Читать книгу: «20.16», страница 2

Оборачиваюсь. Решётка за мной закрывается. Ма решила поиграть. Значит, с настроением у неё всё в порядке. Ура! Наверное, тревогой веяло от рабочего в наушниках, который прошаркал мимо с полным ведром воды. Вода выплёскивалась ему прямо на штанину, это кого угодно заставит поволноваться.

Припадаю на передние лапы. Ма, я в игре! Как весело! Между железных прутьев просовывается кусочек сосиски. Зажмуриваюсь от удовольствия, а когда открываю глаза…

– Эй, Ма, ты куда? Сейчас догоню!

– Ма-а-а, подожди! Ты забыла открыть решётку!

Кидаюсь на железные прутья, зову, зову – сначала с азартом, а потом… Что такое? Почему не слышит, не оборачивается? Эй! Я же больше не бегу рядом! Ты разве не видишь?!

Скребу деревянные доски у входа, стираю в кровь лапы. Лаю до хрипа. Или мне только кажется, что лаю, а на деле, как в страшном сне, только разеваю пасть?

К местному клубку запахов добавляется ещё один оттенок отчаяния.

Без сил ложусь у решётки, чтобы неотрывно смотреть в точку, в которую только что сжалась моя жизнь.

Сначала я утопаю, почти захлёбываюсь в одиночестве. Потом растворяюсь в ожидании. И наконец превращаюсь в слух и надежду.

IV

Через несколько дней точка снова разрастается до размеров жизни.

Я замечаю её издалека. Она всё ближе, и это сокращающееся расстояние поводком вытягивает меня из глубокой ямы мыслей о предательстве.

Лапы крепнут.

Откуда-то берутся силы, хотя я не притрагивалась к еде всё это время.

Когда Ма открывает решётку, я уже вовсю виляю хвостом и не могу устоять на месте. Она обнимает меня, я прижимаюсь к ней всем своим внезапно исхудавшим, каким-то взъерошенным, потускневшим телом и лижу-лижу-лижу её в нос.

Она достаёт сосиски, и мы идём гулять!

Гуляем долго.

Всё позади.

Ма рассказывает, что дома затеяли ремонт и все эти дни она задыхалась от пыли и скучала по мне. А ещё она рада, что мне не пришлось этой пылью дышать. Ма и правда пахнет чем-то незнакомым. И кем-то, кого я не знаю. Но теперь-то можно вернуться домой? Да? Можно? Можно? Задыхаться вместе куда веселее! Я не боюсь пыли. С тобой я ничего не боюсь. И будет здорово познакомиться с твоим «кем-то», да, Ма? Я ему точно понравлюсь, я всем нравлюсь, помнишь?

Спустя пару часов за мной снова лязгает щеколда. И никому нет дела, что здесь, в вольере, мир сжимается до размеров шарика безвкусного корма. В этом шарике без остановки в страшной тесноте пульсирует мой страх. Я боюсь, что она больше не придёт.

И ещё это разъедающее: что со мной не так?

Всю прогулку я старалась быть хорошей. Очень, очень хорошей.

Я никогда, слышите, никогда не была настолько хорошей!

Следующие несколько месяцев раз в неделю я превращаюсь в устройство для угадывания желаний. В остальное время – не существую. Меня, как куклу, достают из коробки, играют и убирают обратно.

Ма теперь помогает приюту. Таких тут называют волонтёрами. Стала им, чтобы по воскресеньям приходить ко мне. Она пахнет виной и счастьем одновременно. Последнее не имеет ко мне никакого отношения. Её добродетель напоминает опилки, которыми присыпают дощатый пол вольера: они впитывают солёную едкую жидкость, но не спасают от запаха.