Читать книгу: «Мракобесия», страница 2

– Да лапа, лапа, ну что ты! Ты же меня без ножа режешь, ну не молчи, не надо!

Развернув ее к себе, я поймал ее губы. Какое действенное все-таки средство… Уже через две минуты она и не думала сопротивляться, только откинула назад голову, зажмурив глаза, как маленькая.

– Ну не торопись, не торопись, будет еще время, погоди…

Я разочарованно оторвался от своего приятного занятия.

– Ну что, пойдем сегодня к подружке твоей?

Она кивнула.

Девочка моя недоверчивая, ненаглядная…

Солнце мое, звездочка моя в синем пустынном небе… Жаль, я не поэт, не умею написать тебе стихов о том, как ты дорога мне, о том, как скрашиваешь эту мою проклятую бесполезную жизнь. Но все ж спасибо тебе за то, что ты есть в этой жизни. Да…

– А к Елене бы ты и вправду съездил бы, не помешало б, – сказала она после паузы с кротким упреком в голосе и ласковой насмешкой в глазах.

Я отвел взгляд. Надо будет сделать, конечно, не тянуть же до бесконечности. Надо будет сделать…

Наверное, глупо и совсем по-детски вот так вот все откладывать и откладывать эту встречу. В конце концов, не все знакомства и контакты в нашей жизни приятны и располагают к дружеским посиделкам за чашечкой кофе у камина.

Но сама мысль о необходимости видеться, разговаривать и обмениваться рукопожатием с этой женщиной навевала легкую тошноту. Колючие глаза, колючий жесткий голос, не лишенный, впрочем, какой-то завораживающей, необъяснимой притягательности, длинные хрусткие паучьи пальцы с ухоженными, всегда накрашенными бесцветным блестящим лаком ногтями, тщательно уложенные короткие и совершенно седые волосы – в ее-то возрасте… Некрасивое тонкое лицо и такая же тонкая хрусткая фигура, излишне тонкая, до ощутимой физической неприятности.

Эта женщина не просто мне не нравилась. Она вызывала какой-то иррациональный, топкий мучительный страх, смешанный с ощущением бесконечной, непоправимой и непреодолимой чуждости ее, инородности, далекости от всего того, что я знал, чем жил и на что надеялся.

В свою очередь, я категорически не понимал ее образа жизни, взглядов и устремлений… Что, конечно же, не могло быть причиной для невыполнения давнего обещания, данного мной Марийке. А значит, следовало в который раз собрать негустую нашу волю в кулак и заняться делом: реальным делом, а не всегдашним молчаливым нытьем в воображаемую жилетку.

Мысленно я дал себе зарок не позднее завтрашнего утра позвонить Елене и договориться о встрече. Тянуть с этим столько времени уже действительно становилось неприличным.

– Хорошо, лапа, как скажешь, – покорно согласился я, а Марийка удивленно приподняла тонкие брови: с чего бы это я стал вдруг таким уступчивым…

Время до означенных шести часов пролетело быстро (верней, не до шести даже, а до пяти с четвертью, на которые мы порешили выходить из дому). Разные хозяйственные дела, давно уже откладываемые «на потом» и вот наконец подступившие к горлу: хоть режь, а делать надо, – пробежка до ближайшего супермаркета, несколько телефонных звонков и в их числе – бесплодная попытка связаться с Еленой (я испытал какое-то стыдное облегчение, когда она не взяла трубку), – и вот уже пришла пора торопливых сборов: на часах ровно пять.

Марийка же была уже при полном параде (не зря она меня запрягла сегодня на общественно полезные работы, выкроив себе время на макияж и прическу; а впрочем, я был на нее не в обиде: оно того стоило): узенькие джинсики в обтяжку, светлая блузка из тонкой полупрозрачной ткани и короткие сапожки на высоком каблучке. На голове что-то сумасшедшее, но тем не менее весьма привлекательное: смесь черного с золотым на волосах, стриженных в «полукаре», – и без того симпатичная мордочка намазана до первостатейной неотразимости, – словом, мне захотелось плюнуть и на этот день рожденья, и на все прочее, аккуратно снять с нее совершенно ненужные тряпки и уложить на хлипкий расшатанный диванчик (хотя можно бы и не укладывать, это ведь вопрос непринципиальный)…

– Ну как? – покружившись по комнате, спросила она моего мнения.

