Читать книгу: «Открывашка и пробой», страница 2

Единственное, о чем я до сих переживаю – это мама и сестра. Если, конечно, время там течет своим чередом. Может если я найду портал отсюда, смогу вернуться в тот же момент, когда «провалился» в другой мир?

Думать о том, как и зачем я сюда попал, вообще не хочется. «Как» – местные не знают, поэтому изучают меня вдоль и поперек. Я такого оборудования в жизни не видел, целые комнаты занимают. Или большой размер – наоборот, говорит об отсталости? Да плевать – ничего особенного научные упыри во мне не нашли, самый обычный человек без имени, семьи, родных и друзей в чужом мире. На вопросы о том, что будет дальше, ученые все как один отвечают: «Это не в моей компетенции». Твари!

Имен своих ученые гниды мне не называют, но время от времени отвечают на вопросы. Для удобства я пронумеровал их внутри головы – от одного до восьми. Больше в Центре, по их словам, персонала нет. Нет здесь и других «пациентов» – только я и сотрудники. Центр изучает и распределяет куда надо «открывашек» – людей со сверхспособностями, которые у редких местных есть, а у меня – нет! Разве попав в другой мир я не становлюсь автоматически самым сильным? Я так не играю!

Сверхспособности «совершенно необъяснимым и предположительно непознаваемым образом», как говорит ученый номер три, пробуждаются примерно у трех процентов населения. Способности разные – от понятного телекинеза («толкач», которым окрестил меня мужик в тельняшке – лучше бы я тогда старался убежать лучше, может прибился бы к каким-нибудь бомжам) – это обладатель телекинеза и есть. Кроме него бывает пирокинез, способность усиливать физическую мощь – типа энергии Ки, но такого термина ученые не знают – способность к трансформации – жуть на самом деле, мне показали кусок учебного фильма (дивиди!), там бородатый, тщедушный, похожий на алкаша мужичок превращался в огромного антропоморфного волчару, который с ужасающей скоростью метался по тренировочному полигону, уворачиваясь от стреляющих боевыми пулеметов и разрывая имитирующие врагов манекены. Оборотни, но на фазы луны им плевать – трансформируются по желанию, полностью сохраняя рассудок в обеих формах. Самая распространенная способность в Европе. Еще есть целители – типа высшая каста – и некроманты. Эти нежить не поднимают и не упокаивают, кровавых ритуалов не устраивают, а умеют брать «иноземных захватчиков» под контроль. Не соотечественники термин придумали – из Африки пришел, там некромантов больше всего.

Как ни странно, версию про мое перемещение из параллельного мира никто всерьез не рассматривает, хотя факт наличия этих самых миров здесь является научно неоспоримым. Я в их глазах являюсь «открывашкой», которая сразу после получения дара не справилась с контролем и переместилась в квартиру Бирюковых, тем самым «выгорев»: лишился сверхъестественных сил и – частично – памяти.

«Открывашки» – типа «дар открылся». Звучит не очень-то круто, но термин очень старый – в сорок первом году Анненербе (Гитлер он в любой реальности мразь) что-то сделало в районе Витебска, и там сначала взорвалось – пятикилометрового радиуса глубокий кратер сохранился до «наших» дней – а потом в пятидесяти километрах над землей появился пробой в пространстве (общепринятый местными научный термин), откуда на фашистов и Красную армию повалили агрессивные пришельцы насекомоподобного вида – «богомолы», «муравьи», «блохи», «пауки», «слизняки» и прочее. Отличий от маленьких земных (планета называется так же, как и все остальное «космическое») собратьев хватает, так что эти названия очень примерные. «слизняки» и прочее «Открывашки» – типа «дар открылся». Звучит не очень-то круто, но термин очень старый – в сорок первом году Анненербе (Гитлер он в любой реальности мразь) что-то сделало в районе Витебска, и там сначала взорвалось – пятикилометрового радиуса глубокий кратер сохранился до «наших» дней – а потом в пятидесяти километрах над землей появился пробой в пространстве (общепринятый местными научный термин), откуда на фашистов и Красную армию повалили агрессивные пришельцы насекомоподобного вида – «богомолы», «муравьи», «блохи», «пауки», «слизняки» и прочее. Отличий от маленьких земных (планета называется так же, как и все остальное «космическое») собратьев хватает, так что эти названия очень примерные.

