Читать книгу: «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов», страница 8

– Постой-ка! Ты, кажется, сказал, что всеми этими кошмарами брак грозит в худшем случае, – вспомнила я. – А что же тогда бывает в лучшем? Надежда всё-таки есть?!!

– В лучшем? А в лучшем случае кто-нибудь из супругов оказывается настолько мудр, что умирает вскорости после свадьбы. Этим он выигрывает всё. Срывает банк, так сказать. Ибо навеки остаётся чистым и прекрасным для своей вдовствующей половины. Воплощением всех добродетелей. И его достоинства с каждым годом, миновавшим с момента смерти, лишь ярче воссияют в памяти близких. Так и до святости недалеко…

…Я уходила от Фламмеля в сильнейшем смятении. Чтобы иметь возможность хорошенько обдумать дальнейшие действия, я выбрала самую длинную дорогу к дому. Ибо размеренная ходьба как нельзя лучше способствует упорядочению процессов мышления. Но хоть ноги мои ступали твёрдо и ровно, мысли всё равно безнадёжно путались. Единственное, что я прочно для себя уяснила: действовать нужно решительно и быстро. Я не могу терять своё бесценное земное время, дожидаясь, пока Виктор преодолеет свойственные его мужскому полу колебания и сомнения в целесообразности инициирования любовных взаимоотношений. Ему, может, и некуда спешить, у него впереди ещё вся жизнь, а у меня – только одиннадцать с половиной месяцев.

Эпизод 9. «Ветер дует туда, куда прикажет тот, кто верит в себя»

«Воздух выдержит только тех

Только тех, кто верит в себя.

И ветер дует туда, куда

Прикажет тот, кто…»

«Наутилус Помпилиус». Песня «Воздух».

Это был мой день. Сегодня к мессе шла я – я сама. Нельзя было допустить, чтобы Мария всё испортила. Я решила рассказать Виктору о своих чувствах начистоту, не дожидаясь, пока он догадается о них по томным вздохам, жарким взглядам и глубине моего декольте. Этим я избавлю нас обоих от томительных недомолвок и мучительных ожиданий… От расшатывающей нервы неопределённости.

– …Святой Михаил Архангел, защити нас в борьбе; против козней и напастей диавола будь нам опорой. Да повелит ему Бог, смиренно молимся. Ты же, небесного воинства начальник, Божественною силою низвергни в преисподнюю сатану и прочих блуждающих в мире на погибель душам коварных духов. Аминь.

Смолкли под сводами последние звуки ЕГО голоса. Разошлись прихожане – топая, шаркая, вполголоса переговариваясь. Виктор заметил, что я осталась, и сам подошёл.

– Как Ваши дела, мадмуазель де Мюссе? Как Вы себя чувствуете?

– Нам надо поговорить. Наедине.

Виктор поспешно огляделся.

– Все уже ушли. Здесь никого нет, кроме нас, – сообщил он.

Я колебалась. Вести задуманный мной разговор в центральном зале, перед главным алтарём, куда в любую минуту может прийти кто-нибудь из служителей или мирян, представлялось не очень удобным. Виктор уловил мои сомнения.

– Давайте пройдём в часовню, – предложил он.

Под часовней подразумевалось боковое помещение слева от главного входа. Там действительно уютней: создаётся атмосфера некой обособленности. Единственным свидетелем разговора выступает распятый человеческий Мессия на стене. Он надёжный парень, никому не проболтается. Тем более, что он – всего лишь отлитая из металла фигура.

Мы с Виктором оказались лицом друг к другу. Он смотрел на меня участливо.

– Что случилось, мадмуазель де Мюссе? Что бы ни произошло, Вы можете на меня положиться.

Дальше тянуть не имело смысла.

