Читать книгу: «Земля, моря», страница 4

Отверженный

Я все время забываю,

Что ты есть,

Обожаньем угнетаю…

Знаю, лесть

Не к лицу тебе – а льщу все.

Вот и месть:

Я добьюсь того, что скроешься

Ты весь.

Я не знаю, хочешь видеть

Ты меня;

Я боюсь тебя обидеть,

Не поняв.

Я хочу быть только нужен –

Но зачем?

Если ты бежишь по лужам –

Брызнет всем.

Это вечная ошибка;

И ответ

Веет, словно веер гибкий

Жарких лет.

Я хочу с тобой обняться,

Как пробьет

Полночь, и в тиши раздастся

Бал щедрот.

Руки, платья, песнопенья,

Огоньки,

Смех и холод, блеск и тени

У реки.

Я уйду, уйду отсюда…

Мы – уйдем…

Ты – уйдешь. Я – следом буду,

Чтоб вдвоем,

Чтоб все поняли: мы люди

Всякий раз,

Как мы ищем бога всуе,

А он – нас.

Второе посвящение Гумилеву

Тихо дремлет залив.

Ты по-прежнему бог.

Но расстроен халиф,

И негус одинок –

Не задержишься долго

Ты в их стороне.

И корабль у кромки

Дрожит на волне.

Тихо плачет никто,

Понимая тебя.

В мире диких дорог

Заплутала стезя.

Ворох диких цветов

На могиле твоей.

Ах, зачем ты высок

И всех в мире сильней!

Полагается тем,

Кто утратил твой свет,

Черный ужас ночей,

Горечь глупых побед.

Но, прямой как свеча,

Ты зажжен от свечи,

Что сгорела, уча

Нас сплотиться в ночи.

Пусть корабль у кромки

Тебя не дождется –

И нищий, котомку

Бросив, смеется

Последней свободе.

Когда же ты бог?

Когда ты народам

Подводишь итог?

При родах в пустыне

Присутствовал ты;

В Иерусалиме

Бросали цветы

Под ноги тебе –

Но из всех диких роз

Одну ты себе

Отличил – и унес.

О, нигде ты не мог

Задержаться, бродя!

И хотя ты был бог,

И указ всем вождям,

Понимала твой путь

Только роза твоя –

И пронзенную грудь

Оплетала любя.

И поэтому вместе

Вы погребены,

И цветут ваши дети

В полях той страны,

Что видала паденье

Великих камней,

И в святое моленье

Ты принят был к ней.

Ты свечой из рук в руки

Плыл в море слез,

С тобою в разлуке,

Горевал черный дрозд,

И искали тебя

В сотнях комнат и гнезд,

И любили тебя

В вихре демонских звезд!

Но расстроен халиф,

И печален негус.

Не вернешься ты к ним.

И далекая грусть

Будет биться волной,

До тебя не дойдя:

Ах, зачем ты чужой!

И рыдать, не найдя.

Безжалостен будь

Иногда это скучно – поэзия

(Даже самая что ни на есть):

То ли лошади дрянь, то ль наездники –

Мы по-прежнему все еще здесь,

Мы по-прежнему знаем, что знаем,

Что обходится и без стиха…

Я хотел бы темнее рыданий,

Я хотел бы безумней греха.

Но и грех этот – скучное дело;

Все не так, и не там, и не то.

Что манило сюда нас, что пело

Нам гуденьем протяжным портов?

Все иное, нездешнее, странное –

Может, утро, а может, закат…

Превращается позднее – в раннее,

И шатанье – наитьем – в обряд.

Мы пожертвуем след наш прибою,

Поцелуй – этой желтой заре,

Потому что не скучно с тобою –

Не скучнее, чем жить на земле.

Потому что биеньем разбужен

Я того из древнейших сердец,

Что нарушило все, что нарушить

Притязают бунтарь и гордец –

Но оно только следует бездне,

В нем открывшейся раной стрелы;

Так взнуздал нас тот вечный наездник,

Для кого все лошадки равны.

Что же, буду сегодня я в пене,

Разорвется усталая грудь…

Ты не слушай меня – ты диктуй мне.

И навеки безжалостен будь.

Прошедшему все испытания

Ты верен был – всегда,

Не отступил – ни разу.

Кто обращал в скандал

Невинные рассказы,

Бежал, как от огня,

Едва тебя завидев,

И за тебя – меня

Сильнее ненавидел.

Я тоже все стерпел,

Хоть и дрожал душою –

Но мне пример твой пел

Серебряной трубою,

А сила рук твоих

Одна была поддержка,

Когда бросал нам мир

Холодную насмешку

Перчаткою в лицо,

Горящее любовью,

И скорбных мертвецов

Стращал пролитой кровью.

Мы выжили с тобой –

А многие сломались,

Мы спорили с судьбой –

А многие склонялись.

Но вот, все позади,

И мы вратами рая

Войдем, куда и шли,

Не зная то, что знаем,

Не веря, что теперь

Ответ вручен и ясен,

И другом стала смерть,

А бог и впрямь прекрасен.

Империя

Ложный бог заповедан вечностью –

Темный, кровавый жнец,

И не будет в моем отечестве

Снова славен цветов отец.

Голос сорван, и плод – оборван:

Словом – один, рукой –

Другой. Что с жаром ворованным

Чужой заклинать покой?

Мирно – дурно – душе противно…

Но о войне – не смей!

Довольно оборванной лиры нам,

Чугунных тех звонарей.

