер позволил ярости и скорби затуманить свой разум, дал боли от утраты Вератина поглотить себя. Все закончилось хорошо – сегодня. Но так будет не всегда. И если что-то случится, то на его плечи ляжет тяжкое бремя. Я Гроссмейстер. Бремя ответственности всегда будет лежать на моих плечах. И я обязательно буду поступать правильно, ради тебя, брат. Во всяком случае, постараюсь.

Звук шагов нарушил гармонию журчавшей воды и птичьих трелей – к нему приближались три рыцаря. Каллинвар их ждал.

– Ты не против, если мы к тебе присоединимся?

Каллинвар вздохнул.

– А если я скажу, что против, Руон?

Каллинвар услышал плеск воды еще до того, как Руон ответила.

– Хороший ответ, Гроссмейстер.

Каллинвар внутренне сжался, мимо его внимания не прошло ударение, сделанное на его титуле.

Он вызвал в памяти момент, когда Арден остановил его клинок и помешал причинить вред женщине – не позволил отправить невинную душу в бездну. Каллинвар знал, что ему не следовало так говорить с Арденом. Будучи Гроссмейстером, он, конечно, имел полное право, но совершил ошибку и жалел о ней.

Еще два всплеска. Илдрис и Таррон.

– Я не в настроении, Руон.

– Мне все равно, – сказала она. – Нам необходимо поговорить. Ты сам это знаешь.

Каллинвар втянул в себя воздух, выдохнул, сел прямо, открыл глаза и коснулся ногами дна бассейна. Вода в колодце мерцала, сверкающие голубые гроздья попадали в более темные области, вращались и перемещались в ответ на движения Каллинвара и других рыцарей. Илдрис, Таррон и Руон стояли в бассейне, глядя на своего Гроссмейстера.

Илдрис опирался о край, свисавшие вниз корни и мох касались его плеч. У него была темная кожа, голова, как всегда, тщательно выбрита, густая борода ухожена. Мощные, широкие плечи истинного воина.

Таррон стоял на фут правее Илдриса, его светлые пряди намокли и прилипли к голове, руки он сложил на груди, уголки губ приподнялись в улыбке, которая выражала лишь беспокойство.

Руон переместилась в центр бассейна, ее темные волосы намокли, облепив шею и плечи.

– Мы знаем, что ты испытываешь боль, – сказал Таррон, глядя на мерцавшие в водоворотах Колодца голубые гроздья. – И мы пришли к тебе, брат. Чтобы помочь, чем только сможем. Ты знаешь, что мы всегда с тобой.

– Шрамы в душе глубже, чем на теле. – Илдрис невольно коснулся пальцами горла и провел по нему правой рукой. Прошло больше шести столетий с тех пор, как Полдрин, сестра-капитан Второго отделения, предшественница Каллинвара, вела его и остальных рыцарей к городу Илиринт – теперь там стоял Эрилон, – где они нашли Илдриса, висевшего на балке арсенала. Лорда, охрану которого поручили Илдрису, убили вместе с женой и детьми. Рыцарь винил в случившемся себя и начал пить, топя свои печали в вине. А когда отчаяние окончательно поглотило его, решил покончить с собой.

Более всего Каллинвара тогда поразило то, с какой охотой Илдрис принял Печать. В большинстве случаев кандидаты находились на пороге смерти – и выбор состоял в том, чтобы смириться с гибелью или служить Акерону. Но Илдрису не грозила смерть.

Полдрин перерезала веревку, и Илдрис выжил. Он мог отказаться от Печати и продолжать жить, но без раздумий принял служение Акерону. В тот день Каллинвар понял, что раны разума могут стать таким же смертельным приговором, как и раны тела.

– Я в порядке, Илдрис. Даю слово.

– Все не так просто. – Руон придвинулась к Каллинвару, отраженный свет от бассейна поблескивал на ее коже.

Она склонила голову направо, и слабая улыбка коснулась ее губ, когда женщина на него посмотрела.

