Дополню впечатление о руководителе Центра стратегических разработок А. Кудрине некоторыми более поздними цитатами. Какие вопросы к нему остались открытыми?

В интервью каналу "Россия-24" 03.04.13 он объявил ошибочным заявление первого вице-премьера Игоря Шувалова о возможности наращивания расходов российского бюджета на модернизацию экономики. "В преддверии тяжелейшего экономического кризиса расходы бюджета надо не увеличивать, а сокращать. При этом хорошо бы увеличить внешние заимствования, пока для этого есть возможность". Т.е. в экономику вкладывать не надо (правильней «стерилизовать» ликвидность, вырученную за проданное сырьё), а внешние кредиты брать надо. Его даже не смущает то, что его теоретизирование противоречит настоящим теоретикам рыночной экономики: Дж. Кейнс считал, что во время подъёма надо проводить ограничительную кредитно-финансовую политику, а во время кризиса надо увеличивать предложение денег. Наши монетаристы всё в экономике ставят вверх тормашками. При этом обязательно советуют усугублять кризис внешними заимствованиями. Зачем, если внутренними кредитными средствами пользоваться нельзя? Внешние заимствования (в отличие от внутренних) не включают печатный станок? Но включать или не включать, решает не рынок, а конкретные люди из Правительства, включающие (или не включающие) голову. Внешние заимствования, как показала практика последних 30 лет, в основном проедались и кроме зависимости, как от наркотика или от нефти, ничего развитию не дали. Способ обойтись имеющейся денежной массой, известен: надо увеличить скорость обращения. Кудрин предлагает сделать ровно наоборот: замедлить обращение и взять взаймы. Как известно, кредиты бесплатно не дают. Перед развалом СССР внешний долг составлял около 55,7 млрд.$. на весь Союз, а сейчас он вырос на порядок – до 590 млрд.$ только для РФ, при этом практически все основные фонды экономики были созданы в советские, догорбачёвские, в том числе "застойные" (!!!), годы. Так куда пошли кредиты и зачем нужны новые? В условиях либеральной экономики количество денег значительно опережает количество введенных в строй новых основных фондов в натуральном выражении (хотя в денежном – рост фантастический). Как мы видели выше, Кудрин ставит нас перед выбором: либо бороться с инфляцией, сдерживая рост экономики с целью получать дешевые кредиты (жизнь на кредиты – как зеркало «рыночной» экономики) для обслуживания иностранных компаний-поставщиков (следуя завету О.Бендера: «Запад нам поможет»), а также компаний, работающих в стране, и специалистов (гастарбайтеров), либо крах. Ни слова о стимулировании роста отечественного производства. Нигде и никогда я не видел что-то вроде ТЭО (экономического обоснования) привлечения иностранных фирм, рабочих и капиталов. И хотелось бы узнать, как эффективно были использованы 540–590 млрд.$, полученных ранее. Скорей всего ушли туда же за рубеж в оплату поставщикам пальмового масла. Т.е. их безрассудно проели. Долг повис на будущем поколении.

Вот еще важное заявление:

"Я, в принципе, за уменьшение доли государства в перспективном плане. Но в краткосрочном плане, пока самые низкие цены, я боюсь, что такая приватизация может привести к приватизации, скажем так, в нужные руки или опять же за счет государственных ресурсов".

Т.е. основные фонды России по-прежнему недооценены, и по-прежнему, даже по низким ценам, отечественный бизнес не готов осуществлять приватизацию за свой счет – избалован бесплатной приватизацией. По – прежнему возможны два варианта: либо в нужные руки (по опыту 90-х), когда иностранные компании путем скупки и ликвидации отечественных компаний расчистили себе рынок сбыта и (ликвидировав советские, например, геолого-разведочные учреждения) сейчас предметно изучают стратегические ресурсы России, либо (тоже как в 90-е) свои, но за счет государства. Где были тогда ГОСУДАРСТВЕННЫЕ (как пишут на памятных досках) деятели, и где они сейчас? Не может быть человек ГОСУДАРСТВЕННЫМ деятелем, если его усилия направлены на ослабление государства!

Рыночник Кудрин настаивает на ослаблении роли государства в экономике, потому что считает, что "Когда государство руководит, то оно старается свою компанию продвигать на рынки в ущерб конкурентным правилам. Поэтому сегодня прямо надо сказать: многие наши госкомпании пользуются административным ресурсом для увеличения своей доли на рынке. Что является плохим для развития рынков, конкуренции, повышения качества".