– Хорошо, даже слишком, – раздраженный неисполнимостью своих эротических мечтаний, хмуро ответил я.

– Вечно тебе все не нравится! – возмутилась Марийка.

– Да уж ладно, – смирившись, вздохнул я. – Пойдем, солнце мое незакатное…

Фыркнув в ответ, моя дорогая подобно вихрю понеслась по квартире в поисках неведомо где оставленной сумки…

А на улице накрапывал редкий противный дождь, ветер подхватывал мелкие капли и зло швырял их в лицо, каждый раз умудряясь доставить какую-то совсем новую и детскую обиду; после пары таких холодных швырков даже сияющая от радости Марийка как-то потускнела и съежилась, она тоже очень не любила, когда мокро и холодно.

Однако трамвая ждать долго не пришлось, и я счел это добрым знаком: я, в общем-то, сейчас был склонен искать (и непременно находить) в окружающей действительности именно добрые предзнаменование, нежели наоборот, и даже промозглая сырость улицы не могла стать мне в этом помехой.

Ничего, подумал я. Настоящим командос нипочем холодный осенний дождь. Настоящим командос вообще все нипочем, а уж тем более какие-то несчастные потоки воды с серого унылого неба… Почувствовав, что опять скатываюсь в какой-то вязкий расшатанный пессимизм, я с искусственным оживлением завертел по сторонам головой. Но вокруг кроме Марийки не было ничего яркого и интересного, так что я постарался все свое внимание сосредоточить на ней.

А ведь интересно, как мы сошлись. Просто натуральные муж и жена, что сказать.

Даже не верится, что еще год назад ее не было рядом, что она жила какой-то своей отдельной, совершенно другой жизнью, что и я жил так же отдельно и по-другому и даже и помыслить не мог, что совсем скоро бок о бок со мной будет зябко поводить плечами и кутаться в тонкое верблюжье одеяло какое-то новое незнакомое существо, о котором я ведь по сути до сих пор толком ничего не знаю… И не то что бы времени не было разобраться, а даже и не хотелось как-то, из какого-то дремучего эгоистического чувства: моя, и все, что было до, не имеет ровно никакого значения, моя и значит только моя, и никто больше из твоей прошлой жизни, ни Елена, ни кто-либо еще никаких претензий иметь на тебя не может, и плевать я хотел, что они все об этом думают, потому что ты моя и все тут.

Нет, я, конечно, собирал кое-какую информацию о ней: из ее же рассказов, воспоминаний, случайных оговорок, – но все это имело по большей части чисто практический интерес, от чистого исследовательского любопытства тут ничего не было, а просто: чего в дальнейшем можно ожидать. Что ни говори, а я, наверное, могу быть очень предусмотрительным человеком, когда мне это необходимо. Конечно, можно привести сколько угодно примеров вопиющего разгильдяйства с моей стороны… но все это несерьезно и вызвано обычно самой махровой леностью, а не неумением предвидеть последствия каких-либо поступков или событий.

…У Юленьки, как и ожидалось, нас встретили с распростертыми объятиями – отнюдь не в переносном смысле этого слова, как можно было бы подумать. Я с удовольствием отметил, что выглядит она как и полагается имениннице, то бишь замечательно: хотя и в своей обычной длинной, до щиколотки юбки, которую я, признаться, терпеть не могу за отвратительную особенность скрывать стройные юленькины ножки, но зато в какой-то вполне соблазнительной кофточке (мне-то что, Марийке я, само собой, не изменяю, но вот с точки зрения голой эстетики мне совершенно не все равно, как выглядят и во что одеты окружающие меня прелестные дамы), золотистые волосы классического «венецианского» оттенка мягкой волной спускаются по спине, голубые глаза против обычного подкрашены и кажутся оттого еще больше… Я не поклонник блондинок, но сегодня вынужден был признать, что Юленька смотрится настоящей красавицей – редкостной, природной красавицей, неудивительно, что мужики липнут к ней как мухи.

