Примечательно, что в США государственный капитал в 1850 г., равно как и в 2010 г. составлял 20% национального дохода в то время как частный капитал подрос с примерно 320 до 400% (Т.Пикетти "Капитал в XXI веке"). Т.е. частный капитал прирастал самостоятельно, а не за счёт того, что принадлежит государству. Попробуем разобраться, почему 18 может оказаться больше 82 по вкладу в основные фонды (помимо того, что значительная часть ВВП принадлежит «партнёрам»):

Мы понимаем, что доход обеспечивает активная часть основных фондов, т.е. машины, оборудование и транспорт. Очевидно, в 27% и 18% государственных фондов активной части больше, поэтому и преимущества такие. Как только они приватизируются и попадают в 73% и 82%, фондоотдача сразу снижается, потому что часть из них перестаёт работать. Понимаем также, что есть прямая зависимость между инвестициями в реальный сектор и ВВП, в реальном росте которого нас пытаются уверить. Обратим внимание, какие инвестиции направляются в добывающий сектор экономики и в обрабатывающую промышленность:

Для наглядности переведём цифры в графическое изображение:

Как видим, все надежды на рост экономики, как и было провозглашено в 90-х, по-прежнему возлагаются на добывающий сектор. Что бы ни говорили, а инвестиции плюс льготы, плюс различные меры стимулирования, о которых проговаривается министр энергетики, всё ярко свидетельствует о приоритете нефти над станками. При этом удивительно, что доля убыточных организаций как раз в добывающих отраслях больше, чем в обрабатывающем секторе:

(Источник: http://ac.gov.ru/files/publication/a/10337.pdf. Бюллетень Аналитического центра при Правительстве РФ)

Убыточные – это значит, получают субсидии, льготы по налогам на добычу, по таможенным и прочим взносам, меньше платежи по налогу на прибыль. Т.е. приносят доход, а затем вытягивают из казны не принадлежащее им. Более того, через либерализацию экспортных пошлин и рост НДПИ все эти льготы и субсидии ложатся на плечи населения. Между тем добывающий сектор – это даже не сырьё для отечественной промышленности, например, химической (производство многих полимерных материалов после приватизации производить перестали), а в значительной мере – всего лишь источник валютных поступлений. Но и они не идут стране впрок, т.к., судя по откровенному признанию тех, кто борется с инфляцией, например признанием: «За первые восемь месяцев 2006 г. расширенное правительство изъяло из экономики 1095,9 млрд.руб., в то время как Банк России – только 212,9 млрд.руб.»(А,Кудрин). По-существу, сумма, как раз необходимая обрабатывающей промышленности, а Министерство финансов устроило соцсоревнование с ЦБ по изъятию этих денег и как будто перед кем-то отчитывается о своих «успехах». ЦБ хвалили, а как же Минфин, он же больше изъял, не позволил слить в родную экономику?! На графике четко видно, что из так называемых «избыточных» нефтяных доходов «стерилизуется», т.е. выводится из экономики (но зачем, спрашивается, надо было добывать нефть, которой скоро станет мало, и вывозить за границу, если доходы от неё экономике не нужны?) средств по объёму ровно столько, сколько требуется для обрабатывающего производства. Делается это всё якобы с одной целью – устранить угрозу роста инфляции. И аргумент: зарплата, выданная на руки, может «спровоцировать» рост цен. Вот почему у нас падает покупательная способность населения. При этом совершенно не принимается в расчет, что зарплата, выданная в производственном секторе, составляет лишь часть цены от созданной материальной ценности, а вот рост зарплаты в финансовом секторе или сфере услуг действительно создаёт угрозу инфляции, потому что не обеспечен товаром. Сбалансирован импортом? Да, но это значит, что значительная часть населения страны просто не нужна, потому что не добывает нефть, а, значит, не получает зарплату, на которую можно было бы купить товары, завезённые по импорту. Из литературы мы знаем, что в XIX веке были «лишние» люди, а теперь «лишней» оказывается значительная часть населения страны. А как же может быть государство без населения? Возможно ли снижение риска инфляции путем сокращения покупательной способности населения без сокращения розничного товарооборота, т.е. свёртывания рынка?