– Виктор, – я взглянула прямо ему в лицо. – Я – Натанаэль. Воздушный демон. Сейчас с тобой говорю именно я, только я, от своего собственного имени, – я заметила, как он побледнел. – Ты должен кое-что знать. Видишь ли… Я не так уж часто имею дело с живыми людьми. И не так уж долго живу на земле, среди вас… Но из всех, кого я успела узнать… так оказалось, что ты – самый лучший. Ты, вроде бы, такой же, как они… И – не такой. Не могу выразить, чем ты от них отличаешься. В тебе всё прекрасно. Я радуюсь, когда тебя вижу. Я счастлива, когда о тебе думаю. Твой голос звучит для меня, как лучшая музыка. Мне кажется, ты очень добрый… У тебя добрые глаза. И улыбка. Я знаю, это не то качество, которое мы больше всего ценим в людях. Но сейчас я не на работе, и мне не нужно тебя оценивать. Мне кажется… Кажется, я тебя люблю.

Не знаю, что я ожидала услышать в ответ. Виктор молчал – по-моему, в ужасе от происходящего. Внезапно мне подумалось: уж не усомнился ли он, что с ним говорю именно я? Вдруг он решил, что Мария зачем-то его разыгрывает, изъясняясь от моего имени? Тогда он действительно в щекотливом положении: ведь он может быть откровенен со мной – но не с ней. Как я могла упустить из виду: он привык воспринимать человеческое тело, стоящее перед ним, только в качестве своей прихожанки Марии де Мюссе. И ему сложно вообразить, что сейчас из этого тела к нему обращается совершенно иная личность. Нужно как-то доказать ему, что я – это я, а Мария не имеет к нашей беседе никакого отношения.

– Ты должен мне верить. Я на самом деле Натанаэль. Хочешь, я сделаю что-нибудь, чего не может ни один человек, а может только демон?

Виктор отрицательно мотнул головой.

Но я знала, что должна раскрыть ему свою сущность. Иначе сомнения останутся между нами вечным барьером.

Я огляделась, выискивая предмет, который помог бы мне продемонстрировать свою демоническую природу. Распятие, свечи на подставке, лампада… Ничего подходящего! Я скована телесной плотью, как колодками. Парадокс: я могу всё, если покину тело, но тогда он ничего не увидит, так как я буду для него невидима. Но, покуда я в теле, он тоже ничего не увидит, так как я способна лишь заверять на словах. Сотрясать воздух.

Воздух.

Воздух вокруг нас находится в постоянном движении, от чего колышутся огоньки свечей. Это сквозняки. Они просачиваются сквозь оконные щели, сквозь неплотно сомкнутые дверные створки. Будь я в своём обычном состоянии, я легко могла бы опереться на любую из этих воздушных струек, как сейчас опираюсь на каменные плиты пола. Но твёрдая человеческая плоть… Она проходит сквозь воздушные формы легче, чем самый острый нож через кусок подтаявшего сливочного масла.

Хотя…

Удалось же мне как-то замедлить падение во время прыжка из окна?

Всё равно, терять нечего…

Я широко раскидываю руки, ловя малейшие дуновения. Закрываю глаза. Сквозняки откликаются на мой зов. Они всё ещё подвластны моей воле – как и раньше, когда мы с ними принадлежали к одной стихии. Они устремляются ко мне, словно ночные мотыльки к источнику света: сами не понимая, зачем им это нужно, да и нужно ли вообще. Я чувствую, как они льнут ко мне, как обвивают моё тело десятками прохладных змеек.

Я не могу видеть сквозь сомкнутые веки, но знаю, что пламя свечей сейчас мечется, как сумасшедшее. Многие уже погасли.

Воздушные завихрения, облепившие меня, сливаются в единую невидимую длань. Она сжимает меня и отрывает от земли.

…Я, наконец, осмеливаюсь открыть глаза. Пол находится где-то в метре от моих стоп. Свечи погасли все, как одна. Лишь только пламя лампадки держится, не сдаётся, хотя воздушные потоки рвут его во все стороны. Виктор отпрянул назад, прижался спиной к стене, вжался в неё.

Спрашиваю – с трудом, хрипловато, ибо контроль над воздушной стихией требует постоянного, почти физического напряжения:

– Теперь понимаешь, кто я? Веришь?

– Я уже видел такое, – отвечает человек, преодолевая страх. – Однажды. Я знаю. Знаю, что ты демон. Я сталкивался с демонами, вселившимися в людей… несколько раз. Один из них смог вот так же поднять человека в воздух. Но ни один не говорил таких странных вещей, как ты.