Что характерно, она совершенно не кокетка: возможно, как и любая женщина, которой внимание с рождения доставалось даром и которая и подумать не может, что для этого необходимо прилагать какие-то усилия.

– Ой, как я рада, что вы пришли! – с сияющими глазами кинулась она расцеловывать сначала Марийку, а затем и меня. – Я так боялась, что ты не сможешь, – обратилась она ко мне, – из-за работы или еще чего-нибудь. Да раздевайтесь же, проходите, что вы на пороге стоите!..

Мы не стали стоять на пороге и прошли в комнату. Под восторженные ахи именинницы (почетная обязанность вручать подарок и говорить приличествующие случаю слова была возложена на Марийку) я несколько огляделся и поздоровался с присутствующими. Расклад был интересный и даже неожиданный, но, по всей видимости, женская непоследовательность (и непосредственность!) были здесь не причем, а просто Юленька решила никого не обижать и пригласить всех: вполне даже в ее духе. К примеру, здесь был Аркаша, которого я после летних неприятностей (отдельная и довольно-таки нудная история) никак не ожидал здесь встретить, – темноглазый и темноволосый обаяшка с широкой голливудской улыбкой и манерами человека, который не привык слышать «нет». С ним была Жанна – рыжая, как пламя, и стройная, как серна, а у меня с рыжими совсем особые счеты, да к тому же она тоже была в длинной юбке, что меня бесило, поскольку носила она ее в отличие от Юленьки не из-за требований религии, а соображений личного вкуса. Кроме этого, Жанна была остра на язык и излишне надменна с прочими дамами: я знал, что Марийкой она недолюбливаема и, кажется, вполне справедливо.

Здесь был Вадим, а он тоже остер на язык да и вообще личность темная: скорее шатен, чем брюнет, но совершенно без того сражающего наповал обаяния, что присуще Аркаше – хотя у него было не так много женщин, но, по-моему, все они составляли какой-то очень «долгоиграющий» и специфический контингент, непонятно, впрочем, чем он их брал. Я слышал, что были у него какие-то сложные дела, что он состоял в дружбе чуть ли не с самим Графом – главой одной весьма уважаемой оккультной организации, насчет которой никто не мог с уверенностью сказать, что они занимаются лишь невинным шарлатанством, и все их клиенты просто по доброй воле расстаются с какой-то частью оставшихся от выплаты налогов доходов без каких-либо далеко идущих последствий… Я заметил, что с прошлой нашей встречи Вадим, кажется, еще больше осунулся: если так пойдет и дальше, он и вправду будет напоминать молодого и довольно-таки циничного вампира.

Да, а ведь весело будет, если однажды все эти господа окажутся какими-нибудь банальными вервольфами… Я даже зажмурился от пришедшей в голову ереси. Бывает.

А справа от него, легко расположившись на ручке кресла, в котором он сидел, потягивала из тонкого хрусталя вино Клара, из чего я сделал вывод, что либо мы все-таки опоздали, и первый тост уже прозвучал, либо это не вино, а что-то другое, более легкое. Впрочем, я склонялся к первому варианту: жидкость была слишком темной, насколько я мог разглядеть.

Клара хрупкая и такая же бледная, как Вадим, да и вообще их можно было бы принять за брата с сестрой, только не родных, а, скажем, сводных. Словно разбавленные грязной водой голубые глаза, тонко сжатые губы, какой-то придушенный низкий голос и вечные тонкие сигареты через каждые пятнадцать минут, мне почему-то казалось, что далеко не всегда в них был табак; по непонятной мне причине они с Марийкой испытывали какую-то неафишируемую взаимную приязнь, а, может быть, их даже что-то связывало в прошлом, я не знал.

Клара, Клара… А ведь я, пожалуй, знал и понимал ее еще меньше, чем того же Вадима. Знал только, что вместе они уже очень, очень долго, и связывает их какая-то прочная, тугая нить, прервать которую никому еще не было под силу… Да, быть может, и не пытались?