Вот так – препятствует конкуренции (приглашать иностранные компании можно, не остерегаясь конкуренции с их стороны, а с собственным государственным сектором, хоть он и «неэффективный», конкурировать А.Кудрин не берётся). А с кем конкурировать государству, которое четверть века ожидало, когда частный сектор начнет созидать, а не банкротить? Кому государственный сектор перешёл дорогу, если на этом пути никого не было, и нет? Советник Президента утверждает, что государство не стимулирует качество (можно подумать, что новые системы вооружения или новые космические аппараты разработаны частными предпринимателями). Видимо, он также забыл результат "качественного" изготовления непрофильным производителем агрегата для Саяно-Шушенской ГЭС и ремонтных работ другой частной компанией, и что из этого вышло. Опыт минувших 27 лет свидетельствует: частный капитал может быть куда менее эффективным, чем государственный: с 1991 г. в частном секторе России эффективность растёт только в рублях, а в пересчете в доллары США (тоже дешевеющие) – эффективность стабильно имеет знак минус. Причем эффективность уступает государственным компаниям. Касается не только количества, но и качества.

Вот еще позиция Советника Президента относительно государственных проектов:

Государство "не может себя остановить в необходимости повлиять на продвижение отдельных проектов". Причем это происходит в разных сферах, где отдельные министерства видят свои интересы". О чём это он? Думаю, о возрождении авиастроения. Ведь вот парадокс: есть крупный рынок, есть спрос на авиалайнеры, но нет производства самолётов (в 90-е годы камня на камне не оставили сторонники рынка: в результате расчистили площадку под старые Боинги). Не было конкурентов и не было желающих занять эту нишу, начать производство отечественных самолётов. Пример «борьбы» с отечественным конкурентом – Тушинский машиностроительный завод. В 90-е гг. в результате конверсии после выпуска авиационной и ракетной техники стал производить одноразовые шприцы и лёгкие самолёты. Результат: как нередко бывает – сначала подозрения Генерального директора в хищении, потом пожар (декабрь 2015 г.), прекращение производства и увольнение людей. Такое у нас либеральное управление. Где она конкуренция, с кем конкурировать? Или, например, буровое оборудование, которое на высоком уровне качества производил СССР, а после либеральных реформ рынок так отрегулировал производство, что ничего производить не стали, хотя потребность была и есть. Нефть добывать не перестали, а оборудование пошло в ход преимущественно импортного производства. И отечественные капиталовложения сюда не идут, и желающих занять эту нишу, тоже нет. "Рынок" регулируется теми, кто против отечественного авиастроения, производства специального оборудования и станкостроения, кто призывал в 1992 г. всё купить за границей. И А. Кудрин, судя по его заявлениям, в их числе.

