Читать книгу: «Три краски», страница 2

– Ээээ… – сказал я, не найдя ничего лучше, чем эта буква.

А Эмили тем временем прошла в квартиру. Я даже отодвинулся, чтобы пропустить нежданную гостью. На моей непреступной крепости вывешен белый флаг при первом же марш-броске врага – я сдался, униженно поднял руки, не решившись вступить в бой. Как же велика была ее власть надо мной!

– Не оставляй меня, пожалуйста, Джо! Прошу! Без тебя я не смогу никуда поступить, я не справлюсь! Ты – моя последняя надежда! – бормотала Эмили, моргая. – Я знаю, я ужасна! Я снова тебя предала. Но я ведь с самого начала не скрывала, какая я плохая. Вспомни, ты знал об этом! Так в чем же я виновата?

Она говорила, а я тем временем уже раскладывал на столе учебники, которые, признаюсь, так и не выбросил, помня об их полезности.

Эмили пришла ко мне за помощью, не мог же я оттолкнуть ее, тем более сейчас, когда до вступительного экзамена оставалось всего ничего. Уже через полчаса я понял, моя память не сравнится с ее: я еще не успел забыть Эмили, а все формулы уже давным-давно выветрились из этой милой головки. Мы снова вместе грызли гранит науки.

Рассказывая о прошлом, я так увлекся, что позабыл о самом главном: о моем эксперименте. Опыты с Эмми считаю завершенными. Ее успехи достигли своего апогея и явно пошли на спад. Она все чаще забывает помыть посуду и все реже обращается к книге. Если так пойдет и дальше, еще через месяц-другой Эмми вернется к прежнему состоянию. Надо бы подумать, как закрепить эффект применения моего фатума на более длительное время.

Однако теперь я занят другой мышью – Кристи. Забитое белое создание, стандартная особь, ничем не отличающаяся от других мышей. Я втер ей в шерстку видоизмененную вакцину из пузырька № 2. Там есть некий элемент, описывать который здесь не буду по известным причинам. Итак, сегодня первый день эксперимента. После введения вакцины Кристи уснула и пока не просыпалась. Не знаю, сможет ли она вынести это испытание. Возможно, дело закончится летальным исходом.

Кстати, еще хотелось написать об одном инциденте. Вчера в лабораторию заходил Томас Меркенсон, сотрудник производственного отдела. Его взгляд так и лип к моим пробиркам и ампулам. Этот тип показался мне крайне подозрительным. Если бы я писал роман и решил ввести в него шпиона, он выглядел бы именно так: маленький, вертлявый, с неприметным лицом, жирными прилизанными волосами и бегающими глазками. В общем, субъект отвратительнейший.

Как назло, в этот момент Эмми (в смысле, мышь) затеяла мытье посуды. Она аккуратно вымыла две мисочки и нажала на кнопку пять раз, что означало «забрать посуду».

На Меркенсона такое поведение мыши произвело непередаваемое впечатление. Сначала он снял очки и протер их, потом потер глаза. Нацепил очки на нос, уставился на бедную Эмили, отчего она фыркнула и повертела лапкой у виска, давая ему понять, что он сошел с ума. Я тут же смекнул, что если по холдингу пойдут слухи о моих открытиях, то у меня могут возникнуть проблемы.

Потребуются отчеты, бумажки, возможно, часть моих экспериментов вообще признают незаконными. Жизнь приучила меня к осторожности, и я на всякий случай решил поостеречься и сделал все, чтобы увлечь Меркенсона разговорами и увести подальше от мыши. Я нес всякую чушь: говорил о погоде и осенней усталости, рассказывал о планах на Рождество, которых у меня на самом деле не было и быть не могло. В общем, вел себя, как клоун.

Но на Томаса Меркенсона, похоже, мои уловки не подействовали. Он все вертел головой, пытаясь высмотреть мою Эмми, и вдруг, не вытерпев, спросил:

– Она действительно мыла посуду, я не ошибся? И еще она покрутила у виска лапой…

– Кто? – я округлил глаза в изумлении.