Нет… Как я уже говорил, женщин у Вадима было хоть немного, но все они как-то даже фанатически к нему привязывались, до сумасшествия, до самозабвения… А Клара… Клара ни с кем не заигрывала, да ведь есть в природе любители такой вот холодной надменной некрасивости – той угловатой, особенной и ни с чем не сравнимой некрасивости, которую по прошествии определенного времени начинаешь принимать за красоту.

И еще их связь, их замкнутый, какой-то скрытный, не выставляемый напоказ союз нисколько не напоминал отношения Жанны и Аркаши, что ни говори, а куда более яркой и бросающейся в глаза пары. Отношения Жанны и Аркаши – это же вечное «К ноге!», это быстротечное и насмешливое «А почему бы и нет?» и «Ну мы же подходим друг другу, правда?», это почти ощутимое физически любование косыми завистливыми взглядами прохожих, это несколько манерное при встрече «Добрый вечер» и «Я так ждала», это плановые розы и плановые же походы в театр, а Вадим с Кларой? Может, у них тоже, конечно, были розы и походы в театр, но мне было тяжело это представить: слишком уж банально и просто это для таких оригиналов, – если уж и было все это, то скорее случайно, каким-то непредсказуемым вывихом фантазии – тоже, в каком-то смысле «А почему бы и нет?!», но только ведь с совсем другой интонацией и вкладываемой в эти слова безбашенностью…

Впрочем, я увлекся. Бесцельное сплетничество – не самое уважаемое в приличном обществе занятие, и справедливо.

И была еще здесь Асенька – закадычная юленькина подружка, такая же милая, добрая и, по-моему, еще более наивная. Впрочем, кажется, она была младше ее лет на пять – совсем ребенок, стало быть.

И был здесь Гришка, впрочем, уж его-то здесь не могло не быть: как-никак будущий муж… Господи, как же он, должно быть, ждал, когда она закончит эту свою консерваторию… Тяжело ему, наверное, с девушкой тех взглядов, что придерживается Юленька. Впрочем, «смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать», ведь так?

Должно быть, так. А иначе зачем?..

Я спросил, кто ожидается еще. Ожидались братья Кэлы и Сабина. Ну что ж, подумал я, Юленька и вправду верна себе. Хотя Сабина… Ну, будем надеяться, что Жанна предпочтет сделать вид, что так все и должно быть. Что так все и задумывалось.

И все идет по плану, вспомнилось мне. Ну конечно же.

Все идет по плану, а как же еще.

Всегда делай хорошую мину при плохой игре, и тогда тебя даже, возможно, заметят, оценят и даже возьмут в Голливуд. Талантливый актер средней руки из глубинки, прошу любить и жаловать, господа судьи…

Боже, какую все-таки чушь я несу.

…Наверное, этот вечер – на самом деле всего лишь один из многих вечеров, когда мы собирались вместе, – так и остался бы довольно-таки приятным, но и заурядным вечером, если бы не одно небольшое происшествие.

А началось-то все как нельзя более банально…

И небанально в то же время: ведь до этого она не выказывала ко мне никакой особой симпатии.

–…У меня сигареты кончились, не сходишь со мной? – аккуратно подсела к моему одиночеству Клара.

От неожиданности я даже вздрогнул.

– Ну конечно же.

Мы вышли на холод. Дождь все моросил, противно и нудно.

Клара шагала рядом, не торопясь и не отставая, ровно.

– Почему ты меня позвала? – прямо спросил я.

Она подарила мне короткий насмешливый взгляд. Создавая ложное впечатление, на ресницах у нее дрожали будто бы мутные капли слез. Мутные капли в мутно-голубых глазах…

Это все дождь, сердито подумал я.

– Там Сабина, – ответила она.

– Ну и что?

– Да ничего. Вадим слиняет куда-нибудь, девчонки на кухне. Гришка не в счет, он там же, где Юлька. Интересно, как эти втроем будут выкручиваться. Жалко даже, что я этого не увижу.

– Вот как… Ты так не любишь Жанну?