– Шесть веков мы сражались бок о бок. – Таррон оттолкнулся от бортика бассейна и приблизился к Руон. – Ели, сражались, спали. Каждый день я просыпался и видел твою уродливую рожу. Шестьсот проклятых лет. Больше двухсот тысяч дней. Очень много времени, Каллинвар. Ты для меня даже не брат, а скорее рука или нога, от которой невозможно избавиться. Все рыцари – это наша родня, но в целом мире есть всего несколько душ, видевших и сделавших то, что делали мы. Если бы не вы, ублюдки, я бы сошел с ума столетия назад. Так что можешь отталкивать нас, сколько пожелаешь, мы не сдвинемся с места. Я знаю твое лицо лучше, чем свое, – главным образом из-за того, что в нашем богом забытом Храме совсем немного зеркал. Впрочем, по данному вопросу я часто спорю с наблюдателем Ралганом.

– Вот что Таррон пытается сказать, – продолжал Илдрис, бросив на Таррона быстрый взгляд, – лгать нам гораздо труднее, чем лгать себе. Что толку прикрывать своих братьев и сестер на поле сражения, если мы не будем защищать друг друга в остальное время. Ты позволил скорби овладеть тобой. И не только едва не отправил в бездну душу женщины, не тронутой Порчей, но и подверг опасности своих братьев и сестер по оружию.

Каллинвар переводил взгляд с Илдриса на Таррона, потом на Руон, а они смотрели на него. У него перехватило горло и сжалось сердце.

Он снова подумал о Вератине, о беседах поздними вечерами в его кабинете, о разделенных выпивках и трапезах. Он вспоминал о полученных уроках и знаниях, переданных Вератином, о многих часах, проведенных вместе в молчании, когда им уже не требовались слова. Он вспоминал, и его сердце кровоточило от горя и воспоминаний о старом друге: сказанное о нем слово «брат» обретало истинный смысл.

Каллинвар почувствовал, как невольно повлажнели его глаза. Он никогда не плакал много. В этом не было ничего плохого, просто с ним такое случалось очень редко. На самом деле он помнил лишь слезы, пролитые после потери Вератина. Несколько слезинок сбежали по его щекам.

Нет, Каллинвар не рыдал и не содрогался от конвульсий, но сейчас, стоя в Колодце Герайи рядом со своей семьей, позволил себе плакать.

– Я не могу стать таким, как он, Руон… не могу…

– А нам и не нужно, чтобы ты был им, Каллинвар. – Руон положила руку на плечо воителя, ее глаза покраснели, по щекам катились слезы. – Нам нужен ты. Нам нужен наш брат. Наш Гроссмейстер.

– Я чувствую себя потерянным, Руон. Как плот в открытом море. Он…

– Тогда мы поплывем с тобой на этом плоту, – сказал Таррон, и улыбка изогнула уголки его губ. – Как мы уже говорили, брат, мы всегда рядом. Вератин дал каждому из нас Печать, но теперь ты наш Гроссмейстер, и мы будем всюду следовать за тобой.

Каллинвар стряхнул слезу с левой щеки, у него защемило в груди, и тепло наполнило тело, хотя он находился в прохладной воде. Он сделал глубокий вдох, выдохнул и улыбнулся.

– Все это имеет для меня огромное значение, но почему бы нам не одеться и не выпить? – Смех забурлил в груди Каллинвара, он становился все громче, пока Гроссмейстер не потряс головой, чувствуя, как болят щеки.

В той жизни, которую они вели, счастье стало для них чем-то мимолетным. Поэтому он обнял его, как давно утраченного друга.

Руон, Таррон и Илдрис присоединились к нему, и некоторое время все просто смеялись. Только через минуту Руон взяла себя в руки, хотя ей не удалось полностью справиться со смехом.

– Пойдем, – сказала она, хлопнув Каллинвара по плечу, и вода забурлила от ее движения. – Я попросила Лирина прихватить бутылку рома Карвоси, когда он в последний раз побывал в Верлеоне. Я слышу, как ром зовет нас.

– И ты его скрывала? – Таррон посмотрел на нее с шутливым изумлением.

– Только от тебя, брат. Только от тебя.