Читать книгу: «Записки из Зелёного Бора. Время прощаний», страница 2

Семья Лис

Три года спустя

– Эйнест! Эйнест! Ты спишь?

Эрнест приоткрыл глаза. Маленький лисёнок в ползунках сидел верхом у него на животе и потирал глаза: это был его младший братишка Лотар, которому только что исполнилось два года и девять месяцев. В лапке он держал свою любимую игрушку: старенькое полотенце, в два раза длиннее его самого, с четырьмя вышитыми на нём лисичками. Лотар часто таскал это полотенце за собой по коридорам, опрокидывая по пути разные предметы. Чтобы окончательно проснуться, он облизнулся, пригладил торчащие усики и громко зевнул, широко разинув пасть, так что стали видны крохотные зубки. Эрнест подавил улыбку, сделал вид, что потягивается, и набросился на братика с объятиями и поцелуями. Тот со смехом попытался было спрятаться за подушку, на которой недавно лежал. Но старший брат оказался проворнее, и, когда Лотар сдался, Эрнест чмокнул его в последний раз в щёчку и повёл за собой в ванную комнату, чтобы умыться. С нижнего этажа уже доносился восхитительный аромат завтрака.

– Мальчики, не задерживайтесь! Вы же не хотите опоздать за добавкой? – раздался хорошо знакомый голос. Медные трубы, проведённые между всеми помещениями, расположенными в дупле старого дуба, позволяли хорошо слышать всё, что происходило в доме. – Клянусь яблочным пирогом! Если вы не поторопитесь, я один всё съем, вы своего папу хорошо знаете!

Каждое утро в семействе Лис проходило в соответствии с милой традицией, знакомой, как слова старой, но никогда не надоедающей песенки. Ежедневно Лис Бартоломео включал плиту и готовил блинчики с кленовым сиропом, на которые его мальчишки любили класть свежие фрукты и ягоды, менявшиеся в зависимости от сезона. Накормив, расцеловав и умыв лисят, Бартоломео надевал свой рабочий фартук и бежал на улицу, чтобы установить рекламный щит Книжного магазина Зелёного Бора; при этом его взгляд неизменно задерживался на вырезанной из дерева и позолоченной эмблеме магазина: она представляла собой книгу, закреплённую на кольцах и поворачивавшуюся под ветром. Глядя на эту вывеску, лис всегда думал обо всех своих предшественниках на посту хозяина магазина.

– Эйнест, я узе пускаюсь! – завопил Лотар, натянув штанишки, и побежал к лестнице. – Ты слысись, Эйнест? Дом осень сейдится…

Кр-р-р-рак! Под порывами весеннего ветра ветви дуба, в стволе которого разместился дом Лис и их чудесный магазин, внезапно зловеще затрещали. Казалось, этот звук зародился у корней и поднялся до самой верхушки ствола, туда, где находились жилые комнаты. Каждый раз, когда это случалось, Лотар очень пугался – ему казалось, что дом чем-то недоволен. Впрочем, Бартоломео прекрасно понимал, чего могут пугаться дети, и у него в запасе всегда имелись слова и книжки, которые могли их успокоить: «Ветви нашего дерева – они как кости прадедушки Жерве, малыш, – повторял он. – Когда на улице холодно, они иногда скрипят и грозят вот-вот расколоться. Это вовсе не означает, что дом на тебя сердится. Просто он уже очень старый».

– Первый лисёнок на месте! – голос повара разносился по дому из медных трубок. – Жду старшего сына!

Стоя перед напольным зеркалом, доставшимся ему от прапрабабушки Сильвестины, лисёнок Эрнест, девяти лет от роду, поправил воротничок рубашки и надел новую бейсболку. Он всегда надвигал её пониже, так, чтобы большие уши складывались и сдвигались к вискам, придавая его морде грустное выражение. Это оказывалось весьма кстати, когда он «забывал» сдать домашнее задание профессору Филину после того, как всю ночь рисовал в старой мастерской своей матери. Добившись желаемого результата, он энергично пригладил щёткой свой мех, чтобы он заблестел. В отличие от своего отца с огненно-рыжей шкурой Эрнест мог похвастаться унаследованным от матери светлым, золотисто-соломенным мехом. У него были точно такие же белые пятна на лапах, на морде и на животе. Взглянув на фотографию лисы, укреплённую в углу зеркала, он послал ей воздушный поцелуй и в очередной раз подумал обо всём, чему она успела и не успела научить его. От его горячего и влажного дыхания зеркало затуманилось, и отражение лисёнка исчезло, теперь в нём можно было разглядеть только его блестящие глазки.