Она пожала плечами.

– За что?

Тот же информационно насыщенный ответ.

– Скоро там твои сигареты?

– Скоро. За углом.

– Ладно, в конце концов и на том спасибо… Странная ты.

– Знаю. Ты тоже непростой.

Вот те на, подумал я.

– Слушай, ты давно в последний раз была в «Карте»?

– Давно. А что?

– Сходить собирался на днях, там сейчас Крэш с Танькой играют…

– Молодцы, – мы наконец-то подошли к какому-то озябшему на этой бесконечной осенней мороси киоску. – Братья тоже все собираются. На «Карту» их, понятно, пока не хватает. Молодые еще.

– Это проходит.

– Да.

Она расплатилась за сигареты. У меня даже мелькнула диковатая мысль сделать это за нее, по привычке, наверное, потом я представил себе ее реакцию и медленно облился холодным потом. Вряд ли бы ей это понравилось.

Клара, конечно, не феминистка какая-нибудь, но девушка вполне даже независимая.

– Послушай, Влад, – нарушила она молчание, когда мы шли обратно, – а ты случайно ничего не натворил в последнее время?

– В каком это смысле? – медленно проговорил я.

Не поворачивая ко мне головы, она пожала плечами, на редкость серьезно и равнодушно сказала:

– Что, неужто поверил в мою детскую сказку с Сабиной? А ведь поверил, я знаю… Наивный ты все-таки, Влад, прямо как ребенок. Не потащила бы я тебя на дождь из-за такой ерунды. Нужны мне их вялые разборки… Своих достаточно, поверь.

Помолчала секунд пять, тихо продолжила:

– А дело в том, что интересовались тут тобой весьма активно некие вполне даже недружелюбно настроенные личности. Что да как, да не рассказывал ли ты нам о своей жизни до приезда сюда, да не собираешься ли уезжать в скором времени и если собираешься, то когда… И у меня, и у Вадима спрашивали, про остальных не знаю.

– Понятно… Кто интересовался-то хоть?

– А ты как думаешь? Контора.

Внезапно мне захотелось остаться на улице как можно дольше.

– И что вы ответили?

– Как это что? Мы с тобой слишком мало знакомы, чтобы делиться друг с другом столь интимными подробностями частной жизни и т. д.

– Спасибо.

– Не за что. В конце концов, ведь это так и есть, – она усмехнулась. – Да, еще спрашивали про Марийку, какие у вас отношения, не возьмешь ли ты ее с собой. Это мне особенно не понравилось.

– Еще раз спасибо, Клар.

– Ага, не за что. Ты уж береги ее там… как можешь. И учти, если ты окажешься серийным маньяком-убийцей, я в тебе буду несколько разочарована.

– Учту.

Так мы и дошли до дома: в молчаливой дождяной мороси, под унылое тление клариной сигареты. Темнело, и свет фонарей черт знает что творил с ее лицом, вроде бы она даже улыбалась, но чему… А не такая уж она и некрасивая, осенило вдруг меня. Даже что-то загадочное есть в этих мутных глазах, и злость ее как-то даже мне симпатична, и профиль у нее горделивый и тонкий… Почему-то от этих мыслей как-то потеплело вдруг на душе.

Милая недоверчивая Клара. Это ведь на самом деле просто ужасно хорошо, что ты так не любишь делиться интимными подробностями частной жизни случайных друзей. Это очень-очень хорошо.

Что же мне теперь со всем этим делать… Впрочем, глупости. Ведь я прекрасно, замечательно знал – что.

Значит, не сбудутся многия и многия наши планы на ближайшее будущее… Жаль. Ничего не поделаешь.

Не знаю, как вела себя Жанна, оставшись наедине с Сабиной и Аркашей, не знаю, оставались ли они наедине вообще, но, когда мы вернулись, оказалось, что подошли наконец братья, – и это было хорошо, это значило, что все в сборе, что можно попеть старые песни под гитару или послушать Асенькино музицирование на расстроенном фортепьяно, и вспомнить старое: надо же, я ведь тоже мог уже вспоминать вместе с ними старое, а ведь, казалось бы, не так много времени минуло с тех пор, как я поселился в этом окутанном печальной лаской городе.