Его предложения пенсионной реформы: «надо сокращать не пенсии, а пенсионеров», не критикует только ленивый или глухонемой. Почему? Да потому, что либеральная политика «стерилизации ликвидности» ведет к сокращению и производства – это аксиома. Предложение повысить возраст выхода на пенсию – свидетельство того, что экономика находится в глубоком кризисе: вместо того, чтобы расширять базу сбора налогов и социальных отчислений, главный советник Президента делает всё, чтобы эта база сжималась, как шагреневая кожа. Стерилизация загоняет бизнес в серые схемы использования рабочей силы: легче всего стерилизуются налоговые отчисления. Маниакальная идея Кудрина повысить пенсионный возраст оправдывается снижением доли трудоспособного населения. Дно будет достигнуто, якобы, к 2030 г. Расчеты, как всегда, Центр стратегических разработок во главе с А.Кудриным не приводит. Огромную армию безработных ЦСР во внимание не принимает. При современных размерах пенсии немало пенсионеров согласились бы продолжить работу, но где? Есть ли им место в экономике? Этот вопрос задавать Кудрину бесполезно, похоже, он мало что в этом понимает. Попробуем прикинуть сами: официальная государственная статистика на сайте http://www.gks.ru/dbscripts/cbsd/dbinet.cgi даёт среднесписочную численность работников на 2016 г., занятых на предприятиях российской собственности (без совместителей и работников несписочного состава), всего по Российской Федерации – 41 677 403 человека. Кроме того, 25155 действующих организаций с участием иностранного капитала занимают 3111,2 тыс.человек, в числе которых часть – иностранцы. Объективно – это ВСЕ рабочие места в России -44 788,6 тыс. По выборочному обследованию Росстат, численность рабочей силы в России в июле 2017 г. – 76,4 млн.человек, из которых, якобы 72,5 млн.были заняты в экономике, остальные – в поиске работы. Заняты где? 31,6 млн. (76,4–44,79) граждан РОССИИ в работоспособном состоянии плюс их семьи непонятно, на что живут. А Кудрин – о дефиците рабочей силы. Положение катастрофическое, и оно продолжает усугубляться: бизнес-омбудсмен Б.Титов заявляет, что «Россия с 2012 по 2015 г. потеряла 6,8 млн.рабочих мест, в июле 2017 г. по официальной статистике было принято на работу 2 225,8 тыс.человек, а выбыло (уволены гл.образом по инициативе работодателя) – 2 407,2 тыс.человек. Таким образом, в июле 2017 г. 181400 человек потеряли работу за один месяц, это больше 2-х млн.в год. А нас пытаются уверить в росте экономики. Кудрин всё время говорит о дефиците рабочей силы, но никогда не говорит о количестве рабочих мест, которыми необходимо (для перехода к пенсионной реформе) обеспечить, в том числе 4 млн. намеченных им к сокращению пенсионеров. Предположим, Росстат по среднесписочному составу учёл не всех занятых работников. Попробуем посчитать иначе: по оценке ВШЭ в секторе крупного и среднего бизнеса за год создавалось 3–4 млн. рабочих мест и столько же ликвидировалось (10% от численного состава), что говорит о неустойчивости экономики. В промышленности создавалось 600–700 тысяч рабочих мест, а ликвидировалось от 1,5 млн. в 2009 г. до 720 тыс. рабочих мест в 2011–2012 гг. От 15,3 млн. человек там осталось к 2015 г. 12,9 млн. занятых. Т.е. тенденция опять на убыль. Русская служба ВВС сообщает, что с 2008 по 2015 г. средние и крупные предприятия в России сократили количество рабочих мест с 39,3 млн. до 34,7 млн. Если экстраполировать тенденцию, то в 2017 г. здесь осталось не более 33,25 млн.рабочих мест. На малых предприятиях (согласно справочнику «Социально-экономическое положение России») в 2016 г. было занято 5354,8 тыс.работников (на 21,5% меньше, чем в 2013 г.), значит, в 2017 г. – их стало меньше 5-ти млн.человек. Микропредприятий (индивидуальных предпринимателей с нанятыми работниками) в стране не более 3,5 млн. человек. В государственном и муниципальном секторе – около 12–14 млн. Итого, получается, что в России не более 55 млн. рабочих мест. Таким образом, российская экономика уже давно столкнулась не с дефицитом трудовых ресурсов, а с дефицитом рабочих мест. 2,5% из числа занятых – это частично занятые, т.е. не полный рабочий день. Они – кандидаты в безработные в ближайшее время. При этом по официальной статистике на российском рынке труда якобы присутствует 132 тыс. иностранных граждан с действующим разрешением на работу, плюс 1582,5 тыс. человек (Украина, Таджикистан, Узбекистан) – работающие по патенту. В то же время эксперты постоянно твердят, что в России работает постоянно около 4 млн. человек только с Украины. На всех рынках страны, в магазинах и киосках, строительстве, в структурах ЖКХ, а теперь и в медицине, как мы знаем, огромное число мигрантов из Средней Азии и с Кавказа. Скорей всего именно выходцы оттуда, а это – 8–10 млн. человек, вытеснили еще такое же количество с рабочих мест российских граждан. Поэтому, прежде чем говорить о повышении пенсионного возраста, чтобы эта реформа не начала пожирать людей, надо СОЗДАТЬ 25–30 млн. рабочих мест, ибо на них уже есть невостребованная рабочая сила. Предложения Кудрина по пенсионной реформе ведут к увеличению армии безработных, а в перспективе – к замещению коренного населения иммигрантами из соседних и дальних стран.

