Читать книгу: «Земля, моря», страница 3

Предчувствие зимы

Поцелуй меня во сне –

Перед тем, как чисел снег

Выпадет от Бога весь,

И уже ни встать, ни сесть,

И не видно ни лица

С заметенного крыльца,

И не слышно ни души

В мраком веющей глуши.

Поцелуй меня во сне –

И скажи себе, как мне,

Почему мы здесь одни,

Если все короче дни,

Если все чернее лес

И все ярче ледный блеск…

Звездный гул в ночи пустой.

Все условней голос твой,

Все прозрачнее глаза,

И отважена слеза

От ворот твоей души

В хладом крепнущей глуши.

Боже мой – не боже твой,

Но один мы слышим вой,

И не радость в гости к нам,

А анафема мирам.

Колыбельная земли

Между нами – меч.

Между нами – ров.

Между нами – речь

Из отнятых слов.

Между нами – смерть.

Между нами – страх.

Между нами – клеть

О пустых углах.

Между нами – мир,

Превращенный в ад.

Если хочешь в тир –

Знай, что там палят.

Кто ты? Я – мишень.

Ну а ты – стрелок.

Между нами – тень,

Что отбросил бог.

Я тебе не враг –

Только ты молчишь.

Сколько было драк,

А теперь вот – тишь.

Между нами – то,

Что сильнее тьмы.

В этом шапито

Отстрелялись мы.

Кажется ли мне,

Или наяву –

Много дыр в стене,

Нет воды во рву,

Светит ясный день

Над страной огня…

Встать проверить – лень,

Раз тепла земля,

И в блаженном сне

Мы нашли приют.

Никакой войне

Не достать нас тут,

И один язык

В нас во всех звучит,

И ничто в груди

Больше не стучит.

Брат, покойся здесь,

Где убил меня.

Всех настигла месть –

Но страны огня

Больше нет для нас:

Есть один покой,

Долгий тихий час,

Молоко, отбой.

Склоните знамена, ангелы

Склоните знамена, ангелы.

Несут человека к вам.

Он многое видел, ангелы,

И жив он теперь едва.

Склоните знамена, грозные,

И в ножны земли – мечи.

Несут его, как положено

Смертного – к вам – нести.

Он жил не в полсилы, ангелы,

Он смерти смотрел в глаза –

И эти глаза, о ангелы,

Алмазом секла слеза

До сукровицы подтаявшей

На склоне всех наших зим;

Собакой, всю ночь пролаявшей,

Смерть каялась перед ним.

Склоните знамена, ангелы.

Быть может, он был ваш брат:

Ведь он никогда, о ангелы,

Не претендовал, что свят,

Что избран на посрамление

Небесному человек…

И странное в нем смирение

Минут тормозило бег.

И если сам бог безжалостный

Почтил тишиной его –

Склоните знамена, ангелы,

Примите последний вздох.

Вот вносят его, как Гамлета,

И сорван вчерашний стяг,

И держит его, как паузу,

Пред гробом вчерашний враг,

И выстроились вы, ангелы,

В незримый вдоль стен дозор…

В каком же покойный ранге был,

Что вечный ему простор

Сегодня вы открываете

Ключами от тех дверей,

Которых и вы не знаете,

Как млека от матерей?

Склоните знамена, ангелы.

Я вижу скрещенных рук

Последнюю жалость, ангелы,

И все понимаю вдруг,

И в бледном лице прочитываю

Блеск лучевой звезды,

Светившей ему, как сыну,

С неведомой высоты.

Бесконечность

Ты удерживай меня, удержи

От бессмысленности глупой, от лжи,

Ты хватай меня, когда я – за край,

Ты люби меня, пока месяц – май,

Потому что следом – темные дни,

Потому что вслед за нами – они,

Потому что я теряю наш смех,

Потому что распинают не всех,

Или всех – но не хочу воскресать

Я один, или тебя мертвым ждать,

Если ты воскреснешь вдруг… Ты приди,

Ты, пожалуйста, меня тут найди,

Ты, пожалуйста, меня не бросай,

Ты хватай меня за шкирку – и в рай,

Ну а если не любовь – к черту в ад,

Чтоб отрыли нас однажды, как клад,

Археологи грядущей земли,

И в углях, что нас когда-то сожгли,

Угасили злой огонь навсегда,

И тогда… Но что тогда, что тогда?