И все было бы хорошо и даже более того, но только не мог я уже как прежде радоваться этим незамысловатым, каким-то даже по-семейному уютным моментам нашего общего бытия. Старался… и все равно не мог.

И великолепным завершающим аккордом окончился-таки этот вечер, когда я и Марийка вернулись домой, в холодную, выстуженную нашу однушку на краю города, и я смог наконец снять с нее все, что так мешало, и смог ее согреть, и она не дрожала и не обижалась больше, а только, уткнувшись носом в мое плечо, тихонько ревела от счастья, потому что есть у женщин в жизни такие моменты, когда они просто не могут не плакать…

А потом и это кончилось, и она заснула, и я выждал еще с четверть часа (спать хотелось невыносимо, но так было надо), вылез из-под теплого одеяла, оделся и вышел вон.

Мне предстоял путь на восток.

Ну, что вы так улыбаетесь?

Действительно, на восток.

Не я же виноват в том, что это звучит столь потасканно.

Третья глава

Цена шпиону без резидента…

Владислав

Что мне нравится в «Карте», так это совершенно особая атмосфера семейственности, уютная обстановка, хорошая музыка и полная возможность надраться в компании или в частном порядке – было бы желание.

Ну и близость к дому, само собой. Даже удивительно, как столь популярное в кругах так называемых «неформалов» заведение (по сути, главный клуб подобного рода в городе) находится так далеко от центра да и вообще несколько на отшибе от людных улиц. От нашего с Марийкой прибежища около полчаса ходу, быстрым шагом, правда: не все любят передвигаться в подобном темпе, а зря, все-таки есть в этом какой-то свой особенный кайф – легко рассекать по улицам, обгоняя прочий, более неповоротливый народ… мда.

Так что, гордо прошествовав мимо мест общественного пользования и лишь ненадолго задержавшись у гардероба, чтобы скинуть вмиг ставшее тяжелым и жарким пальто, я направился прямо к стойке. А там как старого друга приветствовал меня Фил – хороший парень и бармен милостью божией, – я взял у него пару темного пива и непременных сухариков на закуску.

Неправильно это, конечно, заливать добрый кагор пивом… Ну да что уж тут поделать, выбора у меня не было.

Конспирация!

Слыхали когда-нибудь про такого зверя?

То-то же.

Я вдруг почувствовал, что начинаю впадать в какой-то совершенно неуместный истерический и немного хмельной сарказм. Неуместный по целому ряду причин, сводившихся, по сути, к одной: права на этот сарказм я сейчас не имел, не время было для сарказма.

Ну и что с того, что мне «смешно от этой роли»? Как известно, «есть еще вопросы, которые решают только так»!

И будут решать черт знает сколько времени еще…

Да полноте вам, батенька. Разве не предупреждали вас дома, когда вы подписывались на эту, в общем-то, непыльную исследовательскую работенку, что этим вполне может кончиться? Ну не кончиться, положим, – тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо, – но что такое вполне может произойти?

Предупреждали, и еще как.

Очень даже доходчиво и доступно. Да, черт возьми, ведь я сам работаю в конечном итоге на то, чтобы доходчивее предупреждали, чтобы никакая тварь не могла навредить нашим планам!

За каждым, кто удостоился высокой чести быть родом из Анклава, ненавязчиво и, само собой, неафишируемо присматривают. И за мной наверняка присматривали с самого начала тоже: неужели же я об этом не знал?

Да, но… Но все же я не думал, что это коснется меня, что они пойдут на столь явные открытые действия. Ах, Клара, Клара, как же все-таки это хорошо, что ты не любительница распространять где ни попадя интимные подробности частной жизни случайных друзей. Милая Клара… Когда-нибудь… Да, когда-нибудь.

Ведь я твой должник отныне.

Но с чего же, по какой такой причине пошли они на столь явную провокацию, почти хамство – беседы с моими друзьями-приятелями и все прочее?

Это ведь все не просто так. У них что-то есть.