Меркенсон дрожащей рукой указал в сторону, где за колбами и сосудами скрывалась клетка с Эмили.

– Там, мышка…

Я многозначительно поглядел на Меркенсона (не могу передать, скольких усилий мне это стоило), затем вкрадчиво спросил:

– Томас, простите за прямоту… Как давно вы брали отпуск? Мне кажется, вы переутомились. Скажу честно, здесь я ставлю эксперименты (для того меня и приняли на работу), некоторые из них даже успешны. У моих мышек есть определенные достижения, но они настолько ничтожны, что вы их и не заметите. Я даже представить не могу, что нужно сделать, чтобы мышь мыла посуду или крутила лапой у виска! Вам надо срочно в отпуск! Отдохнуть, поспать!

Последние слова я говорил, выпроваживая гостя из лаборатории. А он все кивал и со страхом оглядывался на клетку. Хорошо, что Эмми от двери не видно. А то неизвестно, чем она занималась, может быть, читала книгу, а может, отворяла клетку, чтобы пойти погулять.

Я так и не понял, зачем приходил Меркенсон. Возможно, он забыл о цели своего визита в тот самый момент, когда увидел мышь. А может, он пришел сюда, чтобы шпионить за мной. Неудивительно, что ученый моего масштаба привлекает к себе повышенное внимание. Не знаю почему, но эта мысль преследует меня – очень уж подозрительным показался мне этот Томас. Я подумываю о том, чтобы перевести Эмми в другое, более безопасное место – ведь, не ровен час, сюда еще кто-нибудь может заглянуть.

А пока продолжу записывать историю девушки по имени Эмили.

Она успешно поступила в Гарвард, разумеется, благодаря исключительно моим усилиям. Меня туда тоже зачислили без всяких заминок. Я думал, что, поступив в одно заведение, мы станем с Эмили ближе, но все произошло с точностью до наоборот. Она отдалилась от меня и, как мне кажется, выбрала неверный путь, заводя знакомства с сомнительными людьми. Вокруг нее всегда толпилось много юношей и девушек, причем не самых лучших представителей нашего университета. Все девушки, с которыми она водила компанию, были глупы и грубы, а парни, как на подбор, оказались под стать Бену Дикенту. Кстати, про этого франта. Их отношения с Эмили закончились, и он исчез с ее горизонта. Мне кажется, Эмми вовсе не тосковала, и не прошло и двух недель, как она нашла ему замену – белокурого мальчика с фальшивой улыбкой и до зубной боли банальным именем: Сэм Уокер.

Я наблюдал за их отношениями издали, не беспокоил Эмили, просто ждал, когда закончится и это увлечение и она вновь вспомнит обо мне. Она любила меня, только меня, я знаю это точно. Она любила и ценила лишь меня одного. Весь секрет в том, что Эмили, словно ребенок, бросалась на все яркое и красочное, мечтала о красивом парне, как маленькая девочка мечтает о кукле. Но дети вырастают, и куклы заполняют чердаки и пылятся в углах. Так и Эмили, она обязательно бы повзрослела и вот тогда вспомнила бы обо мне, поняла, что я именно тот, кто ей нужен.

Я пишу и сам себе удивляюсь. Со стороны так и кажется, что эти записи пронизаны самодовольством и напыщенностью, не меньшими, чем у того же Дикента. Но невозможно высказаться иначе, и не потому что я самолюбив, просто я знаю внутренний мир моей Эмили. Это для меня теорема. Не могло получиться иначе, я твердо убежден: Эмили все равно пришла бы ко мне, рано или поздно. Я никому и никогда об этом не говорил, потому что меня бы засмеяли, но здесь, в своем дневнике, я ведь могу писать все, что лежит у меня на душе. К тому же я надеюсь, что эти строки никто и никогда не будет читать, ведь я пишу их только для себя. Я ученый и должен привыкать вести записи.

Итак, у Эмми появилось новое увлечение, а сама она по-прежнему оставалась увлечением моим. Моей болью, моей бессонницей, моим уязвленным самолюбием.

Но ничто не сравнится с той болью, которую я пережил, когда узнал о ее гибели.

Да-да, Эмили умерла!