Те, кто молится на рынок, ошибочно полагая, что он всё отрегулирует, никогда не смогут сделать ни правильный прогноз, ни принять правильное управленческое решение, убеждает нас история. К сожалению, это пагубно сказывается на российской экономике. Вот, например, прогноз А.Кудрина по нефти: "Развитие добычи сланцевой нефти в США в 2015–2016 гг. изменило рынок, и цена на нефть в ближайшие 5–10 лет будет колебаться в диапазоне $40–50 за баррель". Как всегда ошибся. Говорить можно всё что заблагорассудится, когда не несёшь ответственности. В суждении своём он исходит из того, что увеличится предложение за счет сланца, и цена будет держаться на этом уровне. На самом деле, если увеличится предложение сланца, цена, согласно закону стоимости, подрастёт, т.к. сланцевая нефть стоит дороже. Доля сланца на мировом рынке невелика, поэтому в ближайшие годы этот сценарий (значительного роста цены за счёт влияния сланца) маловероятен. Однако интерес США этим не ограничивается, поэтому нельзя исключать внерыночные факторы влияния на цену (особенно для Европы). Правда, для этого США надо приложить немало усилий (понадобится политическое, а может и военное давление, с целью поднять цену на нефть, при этом США заинтересованы в импорте для своей промышленности дешёвой нефти), чтобы обеспечить сбыт сланцевой, менее рентабельной, чем ближневосточная, нефти. Советник Президента, как плохой маркетолог, не учитывает массу факторов, в частности, издержки производства сланцевой нефти и политические факторы (не имеющие к рынку, который «всё отрегулирует», никакого отношения). История сланцевой нефти не нова. Еще во время нефтяного кризиса 1970–1973 г., разъясняет нам французский аналитик Ж.-М.Шевалье, крупнейшие нефтяные компании начали вкладываться в разработку месторождений сланцевой нефти. Расчеты Горного бюро показали: нефть из сланцев должна иметь цену 3,74$ за баррель (тогда стоимость добычи и доставки в порт лёгкой алжирской нефти составляла 47 центов) при производительности завода, равной 100 тыс.баррелей нефти в сутки (т.е. 5 млн.т в год) и норме прибыли на вложенный капитал в 12%. Тогда (в начале 70-х годов) наряду с такими факторами, как сокращение объема предложения нефти в результате целой серии мер: отказ Сирии разрешить восстановление нефтепровода "ТЭПЛАЙН", сокращение добычи нефти в Ливии, нехватка тоннажа, требования повысить справочные цены на ближневосточную нефть… сыграло на руку не только арабским странам, но и США – там начали вкладываться в месторождения угля и сланца. Проблемой на пути стояли: сравнительно высокая себестоимость и отсутствие рынка сбыта (сейчас цены выросли, но и затраты тоже). В конце 1967 г. из 704552 скважин, пробуренных на нефть во всём мире, 566869 были пробурены в США, и средняя производительность одной американской скважины составляла всего 1,9 т. нефти в сутки против 546 т. в сутки для скважин на Ближнем Востоке. Доля импорта в США более дешевой нефти возрастала, хотя внутреннее производство составляло 80% объема потребления. Средняя цена в США составляла 2,17$ за баррель. В этот же период Западная Европа и Япония импортировали 100% нефти по цене 2$ за баррель, получая конкурентные преимущества. Поэтому по стратегическим причинам США поддержали (а может и инициировали) рост справочных цен на ближневосточную нефть. В 1973 г. баррель нефти стоил от 3 до 4$. Считалось, что при цене в 5–6$ за баррель спрос на природную нефть всё еще будет значительным, но при цене в 6–7$ станет экономически рентабельной перегонка в жидкое топливо углей. Сейчас условия стали жестче. Можно экстраполировать ситуацию исходя из сегодняшних цен, но наши «эксперты» это делать не умеют. Соотношение затрат сохраняется актуальным и для сегодняшних США, так же как попытка взвинтить цены на ближневосточную нефть. Я думаю, по этой причине США взялись наводить свой "порядок" в Ливии, Ираке, Сирии, накладывать санкции на Иран. И не случайным был визит в Саудовскую Аравию, после чего была инициирована договорённость о сокращении добычи нефти странами ОПЕК. Так что горючие сланцы могут только подтолкнуть на рост нефтяные цены по причине своей высокой себестоимости. Плюс это «сыграет» на снижение конкурентоспособности европейских товаров. Замечу, США при этом добычу не сокращают. Неоправданному росту цен сопротивляется арабский мир (не случайно цены упали со 100$ до 35–40$), да и европейские страны (когда подходят к этому разумно). При этом США заинтересованы в импорте дешёвой нефти при сохранении рентабельности сравнительно дорогой сланцевой. А эксперты, которые делают прогнозы только по наполнению рынка, не принимая во внимание затраты (т.е. производство) или политическое давление, в т.ч. с применением военной силы, ничего в современном рынке не понимают и едва ли являются экспертами и по рынку. По всем программам TV слышатся прогнозы: у одних цена ожидается на уровне 80$, у других может доходить до 30$ в зависимости от ангажированности экспертов. В общем, гадание на кофейной гуще и ни одного детального расчета. Такие же прогнозы (чаще просто словоблудие) – по всем сферам экономической жизни. Вот, например, А.Кудрин дает информацию по курсу рубля (его конёк): "Курс рубля подошел к точке равновесия, происходит дооценка факторов, отражающихся на нем".