Как известно, простейшая формула расчета количества денег в обращении выглядит так: Д=Р/С, где Д – количество денег в обращении, Р – сумма цен товарной массы, С – скорость обращения денег. Таким образом, важно сохранить баланс в уравнении: С х Д = Р. Что происходит, если сокращать, снижая покупательную способность населения, левую сторону уравнения, т.е. денежную массу? Чем больше С, тем меньше надо печатать денег. Чем меньше Д, тем меньше СхД. Недостающие деньги приходится восполнять печатным станком. Из-за отсутствия покупателей снижается значение и правой стороны, сдерживается производство, сокращается товарная масса, в т.ч. и завезённая по импорту. Растут запасы. Происходит сворачивание рынка. Это – то, к чему ведёт неразумная денежная политика. Только реальный сектор (а не финансовый и не нефть с газом) может оживить экономику. 90-е годы показали, что частный капитал не намерен вкладывать средства туда, где надо работать долго и зарабатывать не на ценах (т.е. инфляции), а на обороте товарной продукции, произведённой в стране. Тем более, когда конкурентная промышленность в стране лишается средств, т.е. банкротится в интересах импорта. К этому ведут все заявления А.Кудрина о необходимости «стерилизации избыточных финансовых средств». С точки зрения монетаристов масса денег в экономике должна соответствовать сумме обязательств без процентов. Поскольку из-за высоких процентов реальный сектор кредиты получить не может, а получив их, не может по ним расплатиться в связи с тем, что ставки превышают уровень рентабельности, это становится основной причиной банкротств. Долги по процентам (тем более высоким), выходит, сознательно не обеспечиваются денежной массой. По существу – это отработанный механизм банкротства отечественной экономики. Сужается рынок обязательств, при этом процентная нагрузка продолжает расти. Замкнутый круг, ведущий к постоянному кризису экономики.

В США уровень монетизации значительно выше, чем в России, а уровень инфляции – значительно ниже (млрд. руб. и млрд. $ соответственно):

Сравните с уровнем монетизации в России:

При этом парк реального оборудования в США растёт, а не снижается, как у нас:

Заявления о мировых тенденциях роста рынка услуг, вовсе не отрицает необходимость роста промышленного производства. В России число предприятий сократилось с начала процесса приватизации с 205 тысяч заводов и фабрик, подлежавших приватизации, до 3321 промышленного предприятия. При этом, например, 56 новых станкостроительных «заводов», которые значатся в интернете, «производят» мизерное количество станков, не делающее погоды на рынке. В США – 70 тысяч заводов и фабрик. Такая вот переориентация России с производства на услуги. Рынок услуг лишь дополняет производство в связи с изменением техники. У нас это понимают ровно наоборот. Если в 2016 г. инвестиции в обрабатывающий сектор даже снизились (выбывшее станочное оборудование не замещалось новым), то на чем базируются ожидания роста реального ВВП? На демагогии и на печатном станке. Но его чудесные возможности уже очень ограничены.

При расчете необходимой суммы капитализации нефтяных (или иных) доходов в активную часть основных фондов (машины, оборудование и транспорт) нужно исходить из того, что сумма инвестиций должна как минимум превышать сумму использованных основных фондов (на которые начислена амортизация). Новое оборудование должно обеспечивать замещение не только по качеству выбывшие основные фонды, но и по фондоотдаче, т.е. выпуску валовой продукции. Иначе, несомненно, будет происходить сокращение общего объема производства. Что касается количества установленных станков, общее число станочного парка, вследствие активного замещения производства импортом в 90-е и нулевые годы, по данным Минпромторга РФ, неуклонно снижается (тыс.шт.):

В 2016 г. произвели 2900 металлорежущих станков и около 250 автоматизированных, а в целом – едва больше 20 тысяч станков. Во всяком случае, лучшей статистики по производству станков в России я не нашёл. И даже если их произвели на порядок больше, это всё равно на порядок меньше, чем было в 1992 г. Импорт станков также сокращается. А это – явные признаки старения установленного оборудования.