И виноват в этом не кто иной, как Сэм Уокер! Он сел пьяный за руль и повез Эмили на загородную прогулку. Итог предсказуем. (Господа! Не зря полиция предупреждает: не пейте за рулем, пристегивайте ремни безопасности и переходите дорогу только на зеленый свет светофора!) Итак, случилась авария, лобовое столкновение, у Эмили не было шансов выжить. Какая глупость, какое безрассудство – погибнуть рядом с таким пижоном. Зато он выжил, оклемался, восстановился и, кажется, метит сейчас в депутаты. Что ж, жизнь его накажет, но Эмми…

Я узнал о ее смерти в университете и тогда впервые в жизни сбежал с лекций и напился. Вдрызг. Я плакал по Эмили весь вечер и всю ночь, а наутро страдал от головной боли и похмелья. Эта гадость, которую в себя вливают миллионы (да что там миллионы – миллиарды людей!), губит человечество. Отмирают клетки головного мозга, происходит множество необратимых процессов. Больше я не пью.

Кажется, Кристи проснулась. Пойду к ней.

20 ноября 2010 года

Он опять пришел – этот Томас Меркенсон! Уверен, неспроста он сюда таскается. Я, разумеется, был уже во всеоружии. Услышав стук в дверь, я ввел вакцины со снотворным Эмили и Кристи, и они сразу заснули. И, как оказалось, не зря.

– Эта мышь, мистер Хемистри, не дает мне покоя! Извините за столь странную просьбу, но можно я еще разок взгляну на нее? – обратился ко мне Меркенсон, когда я отворил ему дверь.

Я засмеялся:

– Томас, вы меня удивляете! Неужели вы до сих пор думаете, что моя мышь мыла посуду?

Меркенсон покраснел:

– Нет, но… Понимаете, Джон, раньше у меня никогда не было видений. Возможно, я действительно много работаю. Пожалуйста, покажите мышь, чего вам стоит?

– Хорошо, проходите. – Я развел руками и пропустил гостя в лабораторию.

Эмили спала сладким сном, укрывшись байковым одеялком.

Черт! Я совсем забыл про это идиотское одеяло! И зачем только я в качестве эксперимента подсунул ей его? Дело в том, что несколько недель назад я заметил, как она из сухой травы делает себе постель, и решил дать Эмми настоящие постельные принадлежности. Мои догадки оказались обоснованны – мышь действительно мечтала спать на подушке и укрываться одеялом. Не могу передать, с какой радостью Эмми устраивала свое ложе. И вот теперь оно выдало меня.

Разумеется, Меркенсон был удивлен – его брови так и поползли вверх. Он несколько раз протер очки, обежал клетку, удивленно размахивая руками, и постоянно твердил под нос:

– Невероятно! Это просто невероятно! И ведь как она держит лапы – словно человек, а не мышь! Это уникум! Это фантум, я не могу передать словами, что чувствую, глядя на вашу прелестную мышь! Она может приносить деньги, если показывать ее на ярмарках! Вы понимаете это? И как, как вы достигли такого результата?!

Его расспросы застали меня врасплох. Я молчал, пытаясь лихорадочно придумать хоть какое-то объяснение.

– А что особенного? – сказал я наконец. – Разве не все мыши спят именно так?..

И замолк, осознав, что сморозил глупость.

И тогда я решил, что не стану ничего объяснять – с какой стати я, выдающийся ученый, должен рассказывать этому лысоватому толстяку о своих экспериментах? Что понимает он, всю жизнь проработавший в отделе по производству красок для волос? В чем, кроме ста оттенков каштанового, может он смыслить? Нет, это выше меня – так унижаться я не стану!

– Мистер Меркенсон, в каждой работе есть свои секреты, – окинув его презрительным взглядом, начал я. – Эта мышь – мой секрет. Поэтому я убедительно прошу вас ни о чем меня не спрашивать и об этой мыши никому ни слова, договорились?

Лицо его побагровело, глазки подозрительно прищурились.