Наблюдая за тем, как исчезает отражение, Эрнест задался вопросом: могло ли так случиться, что, потеряв одного из родителей в совсем юном возрасте, ещё не успев добиться ничего в жизни, он стал каким-то ущербным? Потом он протёр зеркало рукавом и снова увидел в нём себя целиком, до самого последнего волоска на морде. Однако он не мог избавиться от мысли, что ему чего-то недостаёт.

– На помощь, Эрнест! – загремела медная трубка. – Твой братец съест всё до последней крошки! Он… Гр-р-р-р-р, гр-р-р-р-р… Шишки-кочерыжки! Кажется, он добрался до продуктов, которые я припас к празднику! Что за бездонный желудок! Гр-р-р-р-р, гр-р-р-р-р! Гревога, тревога!

«Иногда не поймёшь, кто из них двоих маленький», – с улыбкой подумал Эрнест и бегом бросился на кухню. Чтобы добраться туда, надо было пройти через торговый зал магазина, где ещё царил полумрак раннего утра. В этот день Лисы отмечали восьмидесятилетний юбилей своего семейного заведения, в котором почти ничего не изменилось с тех пор, как Арчибальд отошёл от дел и целиком посвятил себя писательскому делу.

– Привет, мой большой мальчик. Блинчики ждут тебя на тарелке на плите. Спасибо, что помог Лотару привести себя в порядок.

Бартоломео подошёл к раковине и принялся мыть посуду – прежде всего ту, которая осталась с прошлого вечера. В последнее время он разрывался между работой в магазине, подготовкой к празднованию юбилея, чтением новых рукописей, домашним хозяйством и воспитанием двух детей. Порой ему приходилось очень непросто. Впрочем, Эрнест, мужественный и благородный лисёнок, частенько выручал его. После смерти матери он взял на себя заботы о младшем братишке, менял ему пелёнки и кормил по ночам из бутылочки. Иногда, когда отец был занят с покупателем в зале, он даже садился за кассу. Сейчас он улыбнулся отцу, сел за стол и в мгновение ока съел свой завтрак. В это время кто-то три раза постучал в дверь, в ответ на этот стук дерево снова затрещало, а с потолка прямо на мордочки лисят посыпались опилки.

– Доброе-доброе утро вам, мои драгоценные, это ваша бабу-у-у-ля! – воскликнула вбежавшая в кухню Ариэлла. Эрнест метнулся вправо, быстренько чмокнул её в щёку, вскинул на плечи рюкзак и убежал. – Постой, моя лапочка, разве тебе уже пора? Ты так спешишь? Я не собираюсь петь!

– Ты же знаешь господина Филина, бабушка, он очень не любит, когда опаздывают на урок… Прости, что не могу проводить тебя на занятия в первый учебный день, мой взрослый мальчик! – громко крикнул Бартоломео вслед сыну, который с радостной улыбкой на морде уже бежал по дорожке. – Я люблю тебя, Эрнест! Надеюсь, всё пройдёт хорошо! Ты ведь нам расскажешь? Увидимся вечером на празднике!

– Я тебя тозе люблю, Эйнест! – в свою очередь закричал перемазанный кленовым сиропом Лотар, вырываясь из объятий прабабушки. – Пьиходи скорее!

В семье Лис все привыкли поддерживать друг друга. Сейчас, пока осень ещё не раскрасила листья в красный и жёлтый цвет, пока не начался сезон простуд и не открылся детский сад, Ариэлла взяла на себя заботу о малыше, чтобы Бартоломео мог спокойно заниматься своим делом и выполнять все запросы взыскательных покупателей. К тому времени, когда Эрнест подбежал к школе, находившейся буквально в трёх шагах от старого дуба, первые покупатели уже рассматривали витрину, разукрашенную шариками и конфетти в честь восьмидесятилетия любимого книжного магазина.

– Ух-ух, рад видеть тебя, Эрнест! – приветствовал учитель вошедшего в класс лисёнка. – Садись, нам предстоит ух-знать много нового! Кто-нибудь из вас, дети, знает, как поживает Матильда, нравится ли ей ух-читься в академии Дух-бравы? Не знаете? Ну, что же, я спрошу у Рух-ссо, когда ух-вижу его.

В классе господина Филина Эрнест мог ненадолго забыть о многочисленных обязанностях, ждавших его дома, и снова стать тем любознательным, простодушным и весёлым ребёнком, которым был когда-то. В стенах школы он становился обычным мальчуганом, таким же, как все его одноклассники.

– Сегодня мы пристух-пим к чтению новой книги «Когти моего отца» Полёвки Марселя, ух-ух! У всех она есть? Не смотри на меня с таким ух-жасом, Ахилл! – проворчал учитель, обращаясь к котёнку, который попытался спрятаться под партой. – Эта книга была в списке, который я вам раздал! Клянусь своими перьями, не знаю, что мне с тобой делать, ух-ух… Ну-х, что же, кто-нибух-дь хочет прочитать нам вслух первую главу?

Все ученики, стремившиеся показать, на что они способны, подняли лапки. Неужели все? Нет, все, кроме Эрнеста, который молча перелистывал страницы своей книжки.

– Так-так, виж-ух, что один котёнок хочет заслух-жить прощение за свою невнимательность. Я прав, мой маленький Ахилл? – одобрительно заметил господин Филин. – Садись-ка рядом с Пенелопой и начинай читать. Но после ух-ро-ков пойдёшь в библиотеку-х, понял?

Да, в школе Эрнест становился самым обыкновенным лисёнком. За одним лишь исключением: с того дня, когда умерла его мама, он не произнёс ни одного слова.

Странный юбилей

Каждый дом в городке Зелёный Бор мог похвастаться собственной историей. Иногда между корнями какого-нибудь древнего дуба проходила жизнь нескольких семей, и кора дерева хранила бесценные воспоминания о каждой из них. Старый паркет в книжном магазине семейства Лис помнил, как маленький Эрнест в нарушение раз и навсегда установленного порядка впервые опробовал свой велосипед между стеллажами. Этот велопробег закончился падением, от которого на подбородке лисёнка остался тонкий шрам, а на паркете – заметная царапина, которую никак не могли зашлифовать. Обе отметины служили напоминанием о том важном моменте, когда лисёнок сумел преодолеть страх, сковывавший его лапки, и нашёл в себе мужество, чтобы оттолкнуться и поехать. Да, прошлое было богато жизненными уроками, и не находилось никаких причин, чтобы стирать его следы.

– Эх, шишки-кочерыжки, никак не могу поверить, что нашему магазину уже восемьдесят лет! – взволнованно прошептал Бартоломео, прижимая к себе обоих сыновей. – Если бы ваша мама была сейчас здесь, чтобы порадоваться вместе с нами… (В этот момент в дверь три раза постучали.) Надеюсь, что это не какой-то ранний гость… Эрнест, мой большой мальчик, сходи, взгляни, кто там. Лотар, а ты пойдёшь со мной. У нас там есть пирог с ревенём, его надо поставить в духовку.

Дрозд из службы Лесной почты суетился на коврике перед входной дверью, пытаясь отряхнуть с перьев росу. Затем он сунул клюв в свою сумку и вытащил какой-то пакет, который тут же передал в лапы Эрнесту.

– Срочная доставка! Давай-ка, малыш, распишись вот тут, – сказал дрозд и улетел. С вершины дуба раздался треск. Кр-р-р-р-рак!

«Может быть, я слишком сильно хлопнул дверью? Прошу прощения!» — подумал Эрнест и погладил ближайший стеллаж.

– Ну фто там, Эрнешт, покажи, – попросил Бартоломео, отходя от плиты и облизывая деревянную ложку. – Ш ума шойти! Это же пошлание от дяди Шелештена! Ох! Ну и ну! Как же обидно!

Эрнест похлопал отца по плечу, чтобы тот поделился с ним новостями.

– Ох, извини, Эрнест. Ваши двоюродные дядюшки, к великому сожалению, не приедут к нам сегодня вечером. Арчибальд прикован к постели – у него тяжёлая ангина, и Селестен останется приглядеть за ним. Он пишет, что в конверте для меня есть небольшой сюрприз. Эх! Как же я расстроен из-за дяди Арчибальда, представляю, как ему должно быть плохо, если он пропускает праздник. Да, все эти его поездки оказались очень утомительными!

Эрнест обнял отца, поцеловал его в щёку, увлажнившуюся от переживаний.

– Спасибо, мой большой мальчик, – пробормотал Бартоломео. – Ты можешь себе представить, он написал уже двадцать книг… Клянусь яблочным пирогом! Ты видишь, сколько народу собралось у витрины?! Быстренько вынимаем пирог из духовки! Я потом дочитаю письмо дядюшки Селестена, оно слишком длинное. Мой мальчик, ты захватил свою грифельную доску?

Эрнест кивнул и показал отцу кусок мела, зажатый в лапе. С тех пор, как лисёнок научился писать, он носил на шее грифельную доску на верёвочке – это позволяло ему общаться с посторонними. Дома в этом не было нужды, там все его понимали, но доска оказывалась весьма полезной, например, в бакалейной лавке Зелёного Бора, чтобы спросить Сороку Пруденс о новых товарах или сообщить о своей аллергии на какие-то продукты. В школе Эрнест с помощью доски отвечал на вопросы учителей. Единственное, что доставляло ему неудобство, – так это вечно измазанные мелом лапы!

– Дамы, господа, млекопитающие и беспозвоночные… Начнём же праздновать!

На праздник приехали многие звери из Звёздных гор и с берегов Бурного моря, и, когда распахнулись двери магазина, туда устремились барсуки, еноты, гризли в сюртуках и землеройки в бальных платьях. В магазине восхитительно пахло пирогами с ревенём и абрикосами. Хозяева городской библиотеки, Кроты Руссо и Розалия, подавали посетителям буфета, устроенного возле кассы, запечённые овощи и пончики с начинкой из полевых цветов. В глубине торгового зала, на освещённой свечами импровизированной сцене играл джазовый квартет: два трубача, саксофонист и контрабасист. Гости танцевали, а со стены на них одобрительно смотрели портреты трёх основателей книжного магазина. Лис Жерве восседал в своём кресле на колёсах и с ужасом наблюдал за весёлой публикой, скакавшей вокруг него под громовые раскаты труб, то сердитые, то радостные рулады контрабаса прославленного Гепарда Гаспара по прозвищу Ворчун и рёв саксофона легендарного Льва Леона. Но он не решался высказывать неодобрение, поскольку Ариэлла пригрозила, что столкнёт его вместе с креслом в пруд, если он сделает хоть одно замечание гостям.

Эрнест сидел на скамейке на улице возле витрины со стаканом вкуснейшего лимонада из лесных ягод. И дело было не в том, что ему не нравился праздник – лисёнок только что проплясал «Лесной твист» вместе с хохочущим Лотаром, да с таким усердием, что едва не порвал свои башмаки! Просто, несмотря на присутствие родственников, ему, при всём желании, было очень трудно общаться с гостями с помощью грифельной доски в таком шуме и гаме. Поэтому он решил выйти из магазина и подышать свежим вечерним воздухом. Разве когда-то раньше ему доводилось видеть столько звёзд на небе? «Нет, совершенно точно, такого я не видел, – подумал он и стал рисовать созвездия в своей записной книжке. – Хотел бы я украсить этими рисунками стены в комнате Лотара, расписать их, как это сделала мама в моей комнате. Уверен, ему бы это понравилось».

По другую сторону Ратушной площади, рядом с библиотекой, в обсерватории стоял огромный телескоп, и его труба была похожа на огромную лапу, которая протянулась над лесом и пыталась поймать звёзды. У основания телескопа, под куполом, где обычно собирались любители понаблюдать за звёздным небом, что-то блестело. Интересно, Руссо и Розалия сейчас на празднике, Матильда в интернате академии Дубравы, где обучается игре на скрипке. Неужели они забыли погасить свечку?

– Эрнест, – окликнул его совершенно запыхавшийся от танцев Руссо. – Твой папа вот-вот выйдет произносить речь… он просил меня… чтобы я тебя нашёл… если тебе не трудно… Ох, клянусь кротовой норой! Кротам в моём возрасте уже не пристало так прыгать и скакать… Я уже дышать не могу!

Эрнест расхохотался – в отличие от голоса, его смех остался таким же звонким. Но прежде, чем последовать за кротом в помещение магазина, он показал пальцем на купол библиотеки.

– Что такое? А! Ты хочешь у меня спросить, что там за огонёк в обсерватории? Я, судя по всему, забыл погасить свечку на первом этаже, когда закончил работу, – смущённо ответил Руссо. – Кхм, кхм…

«Странный ответ», – подумал Эрнест, присоединяясь к отцу, стоявшему на сцене. Лисёнок никогда не лгал, но прекрасно понимал, когда кто-то другой говорил неправду.

– А вот и мой большой мальчик! – тепло приветствовал его Бартоломео. – Итак, дорогие друзья, прошу вашего внимания. Благодарю вас за то, что вы все пришли сюда отпраздновать восьмидесятилетие нашего чудесного книжного магазина! Моего прадеда Корнелия и его друзей Амбруаза и Арабеллы уже нет с нами, но они смотрят на нас с этих портретов. Сегодня я с нежностью вспоминаю мою дорогую супругу Аннету, мать моих двух сыновей, которой нам так не хватает. Я нахожу утешение в моих разумных и самостоятельных мальчиках, Эрнесте и Лотаре, без них я, безусловно, не смог бы продолжать работать здесь. Я уверен, что мама гордится вами, детки. А вам всем, дорогие гости, я могу сказать: Эрнест уже стал настоящим знатоком книг! Я убеждён, что он станет моим преемником!

Аплодисменты загремели с новой силой, и Эрнест улыбнулся, прижав к себе Лотара, который страшно гордился своим старшим братом. Иногда его вынужденное молчание оказывалось очень полезным.

Перестав говорить, он научился слушать. Из слов отца он понял, что наследство семейства Лис должно сохраниться, что его собственное будущее уже предопределено и он не может отказаться от него, не разбив сердце своим родственникам. Но, вслушиваясь в речь отца, он вдруг различил какое-то потрескивание. Что это? Неужели старый дуб, приютивший книжный магазин, решил именно в этот вечер пожаловаться на толпу посетителей, безжалостно топтавших его корни? И неужели никто, кроме Эрнеста, не расслышал эту жалобу?

– Действительно, с самого начала Книжный магазин Зелёного Бора передаётся по наследству из поколения в поколение, – спокойно, как будто ничего странного не происходило, продолжал Бартоломео. – Я унаследовал его от моего дяди Арчибальда, который, в свою очередь, принял эстафету от своего, присутствующего здесь, отца Жерве, а тот сменил на посту моего прадеда Корнелия. На протяжении восьмидесяти лет Лисы были вашими советчиками и доверенными лицами, и, уверяю вас, мы не собираемся прекращать нашу работу…

Крр-р-р-р-рак! Теперь уже все собравшиеся услышали, как затрещало старое дерево. Потом треск повторился, с потолка в стаканы со смородиновой шипучкой посыпалась пыль, и гости стали озабоченно переглядываться. Испуганный Лотар прижался к старшему брату.

– Спокойствие, друзья мои! – воскликнул Бартоломео, пытаясь навести порядок в зале. – Наш старый дуб просто хочет принять участие в празднике и напоминает мне, что он тут главный. Я прав, старик?

Увы, дело обстояло намного серьёзнее. КРРРР-Р-Р-Р-Р-Р-РАК! Стеллаж с энциклопедиями обрушился прямо перед толпой гостей, и все стоявшие на нём книги разлетелись по полу, с шелестом теряя страницы. По стенам торгового зала побежали трещины. Гости в панике бросились к выходу, побросав тарелки и стаканы. Эрнест почувствовал, что сердце в его груди заколотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот разорвётся.

– Эйнест, дом оцень-оцень сильно сейдится, – заплакал Лотар.

– Все на улицу! – внезапно закричал Руссо и схватил за лапу Бартоломео, застывшего, словно в параличе. – Эрнест, бери брата и беги с ним к школе, там спрячетесь! Быстрее, быстрее, времени нет! Ариэлла, Жерве, поторопитесь!

Эрнест глубоко вздохнул, подхватил Лотара, посадил его себе на плечи и бросился к дверям. В тот момент, когда последний из гостей добежал до двора школы, раздался ещё более страшный треск, разнёсшийся по всему городку.

КРРРР-Р-Р-Р-Р-А-А-А-А-А-А-К!

Самая верхняя ветка старого дуба, та, в которой размещалась спаленка Лотара, рухнула с оглушительным грохотом. На глазах потрясённой толпы она врезалась в витрину, и та разлетелась на тысячи осколков.

Старый лис Жерве, сгорбившийся в своём кресле на колёсах, сжал лапу Бартоломео и разрыдался.

Гриб-древожор

– Хмм… хмммм…

– Вы что-нибудь слышите, доктор?

– Хмм… хмммм… хмммммм… Тшудесно, не правда ли…

Когда Бартоломео был помоложе, ему доводилось присутствовать на представлениях театральной труппы Лисы Ариэллы, его горячо любимой и, как бы это сказать помягче, не совсем обычной бабушки. На этих представлениях он встречал удивительных зверей, которые выступали на сцене вместе с ней. Наутро после катастрофы бабушка протянула ему визитную карточку своего партнёра по труппе, Кролика Зигмунда-Генриха, на которой он с удивлением прочёл: «Герр Кролик Зигмунд-Генрих, дипломированный древопсихолог. Занимается проблемами листопада, эмоциональной нагрузки на кору, стрессом при смене времен года и избыточным истечением древесного сока. Вместе мы сумеем докопаться до корней ваших заболеваний». В данный момент пожилой зверёк с седеющей бородкой, с длинными ушами, заросшими густым мехом, облачённый в тёмный сюртук, в маленьких круглых очках, с фонендоскопом, висящим на шее, и с карманными часами в лапе занимался именно этим: Кролик Зигмунд-Генрих, вытянувшись во весь рост, прижимался к стволу дуба и пытался расслышать голос тяжелобольного дерева. И, судя по растерянным мордам окружавших его зверей, он был единственным, кто слышал этот голос и жалобы.

– Доктор Кролик? – снова заговорил Бартоломео, прижимая лапы к груди. – Может быть, я могу помочь вам?

– Не надо нитшего! Помолтшите, глупый лис! – перебил его Зигмунд-Генрих и угрожающе поднял над головой фонендоскоп. – Как я могу понимать, что имеет мне прошептать ваше дерево, если вы мне фсё время мешаете?

– Бы действительно полагаете, что деревья могут разговаривать?

Смерив лиса презрительным взглядом, кролик допрыгал до упавшей накануне ветки и растянулся возле неё, покрывая загрубевшую от времени кору нежными поцелуями.

– Если дерево хочет ложиться, герр Лис, это значит, что оно имеет что-то сказать! А теперь позвольте мне работать! Марш отсюда!

Оскорблённый Бартоломео решил укрыться на кухне, чтобы не навлечь на себя новых упрёков. Безусловно, кролик делал полезное дело, однако его поведение начинало действовать на нервы. Сидевшие за столом из вишнёвого дерева Ариэлла и Жерве завтракали остатками вчерашнего угощения, то и дело поглядывая на потолок. Что за беда приключилась с их родным деревом? Книжный магазин существовал уже восемьдесят лет, но, если верить документам о праве собственности, дуб вот-вот должен был отпраздновать свой пятисотлетний юбилей. Размышляя обо всём этом, Бартоломео погладил по плечу своего деда, который с усталым видом откинулся на спинку своего кресла на колёсах. Что случилось с этим могучим лисом, который запросто переносил с места на место огромные стопки книг, когда наступало время пересчитывать товар? Куда подевался лис-сладкоежка, который как-то раз вломился в книжный магазин среди ночи? Он стал таким же хрупким, как и их любимое дерево.

– Дедушка Жерве, и не стыдно тебе думать об отдыхе в такое время? – Бартоломео сделал вид, что сердится, и пошёл к плите за закипевшим чайником, надеясь с помощью угощения подбодрить старика. – А впрочем, если ты этого действительно хочешь, давай-ка вместе выпьем чайку, пока тысячи книг, которые удалось вытащить из-под обломков, только и ждут, чтобы их просушили, рассортировали и расставили на полках в алфавитном порядке или по темам. Положить тебе немного мёда, дедуль? Наверное, мне придётся выбросить остатки пирога, вряд ли мы сможем всё это доесть.

– Что за чушь! – возмутился старый продавец книг и, резко оттолкнувшись, отъехал от стола. – Ещё не родился тот, кто помешает Лису Жерве расставить книги так, как он считает нужным, и доесть пирог до последней крошки! Ну-ка, Бартоломео, подвези меня к прилавку! Уверяю вас, что тому, кто осмелится притронуться к пирогу до моего возвращения, не посчастливится увидеть свою книгу на полке с автобиографиями! Пока, дорогая!

Эрнест с братишкой на коленях сидел в тёмном углу на лестнице и размышлял о том, что случилось ночью. Мастерская его матери находилась на ветке совсем рядом с упавшей. Неужели и ей суждено испытать на себе злость старого дуба? Подумав об этом, лисёнок сильно забеспокоился и побежал наверх, чтобы срочно упаковать картины Аннеты в большие деревянные ящики. Руссо принёс ему эти ящики и предложил взять их на хранение, чтобы уберечь картины от сырости. Но Эрнест не переставал тревожиться. Что будет, если треснут стены моей комнаты? Вдруг пострадает мамина фреска? Надеюсь, что господин Кролик что-нибудь придумает.

– Эйнест, мне ску-усно… Мозно я пойду пои-гъаю у тебя в комнате?

После вчерашних событий Лотар никак не мог успокоиться. Он постоянно рвался в детскую и с плачем требовал свои игрушки: «Я не хотю спать в этой комнате! Хотю моё полотенце! Хотю пьямо сейчас!» Увидев, как расстроен малыш, Бартоломео пообещал ему, что завтра они попытаются найти полотенце, но без своей любимой «игрушки» Лотар был безутешен. Он заснул только в три часа ночи. Утром им удалось найти полотенце среди кучи мусора, но оно было всё в дырках. После таких переживаний Эрнест разрешил братику поиграть в своей комнате одному. Конечно, ведь Лотар остался без места для игр. И хотя сам Эрнест считал себя уже большим и взрослым, ему вовсе не хотелось бы оказаться на его месте.

Он жестами показал братику, что отпускает его.

– Пасибо, Эйнест, – прошептал Лотар и крепко обнял его. – Ты мой самый лучший бъатик!

«И единственный», – с улыбкой подумал Эрнест.

– Фройляйн Ариэлла? Герр Жерве? Герр Глупец? Быстро идти сюда, – внезапно выкрикнул Кролик Зигмунд-Генрих, стоявший возле чудом уцелевшей стены с портретами основателей магазина. – Я уже готовый давать результат моих анализов!

– Меня зовут Бартоломео, – проворчал лис, оскалив клыки.

– Иа, йа. Отрицание – это первый результат, – высокомерно ответил кролик, приглаживая усы.

– Зигмунд-Генрих, друг мой, – вмешалась Ариэлла, чтобы помешать назревающей ссоре. – Каков же ваш диагноз?

Кролик принял важный вид, вытащил из кармана пиджака салфетку, протёр очки, потом начал рыться в своей медицинской сумке в поисках чего-то, известного ему одному. Затем, ко всеобщему удивлению, он вооружился огромным молотком и тщательно протёр его той же самой салфеткой, что и очки. А после этого он совершенно неожиданно обрушил сильнейший удар на ещё уцелевшую часть ствола, чуть не разбив висевшие на стене портреты Корнелия и Амбруаза. Все присутствующие так и подскочили. На глазах потрясённой семьи Лис кора дуба треснула, и из-под неё посыпалась тонкая пыль.

– Эй, вы, кролик-идиот, вы что, совсем рехнулись? – заорал Бартоломео, выхватывая молоток из лап древопсихолога. – Сам не понимаю, что мешает мне схватить вас и…

– Стоять, глупый лис! Мой пациент совсем не может ничего чувствовать, вот, смотреть…

В глубине трещины, образовавшейся на месте удара молотком, виднелась какая-то светящаяся рыхлая масса, похожая на губку, из которой вылетали яркие искорки.

– Какой кошмар, что это? – воскликнул Жерве, отъезжая подальше. – Вот что я имел в виду, Бартоломео, когда я говорил тебе, что надо как следует подметать и вытирать пыль даже за мебелью!

– Это не есть пыль, герр Жерве, – поправил его Зигмунд-Генрих. – Я уверен, что здесь перед нами зрелый… «вальд эссер». Говоря по-вашему, друзья мои, это есть, как это сказать… «древожор»…

– «Древожор»? – повторил Бартоломео, чувствуя, как у него начинают дрожать лапы. – Что это такое?

– Это порода гриба, герр Глупец! Отвратительного гриба, который приходит неизвестно откуда и о котором мало что знают, кроме того, что он пожирает ваш дуб изнутри и постепенно распространяется в воздухе и в древесном соке, о да. Давным-давно я уже имел слушать заражённых пациентов в моём родном лесу, но здесь я наблюдаю древожора в первый раз, чтобы мне никогда больше не лакомиться яблочным штруделем!

– Мы можем что-то сделать, Зигмунд-Генрих? – взволнованно спросила Ариэлла дрожащим голосом. – Вам известно какое-то лечение, которое могло бы справиться с этим… этим чудовищем? Может быть, я могла бы спеть какую-то целительную мелодию, чтобы избавиться от него?

– О, нет, моя нежная Ариэлла! Боюсь, даже ваш ангельский голос не уметь прогонять этот проклятый гриб. Как подсказывать мой опыт, фройляйн, мне жаль это сказать, от древожора нельзя излечиться.

– Вы хотите сказать, что… – начал было Бартоломео. Но у него не хватило сил закончить фразу.

– Так, так, герр Глупец… Ваш дуб обречён. Он падает ещё до лета.

Сидевший на ступеньках Эрнест почувствовал, как у него закружилась голова. Их дуб обречён? Дерево, в котором сосредоточились все его воспоминания о матери: окно, возле которого она любила сидеть с книжкой, мастерская, где на полу ещё оставались пятна от пролитой ею краски, кухня, где ей никогда не удавалось испечь блинчики, не спалив половину. И всё это должно исчезнуть?

«Это невозможно!» — подумал он и, прыгая через две ступеньки, побежал по лестнице наверх.

В голове у него всё смешалось, сердце колотилось. Теперь, когда он узнал правду, многое стало ему понятно: вот откуда брались мелкие грибочки, выраставшие возле стеллажей, вот почему по стенам тёк древесный сок, на ветках стало меньше отростков, а листья опадали даже весной. Уже много месяцев их дуб молча страдал и взывал о помощи, и ни одна лисица этого не заметила.

Потрясённый лисёнок продолжал карабкаться по лестнице.

– Эйнест, Эйнест! Ты видел? Я наисовал, как мама!

Не очень понимая, куда и зачем он идёт, Эрнест вбежал в свою комнату. Там, сидя верхом на подушке и вооружившись большим нестираемым красным карандашом, Лотар рисовал какие-то каракули на стене и покрывавшей её росписи. Он пытался изобразить себя вместе с родителями у подножия дерева желаний, а также в театральном зале и на всех лесных тропинках до покрытого галькой пляжа Бурного моря, где он никогда не бывал.

– Смотьи, Эйнест, я наисовал, что я касный, потому что я люблю касный цвет!

Ущерб, нанесённый древожором родному дому Эрнеста, был так же непоправим, как и последствия проделки Лотара: фреска была безнадёжно испорчена, а сердце Эрнеста – разбито.

– Чтоб тебе подавиться гнилым яблоком, – подумал Эрнест, – лучше бы ты никогда, никогда не рождался!