Ну всё, демонстрация прошла успешно, можно расслабиться. Отпущенные на волю сквозняки резво разлетаются по углам. Я довольно тяжело плюхаюсь на пол. (Вот сукины дети, могли бы опустить меня плавненько!). Ладно хоть высота небольшая, так что удалось сохранить и равновесие, и эффектный имидж.

Теперь настало время разобраться, с какими это демонами он сталкивался. И каким, интересно, образом?…

– Где ты встречал других демонов? – спрашиваю довольно резко.

– Я… Здесь. В церкви. В приходе. Вселившихся в людей.

– Что ты с ними делал?

– С кем? С людьми или демонами?

– С демонами, конечно! – (он что, издевается? Плевать-то мне на людей!).

– Изгонял, – отвечает он с вызовом. И смотрит прямо мне в глаза.

– А-а-а…

Виктор, кажется, ожидал бури гнева, возмущения, бешенства. И морально приготовился, что я разнесу сейчас полхрама от негодования. Моя реакция показалась ему, мягко говоря, странной. Я же испытала сильнейшее облегчение.

Он всего лишь их изгонял. Эка невидаль! Он наверняка даже не представлял, с кем имел дело. Низшие из низших, мелкие сошки, «шестёрки» – тринадцатый ранг. Могут прилипнуть к человеку с неустойчивой психикой или слабо развитой индивидуальностью, но вылетают прочь от первого же настоящего пинка. Интересно, каких речей он от них наслушался?… Могли быть ещё и те из моих сородичей, что изначально имели ранг повыше, но потеряли статус: деградировавшие пьянчужки, которых уже не берёт на работу ни один отдел, даже в качестве подсобной рабочей силы. Эти ещё способны, подсобравшись, блеснуть в разговоре остатками былой интеллектуальности, но в итоге всё оборачивается обычной болтовнёй законченных неудачников: «Весь мир – бардак, в нём правят козлы, и просвету никакого не предвидится». Для них – точно не предвидится. Да и чёрт с ними. Обидно только, что по таким вот типам люди составляют представление обо всё демоническом сообществе.

– Теперь всё будет по-другому, – горячо шепчу я. – Раньше ты видел лишь самых жалких из моего народа. Одно только быдло. Тех, кого и демоном-то настоящим назвать – язык не поворачивается. Не стоит о них даже вспоминать. Выброси их из головы. Они – тени. Я – настоящая. И я – лучшая из всех, кого ты встречал. Я могу весь мир перевернуть ради тебя. Я сделаю тебя счастливым. Ты – чудо, настоящее чудо в моей жизни…

– Я знаю, что ты – демон, – медленно выговаривает священник, словно собираясь с мыслями. – То есть, дух, враждебный человеку. Коварный, опасный и лживый. Чуждый. Но только дух. У тебя нет ничего своего, кроме собственной злобы. Даже тело, которым ты распоряжаешься, принадлежит не тебе. И ты пытаешься что-то мне предлагать?!

Я опешила. Кажется, он ничего не понимает.

– Виктор, миленький, хороший, ты же ничего не понимаешь! Я не причиню тебе зла. Я вовсе не желаю тебе ничего плохого. Да, бывает, у людей и демонов возникают некоторые… противоречия. Да, наши интересы иногда расходятся с вашими. Но это всё потому, что на работе мы связаны определёнными обязательствами. У нас тоже есть свои законы, через которые нельзя переступать. Но только не сейчас! Сейчас я полностью свободна от работы и могу делать, что захочу. А я хочу быть с тобой! Я хочу тебя! Я уже твоя, и мы должны быть вместе.

– И сейчас ты морочишь мне голову, чтобы вовлечь меня в какую-то гадость, – горько констатировал Виктор.

– Вовлечь в гадость?! – я рассмеялась. – Да нет же! Ты мыслишь стереотипами, которые внушали тебе с детства. Ты слушал болванов, которые твердили, что демоны – это зло, а сами ни разу не видели ни одного из нас.

– Я сам видел некоторых из вас. То есть, не видел – вы же можете быть невидимы. Но я видел людей, одержимых вами. И никому ни один из вас не принёс счастья.

– Ты не встречал настоящих демонов, Виктор. Те, кого ты изгонял, занимают самую низшую ступень нашего общества.