– Ага! – хмыкнул проныра. – Я всегда подозревал, что у вас, мистер Хемистри, тут творятся какие-то странные делишки. Вы что-то скрываете, а вот что – это еще нужно узнать! Не может, я повторяю, не может, – он поднял вверх короткий толстенький указательный палец, – какая-то мышь вести себя подобно человеку. И вам меня не провести! Я видел, что она мыла посуду и показывала мне жестом, что я дурак! Я это знаю! Вернее, я знаю, что я не дурак, но знаю, что мышь говорила… Тьфу! Не говорила, а крутила пальцем. Ой, не пальцем, а лапой! В общем, вы меня поняли! Я это так не оставлю!

Последние слова он выкрикнул, уже стоя на пороге. Затем еще раз, прищурившись, оглядел лабораторию. Мне показалось, что вот-вот раздастся мрачный хохот, каким смеются за кадром эпические злодеи, думая, что посадили героя в лужу и до взрыва Галактики осталось полторы минуты.

– Еще увидимся, мистер Меркенсон!

Вместо смеха раздался грохот захлопнувшейся металлической двери. От этого звука сосуды и пробирки жалобно зазвенели.

Вот так я нажил смертельного врага.

Я понял, что у меня не так много времени. Держу пари, что через несколько дней в лабораторию придут другие люди, которые будут говорить со мной совсем по-другому. А может, меня просто уволят, потому что о результатах моих исследований не должен узнать никто, даже начальство. Я прекрасно понимаю, что мое открытие можно использовать во зло. Если оно действует на людей так же, как на мышей, можно создать отряды специально выращенных, то есть выкрашенных с использованием моих формул, людей – чертовски умных, агрессивных, настойчивых. С такой армией можно завоевать весь мир!

Что же я наделал? Неужели я, кабинетный ученый, осмелившийся высунуть нос на улицу только для того, чтобы купить в магазинчике через дорогу булочки, открыл двери всемирному злу?

Хотя постойте, возможно, выход есть. Он – во второй моей вакцине.

Тут самое время написать о Кристи. Я был так занят ею, что целых три дня не мог найти время для записей. Применение вакцины дало результаты. Это несомненно, но в какой степени – судить пока рано. Мышь ведет себя очень странно. Сначала тихо сидела в углу клетки, не сводя глаз с Эмми. Я подумал уже, что ничего не происходит, но на второй день вдруг обратил внимание: взгляд Кристи поразительно влияет на саму Эмми. Если раньше она вела себя агрессивно, то теперь проявляются всяческие знаки любви: рвется к Кристи, подкидывает ей вкусные зернышки. Сегодня я заметил, что также по отношению к Кристи себя стала вести и другая, недавно приобретенная мышь по имени Джерри (всегда любил этот мультик про кота и мышонка). Кристи не стала, подобно Эмми, агрессивной или чересчур любознательной, нет, она все та же, но меня ставит в тупик ее магическое влияние на окружающих.

Признаться, я и сам стал замечать, что Кристи стала особенной – ее шерстка гораздо приятнее на ощупь, чем у других. Ее глазки смотрят покорно и особенно ласково. Нет, она явно преобразилась! Неужели это тоже действие вакцины? Что же несут мои открытия: рождение нового Наполеона или царицы Клеопатры? Как человечество сможет использовать его, с благой ли целью?

Нет, нельзя, нельзя обнародовать изобретение, иначе… Я даже боюсь предположить, что произойдет в этом случае. И потом, если вакцина действует на мышей, все же это не значит, что она будет также действовать на людей! Экспериментов пока не было и вряд ли вообще будут – это очень, очень опасно.

Я чувствую, что мне все труднее держать свое открытие в тайне. Надо выговориться, получить одобрение, рассказать кому-то, продемонстрировать Эмми и Кристи. Но кому? Меня окружают люди, которым я, мягко говоря, не доверяю, особенно этот лысый в очках – мистер Меркенсон. Скоро моя лаборатория наполнится толпой таких же выскочек, сующих нос куда ни попадя. Я уже подумываю о том, как уничтожить все мои записи в случае облавы. Нужно позаботиться обо всем: установить программу для мгновенного и полного стирания информации, содержащейся в компьютере, и приготовить яд для мышей – они не должны попасть в чьи-то руки…

Кажется, как раз в этом месте нелишним будет написать немного о моей работе. Формально я работаю в концерне по производству красок и всяческих непонятных и неинтересных мне средств для волос. Однако это только формально.