Вот опять, своевольем проклята,

Думаешь ты: мое!

Отступись. А иначе – погнуто,

Скрючено будет все,

Гордишься ты чем да хвалишься –

Черная, злая масть.

Любишь рассказывать, какая

Милая ты – хоть упасть!

Не от той в тебе искры – искренность,

И бунт предавших тебя –

Собственных восстаний гибельных

Вернувшийся горлом яд.

Судьба

Кому бог нужен, тот в него не верит,

И к небу обагренные постели

Вопиют, что убили в них не ждавших

Удара – безмятежно, крепко спавших

И видевших, наверно, лучезарный

Последний сон… Но трус неблагодарный

Убийцам загодя открыл все двери.

Кто богу нужен – тот уже потерян.

Охотники на оленей

Мертвые люди на свадьбе бросают зерном

С серых полей в жениха и невесту, и с нами смеются,

Празднуют вместе… А ночью столпятся под брачным окном,

Смотрят, как ниточки будущей жизни совьются.

Мы же пойдем, запинаясь признаньем в любви,

Косноязычные черти, до первых холодных предгорий.

Ждут нас олени – погоня, погоня в горячей крови,

Тьма неизбежности. А за горами – последнее серое море.

Фрак твой что полночь за теплыми окнами, друг;

Ты элегантен, как будто не с нами ты и не отсюда…

Песня подскажет, какие слова. На кровавый наш луг

Валят толпой мертвецы и под ветром ведут пересуды.

Друг мой, налью я тебе – с мертвецом ты не пей.

Что им и нам? Но никто никогда никуда не уходит.

Будем и мы собирать то зерно – дымку с серых полей,

Жемчуга на подарки, мой друг. Кто осален, тот следующий водит.

Земля, моря

Земля, моря – все сдвинулось, все в плаванье;

Весь мир – в открытом доступе отчаянья.

Кого, вернувшись с тысяч лун, застану я

На тысяче планет, крича по-чаячьи?

Кого введу я плачем в заблуждение,

Когда все знают: грянусь оземь с грохотом –

И тут же обернусь ужасным демоном

В доспехе, метеорами исколотом?

Кого поймаю я на кухне с плошкою,

Ворвавшись в дом, когда-то бывший радугой?

По-заячьи сигают мелкой сошкою

В окно, и не догнать их. Да и надо ли?

Оставлю я любовниц и любовников

Подглядывать из трав, из нор за поступью

Моей, утяжеленной списком кровников,

Кольчугою со звезд блестящей россыпью.

Иду по следу пены Афродитиной

Туда, где машет лавр Аполлонов мне.

Я не горжусь знакомством близким с истиной,

Когда мне с жизнью предстоит свидание.

Но все спешит опять куда-то ринуться,

И зыбь морей кишит иными гадами…

Я был бы рад вслед за тобою кинуться –

Но я хочу, чтоб вместе были рады мы.

А так – все ускользает сном, изогнутым

По контурам заумья лабиринтного.

Что делать мне? Спросить дорогу к проклятым

Здесь не у кого – все блаженны, Августин.

Но звук певучей лиры, Феб, по-прежнему

Доносится – как чувств иных предание –

И рвет лучами занавеси снежные

В бессчетных окнах ледяного здания.

Разговор

Отчего хочешь быть – великим?

Отчего – никогда – не средним?

Отчего или в ад, или в рай идти,

А не по миру – глупым, бедным?

Отчего обольщаться принято

Тем, что в черных гудит собраниях?

Отчего мое сердце вынуто

Без ножа – из груди – заранее?

Эта ночь будет наша первая –

Отчего ж мы идем, беседуя,

Будто срезали, друг, все нервы нам

И оставили души бледные?

Я хочу быть как первый встречный,

Проводивший тебя до дома.

Не стыдись, если, страхом меченый,

Отвернется от нас знакомый.

Отчего хочешь быть – безумным?

Отчего не спокойно-стройным?

– Оттого, что с тобой – так лунно.

А мне хочется – ярко, больно.

Памяти Н. М.

Старость – это внезапность смерти,

Бог, стерегущий урну,

Старость – это спокойный демон,

Крадущий победу бурных.

Старость – это когда бормочешь

Все, что на ум ни взбродит,

Это когда в наследники прочишь

Всех, кто далеко ходит.

Старость – это понятность страсти,

Это прозрачность веры,

Старость – это октябрь у власти,

Это забвенья мера.

Это печать на бланке, заранее

Проставленная без плача.

Вот и последняя стоплена баня,

Убрана на зиму дача.

Это как желтое в белом и сером,

Выцветших букв анфилады,

Вдаль уводящие, в новую эру

Богом положенным «надо».

Метаморфозы

Только дурак ходит прямо от точки до точки,

Только святой молит бога о зле и страданье,

Только ребенок играет с тобой не нарочно,

Только поэт дарит звезды на первом свиданье.

Что же со мной? Я играю травой и ручьями,

Я намечаю маршрут, всем святыням окольный,

Бога молю, чтобы лира его все звучала,

И со свиданий иду, как пришел на них – вольный.

Весь я – тревогой объятая область молчанья

Там, где угодники в кожанках ангела топят:

Никнущий, мокрыми крыльями благословляет

Он их жестокие руки и грязные ногти.

Ангел! Ты станешь русалкой. Изгнанники все мы –

Мыкаемся по стихиям, местам, воплощеньям…

Только в конце выпадает нам джокером демон,

И навсегда мы уходим в огонь и движенье.