Происходит ли компенсация убывающему парку станков (путём инвестиций, обеспеченных денежной массой, оставшейся в обороте после усилий Минфина и ЦБ по стерилизации) внедрением новой технологии и соответствующим ростом товарной продукции? Судя по цифрам, приведённым выше, нет. Это видно также из соотношения ВВП и денежной массы (агрегат М2, млрд. руб.) на начало соответствующего года:

Коэффициент капиталоотдачи всё меньше. Правда, собирая статистику, лишний раз убеждаешься в непредсказуемости отчетов Росстата.

Вот официальные данные по номинальному ВВП за разные годы:

В 2016 г. значение ВВП 2011 выросло значительно. Поэтому приведённые выше коэффициенты явно завышены, т.к. рассчитаны по последней строке. Очевидно, сказывается «скрытая» инфляция и рост денежной массы, которая до населения и производства не доходит. Население чувствует рост инфляции на своём кошельке сразу (например, расходы на ЖКХ), статистика обнаруживает только несколько лет спустя.

Итак, обеспечивают ли инвестиции в новые машины и оборудование возмещение списанного оборудования? Делаем небольшой расчет по амортизации машин и оборудования, приблизительно соответствующей по доле машин и оборудования в основных фондах (ОФ):

Расчеты, пусть даже ориентировочные, отражают катастрофическое положение явно нездоровой экономики. Сумма, инвестированная в «машины и оборудование», стабильно мизерная, сопоставима с суммой рискованных инвестиций России в активы Украины в 2016 г. Новое оборудование не восполняет потери (инвестиции в новое оборудование не возмещают даже изношенного основного капитала, т.е. выбывает значительно больше, чем устанавливается). А это – признаки хронически больной экономики (производственный сектор устаревает), несмотря на отдельные «успехи». Чтобы этот процесс остановить и обеспечить рост экономики, обрабатывающий сектор нуждается в резком увеличении ежегодных инвестиций более чем в 5 раз (527/99), чтобы хотя бы возместить потери в связи с выбытием отработавшего оборудования. Уровень Основных фондов поддерживается тем, что не списывается старое оборудование (коэффициент выбытия 0,8), а продолжает эксплуатироваться. А между тем Центральный банк и Министерство финансов, повторюсь, озабочены одной проблемой – борьбой с инфляцией путём изъятия из оборота «излишков» оборотных средств.

Однако давайте проверим (как в школе) решение задачи? Экономист Григорий Ханин, например, считает, что экономика нуждается в инвестициях в размере 25,8 трлн. рублей (включая оборотные средства и вложения в человеческий капитал). Попробуем убедиться.

Обратимся опять к статистике. Если:

– остаточная стоимость основных средств России в 2015 г. = 55,3 трлн.рублей;

– оборотные активы = 85,13 трлн.рублей;

– собственный капитал, участвующий в обороте, = 12,56 трлн.рублей, то мы видим, что в экономике собственные средства не покрывают даже оборотные активы, необходимые для нормального функционирования экономики. И только благодаря долгосрочным финансовым вложениям (47,57 трлн. руб.) формирование оборотных активов за счет собственного капитала составляет 5,64%: (12,55+47,57–55,32)/85,13*100=5,64.