Интересно, о чем это он? Да как всегда ни о чем. Ничего конкретного о факторах, влияющих как на колебания курса рубля (их еще не дооценили, а уже делаются выводы; впрочем, не уверен, что А.Кудрин вообще знает что-нибудь об этих факторах, судя по его статье), так и на перспективы роста экономики.

Октябрь 2017 г.

Доля государства и судьба человека
(о мнимой эффективности частного капитала)

Преодолевая разруху 90-х годов через до сих пор не отрегулированные рыночные отношения, российское государство делает робкие попытки влиться в семью развитых государств. А ему вслед шлют упрёки, мол, сначала займись своей отсталой экономикой. Отбиваясь от этих нападок, российская власть уже, кажется, осознала ошибки внешней политики двадцатипятилетней давности и скорректировала свой курс на самостоятельность. Однако проблема России заключается в том, что те, кто с либеральных позиций упрекает её в отсталости, с одной стороны правы: сырьевую экономику нельзя относить к развитой, а с другой стороны, именно они или их предшественники в 90-е годы во многом содействовали тому, чтобы Россию отбросить на 50–80 лет назад и через финансовые рычаги препятствуют подъему её промышленного потенциала сейчас. Почему? Потому что те, кто активно способствовал банкротству промышленного сектора экономики (об этом свидетельствуют объективные и субъективные данные, которые можно выразить в цифрах, откровениях некоторых «лидеров» и законодательных актах, противоречащих даже принципам рыночной системы), не заинтересованы в развитии России. Опять зададимся вопросом – почему? Потому что они (идеологи либеральных реформ), если судить по результатам их усилий, представляют интересы западных корпораций (свидетельством тому массовое банкротство российских производств, по существу, зачистка рынка под приток иностранных компаний и товаров) и, разумеется, им промышленное развитие России невыгодно. Разве Сорос или иные западные «Фонды», оплачивающие неформальную оппозицию, могут быть заинтересованы в росте экономики России? Разве те, кто захватил не без помощи западных «партнёров» монополию на импорт и торговую сеть, будут заинтересованы в возрождении производства? Реальные практические шаги либерального подхода мы наблюдаем везде: геологоразведка (стратегическая отрасль) у нас отдана иностранным специалистам (ранее закрытая информация теперь им доступна), в нефтяной отрасли занято множество иностранных фирм с их ноу-хау, технологиями и оборудованием (а ведь производили всё сами). Иностранные инвестиции предполагают импорт оборудования западного производства (для этого и надо было банкротить российское производство), с тем, чтобы затем выводить капиталы и дивиденды за границу. Оплачивать всё это приходится России углеводородами и прочим сырьём, в котором нуждается западная экономика. Посмотрим на улицы Москвы: во многих ключевых направлениях утвердились фирмы из дальнего и ближнего зарубежья, ресторанов и закусочных с кавказской и азиатской кухней больше, чем в Тбилиси или Душанбе, отечественные автомобильные заводы исчезли, на смену им пришла сборка иностранных моделей, отечественные знаменитые кондитерские марки куда-то исчезают, зато на рынке хозяйничают «Данон», «Марс» и прочие суррогаты натуральных продуктов, вместо завода «Кристалл» развёртывается Арт-кластер, строительством занимаются турецкие, кипрские фирмы, активно привлекается иностранная рабочая сила, на фасадах магазинов и крупных торговых центров вывески, отражающие их принадлежность или ориентированность, преимущественно на латинице, режиссёры приглашаются из Прибалтики (видно, в России не только сварщиков и токарей не стало, но и режиссёров; или они недостаточно освоили новаторство?), полы моют «клининговые» фирмы, наблюдатели птиц превратились в бёдуотчеров, даже в московском метро некоторые названия остановок произносят на иностранный манер, «тшорт побьери»… Это такой суверенитет с постепенным отказом от русского языка или элементарное пресмыкательство перед теми, кого готовы облизывать за то, что они пришли в отличие от коренного населения с деньгами, чтобы зарабатывать на нас и на нашем сырье? Сколько старинных особняков в стране разрушено под видом реставрации, чтобы на их месте возвести столбы из стекла и бетона для офисов многочисленных фирм, зарабатывающих на спекуляциях и перепродажах за границу по одной цене, обратно в Россию – с двойной наценкой. Скоро совсем не останется никаких (кроме Кремля) внешних признаков того, что Москва – многонациональный, но русский город, столица России. В советское время часто звучала песня, в которой звучали слова: «Всё смогу, я всё на свете смогу, если ты со мною, страна!». А сегодня, хочется спросить, ты со мною, страна?