Насекомые хлынули бесконечным потоком, вырезая на своем пути всех подряд и оставляя за собой голую пустыню – даже строения разрушают и абсорбируют специальной разновидностью жука. Тоже из учебного фильма, с вертолета снято: деревенька, а по ней ползает здоровенный слизняк, оставляющий за собой только покрытый слизью песочек. Через час открылся пробой в Австралии. Далее, с интервалом в тот же час, порталы открылись в Канаде, Бразилии, над Шанхаем и в Сахаре. В суматохе и непонимании первых месяцев погибли сотни миллионов людей. Австралия вымерла целиком – сейчас там только сдерживающие редких в эти дни монстров «вахтовики».

Наступательного потенциала жукам хватило на год. На второй их оттеснили к порталам. На третий – поток насекомых стал редеть, и почти все порталы закрылись – остался один Австралийский, может развездку вести, а может и еще чего – кто жуков поймет? День «закрытия» выпал на 9 мая, и этот день теперь – международный праздник «победы над иноземными захватчиками».

Но передышка была небольшой – с периодичностью в два-три года порталы выборочно открываются где «жучиный бог» (существование его наукой не доказано) пошлет, и из них вылезает от одной до сотни-другой особей в неделю. Чаще – сотни. Раз в пятнадцать-двадцать лет – волна крупная, от тысячи особей и больше. Больше всего порталов открывается в Скандинавии. Бдительность, однако, никто не теряет – предсказать, где и когда возникнет «пробой», не получается. Иногда приходится накрывать подвергшийся катастрофе район ракетами вместе с населением, но это – редкость: военные очень хорошо научились стягивать что и куда надо в кратчайшие сроки. В обычное время ракетами стрелять не выгодно, пулемета на залетного «муравья» хватает.

Есть и особо везучие территории: пробоев никогда не появлялось в Италии, Исландии, Мадагаскаре, но почему так – никто достоверно объяснить не может. Япония-то тоже водой окружена, а у них Осаку три десятка лет назад пробоем «смыло».

Противостоят вторженцам в первых рядах как раз «открывашки», первые из которых получили силы одновременно с приходом насекомых. Так эффективней получается, а народ носителей способностей немножко не любит, пусть лучше «границы» охраняют.

Грызня с соседями по карте в эти времена долгое время практически отсутствовала – когда появился внешний враг, пришлось сплачиваться и помогать друг другу. Политическая карта из-за этого очень непривычная. Российская федерация (СССР в этой реальности мягко сошел на нет в результате начатых еще в середине 70-х реформ, без аналога 90-х) в этом мире радует душу размерами – раскинулась Родина широко, от Бергена до Владивостока, поглотив Скандинавию: жуки из самого первого портала охотнее всего шли на Север, и Швеция, Норвегия и Финляндия практически обезлюдели. Потом Красная армия отбила, и теперь там живет много оборотней – какое-то время им было запрещено жить среди людей, поэтому их переселяли туда. Теперь, по словам ученого номер шесть, никаких поражений в правах у «открывашек» всех видов нет, но диаспора сохраняется и множится – им за жизнь в зоне повышенного риска пособия дают.

А еще народ их немножко не любит – лучше держаться своих.

Я бы тоже таких не любил – это же очень обидно, когда у того вон пацана способности есть, а у тебя – нет. Если меня в большой мир выпустят, тоже буду завидовать и немножко не любить. Исключение – целители, которых народ любит еще как: они даже рак наложением рук лечить могут. Но дорого – капитализм же.

Объединившаяся от Ирландии до Германии в единое целое Европа теперь зовется Священной Римской Империей, управляется королем Карлом XXII и папой Римским. Полномочий оба имеют мало – и там, и здесь, и в Америках – тоже две объединенных, Северная и Южная соответственно – государством рулят военные.

Во всем мире формально – капитализм, но начитавшийся политических статей в интернете я назову это фашизмом.