Я не знаю. Бесконечность страшит,

Но и тянет вдруг к себе, как магнит,

И душой на невозможных путях

Приглашает все открыть, все объять,

И тогда – уже не страшен ни мир,

Ни еще какой облезлый кумир…

Ты зови, о бесконечность, зови!

И пульсируй в человечьей крови.

Старорежимная баллада

Стихов не пишут от хорошей жизни.

И от плохой. На все – raison d’etre.

Я посвящаю сладостной отчизне

Прыжок finale вот в это la fenetre.

Стою в уме и множу восемь на семь

У грани сна холодных кирпичей.

Меня не провожали до вокзала,

Осанновоя, толпы москвичей,

Но все ж я прибыл в чертову столицу

Послом от сорока сорок и строк,

Где запрягал мне суку-кобылицу

В тачанку-гроб ямщик без рук, без ног.

Народиха толклась там на базарах

И голосила дурно по церквам,

И маковки скучали по татарам,

И шел Господь во львах по головам…

Но вот я в Петербурге. И окошко

Вовсю мне машет форточкой: заходь!

Тут все свои; и если ты немножко

Того – к тому же девок приохоть.

И я зашел. Наверное, ошибка.

Не знаю, как, но выбился я в людь –

Блевотой горло ободрав до липки

И не жалея прошлого ничуть.

Тут время помянуть mon cher Андрея,

Погибшего зачем-то под Москвой;

Меня же, проходимца и еврея,

Минуло на семь сорок по кривой,

И в лыко року все мои невстречи,

И ямб хромает, поспешая вслед…

Не ты ль, ямщик, вез Пушкина до речки?

Но сам в гробу я виден, как ответ.

Стихи зовут. Все разом изменилось.

На этой guerre, друзья, не как на mer.

Ну здравствуй, племя. Зря ты народилось.

Смотри – тяну я гордо револьвер

Из мятых брюк бесценным дубликатом…

Зачем я здесь? Наверное, просчет.

Найти б, кто оплошал, и силикатным –

По темечку. Но их ведь не берет.

Мурой не брызжут от хорошей жизни,

И на хорошей смерти – нет креста.

Au revoir, друзья. Я был унижен

Все время здесь. Но помнит высота,

Как я летал поверх сожженных шпилей,

И гнал по снам стада своих овец,

Считая сутки в океанских милях

И пряча все, что не скрывал отец.

Секундочка

Секундочка, дочь секунд,

Люблю тебя, милая.

«Секундочку», говорю –

То есть, тебя прошу.

Ты мне нужна, как руд

Мрачных глубин светильник,

Где о глотке молю

Свободы, и им дышу.

Падаешь ты ко мне

С зимних небес звездою

В вечную мерзлоту

В вихре иных секунд –

Только не надо мне

Тех, кто пришел с тобою:

Надо тебя одну,

Чтобы прозреть, вдохнуть.

Секундочку дайте мне,

Чтоб мысль привести в порядок!

Секундочку дайте мне,

Чтоб снова себя схватить –

И не расставаться, нет,

Но быть неотлучно рядом,

И больше уж не забыть:

Секундочка – я и есть.

Нищий

Сегодня в небе облака –

Но высь еще видна,

И я хватаюсь кошелька

Фантазии и сна,

Чтоб выменять бренчанье слов

На синь и белизну –

Но срезал мне поутру вор

Его, украв казну.