Заявления, которые либеральные критики делают по поводу проблем в экономике, формально во многом правильные, но для них – это всего лишь пропагандистский ход, чтобы вернуться (а некоторые и не уходили) и утвердиться во власти и быть более полезными западным корпорациям – это из опыта прошлых лет. Государство делает робкие попытки уйти от сырьевой зависимости. Но чиновник, как двуликий Янус, с одной стороны много говорит об импортозамещении, с другой – прислушивается к советам тех, кому импортозамещение поперёк горла (доверенное лицо одного из претендентов на пост Президента открыто об этом заявила – не нужно), т.к. они ратуют за открытую экономику с сырьевым уклоном и недоразвитой промышленностью. «Надо просто торговать», – заявила она, не оставляя России выбора, потому что их предшественники оставили для торговли после своих реформ только нефть и газ. Только этим можно объяснить то, что нефтяные доходы фактически работают на американскую экономику (вырученная валюта вкладывается в различные фонды, в облигации США, выводится обратно за границу). Или вспомним, хотя бы, «РусАл», экспортирующий (до санкций) из России сырьё для переработки в США. Раньше переработка была в нашей стране. Сегодня в новостных программах приятно слышать о локальных успехах российской экономики: вот новые самолёты (хотя много импортных комплектующих), завод «Стан» увеличил объем заказов (но произведённой им продукции на рынке пока не видно), введена в строй новая нефтяная вышка, построенная почти (!) на своём оборудовании, создали новый животноводческий комплекс, растут поставки на экспорт зерна (отчасти потому, что хранить и перерабатывать его негде, а своё население недоедает из-за нехватки средств; коров, потребляющих фуражное зерно, и вовсе стало мало, зато вместо них хлеб из фуражного зерна стали есть люди), успехи демонстрирует военно-промышленный комплекс и т.д. И вообще, ненефтяные доходы уже якобы дают в копилку государства больше 60%, что само по себе сомнительно, учитывая колебания цен на сырую нефть и маниакальное стремление финансовых идеологов нефтяные доходы «стерилизировать», т.е. выводить из экономики. Если и говорить о локальных успехах, то надо обязательно отметить, что они связаны с государством, а не частным бизнесом. Еще чаще мы слышим об исключительных успехах в борьбе с инфляцией. Эти два независимых типа «успехов» соперничают друг с другом. Поэтому успехами в промышленном секторе с участием государства не удаётся убедить непримиримых сторонников «чистого» рынка (а даже теория говорит о том, что чистого рынка быть не может), в неоспоримом (пока?) конкурентном преимуществе государственного сектора перед рыночной анархией. Ближайшие советники Президента настойчиво выступают за «уменьшение доли государства в перспективном плане». А некоторые посчитали, что «вклад госкомпаний в ВВП вырос до 70% в 2015 г. с 35% в 2005 г.». Все эти разговоры ведут к тому, чтобы подтолкнуть власть к всеобщей распродаже того, что сохранило или оживило государство (хотя своих средств для участия в приватизации у частного бизнеса по-прежнему нет). Воистину, история никого не учит, даже на своих ошибках, но наказывает за это государство и его граждан. Учитывая, что весь крупный бизнес и сегодня на 80% вращается в сфере административной и природной ренты, бюджетных или околобюджетных денег (экономическая суть такого бизнеса – всего лишь перераспределение налоговых поступлений от населения через государство в частные руки), не трудно представить, как после приватизации будут чувствовать себя приватизированные предприятия: с большой долей вероятности (опять из опыта 90-х и нулевых) их ждёт банкротство. Не могу привести ни одного примера, когда бы промышленное предприятие в результате приватизации резко улучшило все показатели, стало создавать филиалы и, модернизируясь, стало наращивать обороты производства, сокращало затраты и увеличивало объёмы. Кое-что поменялось в металлургии и в нефтегазовой отрасли. МОЭК в Москве всегда был прибыльной организацией, а после приватизации стал балансировать на грани банкротства. Куда исчезают деньги, которые собираются с населения через тарифы ЖКХ, которые растут, в разы опережая инфляцию? То, что бизнес крутится вокруг бюджетных денег, говорит о том, что свои деньги вкладывать в развитие производства и расширение бизнеса частный владелец не очень расположен. Такое впечатление складывается опять из опыта прошедших 25 лет. По-моему, на фоне очевидных неуспехов рыночной экономики, за решительное влияние на неё в стране состязаются две либеральные тенденции: одна, осуществляемая Правительством, пытается оправдаться за отсутствие успехов и убедить нас (и себя) в том, что есть успехи частного бизнеса (без участия государства), другая утверждает, что «диктат» государства (как? неужели через субсидирование?) тормозит развитие рынка, конкуренцию, а, следовательно, и рост экономики. Так ли это? Посмотрим на растущее расслоение общества и убедимся, что и те, и другие скрывают истину. Свидетельством ошибочности взглядов одних является опыт приватизации 90-х годов ("успехи" выразились в том, что целые отрасли исчезли с карты страны, а "рост" заключается в увеличении объёма экспорта углеводородов и эмиссии денег), лукавые утверждения других попробуем разоблачить через официальную статистику.