Я, со свойственным мне юмором, называю этот холдинг косметически-космическим. Изначально мне казалось, что работа здесь не представляет для меня никакого интереса. Однако у них первоклассные охотники за головами, они умеют находить и ценить действительно умные головы. О, сколько людей пыталось меня уговорить на эту работу! Со мной общались профессора Гарварда, уверяя, что это мой шанс; даже мама, которая мало интересовалась моими делами, вдруг стала с жаром обещать мне бесчисленные возможности, которые будут, если я приму предложение о сотрудничестве. В общем, их труды увенчались успехом – компания, чье название по известным причинам я не стану здесь писать, заполучила меня в качестве сотрудника по производству косметической серии по уходу за волосами. Какое скучнейшее название! Об этом ли я мечтал, когда часами сидел над сложнейшими формулами и грезил о том, чтобы разрабатывать материалы для полетов в космос и отдать свою жизнь наноразработкам и другим высоким сферам?! А тут… краски для волос.

Однако директор холдинга, мистер N, рассказывая о преимуществах данной работы, о высокой зарплате и прекрасных условиях для сотрудников, вдруг шепнул:

– И потом, мистер Хемистри, у нас вы сможете заниматься стратегическими разработками, уверяю! У нас богатый и многофункциональный холдинг! При этом одни специалисты работают над тем, чтобы у женщин не секлись кончики волос, а другие – над созданием биологического оружия!

Я, конечно, и раньше подозревал, что всякие женские штучки, которыми они брызгаются или мажутся, вполне походят на биологическое оружие (особенно приторные духи – выживают только сильнейшие!), но удивился, как откровенно об этом говорится.

Мистер N подмигнул, и мне стало ясно: они знали, что делали, когда подсылали ко мне своих охотников, и неспроста интересовались студентом последнего курса Гарвардского университета – им нужен был специалист не для производства косметики! Нет, их цели намного глобальнее! Им нужен профессионал, способный взять на себя реализацию гораздо более интересных идей. И я сдался, тем более что было любопытно, а какое место в этом холдинге отведут мне?! Мне выделили лабораторию и предложили несколько направлений для исследований. Все они сводились к одному: нужно найти что-то такое, что могло бы изменять поведение или даже характер человека.

Эта идея сразу меня захватила. И вот, день за днем, я шел к изобретению моих вакцин. Честно говоря, я не очень-то верил в успех, хотя сам процесс работы так увлек меня, что я с трудом могу вспомнить, что еще, кроме интереснейших экспериментов, происходило в моей жизни за последние два года. И вот я на пике своих успехов, но об этом никто не знает. И, странное дело, я не хочу, чтобы узнали. Неужели я так мало ищу славы? Неужели у Франкенштейна были те же мысли? Или Менделеев… Увидев таблицу во сне, сразу ли он понял, что информацию о ней надо донести до широких масс? Может, я не должен был вообще заниматься наукой? Может, я не прав? Как будет развиваться человечество, если такие ученые, как я, станут столь усердно скрывать свои открытия? Мне необходимо подумать обо всем этом.

22 ноября 2010 года

С моими мышами пока не произошло значительных изменений. Я по-прежнему наблюдаю за ними. Параллельно работаю над вакциной. Мне пришло в голову усовершенствовать ее еще немного. Интересно, какие результаты это даст? Я попробую поэкспериментировать над Джерри. Меркенсон больше не появлялся. Начальство тоже меня к себе не вызывало. Странно, ни одного гостя. Я даже специально установил несколько датчиков и регулярно опечатываю дверь, чтобы никто не пробрался в мою лабораторию незаметно. Но все в порядке. Похоже, я зря беспокоился – Томас вовсе не шпион, просто обычный сотрудник, не слишком умный к тому же. И, похоже, я незаслуженно его обидел. Надо бы извиниться. Хотя зачем извиняться, разве это прилично – совать свой нос в чужие дела? Пусть он извиняется!