Угнетения особого нет – просто ВПК прожирает львиную долю ресурсов, поэтому народы живут не так хорошо, как могли бы. Прекращение междоусобиц дало огромный толчок экономикам, и того, что остается от ВПК, хватает на производство потребительского добра и выращивания жратвы. Только цифровые технологии плохо развиваются – военные держат монополию. Зато голода даже в Африке нет – негры нашествия жуков банально не пережили, и материк после зачистки пришлось заселять заново, колонистами. Называется Африканский Союз, самая распространенная способность там – контроль вылезающих насекомых. Один-два жука на одного «некроманта», не больше, но на единично просачивающихся насекомых хватает. В отражении «волн» тоже полезно – на шинкующего их подконтрольного собрата насекомые внимания не обращают.

Еще на карте есть Великая Япония, под шумок отожравшая себе Китай, обе Кореи, Сахалин (непростительно! Отомстим!) с Курилами, Индонезию, Филиппины, Малайзию, Тайланд, Вьетнам, Камбоджу и Мьянму. Выжившие малочисленные китайцы ушли в горы Тибета и Непала, и теперь живут там почти изолированно под руководством Далай-Ламы. Обижать их не дает Единый Совет – местный ООН – он тут типа наднациональный орган с большими полномочиями. Считай – маршалы и генералы решают судьбы мира в открытую. Ядерное оружие контролирует оно же – применялось в этой реальности активнее, по Австралии и Африке, с целью «дезинсекции». Порталам, увы, плевать – они неуничтожимые. «Перманентный» портал Австралийский, он в приоритете был последним – изолировали защитным периметром совсем недавно, в 82-м году.

Уцелела и Индия – от япошек они при помощи соседей с Запада отбились, теперь у них с арабами отдельное государство.

Прямо оторопь берет от таких политических сдвигов – почему бы не объединиться окончательно, раз такая пьянка? Полагаю – угроза ослабла, а значит настало время грызни между собой и с ненавистными соседями. Но мне-то какая разница? Я ужин жду.

Скрип открытого окошка в двери заставил задумавшегося меня подпрыгнуть от неожиданности. Обернувшись, увидел как рука в резиновой перчатке ставит на пол тарелку с рисовой кашей – булочки нет, не повезло – и возвращает задвижку на место.

Через час придет и будет просить тарелку вернуть. Я вчера попробовал немного поспрашивать «а зачем?» и получил мощный подзатыльник от хмурого санитара, который лично зашел объяснить «зачем».

Какого черта меня держат здесь как зэка?

Глава 3

Кабинет, в который меня отвели на пятый день пребывания в Центре, навевал тоску своей безликостью: деревянное, многократно крашенное и оттого местами потрескавшееся окно показывало расположенную с той стороны решетку, за которой расположилась грунтовая накатанная дорога и трехметровой высоты, покрытый колючей проволокой забор.

Перед окном, за потертым письменным столом, на скрипучем стуле сидел дядька в форме армейского лейтенанта. Лет тридцати, стриженный «под бокс», гладковыбритый и довольно-таки тощий. Лицо – нормальное, человеческое, даже вроде как немного сочувствия ко мне испытывает. Если не притворяется, конечно. Если не притворяется, конечно.

Я сижу напротив, на железной табуретке. Слева от меня – картотечные деревянные шкафы, справа – ничего кроме стены и двери выхода из кабинета. За моей спиной – еще один шкаф, с нормальными полками, а над головой лейтенанта висит фотография незнакомого улыбающегося русоволосого мужика средних лет с приятными чертами лица. Местный правитель, президент Михаил Васильевич Данилов. Служащий ему фоном флаг – красный, с серпом и молотом. От СССР сохранился.

– Меня зовут Александр Сергеевич, – представился лейтенант.

– Как Пушкин? – не удержался я.

– Как Пушкин, – поморщился он.

Видимо много кто так шутит.

– Извините.

– Хорошо, что великого русского поэта помнишь, – великодушно простил он меня и открыл лежащую на столе перед ним картонную папку. – Тебе – семнадцать лет, это ученые установили точно.

Он поднял на меня глаза, я кивнул – понял, мол.

– Найти на тебя хоть какие-то документы у нас не получилось. Родственников и знакомых – тоже.

– А что мне теперь делать? – без особой надежды на что-то хорошее спросил я.

Сейчас в детдом засунут, придется там с неблагополучными детьми драться, выгрызая себе право на нормальную жизнь.