Что делать мне? Я пуст, я гол –

А ночью был богач:

Накрыл мне сон роскошный стол,

И слов я был силач,

И образы мне душу жгли,

И леденили кровь…

Но нищ я на пиру земли,

Как только солнце вновь

Восходит над страной людей,

И есть она одна –

Как будто из его лучей

Она и создана,

Как будто им привнесена

Она в ночной простор,

И вдвинута, утверждена,

Как возраженье – в спор.

Я знаю, у меня крадут

Все миллиардов семь

Мои сокровища; но тут

Бессилен я и нем.

Используют они язык

Весь день – чтоб ночью спать,

И как одежду, снять, сложить,

А утром – взять опять.

Вот тут я и беру его

У них назад – и ночь

Со всем, что накопилось в нем

За день, спешит помочь:

Увлажить, выжать, отстирать.

И грязная вода

Стекает в стих мне до утра –

Отчаянья, стыда,

Тоски мерзотина земной.

Сокровища мои!

Как только блеск их золотой

Из грязи воскресит

Мой дикий, сатанинский труд –

Как яркая заря

Взойдет; из рук моих уйдут

Они опять, горя,

Всем тем, кто их не заслужил,

Кто их смешает вновь

С дерьмом, в котором утопил

Он мир – а я готовь

Опять кошмарный инструмент

Моих ночных безумств,

И получай опять патент

На чернокнижье чувств…

Но есть недолгий миг, когда

Со словом мы в раю,

Еще не изгнаны – когда

Мы празднуем свою

Святую жизнь в тени дерев

Не зла и не добра,

И тихо смотрим, замерев,

Как наша детвора

В кругу зверей все без имен

Кружится и поет,

И в вечный на заре времен

Вступает хоровод…

Но вспыхнет солнца страшный меч,

И слово уползет

Из рая змеем в грязь и речь,

И дети – в свой черед.

Вернем ли рай хотя б на миг?

Тружусь я, как Сизиф,

Но за века поэт постиг

Лишь то, что нечестив,

Лишь то, что с словом согрешил,

И путь обоим – в ад.

И ангел блеска, ангел сил

Не даст пути назад.

Не так

Снова стало темно,

Но светилась гроза,

И взрывался цветением воздух,

И сгустившийся зной,

Как побор с южных стран,

Я взимал обреченно и гордо.

Я садов полотно

Обрамил, золотя

Свои окна закатною охрой –

Но по ним грянул гром,

Разметав не шутя,

И скустились сады, и оглохли.

Я лепил на глазах,

Что ослепли в слезах,

Красоту – а снаружи горело,

И я понял, что прах,

И готовил свой крах,

Точно жизни важнейшее дело.

Мое лето вошло

В обетоненный рай,

Утопив стража-ангела в ливнях.

Ах, как ветер его

Раскачал на мостах!

А оно все смеялось и длилось.

Но сегодня – ушло,

Обесточив свои

Небывалые аттракционы.

Я смеюсь всем назло,

Но рыдаю над ним,

Над мишурною желтой короной.

Что же осень мне даст

И в кого превратит

Персонаж мой, невнятный и странный?

О прохладный гимнаст,

Ты кружись, ты вертись

В небесах голубых и пространных!

Я сегодня был добр,

И немало ходил,

Вспоминая все сущее снова –

Но устал черный гроб

Волочить, и уплыл.

Пусть у берега ждет он другого.

Я на острове дней;

Это дом моих снов,

Это вечность с отложенной пулей –

Но трещит все сильней

В отверденье основ,

И грохочет все явственней с улиц.

Пусть ворвется ко мне

Освежающий вихрь,

Пусть мне станет легко и печально –

Оттого, что не здесь

Будет рай для двоих,

И не здесь им устроится спальня.

Я хочу этот день

Пить до самого дна,

Провожать до последней границы –

Оттого, что не здесь,

И конечно, не так

Все свершается, и завершится.

Снова стало темно,

И усталым глазам

Я дарю их заслуженный отдых.

Как садов полотно,

По музеям всех стран

Провезенное, в окнах – свобода.