– А ты?

– Я… Ну, я нахожусь где-то посередине. Но я лишь в начале пути.

– Так и возвращайся на свой путь, в свой ад, где тебе и положено находиться. Зачем ты мучаешь людей?

– Кого я мучаю?! – рявкнула я раздражённо. – Вот заладил! Две недели здесь живу – так никого ещё пальцем не тронула.

– Ты вселилась в тело юной девушки. Ты причиняешь боль её душе. Ты заставляешь её совершать поступки, противные её природе…

– Противные природе?! А она что со своей природой творит?! Человек должен жить: двигаться, бегать, прыгать… дышать, плясать… с окружающими общаться… Есть нормально, в конце концов. А она без меня только на диване чахла в обнимку с книжкой… Если уж девица её возраста и должна находиться на диване, что-то обнимая, то – отнюдь не книжку! И вообще. Я заняла её оболочку всего лишь на определённое время, по праву, данному мне свыше. Я не нарушила ни одного закона. Тебе не в чем меня винить! Так что покуда это тело и я – одно и то же.

– Посмотри на меня! – я шагнула на свет и расправила плечи. – Многие мужчины были бы счастливы обладать мной. Но ни один из них мне на дух не нужен. Для меня существуешь только ты! Я выбрала тебя, потому что… Потому что… Не знаю, как объяснить… Вот, всё вокруг было обычное, серое, никакое… И вдруг: появляешься ты. И вспыхивает радуга! Вроде бы, окружающий мир остался точно такой же, но я вдруг вижу, что в нём есть смысл и цвет!

– Зачем, ну зачем… – Виктор болезненно скривился. – Зачем манипулировать такими словами. Которые могли бы означать что-то хорошее… Твой повелитель, Сатана – отец лжи. И ты тоже дух лжи. И все слова твои лживы и толкают людей к вечной погибели. Так устроен мир. И сейчас ты жаждешь толкнуть к погибели меня. И ту девушку, которой завладела. Неужели ты думаешь, что я этого не пойму?

– Ты не понимаешь! – в отчаянии кричу я.

– Я не хочу винить тебя одну во всех неправедных делах твоего народа. Но ты – одна из них, и ты – такая же. И человеку ты способна принести только зло, потому что по природе своей ты – дух зла, что бы ни говорили твои уста. Ты не можешь изменить свою природу, потому что так устроен мир, таков Закон. А значит ты в самой природе своей несёшь человеку вред. Что бы ты мне сейчас ни наговорила, твоя природа от этого не изменится.

– Ну что ты всё твердишь про какой-то там порядок, закон, устройство мира! Вот же перед тобой я – живая, настоящая, единственная. Понимаешь? Я – единственная во всём мире, другой такой просто вообще нет. Я не связана сейчас никакими обязательствами, я свободна, люблю тебя и хочу дарить тебе свою любовь. Я молода, красива и сгораю от страсти. Чего тебе ещё надо? Зачем тебе какие-то законы?! Если уж говорить об устройстве мира, то он устроен так, что любящие мужчина и женщина соединяются в нём повсеместно.

– Ты не человек. И не тебе ссылаться на то, что делают люди.

– Хорошо. Я не человек. Я – больше и лучше, чем человек. Я умнее и могущественнее любого человека. И, если уж на то пошло, я оказываю тебе честь, выделив тебя из тысяч прочих.

– Спасибо. Как-нибудь обойдусь.

– Что-о-о???!!!

– Если хочешь оказать мне честь, оставь девушку в покое и возвращайся в преисподнюю.

– Да ты… – я задыхаюсь от возмущения. – Ты… Ни за что! Не дождёшься!!! Ты ещё увидишь… Да вообще, пошёл ты!…

Хочется что-нибудь швырнуть. Но распятье слишком прочно прикреплено к стене, да и тяжеловато будет. Приколоченный к нему Мессия смотрит на нас с укором. Ещё бы! Сколько народу вокруг бродит, а никто даже не попытался помочь ему, снять с этой деревяшки. Что за глупость: радоваться чужим страданиям. А они все здесь это делают. Как были люди кретины, так и остались.