– Родина тебя не бросит! – «обрадовал» он меня. – Прежде всего – вот, – он открыл ящик стола и вытащил оттуда красную книжечку. – Паспорт твой – больше не теряй, а то точно в тюрьму посадим! – подвинул мне, снабдив классической угрозой – я за эти дни столько наслушался, что на запугивания уже не реагирую.

– Спасибо, – поблагодарил я.

Фотка на месте – сразу по приезду в Центр и анфас, и профиль отсняли. Данные – упорно мной повторяемые, поэтому ФИО записано правильно. А вот местом рождения указан адрес Центра – тут на стенах кое-где служебные бумажки висят, адрес я узнал из них. Пролистав документ дальше, вздохнул на отсутствие прописки.

– Правильно! – одобрил лейтенант. – Ты у нас получаешься бездомный несовершеннолетний гражданин. А гражданин бездомным быть не может – в этом случае при мобилизации мы не сможем его найти и отправить защищать Родину от насекомых, – ухмыльнулся. – Будь ты на год старше, мы бы тебя отправили сразу в войска, пять лет крыши над головой и трехразовое питание гарантируется.

Пять лет армии!

– Будь ты просто семнадцатилетним бродяжкой – мы бы отправили тебя на годик в детский дом. Но ты – «открывашка», – развел он руками. – И ладно бы функционирующая – тебя бы забрали в спецучилище-интернат для «открывашек». Но ты, как посчитала комиссия, выгоревший, – горько вздохнул он, закончив описывать насколько сильно о меня спотыкается бюрократия.

– Извините, что столько проблем доставляю, – на всякий случай покаялся я.

– Ты – не виноват, Андрей, – изобразил он почти человечную улыбку. – С «открывашками» такое случается – только в этом Центре тридцать восемь задокументированных случаев, очень похожих на твой – «бахнул» на всю катушку, и половина мозгов сгорела, – хмыкнул. – Радуйся, что органических повреждений не получил. Может и найдется еще родня твоя – жизнь длинная. И память вернется нормальная, а не фантазии про телефон из одного экрана. Шизофрении у тебя тоже нет – нормальный, разумный пацан. И пристроим мы тебя в приемную семью, на год. Вот тебе, кстати, приписное, – вынул из ящика стола книжечку синюю. – Не теряй, в день восемнадцатилетия в военкомат как штык чтоб нарисовался, понял? У нас без уважительной причины не служить нельзя – за это пять лет тюрьмы, а в тюрьме – плохо. Понял? – придавил взглядом, подчеркнув серьезность сказанного.

– Понял, – уныло кивнул я.

Придется пять лет в армии казенные сапоги стаптывать.

– Вот оно, новое поколение, – расстроился от моей реакции лейтенант. – Нихрена Родину защищать учиться не хочет. Ничего, ты просто молодой, – тут же простил. – Вот срочную отслужишь, потом возвращаться не захочешь, контракт подпишешь. Чего тебе на «гражданке» делать, если ты, считай, обнулился? А там – настоящая мужская работа с перспективами. Но это только если не дурачок, а ты же не дурачок? Вон коэффициент интеллекта какой насчитали, – потыкал пальцем в папку. – У меня, скрывать не стану, поменьше, так что перспективы у тебя есть, – он поднялся со стула и протянул мне руку, снабдив рукопожатие улыбкой и советом. – Выбирай службу по контракту, Андрей, Родина тебя не забудет!

– А… – попытался спросить я.

– Сейчас опекун твой приедет, можешь тут подождать, – перебил он, направляясь к двери.

– Спасибо, – от всей души поблагодарил я.

– Насиделся в камере-то? – сочувственно спросил лейтенант.

– Насиделся, – поморщился я.

– Больше не попадайся, – гоготнул он и закрыл за собой дверь.