Но нет, вовсе не о Меркенсоне я сейчас думаю и вовсе не ради него сел сюда стучать по клавишам. Дело совсем в другом. Вернее – в другой.

Да-да, как ни странно, речь идет именно о женщине. Вчера со мной произошло очень странное событие: я встретил девушку. Можно, конечно, сказать, что этих девушек пруд пруди и я, должно быть, встречаю их в офисе или даже на улице (когда, подняв повыше воротник куртки, перебегаю через дорогу за булочками). Но все это не то, этих девушек я и не замечаю, словно мы с ними существуем в разных измерениях и на разных планетах: они на Земле, я – на Марсе.

А эту я заметил. Не мог не заметить.

Все дело в том, что она так похожа на Эмили. Поразительно похожа! Когда я увидел ее вчера впервые, мне показалось, земля разверзлась у моих ног. Неужели бывают столь схожие лица?! И что самое интересное, как выяснилось, она находится всего в нескольких шагах от меня – работает в моем же холдинге.

Я узнал, ее зовут Кристин – прямо как мою мышь номер два. Это просто помешательство! Иногда я думаю, что между девушками и мышами гораздо больше общего, чем воображают и те, и другие. Например, имена. И писк. И стремление тащить всё в свою норку… И боятся друг друга они совершенно одинаково…

Однако хватит лирики, лучше сухо и подробно, как при научном эксперименте, изложу все, что произошло.

Я шел на работу, как назло, погодка выдалась на редкость противная – с утра моросил затяжной дождь. Небо черное и мрачное, повсюду лужи, а я в моих обычных немного дырявых ботинках (некогда купить новые, к тому же, признаюсь, я побаиваюсь магазинов: они такие большие и непонятные!). Но ладно ботинки, к ним я уже привык и даже научился ценить их за хорошую вентиляцию. Обидно то, что я оказался без зонта. То, что следовало его взять с собой, я выяснил, когда уже вышел из дома, но возвращаться не решился – дурная примета. К тому же мне не терпелось попасть в лабораторию.

В общем, я схватил газету из ящика и, накрыв ею голову, устремился в холдинг. Я живу недалеко от работы и потому не пользуюсь транспортом. Транспорту вообще, по-моему, нельзя доверять. Эти маленькие вагоны похожи на клетки для мышей. А уж мне ли не знать, что именно делают с лабораторными мышами! В общем, путь до работы я преодолеваю вприпрыжку. Вот и вчера я уже подходил к зданию холдинга, когда почувствовал, как меня обдало грязью – с ног до головы, вернее, с облагороженных незапланированной производителем вентиляцией ботинок до промокшей газеты.

Я очнулся от своих размышлений и, посмотрев по сторонам, понял, что дело в машине, неудачно заехавшей на полном ходу колесом в лужу. Я уже собрался осыпать водителя всяческими нелюбезностями, но взглянул в кабину и обомлел. Она, Эмили, и была водителем этого автомобиля! Ради меня она покинула салон автомобиля и с тревогой кинулась мне навстречу. Ее распущенные золотистые волосы вмиг промокли под проливным дождем. Платье превратилось в жалкую тряпицу, мало скрывающую восхитительную фигуру девушки. Один ее вид обжег меня изнутри так, что пришлось опустить глаза, дабы не упасть в обморок.

– Простите, пожалуйста! Боже, вы весь грязный! Может, я возьму вашу одежду, чтобы привести ее в порядок? Вы пришлете мне ее? Пожалуйста, я прошу! У меня нет слов для оправдания. Я очень плохой водитель. Три месяца за рулем. А толку никакого… – Эта девушка, так похожая на Эмили, умоляюще смотрела на меня.

Мне показалось, еще чуть-чуть, и она расплачется. Глядя в ее прекрасные глаза, я напрочь позабыл об этой проклятой луже, о своем испорченном костюме. Мне захотелось защищать эту девушку от всех опасностей на свете! Мне даже захотелось создать для нее эти опасности – лишь бы было от чего ее защищать, лишь бы она не ушла так же внезапно, как появилась в моей жизни!