Против меня. Против нас…

И так невовремя. Именно теперь, когда все уже движется к концу, когда осталось буквально еще несколько полнокровных, изматывающих душу и сердце рабочих дней, и картина наконец-таки станет цельной…

Впрочем, ведь я и так умудрился продержаться без всяких эксцессов больше года.

По идее, я должен бы был почувствовать прилив гордости, самоуверенного довольства собой. Но гордости не было – ни на грамм. Ведь продержаться нужно было не год, не полтора и даже не два, а столько, сколько требовало того дело. А я не смог, не сумел…

В конце концов, я социолог, сердито сказал я сам себе, историк, если угодно, и никак не профессиональный разведчик. («Институт Экспериментальной Истории…» – выплыла ассоциация откуда-то из детства. Да уж, ничего не скажешь.) Я ничего не знаю, я ничего не понимаю в этом, я даже шпионских романов-то как следует не читал. А ну и что. Если дело потребует от тебя качеств профессионального разведчика, ты эти качества должен приобрести. Во что бы то ни стало.

Так где же произошла накладка, в чем и когда я ошибся?

Ладно. У меня еще будет время подумать над этим. Сколько угодно времени.

В неограниченных количествах… Там, дома.

Придется уехать.

Как ни жаль, как ни велико желание остаться еще на несколько недель… дней, никому ничего не говорить и остаться. Надо. Я не имею права рисковать.

И совершенно нечего устраивать тут из себя кисейную барышню. Ведь все это я решил уже по дороге сюда. Сразу же после разговора с очаровательной Кларой.

В конце концов, я не имел права ни на какое другое решение, и это было ясно с самого начала. В конце концов…

И только одно тревожило мою душу, гадким ядовитым червем точило сердце, выедая решимость, выедая смелость и чувство долга, – неожиданно для меня самого все это оказалось очень близко друг к другу.

Девочка моя… Я сделаю все. Я сделаю все, зависящее и не зависящее от меня, ты будешь со мной, там, где твое истинное, настоящее, законное место, да где же еще тебе быть…

Я стал подниматься на второй этаж. Пиво немного дрожало в стиснутой до пота руке. Эх, Влад, соплюшка ты интеллигентская, размазня бабья, и какой толк может от тебя быть в таком-то деле…

Я оборвал внутреннюю брань. Теперь не время.

Да к тому же именно сейчас я обязан сделать так, чтобы толк от меня был и наивозможнейший, максимальный.

И я это сделаю.

На втором этаже было еще уютнее, чем на первом: низкие столики у таких же низких, обволакивающе мягких кресел и диванов, по стенам развешаны неяркие светильники и полки с книгами. Это, кстати, единственное известное мне заведение такого рода, где в оформлении интерьера использовались бы столь тривиальные предметы как книжки: доступ к ним был совершенно свободным, бери и читай. Я как-то даже поинтересовался, довольно интересный подбор, от Достоевского с Гоголем до сочинений товарища Сталина и огромных, старинных альбомов с фоторепродукциями – черно-белыми, выразительными, короткое мгновение повседневности, застывшее движение, пойманное в фокус мастером.

Но мне было не сюда. Вернее, не совсем сюда, не в общий, просматриваемый и прослушиваемый со всех сторон зал.

Дальше.

Мимо книг, мягких кресел, мимо каких-то стилизаций под импрессионистов, по темному полумрачному коридору, мимо Старого Джека – древнего, вылинявшего от времени гобелена с каким-то бандитского вида парнишей на первом плане: щербатый оскал во весь рот, чуть оттопыренные уши, черные хитрые глазюки под лохматистой челкой. Рассказывали, будто Джек был даже чем-то вроде доброго духа «Карты», охраняющего ее от разного рода неприятностей, – не знаю, не знаю. Мне самому всегда казалось, что просто у хозяев этого замечательного местечка очень своеобразное чувство юмора.

…Как это и ожидалось, она была в самом конце темного коридора, на балконе. Ниже – танцзал и белые сверкающие огни дискотеки, а она – здесь, одна, с ногами забралась в кресло (туфли как-то совсем по-домашнему скинуты на пол), уткнулась носом в какую-то ветхую книгу. На столе – недопитая банка джин-тоника. Все, как и должно быть.