Давящее ощущение неизвестности впервые после момента «попадания» пропало, избавившаяся от гнёта душа взлетела к потолку, по всему телу пробежали приятные мурашки. Меня не будут держать в лаборатории до конца моих дней! Меня не разберут на кусочки, силясь постичь природу «попадания»! На меня вообще всем, кроме военкомата, плевать! Армия? Нет, на контракт я не хочу, а срочную пять лет потерпеть будет даже полезно – сейчас в приемной семье поживу, чуть освоюсь в этом мире, а потом вообще, считай, в тренировочный лагерь, где знания о мире будут вдалбливать по уставу. Демобилизуюсь и пойду работать, параллельно получая заочное образование. А дальше – по старому плану, в деревенскую школу! Хуже, чем в моей реальности – пять лет жизни выпадает – но все еще вполне рабочая стратегия.

Мама…

Настроение полетело в помойку – даже не представляю, насколько им с сестрой сейчас плохо. К черту – мне-то явно хуже: они хотя бы в своем мире, они могут друг друга поддержать, а я – приемный ребенок в чужом мире. И мне что, почти год болтаться без дела? А мне хоть какую-то бумажку о том, что я вообще-то одиннадцать классов на медаль закончил, дадут? Я же сейчас по документам вообще неграмотный!

Дверь открылась без предварительного стука – невежливо вообще-то! – и в кабинет зашла одетая в ярко-оранжевое, расписанное подсолнухами, закрытого фасона платье, повязавшая на голову белую косынку, седая, очень старая бабушка. Долгая жизнь оставила на ее лице «грустные» мимические морщины, но в противовес им на щеках пролегли следы доброй улыбки. Улыбается бабушка и сейчас, глядя на меня снизу-вверх – немножко сутулится – сохранившими живой блеск, явно не нуждающимися в очках, светло-зелеными глазами.

– Здравствуйте, – поздоровался я первым.

– Здравствуй, Андрюша, – выцветшим от времени голосом откликнулась она. – Я опекунша твоя, Зинаида Матвеевна.

– Извините, что так вышло, – покаялся я.

– Что ты, глупый! – улыбнулась она еще шире. – Я старая, мне помощник нужен – вот ты и сгодишься! А я тебя кормить-поить и в меру сил одевать буду, договорились?

– Договорились, – кивнул я. – А вы не знаете, мне аттестат дадут?

– Тю, так вот же, дали уже, – она залезла в потертую, тканевую сумочку и достала оттуда набор документов. – Аттестат, ИНН, страховое, – перечислила. – Приписное и паспорт тебе отдали?

– Отдали, – подтвердил я.

– На вот, – она вручила мне перечисленное и добавила кожаную папку с молнией. – Документы пусть у тебя будут – учись ответственности, в нашей стране все бумажки важные, неважных чай печатать не станут.

– Спасибо, постараюсь не терять, – упаковав документы в папку, я сразу ощутил себя увереннее – теперь не непонятно кто, а полноценный гражданин!

В аттестате четверки и пятерки. Два дня назад я пять часов подряд решал тесты по всей школьной программе в кучу. Видимо, результата хватило на вот это. Очень удобный «экстерн» получился. Ладно, с такими оценками на заочное после армии точно возьмут, а значит все хорошо.

– Идем, – бабушка взяла меня за руку и прокомментировала мой «больничный» наряд. – На вахте тебе одежду отдадут – пронести не разрешили. Тапочки я купила. Остальное дома найдется – у меня сын взрослый, после него кое-что осталось, сгодится тебе на первое время.

Походим в обносках, чего уж теперь. Бабушка, похоже, из «божьих одуванчиков», и это гораздо лучше наполненного настоящими беспризорниками детдома.

Мы вышли в увешанный плакатами гражданской обороны (в случае образования пробоя в пространстве немедленно эвакуируйтесь!) коридор, прошлись по нему до лестницы, спустились вниз и попали в фойе – последний раз я видел его, когда меня сюда привезли. Вахтер в виде лысого деда в толстых очках выдал мне бело-розовые полосатые «семейники», белую футболку, синие – не джинсовые, типа-спортивные – штаны и носки. Все чистое и выглаженное. Бабушка указала на черные резиновые шлёпки – обещанные тапочки. Подхватив все это, я спрятался под лестничным пролетом – тут широкая колонна – и переоделся под ехидное вахтерское «смотри какой, стесняется!». Вахтеру я снятое с себя казенное и отдал.

– Все? – уточнила Зинаида Матвеевна.

– Все! – кивнул я. – Давайте я вашу сумку понесу?

– Такая ноша не тянет, – отмахнулась она.

Обидно – не доверяет что ли?

– Идем, а то на электричку опоздаем, – поторопила она меня и неожиданно бодрым шагом направилась к выходу.

Я пошел за ней и немного залип на крыльце – какое хорошее, пронзительно-синее, безоблачное небо! Как ярко светит давно не виденное солнце! Как приятно чувствовать на лице его лучи и теплый, пахнущий землей, автомобильным выхлопом, теплым асфальтом – словом, городом! – ветерок.

– Засиделся в Центре-то, – догадалась бабушка, взяла меня за руку и потащила к воротам. – Ниче, в деревне надышишься.

– В деревне?

– Поселок Липки, – кивнула она. – Я там всю жизнь прожила, а тебе на год сгодится.

И я шестнадцать лет в Липках жил – в другом мире. К черту, мне нужно взять себя в руки и сконцентрироваться на происходящем здесь и сейчас. Мечты о возвращении – это просто мечты, а реальность с ними редко сочетается. Придется учиться жить в новом мире, и сожаления и депрессия мне здесь не помощники, а значит – пошли вон из моей головы! Прости, мама, прости, Таня, но, если я не научусь здесь жить, значит никогда не найду способа попасть домой. Не переживайте сильно, мы обязательно встретимся!

* * *

За окнами электрички сначала проносился город, потом – немного частных домиков очень пожилого вида, и с тех пор снаружи поселился лес, иногда перемежаемый перронами. У одного из таких (остановка «Родники») мы сейчас и стоим. Наша остановка – следующая. Из окна видно, как из вагонов выбираются пенсионеры и маленькие дети. Первые – с сумками на колесиках, рюкзаками и пакетами. Дети по большей части налегке. Дачники – от перрона на очищенный от деревьев холм ведет утоптанная тропинка, а на самом холме расположились домики с участками. Так себе – ни одного коттеджа, в основном корявенький «самострой» из всего, что под руку попалось. Вон та будка – «домом» это назвать язык не поворачивается – целиком из деревянных обшарпанных дверей сколочена. Линий электропередач я не вижу – нет в поселке света, но и ездят сюда не развлекаться, а на огород.

Всю дорогу бабушка Зина (разрешила себя так называть) рассказывала о своем житье-бытье: живет в деревне, есть огород и участок за поселком, типа поле – на нем картошка растет. Водопровода в доме нет, но есть колодец во дворе. Носить воду теперь моя обязанность. Электричество есть, и даже телевизор – черно-белый, новости смотреть, как говорит моя опекун, «сгодится». Еще из обязанностей у меня полный комплекс садово-огородных деревенских работ. Скот у бабушки имеется: корова и четыре поросенка. Одного из них мы «ближе к зиме забьем, на мясо». Отец учил, справлюсь.

– Внучке моей шестнадцать лет, – продолжила она рассказ под шипение закрывающихся дверей. – Валей зовут, Валентиной. Она… – бабушка запнулась. – …Оборотень.

Ничего себе!

– А почему она не в Центре? – спросил я.

– Так Центр это для других «открывашек», – ответила она. – Толкачей, целителей и прочих. Оборотни по-другому к войне готовятся, общиной.

«Стаей» – скаламбурил я у себя в голове, и перед глазами встал двухметровое лохмато-зубастое чудовище из учебного фильма. Интересно, а девочка пятнадцати лет в такую же громадину превращается?

– У нас, – не без гордости добавила она. – Самая большая община в Сибири. В каждой семье по оборотню, а то и по два.

– А вы тоже? – спросил я.

– Я-то нет, – разулыбалась она. – А вот сын – да, оборотень. У нас тут окно открылось шесть лет назад, вот его с дочкой и задело. Он через час обернулся, Валюша – следом за ним. Невестка мою жуки убили, Настеньку, – улыбка погрустнела. – Красивая была баба, рукастая, – улыбка исчезла совсем. – Антошка мой выл, места себе от горя не находил. В армию пошел, тварей этих бить. Их в Скандинавию переправили, так он там и остался, чтобы зацепиться, да нас потом забрать. Там хоть и опасно, но лучше – там все свои. Деньги нам присылает.

– Следующая станция – «Липки», – проинформировал нас динамик.