Это чрезвычайно мало, и для предприятия означало бы близкое банкротство. Долгосрочные и краткосрочные обязательства рано или поздно надо погашать (а краткосрочные заёмные средства (14,66 трлн. руб.) превышают собственные оборотные), следовательно, экономика строится всё время на перекредитовании с накоплением процентов. Расчеты показывают, что при таких объемах заёмных средств, для нормального функционирования собственные оборотные средства необходимо повысить до 25 трлн. рублей, что обеспечит покрытие оборотных активов за счет собственного капитала до 20%. Это без оценки вложения в человеческий капитал, о котором говорит Г.Ханин. На это требуются дополнительные средства. Из статистики же мы видим, что частный владелец к этому не готов – он предпочитает выводить прибыль с процентами за границу, т.к. опирается преимущественно на иностранные источники средств (они дешевле). Чтобы освоить такие (в 5 раз больше) инвестиции, нужна квалифицированная рабочая сила, а не гастарбайтеры. А для этого требуется еще около 10–12 трлн. рублей. Её становится всё меньше, риски растут, государство, видимо, этого не замечает (послушно не вмешивается в частный сектор) и не реагирует. Так реальный сектор неизбежно подводится к балансированию на грани банкротства.

И, наконец, об упрёках в адрес государства, которое якобы лоббирует свои компании, из-за чего и растёт доля государства в экономике. Задумаемся – лоббирование это государственного сектора в ущерб частному капиталу или честные конкурентные преимущества?

Сравним прибыль Топ-100 самых крупных предприятий (включая 28 государственных) и посмотрим, за счет чего эта прибыль получена.

Отраслевая структура компаний госсектора, вошедших в топ-100 рейтинга. Данные «Эксперт-РА»:

(Ист.: Аналитический Центр при Правительстве РФ, выпуск № 13, март 2016 г. Рейтинг составлен компанией «Эксперт РА»).

Теперь для понимания за счет чего росла выручка компаний из Топ-100, используем коэффициент роста потребительских цен:

Путём перемножения индексов устанавливаем, что за этот период потребительские цены выросли в 1,4599 раза.

Составим таблицу изменения выручки, исходя из того, что доля выручки госкомпаний в 2009 г. составила 61%, а в 2014 г. – 67% в суммарной выручке Топ-100. Применив коэффициент, установим выручку 2014 г. в ценах 2009 г.:

Из расчетов мы видим, что выручка 28 госкомпаний увеличилась на 11721 млрд. руб., в т.ч. на 41,5% за счет физического объема и на 58,53% за счет роста цен. При этом на госкомпании приходилось только 6,1% всех занятых в экономике. А у частных компаний выручка выросла на 4296 млрд.р., в т.ч. на 21,3% за счет увеличения физического объема и на 78,66% за счет роста цен. Ранее я приводил статистику "роста" в штуках, тоннах и т.д., убеждающую в том, что если рост и был, то в основном отрицательный. Вывод: все преимущественно зарабатывают на инфляции (росте цен). Это если верить статистике по росту потребительских цен, но госкомпании и по объему (скорее на обороте) и по ценам в рассматриваемый период имели именно конкурентные преимущества –цены не так росли. Частные компании (числом много больше) выручку имели меньше и предпочитали зарабатывать на ценах. Возникает вопрос: почему частному капиталу удаётся взвинчивать цены до потолка, позволяющего реализовывать продукцию с рентабельностью на минимуме оборота? Ответ может быть только один – отсутствие конкуренции. Но не потому, что государство всё монополизировало и препятствует развитию конкуренции, а потому, что отечественные частные бизнесмены, «оседлавшие» импорт, устраняют отечественных конкурентов-производственников при участии чиновников разного уровня сразу по возникновении или после приватизации или не допускают на рынок при формировании портфеля заказов. Хочу заметить, что вышеприведённые стоимостные расчеты не привязаны к массе произведённых товаров. Реально, если взять за базу 1991 г., нет роста физического объема вообще. Об этом подробнее в другой статье. Здесь отметим лишь рост прибыли. При этом большая часть населения нищает, покупательная способность снижается. Это отмечает и официальная статистика. Государственные компании за счет более низких цен выигрывали на обороте товарной массы в промышленном секторе (преимущественно оборонно-промышленный комплекс) и на высоких ценах в социалке, например, в ЖКХ, которые вынуждено население оплачивать, какие бы не были цены. В тарифы по обслуживанию наших квартир уже заложены взносы на капитальный ремонт, но думцы сочли, что этого мало и ввели еще грабительский платёж отдельной строкой для собственников. О ЖКХ подробнее – в другой статье.