С досады пинаю подставку со свечами. Она валится – твёрдая, железная, ногу больно. Пожара не будет, ведь свечи давно уже не горят. Прихрамывая, неровными, но быстрыми шагами ухожу прочь.

…В преисподнюю. Это же надо! Ладно, если я туда пойду, то ты – отправишься вместе со мной. Я устрою для тебя персональную преисподнюю здесь, на земле. Ты сам подписал себе приговор!

Я ухожу, унося в сердце клокочущий Везувий. Ещё с утра это тепло готово было ласкать и нежно обволакивать. Сейчас же оно способно только выжигать дотла, обрушиваться огненным дождём, заливать потоками кипящей лавы, неся с собою смерть и опустошение. Трепещи, человек: твоя Помпея уже близко!

…А ведь нам могло бы быть так хорошо вместе…».

Эпизод 10. «Искушение»

«– О, любовь! – сказала она, и голос её задрожал, а глаза блеснули. – Это когда два существа сливаются в одно, когда мужчина и женщина превращаются в ангела. Это – небо».

В. Гюго. «Собор Парижской Богоматери».

«Суккубы… – демоны, принимающие… женский (суккуб, от лат. succubare – „лежать под“) облик и вызывающие ночной кошмар или вступающие в половую связь с человеком…»

Махов А. Е. HOSTIS ANTIQUUS: Категории и образы средневековой христианской демонологии. Опыт словаря. – М.: Intrada, 2006, с. 208—213.

«Не страх, но презрение является подлинно христианским отношением к бесам».

«Ангелы и бесы в духовной жизни по учению восточных отцов». Василий (Кривошеин), архиепископ.

«…Этого просто не может быть. События сегодняшнего утра могли бы показаться просто дурным сном, если бы не тупая ноющая боль в большом пальце правой ноги. Я всё ещё прихрамывала, меряя шагами дорожки пустынного парка, хотя время уже перевалило далеко заполдень. В таком состоянии не хотелось видеть никого из смертных, а уж тем более ту парочку, что наивно полагает себя моими родителями.

Этого просто не может быть. Это невозможно! Неслыханно! В голове не укладывается. Я предложила ему свою любовь и нежность, а он послал меня ко всем чертям! Ну, не совсем к чертям, он выразился как-то иначе… В преисподнюю.

Здесь что-то не так. Это противоестественно.

Я протопала к ближайшей луже и замерла над ней, вглядываясь в отражение. На фоне голубого мартовского неба и лёгких облачков колыхался мелкой рябью ослепительно прекрасный девичий образ. Против такой красоты не способен устоять ни один человеческий самец. Если только он не… Нет, ни в коем случае, я бы почувствовала!

Поначалу я готова была его убить. Но чем больше обдумывала ситуацию, тем больше склонялась к мысли, что упускаю какой-то существенный момент, который мог бы всё объяснить. Уж слишком противоестественным казалось его поведение.

В самом деле. Редко кому из смертных выпадает честь стать избранником демона. И ещё реже – гораздо реже! – демон снисходит до того, чтобы объяснить человеку свои чувства в столь вежливой, деликатной манере, как это сделала я. Я издавна имею в своём кругу репутацию персоны интеллигентной, воспитанной, незлобивой. За что иной раз слыхала насмешки сородичей в свой адрес… Впрочем, руководству мой норов нравится: я не создаю проблем. А если я в ладу с руководством, то что мне за дело до злопыхательств жалких завистников?

Как я уже отмечала, высшие существа (то есть, мы и ангелы) достаточно часто вступают в сексуальные отношения с представителями людского рода. Люди весьма темпераментны, бывают приятны по своей внешности, к тому же представляются лёгкой добычей. Кто-то сближается с ними с целью развлечься, кто-то снимает таким образом психоэмоциональное напряжение, кто-то преследует спортивные интересы, а кто-то – упрощает выполнение служебных задач. В любом случае, выбранное для контакта человеческое существо не удостаивают долгих объяснений, а просто ставят перед фактом: «Ты избран!». А далее, в лучшем случае, уточняют по ходу дела: кем избран и для чего.

При этом негласно подразумевается, что избранный для контакта объект должен быть до безумия счастлив от того, что его никчемное существование наконец-то получило хоть какой-то высший смысл. У него не остаётся времени для вопросов и сомнений… Да и выбора тоже – не остаётся.

Какую реакцию я ожидала встретить со стороны Виктора? Удивление? Восторг? Пожалуй, и то, и другое – с примесью благоговейного страха. (Да, страх придаёт пикантности романтическим отношениям. Усиливает чувствительность и обостряет наслаждение…). Возможно, я рассчитывала даже на его благодарность – за то, что поговорила с ним начистоту, избавив от лишних сомнений и колебаний. В конце концов, я повела себя с ним предельно честно. А как он меня за это назвал? «Лживый дух»!

Да, я понимаю, его сознание жёстко зашорено стереотипами. Система воспитания и образования построена у них на культивировании негативного отношения ко всему, что хоть как-то связано с нашим народом. Однако, с другой стороны, запрет порождает собой и острое вожделение к запрещённому. Сотни и тысячи любителей острых ощущений на земле еженощно вычерчивают магические символы и расставляют зловещие чёрные свечи по углам пентаграмм. И я готова поспорить на что угодно, что если в руки господину священнослужителю попадётся какая-нибудь «Демонология», он не швырнёт её немедленно в огонь, даже не раскрыв, а для начала просмотрит хотя бы пару абзацев.

Так что же мешает ему раскрыть мне свои объятья? Неземное счастье само идёт к нему в руки, в моём лице, а он – гонит его прочь, да ещё в оскорбительных выражениях! (Ну, ладно, допустим, я с ним тоже пару раз вела себя не очень вежливо. Но ведь он меня вынудил!…). Тем более, что связь со мной была бы для него абсолютно не обременительна: через год я вообще исчезну с поверхности земли и освобожу его от всех обязательств. На мне не нужно жениться, на меня не нужно тратить деньги, меня не нужно уговаривать отдаться – я идеальная любовница! А это очень удобно для мужчины.

Только не говорите мне, что его сдерживают какие-то принципы и убеждения. Я в них не верю.

Мы – те, кто производит посмертный досмотр человеческих душ, – слишком хорошо знаем цену всем их принципам. Принципы, равно как и убеждения, пригодны лишь для одного: мостить дорогу, ведущую прямиком в вечный огонь Геенны.

Так что же я сделала не так? Что помешало нашему счастью??? Если дело не в моей привлекательности (она безупречна!) и не в его физиологии (она человечна!), тогда… Я вновь и вновь прокручивала в памяти события сегодняшнего утра… Если подвергнуть всё тщательному логическому анализу… Виноват контекст!

При нашем разговоре присутствовал некий символический свидетель. И пусть для меня это всего лишь железная статуя, закреплённая на перекрестье деревянных балок. Но для Виктора это – вполне вещественный знак присутствия его живого бога. (Они всё время делают акцент: ЖИВОЙ бог! Как будто кому-то нужны мёртвые боги… Мёртвые демиурги автоматически утрачивают божественный статус и превращаются в идолища поганые…).

Всё сходится: я неправильно выбрала место и время! Виктор был на работе, он не мог расслабиться и стать самим собой. Ему приходилось играть роль грозного судии, ибо он постоянно ощущал присутствие незримого супервизора, отслеживающего каждый его шаг. Если вдуматься, он даже имел право разозлиться на меня, поскольку я откровенно подставляла его в глазах начальства. Пусть даже сие начальство, с моей точки зрения, имеет сугубо воображаемый характер.

Насколько мы, демоны, прагматичны и здравомыслящи, настолько же люди – суеверны и склонны к мистицизму. И если я хочу успешно с ними взаимодействовать, то обязана принимать в расчёт это обстоятельство.

Как только все детали уложились у меня в голове в стройную концепцию происходящего, мне стало легко и радостно. От утреннего неприятного осадка не осталось и следа. Даже ушибленный палец болел как-то по-весеннему жизнеутверждающе. Теперь не составит труда построить план дальнейших действий…

…Настоящий демон в своей жизни должен сделать три вещи. Во-первых, купить душу у чернокнижника. Во-вторых, растлить девственницу. И, в-третьих, совратить священника.

Чернокнижник на примете у меня уже есть. С ним проще всего, он со своей душой никуда не денется, так что можно оставить вопрос купли-продажи до более спокойных времён. У них у всех одно на уме: лишь бы заключить сделку с подходящим дьяволом. Вот и пусть подождёт.

Остаются девственница и священник. И вот тут-то у меня появляется возможность сразить единым выстрелом обе цели! Нет никаких оснований сомневаться в девственности Марии. Достаточно вспомнить весь её образ жизни до моего появления. Тут не то, что к семнадцати годам невинность сохранить – тут в могилу её с собой унести можно запросто!

А что касается Виктора… Странно: стоит подумать о нём, и вся моя хвалёная бесовская решительность проваливается куда-то в пятки. Я ощущаю себя ватной куклой, не способной ни на один толковый поступок. Я замираю там, где застанет меня эта мысль (и замирать приходится очень часто, ибо мысли о нём водят в моих мозгах бесконечные хороводы), и не знаю, что только что собиралась делать, и собиралась ли вообще. Я рассеянно улыбаюсь. Смотрю невидящим взором сквозь окружающих людей. Пропускаю мимо ушей их речи. И ускользаю прочь, в какой-нибудь уютный уединённый уголок, чтоб продолжить грезить наяву.

Вот уже два дня прошло с тех пор, как я приняла решение о необходимости активных действий. Прошло два дня, а я ещё и пальцем не пошевелила, чтобы воплотить свою мечту в реальность.

Но сегодня ночью всё изменится. Я, наконец, вступлю в утерянный рай. Я совершу свой марш-бросок через Рубикон, и неприступные стены Карфагена в одно мгновение рассыплются в прах. Я готова.

Моё окно вызывающе распахнуто в ночь. Я привычно взбираюсь на подоконник. Лунный свет передо мной сгущается, собирается в складки и пологими ступенями спускается к земле сада. Я делаю шаг. Скольжу по ступеням. Вниз по небесной лестнице… Так языческие, ныне прОклятые, богини спускались к смертным. Богини, ставшие теперь символами прелести и безнравственности. Богини, которым поклоняются нынешние Римские Папы.

Я иду, чтобы дарить лучшее, на что способна. Чтобы отдать самое ценное из того, чем располагаю: себя. Чувства переполняют меня, их слишком много, и если я немедленно не поделюсь ими, то рискую в них утонуть.

…Я знаю, где он живёт: разведала накануне. Он живёт совсем один, в собственном маленьком домике, в пяти минутах ходьбы от храма. Там нам не помешает никто.

Я ступаю по земле, но не чувствую её под ногами. Знакомые переулки кажутся преобразившимися, многозначительно-торжественными.

Наверное, Виктор уже спит – ведь время близится к полуночи. Полная луна расплывается пятном света в облачной дымке. Воздух влажен и терпок. В нём копится напряжение, предвещающее великую перемену в моей жизни.

…Вот и цель моего пути: неказистое каменное строение, окружённое с боков узким палисадником. Останавливаюсь перед дверью. При свете дня было бы заметно, что краска на ней во многих местах облупилась, а древесина старая и рыхлая. Дверь заперта изнутри. На засов. Глупая железка, зачем она пытается предотвратить неизбежное? Последний бастион на пути победоносно шествующей великой армии. Последний форт перед полчищем, имя которому – легион. Этот засов, эта дверь, эти стены – как жалкая горстка защитников уже не существующего государства. Их столица уже захвачена, земли разграблены, правитель пленён; они сами обречены и прекрасно это понимают. Но продолжают из последних сил, по инерции, выполнять свой воинский долг, пока милосердная рука победителя не освободит их от всех тягот, связанных с земным существованием.

Я прикладываю ладонь к двери. Шершавые, щербатые доски злобно щетинятся потенциальными занозами. Железная задвижка вздрагивает, почуяв сквозь слой дерева власть магнита, в который на время превращается моя рука. Раньше мне не удавался этот фокус. Но сегодня на моей стороне играет полная луна, а уж она, как никто, умеет притягивать всё, что пожелает. Я учусь у неё. Она благосклонно взирает с небес.

Глупой маленькой железке уже не вырваться из захвата: силовые линии магнитного поля прочно связывают её с моей рукой. Я веду руку вбок, и засов тяжело движется следом, покидая свой боевой пост.

Дверь отперта. Дорога свободна.

…Она ещё попыталась скрипом предупредить своего хозяина о визите ночной гостьи. Не нужно, милая дверь! Пусть будет сюрприз. Людям нравится получать приятные сюрпризы.

На цыпочках скольжу через прихожую и коротенький коридор. Мои земные глаза ничегошеньки не видят в кромешной тьме, но собственное чутьё позволяет аккуратно обходить все преграды – углы, выступы, мебель.

Дверь спальни приоткрыта. Обострившимся слухом улавливаю мерное дыхание спящего человека. С минуту наслаждаюсь этой сладчайшей музыкой. Двигаюсь дальше. Среди мрака белёсым пятном выделяется постель. Подобно маяку, она указывает мне направление пути.

Глаза, кое-как привыкшие к темноте, начинают различать детали.

…Человек не спит. Когда он успел проснуться? Уловил шорох шагов? Или почувствовал моё приближение? Он сидит на постели, судорожно вцепившись в одеяло, машинально подтягивая его к груди, и всматривается в тёмное пространство комнаты. Он не может толком разглядеть мой силуэт, но знает, что я – там.

Я слишком взволнована, чтобы думать. Нужно что-то сделать, или сказать – не знаю…

– Привет, – говорю я.

– Ты кто? – спрашивает он хрипло.

– Ты уже знаешь, кто я. Ты узнал меня.

– Демон?

– Натанаэль. Лучше зови меня: Натали. Это ближе к вашему языку и легче произносится.

– Ты – привидение?

– Да нет же! Я живая, во плоти. Такая же, как была все эти дни.

– Зачем ты здесь?

По его тону можно предположить, что в ответ он ожидает услышать примерно следующее: «Чтобы высосать твою кровь и забрать твою душу». Ничего глупее и придумать невозможно, но люди склонны реагировать именно так. Внезапно мне приходит в голову, что если он сможет видеть меня получше, то это обстоятельство несколько разрядит обстановку.

– Если будет светло, ты перестанешь бояться, – говорю я. – Давай зажжём свечу. И ты убедишься, что я не привидение.

Поскольку Виктор молчит и не двигается, я сама начинаю шарить на его столе. Вот свеча в подсвечнике, но где хоть какой-нибудь источник огня? Чем они его добывают? Ну, должно же в этом доме быть хоть что-то зажигательное… С досады щёлкаю пальцами, пытаясь сообразить, с помощью чего эти отсталые существа запускают процесс горения. Меж пальцами проскакивает крупная искра. Ну, ни черта себе! Второй раз щёлкаю пальцами уже над фитилём. Искра попадает в цель, свеча с лёгким потрескиванием разгорается.

Сбрасываю на спинку стула уже не нужный плащ. Из одежды на мне остаётся одна нижняя рубашка – белая, длинная, до пола. В ней я, пожалуй, и впрямь немного похожа на призрак. Эта мысль кажется мне забавной, я улыбаюсь.

Дальше стоять посреди комнаты как-то неловко. Я присаживаюсь на край постели, у ног Виктора. Он поспешно отодвигается прочь, подтягивая ноги под себя. Выражение его лица становится затравленным.

Нужно как-то его успокоить.

– Виктор, миленький… Можно, я буду называть тебя покороче? Вик? Ладно, мне можно… Вик, послушай. Ты думаешь, что я чем-то для тебя опасна. Но на самом деле всё по-другому. Я ещё никому из людей не желала добра так, как тебе. Я на самом деле хорошая. Ты сам можешь убедиться. Только поверь мне!

Я придвигаюсь чуточку ближе. Он пытается отползти ещё дальше, но ему мешает спинка кровати. Дальше отступать некуда. Я не хочу торопить события. Лучше сначала выскажусь.

– Вик… Я пришла к тебе с добром. Я люблю тебя. И пришла только поэтому.

– С добром? – переспрашивает он, стараясь, чтобы тон звучал язвительно – но в голосе проскакивают истерические нотки. – Без стука? Без предупреждения? Как вор?!