– А почему еще не забрал?

– А как туда попадёшь Андрюша? Поезда туда не ходят. Нужно военное сопровождение заказывать. Там же окна без конца отрываются. Может когда и свидимся.

– Вот и хорошо, – засуетилась она, как бы незаметно смахнула слезинку и подхватила сумочку. – Пошли.

Немного постояв в тамбуре, сошли на перрон, оказавшись на лесной тропинке. Бабушка Зина была права – таким воздухом «надышаться» получится. Электричка уехала дальше – кроме нас здесь никто не сошел – и на смену стуку колес пришли скрежет насекомых, шелест качаемых ветром ветвей берез и птичий гвалт. После месяца в бетонном мешке – просто рай.

– Видишь, как хорошо у нас! – оживилась ведущая меня по тропинке баба Зина. – Скоро грибы пойдут, собирай-не хочу. Ягод не счесть. Зверья вот мало – мужиков много, и все охотники. Речка зато чистая, хочешь – купайся, хочешь – рыбку лови. Только сетью не вздумай – оштрафуют, а твоего пособия на штрафы не хватит.

– А у меня пособие есть? – спросил я.

– Есть, – кивнула она. – Пять тыщ рублей в месяц.

– Это много? – спросил я.

– Ты не переживай, Андрюша, – улыбнулась она. – Обузой нам не будешь – я пенсию получаю, семь тыщ, и столько ж Валя получает – пять вместо мамки с папкой, и две – за то что оборотень. Шлепки тебе за сто рублей купила, хлеб в магазине – по десять, вот и считай. Пока в Колиных вещах походишь – они хорошие, раньше на века шили, а потом, как перевод первый получим, все пять тыщ на тебя и потратим сразу, чтобы голодранцем не ходил.

– А есть работа какая-нибудь для меня? – спросил я, осознав перспективы.

Как вообще на пятерку в месяц выживать можно?

– Я, Андрюшенька, поспрашиваю, – пообещала она. – Но если ничего не найдем – не переживай, работы и дома полно, нахлебником себя считать не вздумай – я старая, мне тяжело, а у Валюшки и школа, и тренировки, ей некогда.

– Если государство на меня деньги дает, значит не нахлебник, – кивнул я.

У меня что, вид как у побитой собаки сейчас, раз баба Зина меня так активно успокаивает? Или просто чисто по-человечески жалеет сироту?

Деревья закончились неожиданно, потому что последний кусок пути мы поднимались на холм – баба Зина пыхтела как паровоз, но темпов сбавлять не стала – и мы увидели расположенные на пологом склоне деревянные дома с дощатыми заборами. Дорога под ногами грунтовая, улица – длинная и широкая, простирается на сколько хватает глаз – на том конце деревни тоже подъем. Огороды не простаивают, в воздухе слышатся мычание, блеянье, кудахтанье и черт его знает что еще. Прогулявшись мимо домиков – занавески то и дело подозрительно шевелились – добрались до добротного, железобетонного моста через довольно широкую, метров в тридцать, реку.

– Это Чулым, – поведала баба Зина. – Ну а мы вон там будем жить, – указала на второй справа от моста дом, с адресом «Речная, 23».

Бревенчатый, с виду просторный дом порадовал ухоженностью: окружен ровным дощатым забором, петли калитки и ворот смазаны, крыша дома покрыта слегка потемневшим от времени, но не успевшим порасти мхом шифером. Из него в небеса жизнеутверждающе смотрела в небеса кирпичная труда. Дыма, понятное дело, нет – лето же. В огороженном беленным штакетником палисаднике – цветы и яблони.

Во дворе нашлись полная дров поленница, обещанный колодец с воротом и цепью и парочка клумб. Справа-добротная, из утепленного наклейки бруса, довольно большая баня. Покрытое кокетливой резьбой крылечко ведет в бревенчатый, довольно большой дом. Если пройти дальше…

– Там удобства, сарай и стайка, – указала на ряд отгораживающих двор от огорода построек баба Зина. – Если надо – беги.

– Пока не надо, – покачал я головой.

– Пошли в дом тогда, – велела она и зашла в приятно скрипнувшую, обитую потрепанным дерматином, дверь.

Добро пожаловать домой.