И, наконец, о человеческом факторе. Вывод экономики из тупика невозможен без участия основного активного ресурса – отечественной рабочей силы. Здесь официальная статистика тоже имеет двойное дно: с одной стороны заявляет о дефиците рабочей силы (и необходимости привлечения иммигрантов), с другой – относит десятки миллионов своих граждан к разряду незанятых (не путать с безработными) или «самозанятых». Вызывает недоумение следующая статистика: статистический справочник даёт среднесписочный состав работающих в России на начало 2016 г. – 41677 тыс. человек. При этом занятых в экономике якобы 76 млн. человек, а трудовые ресурсы насчитывают более 80 млн. человек. Из списка выпали 34–40 млн. человек. Причисление такого количества людей к «самозанятым», даже если часть из них являются сезонными или временными работниками, во-первых, абсурдно для безденежной страны (наличных денег в стране меньше 19 тысяч в месяц на человека в среднем), во-вторых, не снимает ответственности с государства за судьбу этих людей – существуют ли на самом деле эти «бойцы» невидимого трудового фронта? Где теперь бывшие инженеры, техники, профессиональные токари, фрезеровщики, сварщики? Посмотрите на карту России: от заводов и фабрик остались руины, от колхозных и совхозных земель пустыри и коттеджи. Прибавьте к этому числу еще 22 млн. человек, работающих, но получающих зарплату ниже прожиточного минимума (об этом известила нас Счетная палата весной 2017 г.), и мы получим лишь 20 млн. человек занятых, получающих приемлемую зарплату, обеспечивающую их основные потребности. Между тем у ряда ТОП менеджеров государственного уровня, отвечающих за состояние экономики, по информации СМИ, зарплата с надбавками составляет от 2 до 5 млн. рублей. Это морально оправдывает такой же подход к распределению доходов на всех уровнях между руководителями и рядовыми сотрудниками. Это провоцирует расслоение общества, сравнимое разве только с концом XIX века, вскоре после освобождения неимущих крестьян от крепостной зависимости. Сравните актуальную и официальную статистику в границах России 1897 г.:

Именно в 90-е годы XX века и последующие годы Россия сократилась и по территории, и по населению, и по числу занятых в экономике относительно 1990 г. Вот официальные данные учета населения в сегодняшних границах:

В 1990 г. рост в 2,19 раза относительно 1897 г. Все учтены статистикой, т.к. это – реальные рабочие места. Как и в 1897 г. самых состоятельных сегодня немного больше 2% от населения, а вот зажиточных мелких хозяйств пока значительно меньше. Сегодня мы бы отнесли к ним малый и средний бизнес:

Если предположить, что владельцев малых и средних предприятий, зарегистрированных как юридические лица, в среднем по 3–4 человека на каждое предприятие, то суммарное их число вместе с индивидуальными предпринимателями составит не более 9–10% от численности населения против 18% в 1897 г. И это понятно: реформам ещё немного лет, а условия для развития не самые благоприятные. Категория рабочих и крестьян в современной статистике вообще отсутствует. Статистический справочник за 2016 г. распределение населения в сельской местности уже не даёт (последние данные – за 2010 г.). А нас как раз интересуют эти люди, исчезнувшие из статистики вместе с рабочими местами – 47%. Их не заменили машины, они просто исчезли. Обезземеленные крестьяне и безработные рабочие с лёгкой руки власти стали «самозанятыми» или просто незанятыми (но не безработными) только ввиду отсутствия информации о них. Лукавят те, кто говорит, что демографический провал не обеспечивает страну в рабочей силе, нужны иммигранты. Так могут говорить те, кто пренебрежительно относится к соотечественникам. На земле стало трудно выживать (колхозы и совхозы ликвидированы, приусадебные участки, как и небольшие наделы в конце XIX века, не приносят дохода). Даже относительно успешным российским фермерам трудно пробиться к прилавкам российских магазинов, минуя посредников. Импорт почти не оставляет места на полках. В результате цена молока вырастает с 20 рублей до 70, рыба с 60 до 300. В посёлках городского типа осталась лишь половина жителей (с 13,5 млн. человек на начало реформ сократилось до 7 млн.). Для отечественного «бизнеса» земля, оставленная бывшим колхозником, стала не кормилицей, а предметом торговли. Бывшие колхозники подались в город на заработки. Но и здесь их не ждут. Проиллюстрируем это на примере Москвы, где уже в конце XIX века было 600 заводов и фабрик (где они сейчас?). А теперь на их земле «кластеры» и никому не нужные офисы. Населения на 600 предприятий было около 1 млн., а сейчас в московской агломерации (вместе с областью) по некоторым оценкам – около 40 млн. человек. Число трудовых ресурсов в Москве растёт при одновременном сокращении рабочих мест:

Сопоставим с данными на 1991 г.:

Рабочих мест (квалифицированных) в 1991 г. было (если не считать рынков, торговых точек и ресторанов) значительно больше (заводы, фабрики, различные НИИ, учреждения), а работников значительно меньше. Учитывая демографический «провал» в 90-е годы, никак рабочая сила не могла естественным путем вырасти в 2 раза, поэтому предположительно рост – за счет приезжих. Ясно, что в Москве минимум 5 млн. трудовых мигрантов, из которых не менее половины – иностранцы. Это – не считая нелегальной рабочей силы. И эти незарегистрированные иностранцы тоже часто «самозанятые». Убедиться в этом можно без статистических наблюдений. Все чем-нибудь торгуют, строят офисы, ТРЦ, Плазы, кого-нибудь кормят и ничего не производят, в отличие от 1897 г.

При этом производственные конкурентные преимущества (в квалификации) – на стороне россиян (и москвичей, в частности). Просто все рабочие места, требующие квалификации, ликвидированы, или оказались заняты не специалистами, а менеджерами после краткосрочных курсов. К сожалению, при ликвидации многочисленных НИИ, заводов и фабрик не учитывались судьбы людей, которые отдали этим предприятиям свои жизни. Сохранились в основном неквалифицированные рабочие места, на которые частный бизнес нанимает ДЕШЕВУЮ рабочую силу, у которой на родине зарплата значительно ниже и продуктовая корзина дешевле. Уже заметна миграция из Африки. Правительство, ссылаясь на демографические проблемы, возникшие в 90-е годы (по темпам рождаемости сопоставимые с послевоенными сороковыми прошлого века), заявляет о мерах по стимулированию семьи выдачей материнского капитала. Но разве долговременный процесс снижения популяции происходит по причине отсутствия небольшой разовой помощи? Причина в том, что меняется социальная среда в худшую сторону: нет рабочих мест, заработка, жилья, качественного образования и здравоохранения. Разве может всё это заместить «материнский капитал» или ипотека под непосильный процент при отсутствии постоянного достойного заработка?

Теперь о зарплате тех, кому повезло сохранить своё рабочее место. На декабрь 2014 г. среднемесячная зарплата вырастала до 41985 рублей, потом снижалась до 32 тысяч и снова возрастала к декабрю 2015 г. до 42684 рублей. Похоже на жонглирование цифрами: объективно она не может так резко меняться по стране. Эта зарплата – абстрактная цифра. Что может означать средняя температура по больнице, включая морг? Ничего. Так и средняя зарплата. Статистические ведомства, которым нечего скрывать, которые реально отслеживают ситуацию на рынке труда, обязательно разобьют всю рабочую силу по категориям (разнорабочие, квалифицированные кадры, АУП, менеджеры, ТОПы) и тогда станет немного более понятно про среднюю зарплату. Учитывая разноголосицу в статистических данных и отсутствие точного учета, скорей всего эти среднестатистические данные – тоже расчетные. А всплески связаны с разовыми выплатами ТОПам премий. Поэтому попробуем и здесь немного поразмышлять. Считать ведь и мы умеем. Принято думать, что в России низкая производительность труда, а по ней и зарплата. Это совсем не так. Посмотрим на ВВП (учитывая его непредсказуемость – см. таблицу выше) и число занятых (и вовсе Terra incognita). В первом случае отметим безусловный рост в цифрах, а во втором, напротив, бросается в глаза рост числа безработных. Два разнонаправленных вектора не могут свидетельствовать о реальном росте экономики и ВВП в частности. Официальная статистика утверждает, что постоянно создаются рабочие места, но разные цифры, которые должны подводить нас к одним и тем же выводам, говорят об обратном. Нам навязывают мысль о низкой безработице, а между тем в 1999 г. численность безработных по официальным данным составляла 9094 тыс. человек. Из развитых и развивающихся стран Россия по показателю числа безработных – рекордсмен. Близко к ней в 1999 г. была только Бразилия – 7639 тыс. человек.

В последующие годы число безработных только росло:

Таким образом, к концу 2017 года число безработных никак не может быть меньше 18,5 млн.человек (9094+9322,4). И это – по официальным данным. Правда, по официальным же данным в 2000 году число безработных сократилось более чем на 2 млн.человек:

Как так могло внезапно произойти, если уволенных больше, чем принятых? Когда лукавят на цифрах, то приходится делать вывод, что на самом деле всё может быть ещё хуже. В открытом доступе оставили то, что не смогли скрыть.

При росте ВВП логично предположить, что должна расти добавленная стоимость и зарплата. Она и росла, якобы: за счет сокращения низкооплачиваемых работников их доля в фонде оплаты труда также сокращалась. Это создавало иллюзию роста доходов у всех.

Попробуем уточнить реальную зарплату. Начнём с Москвы.

Москва привлекательна тем, что здесь уровень зарплаты несколько выше, чем по России, исключая нефтегазодобывающие районы. Выстроим ряд, используя показатель плотности занятых на диапазон заработной платы. За единицу примем МРОТ – уровень в 7500 рублей: в интервал от 7500 до 15400 вписывается только один группировочный признак (К=1,05), в интервале от 15400 до 21800 – меньше одного (0,85), в последнем интервале их 66,67 (500 тысяч=7500х66,67). Т.е. на 0,49% обследуемых, имеющих доход от 500 тысяч до 1 млн. рублей, приходится больше всего (66,67) вариантов по уровню зарплаты с интервалом в 7500 рублей. Соответственно, плотность (можно назвать это и вероятностью) определяется путём деления доли обследуемых на вариативность. Получаем (не обязательно точную, но ориентировочную) оценку доли получающих среднюю зарплату в интервале:

Соответственно, если бы на первый уровень (7500–15400) приходилось 100% обследуемых, то вариативность также равнялась бы 1,05, а плотность – уже 94,9, т.к. вариативность – это коэффициент, а главный показатель – доля обладателей того или иного уровня зарплаты. Отсюда с вероятностью в 94,9% доход исчислялся бы около средней данного интервала – 11450. В моих расчетах главный признак (доля работников) представлен официальной программой. Я только углубил анализ.

В таблице мы видим, что плотность распределения обследуемых (в колонке N2, представленной программой "Москва 24", среди обследуемых оказалось больше с зарплатой от 30 до 50 тысяч рублей, что не является фактом, который можно распространить на всё работающее население) корректирует уровень зарплаты в сторону понижения. И мы видим, что больше половины занятых получает меньше 30 тысяч рублей.