«А вдруг ее тоже зовут Эмили?» – мелькнула в голове сумасшедшая мысль.

– Ерунда! – зачем-то стряхивая с брюк капли дождя, пробормотал я в ответ. – Не стоит беспокоиться. Простите, мисс…

– Кристин, – девушка улыбнулась. – Зовите меня просто Крис.

– Прямо как мою мышь! – заявил я. Разве нормальный человек мог такое сказать? А я прямо это и ляпнул – значит, у меня все-таки не все в порядке с головой! – Кристина, – важно добавил я затем (терпеть не могу в себе эту важность!). – Извините, мне пора!

И ушел. Надо же было повести себя так глупо! Я не могу простить себе этой выходки до сих пор! Как можно было уйти, оставив ее под дождем? Почему не предложил зайти в лабораторию и выпить чашечку чая? И можно твердить сколько угодно, что мне эта девушка совершенно безразлична, я все равно буду знать, что лгу самому себе. Еще как небезразлична! Это – вторая Эмили (если не считать мышь). Мое сердце стучало так громко, что я боялся разрушить близстоящие здания, мои ноги ступали так нетвердо, что я еле добрел до лаборатории.

Весь вчерашний день я провел в размышлениях о Кристин и параллельно наблюдал за ее хвостатой тезкой. Мое настроение не улучшилось и сегодня утром. Придя на работу, я, как всегда, короткими перебежками продвигался по коридору, никого не замечая, и потому испугался, когда на меня что-то налетело и едва не сбило с ног. Я с трудом сохранил равновесие, и каково же было мое удивление, когда, подняв глаза, я увидел, что это Кристин. Она, должно быть, как и я, шла, глядя себе под ноги, и просто не заметила меня. В руках ее были бумаги – всего несколько листков. Остальные – на полу.

– Ой, это вы? Простите, я опять, кажется, причинила вам неудобство! – Она так мило, так естественно смутилась.

– Да, судя по нашим встречам, вы для меня крайне опасны, – заметил я, присев на корточки, чтобы помочь ей собрать документы.

Не могу описать, как я был взволнован, но на моем лице, как всегда случалось со мной от волнения, застыли дурацкая важность и безразличие.

– А что вы тут делаете? – вкрадчиво спросила Кристин.

– Работаю, – ответил я. – А вы? Пытаетесь все-таки меня доконать?

– Нет, – она засмеялась и почему-то покрылась румянцем. – Я тоже здесь работаю.

– Здесь? – я был ошеломлен. – В этом холдинге? И кем же?

– Менеджером по продажам.

– Понятно! – Дурацкая важность не покидала меня. – Вот ваши документы, – я передал ей подобранные с пола бумаги. – Извините, мне пора!

Я снова ушел.

Сейчас я чувствую себя глупее некуда. Как я с ней обошелся? Откуда во мне эта заносчивость? И ведь она мне нравится! Мыслями я там, в отделе продаж! Что со мной творится? Сколько раз жизнь доказывала мне, что от женщины можно ждать только зло, а я опять за свое?!

Нет, я не поддамся чувствам! На этот раз все будет иначе! Я правильно веду себя! Надо выбросить из головы всю эту чушь и работать, работать, работать!

23 ноября 2011 года

Сегодня у меня не так много времени на записи – надо успеть взять все необходимые анализы у Джерри. Вакцина для третьей мыши уже почти готова. От мысли о ней у меня учащается сердцебиение: что нового она принесет? Первая вакцина стимулировала ум и властность, вторая – неисчерпаемое либидо. Что дальше?

Но сегодня, как ни странно, меня занимает другое. Вот мешаю реактивы, а пробирки так и норовят выскользнуть из рук. Я должен освободиться до шести вечера – в семь у меня встреча с Крис. Только подумать, как все переменилось всего лишь за сутки! Да, я счастлив, влюблен, и мы идем в кафе. Я никогда в жизни не был в кафе с женщиной! Я не знаю, как себя вести. Что говорить, что заказывать, в чем, черт возьми, вообще идти… Надо все продумать, но сначала – мыши!