Чтобы ВВП начал расти не за счет эмиссии денег и не за счет роста добычи нефти, для начала надо признать реальность: прибыль делается не наращением производства, а за счет роста цен, опережающим покупательную способность населения. Даже когда Президент или кто-нибудь из экспертов заостряет на этом внимание, за решение проблемы роста производства, заработной платы и выручки за счет наращения товарного оборота, а не цен, никто браться не собирается. Если так, то почему претензии предъявляются государству по поводу роста его доли в ВВП? Какие могут быть претензии, если оно вынуждено подменять частный сектор там, где экономика испытывает трудности? Свободная ниша не заполняется.

Что это, если не сигнал государственному сектору – не надо развиваться! С одной стороны крокодиловы слёзы по поводу обнищания населения, а с другой стороны саморазоблачение – «не надо импортозамещения, надо просто торговать».

Вот в реальности что беспокоит сторонников либеральных реформ, – потенциальная для них угроза наращивать темпы, восстанавливать производство авиации, станкостроения, а не положение народа, не низкие темпы. Им предпочтительнее имитация наличия производства (как со станками), не мешающая импорту.

Посмотрим, как «растёт» доля государства в объёме товаров и услуг:

Как видим, доля государства – чуть больше 20%, выросла в 1,8 раза с 2007 года. По основным фондам с 2011 г. доля государства держится на уровне 18% (см. Росстат). Если эти 18% обеспечивают контроль 70% ВВП (как об этом заявляют некоторые «эксперты»), то это означает, что эффективность активов частного бизнеса (оставшихся 82%) чрезвычайно мала. Разве это не говорит о слабости частного бизнеса? Какой же смысл проводить приватизацию с заведомо известным результатом: либо будет обанкрочено приватизированное производство, либо будет малорентабельно. Такой рост вклада государства в ВВП, при доле в основных средствах=18%, можно объяснить только тем, что из 82% слишком много «национального» дохода уходит за границу. За период с 1999 по 2014 г. негосударственные основные фонды выросли более чем в 11,6 раза, а государственные – только в 6,75. А где рост фондоотдачи в той же пропорции? Она снизилась у негосударственного сектора с 89 до 80% (если судить по средним значениям отгруженных товаров и услуг). Значит фонды, переходя в частные руки, перестают эффективно работать? Это ли не подтверждение того, что частный бизнес в России отличается более низкой эффективностью, чем государственный? Это при том, что значительная доля во многих отраслях давно принадлежит иностранному «партнёру». Значит, либо иностранные «партнёры» не столь уж успешные, либо на внутреннем российском рынке они не собираются быть эффективными. Если Россия намерена развиваться, то какой смысл делать ставку на неэффективного управленца независимо от того, является он резидентом или нет?