Мы понимаем, что выборочную статистику можно собрать среди обладателей высокой зарплаты и делать выводы о росте благосостояния. Можно собрать статистику среди безработных, и будет другая картина уровня обеспеченности. А нужна объективная. К сожалению, за отсутствием данных, приходится объективную картину вычислять математическим путём.

Если мы возьмём выборочную статистику Росстата по России и так же скорректируем по плотности распределения, то получим следующую картину:

54% работающего населения получает заработную плату в пределах 21800 рублей (средняя – 14650), 45,6% – в интервале от 21800 до 100 тысяч рублей (средняя 60900) и лишь 0,31% – более 100 тысяч рублей (средняя – 2550000).

Попробуем проверить, как эти вероятностные расчеты корреспондируются со среднемесячной заработной платой по России. Составим из вышеприведённых расчётных данных таблицу:

И рассчитаем среднемесячную взвешенную (по доле в %) зарплату по России: ((14650х54,09)+(60900х45,6)+(2550000*0,31))/100 = 43599,58 руб.

Как видим, цифра очень близкая к официальной среднемесячной зарплате на пике роста. Стоит нам диапазон 21800–30000 рублей включить в первую группу, тогда её доля возрастает до 78,47%, и среднемесячная становится равной 36408 рублей. Практически совпадает с официальной, что косвенно подтверждает логику рассуждений и расчетов, а также возможность манипулирования собранными данными. Так, средняя зависит от того, что в какую группу внесли: при одном и том же наборе исходных данных можно получить 43 тыс. и 36 тыс. А то, что полученные расчётные данные по зарплате чуть превосходят цифры Росстата, говорит о том, что доля первой группы в реальности ещё больше – не менее 80%.

Исходя из группировки доходов, приведённой выше, медианная зарплата – где-то между 50 и 75 тысячами, т.е. 62,5 тысяч рублей. Отсюда, исходя из критерия МОТ, у 80% занятых заработную плату нельзя признать нормальной. Она не соответствует 2/3 медианной.

Теперь можно поговорить о покупательной способности заработной платы. У нас много говорят о паритете покупательной способности рубля и доллара. Однако когда начинается обсуждение тарифов на ЖКХ или стоимости литра бензина, все забывают о паритете и говорят, что у нас цены и тарифы сильно отстают от европейских. Поэтому, дескать, надо смириться и ждать повышения. О тарифах ЖКХ у меня есть отдельная статья. Здесь же хочу обратить внимание на следующее: 1. Среднемесячная зарплата в течение года колеблется то повышаясь, то снижаясь, а цены и тарифы имеют устойчивый рост. 2. Среднемесячная зарплата в долларовом исчислении пика достигла в июне 2014 г., после чего упала почти вдвое. И, следовательно, покупательная способность на импортный товар снизилась. Впрочем, не только на импортный. Внутренние цены на многие продукты питания соответствуют ценам в США или отличаются не очень существенно: мясо говяжье без костей в США – 9$ за кг., что соответствует 585 рублям, как у нас (вырезка у нас дороже), молоко свежее в США – 1$, у нас –70 рублей (дороже, чем в США) и так далее. Какая часть наших граждан при таких ценах по своему доходу и паритету покупательной способности рубля живёт почти как в Германии, можно догадаться. Здесь скорее можно говорить о паритете цен, а не высокой покупательной способности рубля. Все рассуждения о покупательной способности рубля без учета того, сколько этих рублей в кармане потребителя – демагогия. Сближение по ценам на розничном рынке вынуждает нас говорить не о паритете покупательной способности рубля, а о соотношении доходов, учитывая почти паритет цен. Средний годовой доход семьи в США в 2015 г. – 53482$ (4456$ в месяц). В России: 225,4$ х 2=450$ на семью (29300 рублей) против 4450$. Даже если половина суммы американской семьи уходит на оплату жилья и коммунальных услуг, а у российской семьи доход вдвое больше, всё равно разница в доходах слишком заметная. Предлагаю читателю оценить продовольственную корзину.