– Девушка, можно предложить вам темного пива? – развязно и чуть пьяновато спросил я. Лишь чуть: переигрывать было бы очень некстати.

Она подняла на меня синие неулыбающиеся глаза, с две секунды молча изучала мое лицо, а потом едва заметно кивнула:

– Пива – нет, а вот поболтать – пожалуй.

Все, как и должно было быть.

Вдруг черт знает почему стало стыдно.

Тоже, понимаешь, конспиратор.

Я опустился в кресло рядом с ней, поставил пиво, представился:

– Влад, к вашим услугам, – и попытался обаятельно улыбнуться.

– Маргарита, – сказала она, почти не ответив на улыбку, так, почудилось что-то едва-едва.

– Приятно познакомиться.

– Мне также.

Еще полминуты я потратил на то, чтобы подыскать слова для того, что собирался сказать.

– Маргарита, мне, похоже, пора домой. Моих друзей уже начали прощупывать, я не хочу ждать дальше, – вернее, хочу, подумал я про себя, но не имею на это права. – И еще. Здесь есть одна женщина… Я обязательно должен взять ее с собой.

Она тоже некоторое время молчала, видимо, обдумывая сказанное мной, не каждый все-таки, наверное, приходил к ней с такой просьбой.

– Я так полагаю, вы хорошо поразмыслили над этим?

– Да.

Что уж верно, то верно.

– Она… эта женщина, скорее всего, никогда не сможет вернуться сюда. Родственники, друзья… с ними придется порвать навсегда.

– Я понимаю.

Я не сомневался, что Марийка пойдет на все это ради нас.

– Хорошо. Сколько вам будет нужно времени на окончательное приведение ваших дел здесь в порядок?

– В идеале неделя, наверное.

– Три дня, Влад. Больше мы вам предоставить не в силах. Я надеюсь, вы сразу же пришли ко мне, как узнали о том, что вами интересуются?

Здесь я мог быть полностью откровенным.

– Да.

– Ну вот и хорошо. Что вы намерены сейчас делать?

– У меня тут сегодня должны были друзья выступать. Может быть, спуститься поискать их?

– Отличная идея. А во вторник к этому же времени приходите в «Карту». Вот только с вашей женщиной придется решать позднее. Вы должны понять, что так же быстро, как и с вами, уладить с ней не получиться. Вам нужно будет подождать несколько месяцев, Влад.

Ничто даже не дрогнуло, не колыхнулось в душе.

Наверное, внутри себя я все время знал об этом и просто не пускал это знание наружу, к поверхности разума.

Это будет достаточно тяжело. Но не смертельно.

– Мы подождем, – вслух сказал я.

И откуда же во мне такая уверенность, что мы действительно подождем, что эти долгие месяцы (а я ведь даже не знал, сколько их будет), вдали друг от друга, и я, и она жить будем только этим ожиданием, сомнамбулическим, нерассуждающим ожиданием встречи, и весь остальной мир будет как черно-белое кино, без ярких красок, острых запахов, звонких звуков?.. Откуда во мне вообще такая уверенность, что она непременно согласится, порвет со всем, среди чего выросла и что, несмотря ни на что, ни на какие оговорки и эвфемизмы, все же любит, пускай не слишком горячо, но все-таки вполне искренне?..

– Кстати, я правильно догадываюсь о том, кто эта женщина? – Маргарита назвала полное марийкино имя.

– Что?.. Ах, да, конечно же, это она, – послушно подтвердил я.

– Ну и хорошо. Тогда до вторника.

Я поднялся с кресла. Как же все оказалось просто… Кто бы мог подумать.

И, в общем-то, не очень даже похоже на шпионские романы. Странно.

Я пошел вниз: искать Крэша с Татьяной. Сейчас все это казалось каким-то нелепым, придуманным и чужим. Это была не моя жизнь. Не та, которую я себе выбрал, не та, в которой мне вообще хотелось бы жить.