25 ноября 2011 года

Перечитав последнюю запись, понял, что ничего толком не рассказал – во всем виновата спешка. Как вышло, что у меня с Кристин состоялось свидание? Почему я изменил свое отношение? Как я встретился с нею? Ничего не понятно! Чтобы исправить ситуацию, напишу теперь.

Итак, 22-го числа я был ужасно угнетен собственным бессилием и собственным дурацким поведением. Несмотря на то что я пытался выкинуть Кристин из головы, у меня ничего не выходило. Даже Крис, моя мышь, не могла заставить меня забыть о Кристин. Вместо того чтобы проводить опыты, я думал об этой странной девушке. Судя по обеим нашим встречам, она такая же рассеянная, как и я, а значит, из нас может получиться идеальная пара!

Итак, вечером, в дурном расположении духа, я побрел домой. И, выйдя из офиса, посмотрел в ту самую сторону, где еще за день до этого автомобиль Крис обрызгал меня грязью… И что я увидел? Она стояла возле своей машины.

– Ну наконец-то, – улыбнувшись, проговорила девушка. – Я уже думала, что ты заночуешь в этом душном офисе. Ты всегда так много работаешь?

Честно говоря, я опешил. Этот тон – тон человека близкого и давно знакомого – меня слегка смутил. Не было никакой официальности, мне это даже показалось немного неприличным. И потом, с какой стати она меня ждала? Я остановился, не в силах подобрать слова. А она продолжала:

– Джон… Я узнала, что тебя зовут Джон… Конечно, ты можешь подумать, будто я преследую тебя, но это вовсе не так. Я действительно испытываю неловкость за обе наши случайные встречи и хотела бы загладить вину. Можно я подвезу тебя до дома?

– Спасибо, но мне идти всего полквартала, – попытался возразить я, но Кристин, видимо, не была настроена на отказ. – Неужели так сложно не сопротивляться и дать девушке возможность загладить свою вину? Какие же вы, мужчины, вредные… – она надула губки и стала еще милее, чем прежде. Я, конечно, далеко не эксперт по женской части, но мне кажется, некоторым женщинам идет, когда они слегка обижаются.

Я сел в машину. Признаться, я с самого начала, как только Крис заговорила об этом, захотел побыть с ней, не уходить, поговорить хоть немного, но эти дурацкие привычки, манеры, правила приличия! Машина тронулась, и я впервые в жизни пожалел, что живу так близко – мы доехали до дома в считаные минуты.

– Ну и?.. – кокетливо улыбнулась Кристин.

Я не понял, о чем она. Как я уже упоминал, у меня не было опыта общения с девушками. К чему это «ну»? Может, Крис намекает на оплату проезда? Где же портмоне? Неужели, как всегда, в ящике рабочего стола?

– Сколько я вам должен? – суетливо спросил я, выгребая из кармана мелочь.

Кристин засмеялась, и я снова почувствовал себя полным идиотом.

– Я имела в виду не это! Может, ты пригласишь меня на чашечку чая? Или кофе?

Я задумался. Вести ее в квартиру точно нельзя – у меня там полный кавардак.

Я живу отдельно от мамы и весь поглощен наукой, а потому мало занимаюсь уборкой. Держать в доме прислугу не в моих правилах: терпеть не могу, когда кто-то трогает мои вещи. На самом деле у меня не так уж не убрано, и я всегда могу найти в ворохе вещей нужную колбу, книгу или даже парные носки. Ну, с носками я, может, и погорячился, но кто же увидит, что на правой ноге синий носок, а на левой – красный, если на обеих ногах ботинки, причем даже одинакового цвета? Но я не о том. Я хотел сказать, что моя квартира – эталон творческого беспорядка, уже много лет успешно балансирующего на грани полного хаоса.

Поэтому боюсь, если я приведу Кристин к себе, она задохнется от книжной пыли, удивится тому, сколько всего можно разбросать по полу, а еще может случайно нарушить это хрупкое равновесие. Нет, это точно не вариант! По-видимому, переживания отразились на моем лице, потому что Кристин вдруг добавила: