История Польши. Том I. От зарождения государства до разделов Речи Посполитой. X–XVIII вв.

Завещание Болеслава III Кривоустого

Объединив государство в своих руках, вернув, не убоявшись могущества германской империи, Поморье, Болеслав III Кривоустый, однако, так и не получил корону. Этому помешали духовные и светские магнаты, которые стали слишком сильными и не захотели допустить, чтобы он завладел этим символом единства власти.

После изгнания Сецеха самый могущественный до той поры род Старжов-Топорчиков пришел в упадок и только позже, в XIV веке вернул себе свое значение. Однако во времена Болеслава III Кривоустого среди исторических личностей появляется целый ряд других магнатов, как, например, Войслав из рода Швебоджицов (Грифитов) и не столь давно прибывший в Польшу лютеранский князь Якса из того же рода, воевода Скарбимир из рода Авданьцев (Габданков), Прандота (рода Одровонжев), Вшебор (рода Лабенджев) и другие. Больше всего среди них выделялся Петр Власт (того же рода), состоявший в родстве с самим Кривоустым через русскую княжну Марию, владевший баснословными богатствами и соперничавший с монархом в основании церквей и монастырей.

Не довольствуясь постами окружных городских чиновников, а стремясь к высшим должностям и власти, паны учредили в каждом районе начальствующие должности, на которые кастелянами посадили своих людей, ограничивая непосредственное влияние правителя на местах. Поэтому Болеславу III Кривоустому стоило немалых трудов держать их в узде. В 1117 году за подготовку бунта ему пришлось даже ослепить воеводу Скарбимира – своего наставника и советника, на которого он долгое время опирался.

В последние годы правления удача покинула Болеслава III. Поход на Венгрию, раздираемую борьбой претендентов на трон после смерти короля Иштвана (в 1113 г.), закончился большим поражением. На престоле утвердился Бела, а не Борис, которого поддерживали поляки¹³⁷. При этом трудно представить, чтобы предпринятый с такими большими усилиями и настойчивостью поход преследовал только цель поддержания одного из венгерских претендентов. Скорее всего, Болеслав III Кривоустый мыслил о завоевании главенствующей роли во всех славянских государствах. Однако скупые источники того времени об этом умалчивают.

Этот поход разрушил также мирные отношения с Чехией и спровоцировал опустошительные набеги на Силезию Собеслава Чешского¹³⁸, принявшего сторону своего свояка Белы.

В спор между враждующими сторонами вмешался император Лотарь II¹³⁹, который, защищая папу Иннокентия II от восстания римских патрициев, снова одержал верх над Святым Престолом. Под его давлением папа в 1133 году издал буллу, в которой, отменив самостоятельность митрополии Гнезненской, передал ее вместе с ее восемью епархиями под управление архиепископа Магдебургского. Таким образом, Болеслав III Кривоустый потерял поддержку Святого Престола в отношении императора и, ослабленный многолетней войной в Венгрии, он уже не чувствовал сил, чтобы противостоять могуществу Германии. Вызванный на конгресс в Мерзебург, Болеслав в 1135 году принес присягу на верность императору и принял продиктованные ему условия мира с чехами. Булла для Магдебурга была забыта, но в целом правление Болеслава III Кривоустого закончилось катастрофой.

Эта катастрофа отразилась на завещании Кривоустого, в котором он определил порядок наследования между своими пятью сыновьями¹⁴⁰.

Болеслав III Кривоустый разделил польское государство на отдельные области и назначил: старшему сыну Владиславу – Силезию; Болеславу Кудрявому – Мазовию и Куявы; Мешко, известному как Старый, – большую часть Великой Польши с Познанью; Генриху – сандомирские земли и Люблин. А вот младшему Казимиру, как несовершеннолетнему, Болеслав III Кривоустый никой области не выделил, поручив его будущее заботам братьев. Остальная часть территории Польши (Краковская земля, Серадзко-Ленчицкая земля, Западная Куявия и восточная часть Великой Польши) должна была образовать особый удел, который бы передавался старшему князю из рода Пястов.

В то же время, удовлетворяя таким способом амбиции и потребности своих сыновей, Болеслав III заботился и о целостности и безопасности государства. Поэтому он установил великокняжескую власть, привязав ее к владению Краковом и, вероятно, связав краковские земли с Гнезно, Калиской, Крушвицей, Ленчицей и Серадзом.

Все князья обязывались подчиняться этой власти, а верховная власть должна была всегда принадлежать старшему в семье, то есть после смерти Кривоустого она переходила к его первенцу Владиславу, а затем по старшинству от брата к брату. Одновременно с этой властью тяжелая ноша и важнейшая задача Польши связывалась с обязанностью управления только что завоеванным Поморьем.

Это завещание, известное также как «Статут Болеслава Кривоустого», основывалось на извечном праве, согласно которому по обычаю государство признавалось собственностью всей династии Пястов. Поэтому Кривоустый и разделил эту собственность между сыновьями, как это делали его предшественники. Однако если в предыдущих подобных разделах (за исключением последнего) правитель назначал своим преемником одного из своих сыновей, а тот, в свою очередь, поступал так же, то Болеслав определил старшего на будущее «старшим в семье» и таким образом лишил престоло-наследование возможности непрерывной передачи власти от отца к сыну, что в целом ослабило королевскую власть.

В результате давно принятый принципат¹⁴¹ дополнился сеньоратом¹⁴²: Польша дробилась на отдельные княжества, номинально подчиняющиеся старшему в роде князю, который получал титул великого князя Краковского и, в дополнение к своим наследственным землям, центральный удел. Ему также должно было непосредственно подчиняться Поморье. Великий князь Краковский  обязывался отвечать за внешнюю политику польских земель, заниматься организацией обороны страны и церковными вопросами.

Если бы наделы, выделенные младшим сыновьям Кривоустого, ограничивались только несколькими второстепенными округами и, вместе взятые, не могли сравниться с владениями сеньора-монарха, то было бы не так страшно. Однако дело обстояло иначе – владения государя вместе с его Силезией не превышали территорий Познани, Куявы, Мазовии и Сандомира. Такой слишком щедрый подарок младшим сыновьям явился еще одной фатальной ошибкой завещания, что, вероятно, было вызвано тем фактом, что у постели умиравшего Болеслава стояла мачеха Владислава и мать его младших братьев.

Всем предыдущим королям, от Храброго до Кривоустого, трудно было лишать наследства своих братьев и сестер, и каждый в разгар династической войны укреплял свое правление, но, побеждая братьев, находил при этом поддержку в обществе.

Теперь же, напротив, многочисленная дворянско-бюрократическая, клерикальная и светская иерархия начала стремиться править во что бы то ни стало и оказывать влияние на правителя. Поэтому составлявшие эту иерархию люди предпочитали иметь нескольких князей, правящих рядом друг с другом, из которых они могли в данном случае выбирать и навязывать им свою волю, чем одного короля на всю Польшу, который не нуждался в них столь сильно и был склонен отдавать приказы, а не слушать их советы и рекомендации.

В результате разделения образовалось множество новых учреждений, потому что каждый уездный князь вводил такие же порядки, как когда-то король, управлявший всей Польшей, и имел своего воеводу, казначея, канцлера, хорунжего, мечника, стольника и подчашего. В результате введение новых должностей сановников, а именно воевод, открыло широкое поле для роста амбиций магнатов, увеличило их значение и власть по отношению к отдельным князьям и в то же время вынудило князей делать больше даров и пожертвований в пользу церкви и ясновельможных панов. Да разве захотели бы эти господа добровольно отказаться от этого? Могли ли они сами лишить себя всего этого, если великокняжеская власть была объединена с Краковом и Малой Польшей, где традиция самодержавного правления имела самую слабую основу и поэтому ее было легче сместить и свергнуть?

Это явилось одной из самых важных причин, почему раскол Польши после смерти Болеслава III Кривоустого стал постоянным, а все попытки восстановить единство долгое время терпели неудачу. К тому же их со стороны князей и не было. В результате за полтора века бесконечных династических войн некогда могущественное государство скатилось к краю пропасти.

Глава VIII
Борьба за трон между сыновьями Болеслава III Кривоустого

Владислав II (умер в 1159 г.)¹⁴³ и Болеслав IV Кудрявый (умер в 1173 г.)¹⁴⁴

Следуя по стопам своих предков, Владислав II в начале своего правления сосредоточил все свои усилия на достижении полного превосходства над своими братьями. Однако его самодержавные замыслы, подогреваемые честолюбивой женой Агнессой, дочерью маркграфа Австрии святого Леопольда III, встретили решительный отпор не только со стороны его братьев-князей, но и других церковных и светских магнатов. Лишь немногие эти паны, среди которых был, правда, самый могущественный из них Петр Власт, приняли его сторону.

Представители партии младших князей, в которой верховодили архиепископ Гнезненский Яков и воевода Вшебор, встретились с Владиславом II и поддерживавшими его русскими на реке Пилица¹⁴⁵. До битвы, правда, дело не дошло, и все кончилось достижением договоренностей. Но когда Владислав для склонения на свою сторону колеблющихся прибег к жестокости (ослепил Петра Власта), то от него отвернулись и остальные «ясновельможные паны».

В таких условиях Владиславу ничего другого не оставалось, как прибегнуть к помощи русских и даже язычников ятвягов и пруссов. Сначала удача ему сопутствовала. В нескольких кровопролитных сражениях он одержал над братьями победу и осадил их в Познани, не обращая внимания на проклятие со стороны епископов. Однако у стен этой крепости в 1146 году Владислав II внезапно потерпел поражение от защищавшего ее гарнизона и подошедших на помощь магнатов. Тогда он бежал из страны, а паны во главе государства поставили старшего после него в роде – его брата Болеслава Кудрявого.

С этого времени Владислав II проживал при дворе императоров Конрада III и Фридриха I Рыжебородого¹⁴⁶, постоянно подстрекая их заступиться за него и с этой целью предпринять походы на Польшу. Тогда они прежде всего обратились к посредничеству папы. В результате в 1148 году в Польшу приехал папский легат Твид он и начал заступаться за изгнанного князя. Однако польские князья и епископы, несмотря на угрозу отлучения от церкви, отказались повиноваться. И тогда немцы взялись за оружие. В 1157 году Фридрих с личным войском переправился через Одер и встал лагерем неподалеку от Познани.

Болеслав же IV Кудрявый, не в силах противостоять ему, вынужден был смириться, признать зависимость Польши от императора и принять унизительные условия. Но для Владислава II проку от этого было мало. Немцы, удовлетворив свое честолюбие, и не думали серьезно о возведении его на престол. В свою очередь, и польский народ, возмущенный его изменой, выразившейся в союзе с германцами, не допустил Владислава до отцовского наследства.

Только после смерти Владислава II в 1159 году три его сына под давлением императора получили свой удел – Силезию, которую потом и разделили между собой. При этом Болеслав Долговязый взял себе среднюю Силезию с Вроцлавом, к которой вскоре после смерти самого младшего брата Конрада Тонконогого присоединил и нижнюю Силезию с городом Глогув. Мешко же Плясоногий получил верхнюю Силезию с городом Рацибуж и опольскую землю с городом Ополе. Однако возвратить себе потерянное право первенства среди польских князей они так и не смогли.

Таким образом, сыновья Болеслава III Кривоустого, не желавшие подчиняться верховной власти одного из своих братьев, стали в конечном итоге подчиняться верховной власти германского императора, который и командовал ими, решая возникавшие между ними споры.

Мешко III Старый (умер в 1202 г.)¹⁴⁷ и Казимир II Справедливый (умер в 1194 г.)¹⁴⁸

То, что произошло с Владиславом, не послужило уроком для третьего брата Мешко, прозванного Старым, и не удержало его от искушения восстановить единодержавие, создавшее некогда столь великую славу Польше и династии Пястов. Перед смертью в 1173 году Болеслав IV Кудрявый завещал свой удел (Мазовию и Куявы) малолетнему сыну Лешко, отданному под опеку дяди – ставшего тогда уже совершеннолетним Казимира. К Мешко же, как к старшему в роде, перешел Краковский удел вместе с соединенной с ним великокняжеской властью.

Этот энергичный князь вовсе не собирался становиться покорным орудием в руках духовной и светской иерархии, а решил восстановить надлежащее значение княжеской власти, сохранить ее непосредственную связь с массой населения посредством государственных повинностей и судопроизводства, одновременно подавив высокомерные поползновения духовных и светских панов. И к этой своей цели он стремился с железной настойчивостью.

Такой замысел, конечно, легче было претворять в жизнь в наследственных землях Мешко, то есть в Великой Польше, нежели в Краковском уделе, где свили себе гнезда наиболее важные магнатские роды.

В отношении же панов Малой Польши Мешко являлся велико-польским князем и возобновлял «великопольские» традиции. Поэтому вельможи и начали с ним ожесточенную борьбу.

При этом магнаты нашли себе готового претендента на престол в лице младшего сына Болеслава III Кривоустого Казимира. Этот княжич после кончины бездетного Генриха Сандомирского (в 1167 г.) занял его удел и с 1173 года, как опекун сына Болеслава IV Кудрявого Лешека, начал управлять Мазовией и Куявами, а после его смерти в 1186 году, когда у того тоже не осталось потомков, вообще занял эти земли. Он отличался большим умом, доблестью и справедливостью столь образцовой, что его начали называть Справедливым. Однако, несмотря на столь великолепные качества, Казимир был покорным слугой церкви и не имел должной энергии для укрощения вельмож.

Поэтому его и выбрали магнаты в своем противостоянии с Мешко. А в результате между двумя линиями потомков Пястов, младшей и старшей – малопольской и великопольской, началась борьба за первенство не на жизнь, а на смерть, которая продолжалась вплоть до конца XIII века.

По сути это была борьба между принципом самодержавия и стремлением магнатской иерархии к управлению государством. При этом магнаты являлись намного сильнее, и Мешко Старый своим кратковременным счастьем был обязан только возникавшим среди них раздорам. Уже в 1177 году вельможи под предводительством епископа Краковского Гетка и краковского воеводы Стефана изгнали его из Кракова. Был призван Казимир, а Ленчицкий съезд 1180 года, решения которого утвердил папа Александр III, признал право первенства за младшей линией Пястов, то есть за Казимиром и его потомками. Казимир занял Краков и даже Гнезно, оставив сыну Мешко Старого Одону только часть Великой Польши с Познанью.

В целом Ленчицкий съезд (коллоквиум) представлял собой важное событие в тогдашней истории. Его решение было принято без участия законного монарха Мешко и направлено против него. По сути этот съезд одобрил новый переворот. Но те, кто его делал, чувствовали, однако, что простой узурпации власти недостаточно, и поэтому обратились к папе, признавая тем самым, что папская власть является высшей властью не только в духовных, но и мирских делах. Главным же результатом Ленчицкого съезда явилось то, что он положил начало ограничению государственных повинностей (натурального и денежного оброка).

В обмен на согласие епископов Казимир пошел на уступку своих монарших прав. Отказавшись вместе с княжичами Одоном и Мешко от обычного права наследования имущества после смерти епископов и прелатов, а также от права взимать с церкви натуральный и денежный оброк, он согласился с тем, что это является прерогативой сугубо церковной и что за нарушение этих условий монарху грозит отлучение от церкви.

Этот акт можно рассматривать как начало принятия более поздних привилегий. Они вступали в силу таким же образом, находя отражение в договорах между монархом и монашескими орденами. Однако от решений Ленчицкого съезда они отличались тем, что, освобождая церковь от определенного бремени, не предоставляли ей публичных прав и тем более доступа к участию в управлении государством. Кроме того, решения Ленчицкого съезда не охватывали всю Польшу, так как, несмотря на то что в нем приняли участие все польские епископы, на съезде отсутствовал не только Мешко Старый, но и потомки Владислава II.

Между тем Мешко Старый, который уже в 1182 году возвратил себе Великую Польшу, не только не смирился со свершившимся фактом, но и продолжал добиваться восстановления своих прав постоянными интригами и даже силой оружия. При дворе Казимира главную роль играл воевода Николай, что вызывало зависть и ненависть к нему у части малопольских вельмож.

Пользуясь отсутствием князя и воеводы, в 1191 году они призвали на краковский престол Мешко Старого, но не смогли противостоять Казимиру, возвратившемуся с войском и вспомогательными силами русских. После усмирения мятежа Казимир усилился более чем когда-либо, но в 1194 году внезапно умер. Тогда, пользуясь малолетством его сыновей – Лешека Белого¹⁴⁹ и Конрада, Мешко вторично попытался захватить власть. Однако он столкнулся с небывалым сопротивлением со стороны малопольских магнатов, душой которых были епископ Пелка и воевода Николай. Но это не заставило его отказаться от своих планов, и только разгром в кровопролитном сражении на реке Мозгава заставил Мешко отступить.

Тем временем между краковским воеводой Николаем и сандомирским воеводой Говорком начался спор за право опеки над малолетним сыном Казимира II Справедливого Лешеком Белым и матерью его Еленой. Этим и воспользовался Мешко. Поддерживаемый теперь своим самым заклятым врагом воеводой Николаем, он наконец занял-таки краковский престол.

В результате, за исключением Силезии и Поморья, в его руках оказалась вся Польша. Но это уже не имело серьезных последствий, так как на престоле Мешко III Старый держался лишь благодаря договорам, которые он заключал с ясновельможными панами и которые вынужден был соблюдать.

Соперничество между воеводами предопределило также и восхождение на престол после смерти Мешко III Старого в 1202 году его сына Владислава Тонконогого. Правда, только на короткое время, так как вскоре на краковский трон сел Лешек Белый.

Обрушение границ

Уже давно ушло в прошлое прежнее величие Польши, когда все ее силы были объединены в руках великих правителей. Силы народа, если бы они были направлены на отражение внешней угрозы, вполне могли обезопасить государство. Однако теперь они напрасно растрачивались в постоянных конфликтах и распрях между князьями.

Конечно, князья, если они не воевали друг с другом, а с ними епископы и вельможи не раз съезжались на встречи, на которых советовались, как лучше вести дела в своих уделах. Они неоднократно концентрировали свои силы, поддерживали друг друга и провозглашали общие цели, отводя от Польши грозившие ей опасности. Однако крупных, значимых национальных задач им достичь не удавалось. Более того, были сведены на нет все прежние усилия, предпринятые в этом направлении.

Со всех сторон на Польшу бросились соседи, и ее границы, завоеванные огромными усилиями Болеславов, начали стремительно разрушаться. Поэтому у польского государства не было более важной задачи, чем объединение польских племен в единое политическое и национальное целое, но эта задача была выполнена лишь частично.

К тому времени, несмотря на все различия, Великая Польша, Силезия, Мазовия и Малая Польша навсегда слились друг с другом, и любой из этих районов мог отделиться от остальных только под насильственным внешним давлением. Однако о других областях и племенах, в частности о лютичах, поморянах и тем более о оботритах¹⁵⁰, такого сказать было нельзя. Причем последние до той поры даже не испытали на себе силу польского оружия.

С лютичами дела обстояли лучше, так как по крайней мере восточная часть их земель прочно прильнула к Великой Польше. Однако большая часть их территории либо подпала под немецкое иго, либо только временно признавала верховную власть польских монархов. Стремясь к самостоятельности, они представляли собой легкую добычу для немцев. Что же касалось драгоценной жемчужины польской короны – Поморья, с таким трудом добытой Болеславом III Кривоустым, то оно еще не стало прочным достоянием Польши, так как там правили свои князья, а идея национального единства еще не пустила никаких корней.

Таким образом, первостепенной задачей Польши являлось сохранение Поморья, защита великого и храброго племени лютичей от немецкого нашествия и образование более тесных национальных и общественных связей с этими западными племенами. Такое нельзя было уравновесить никакими присоединениями или завоеваниями на востоке, так как это несло с собой проникновение в польское государство чуждых элементов, трудно поддававшихся ассимиляции. В Поморье же и в земле лютичей мы присоединяли к себе таких же поляков, как и в Мазовии, Великой и Малой Польше. При этом результаты такого труда, один раз достигнутые, сохранились бы на века. Одновременно следовало удерживать великую пограничную линию если не на Эльбе, то на Одере и сохранять на широком отрезке доступ к Балтийскому морю.

Однако такая задача была под силу лишь единой и, как прежде, самодержавной Польше. Ее мог претворить в жизнь только ряд монархов, неограниченно распоряжавшихся всеми силами народа. И ради этой задачи стремления к достижению общественной свободы, в том числе и независимости церкви, без всякого ущерба для себя могли бы подождать. Но все произошло иначе.

Когда побежденный в кровавых битвах и преданный анафеме епископами поборник государственного единства Владислав II вынужден был оставить страну, в тот самый момент, то есть в 1147 году, немецкие и датские князья набросились на лютичей и оботритов и завоевали эти мужественные племена. А в 1157 году саксонский князь Альбрехт по прозвищу Медведь воспользовался готовящимся походом на Польшу императора Фридриха I Рыжебородого и захватил крепость Бранибож¹⁵¹, в которой еще держались славянские князья. Польша им помощи не оказала, и в результате князь Альбрехт сформировал на завоеванных землях лютичей Бранденбургскую марку, сыгравшую столь роковую роль в дальнейшей истории Польши.

Дольше всех защищались от датчан и саксов щецинские князья западного Поморья Болеслав и Казимир, признававшие главенство краковского князя. Однако, не дождавшись помощи от Польши, они спасли себя тем, что в 1181 году признали себя вассалами императора Фридриха I Рыжебородого и вошли в состав германской империи. Это бедствие постигло Польшу тоже именно тогда, когда второй поборник самодержавия Мешко Старый вынужден был покинуть страну, а Казимир Справедливый старался на Ленчицком съезде утвердить свою узурпацию власти. В результате за Польшей осталось лишь расположенное ближе всех к ней и искавшее у нее защиту от пруссаков восточное Поморье.

Отброшенная от Эльбы и Одера Польша начинает обращать большее внимание на устье Вислы и объединяет все свои силы для походов против пруссов, отстаивавших свое язычество и варварство в труднодоступных болотах и дремучих лесах на правом берегу этой реки. Тем не менее эти войны велись не с целью систематического завоевания новой территории, а были скорее порождением духа того времени – крестовых походов против неверных, охвативших тогда всю Западную Европу и эхом отзывавшихся в Польше. Изгнанный из нее Владислав II, а также Генрих Сандомирский, сыновья Болеслава III Кривоустого, не колеблясь, отправились даже в Палестину. А воинствовавшие рыцарские ордена иоаннитов¹⁵² и Гроба Господня находили в Польше щедрых жертвователей. Тем не менее само движение крестоносцев в Польше находило свое отражение главным образом в организации походов против соседних с ней язычников – пруссов.

Однако после нескольких таких победоносных, но бесплодных походов в 1167 году польское войско потерпело в Пруссии сокрушительное поражение. При этом в ходе битвы геройски погиб Генрих Сандомирский, а сам Болеслав Кудрявый едва спасся. Это надолго задержало продвижение поляков вглубь Пруссии, хотя завоевание морского побережья по правой стороне Вислы и являлось для них насущной задачей. А новый крестовый поход против соседних с пруссами ятвягов Польша смогла организовать лишь в 1193 году.

Между тем если одна из польских областей – Мазовия – и отказалась от задачи победить пруссов, то другая область Польши – Малая Польша, предоставленная сама себе, начала все более и более вмешиваться в русские дела. Но времена, когда польские короли отправлялись с походом на Киев и сажали в нем своих протеже из числа Рюриковичей, уже давно канули в Лету.

Теперь Киев, подвергшийся опустошительным набегам огромной орды половцев, оккупировавших низовья Днепра, не мог удержаться как столица всея Руси. И в ней образовались два новых политических очага – на севере, в Суздале, и на юге, в Волыни, которые, замыкаясь сами на себя, пошли каждый своим путем.

В Южной Руси сложились два княжества – Владимирское и Галицкое, которые, все больше отходя от Киева, тяготели к Польше и завязывали с ней торговые отношения. При этом галицкие бояре, подражая польским панам, соревновались между собой, кто больше из них оказывает влияние на князя, и переметывались от одного правителя к другому. Сами же русские князья брали себе в жены дочерей польских князей, через которых на Руси распространялись польские обычаи. Со своей стороны Казимир II Справедливый и Лешек Белый поддерживали русских князей в борьбе против их конкурентов, а те, в свою очередь, помогали им бороться с собственными соперниками.

Плохо было только то, что во все это начали вмешиваться венгры. И так продолжалось до тех пор, пока в 1189 году их из города Калиш не изгнал краковский воевода Николай. При этом ни Мешко III Старому в Польше, ни князю Роману¹⁵³ на Руси не удалось восстановить единство, потому что противников Мешко III всегда поддерживали русские, а врагов Романа не раз поляки. В частности, в разгроме Мешко на реке Мозгава сыновьям Казимира помогли русские дружины. И таких примеров достаточно много.