История Польши. Том I. От зарождения государства до разделов Речи Посполитой. X–XVIII вв.

Болеслав II Смелый¹¹⁷ (1058–1080)

Имея трех братьев, Болеслав получил над ними такой перевес, что в исторических документах на этот раз ни слова нет о какой-либо династической междоусобице. Впрочем, два его брата, Оттон и Мешко, вскоре умерли, а третий, Владислав Герман, проживавший в Мазовии, сразу вступить в борьбу за престол не решился.

Болеслав, как и его отец Казимир, присягнул на верность императору, но, следуя традициям своего деда Болеслава I Храброго, стремился к самостоятельности и пытался завоевать Венгрию и Русь, вмешиваясь в династические распри в этих государствах с тем, чтобы удержать в них на троне дружественных ему правителей. Так, в 1061 году он вторгся в Венгрию и восстановил на престоле Белу, свергнутого Андрашем I¹¹⁸. А в 1069 году пошел с войском на Русь, взял Киев в пользу изгнанного собственными подданными Изяслава Ярославича¹¹⁹ и вернул Польше Червенские города. В 1074 году Болеслав II Смелый возвел на венгерский престол Тезу¹²⁰, устранив другого претендента Шаламона. В 1076 году он вновь поддержал Изяслава Ярославича, а также отразил нападение поморян. Кроме того, он постоянно боролся с преданным немцам чешским Вратиславом¹²¹, заставив его отказаться от претензий на Польшу. Мстя за прежние чешские нашествия, Болеслав II Смелый страшно опустошил Чехию.

Благоприятные перспективы для амбиций Болеслава открылись в 1072 году, когда на престол Святого Петра взошел папа римский Григорий VII, который начал внутреннюю реформу церкви и вознамерился освободить ее от власти императора. Между ним и императором Генрихом IV началась борьба за власть, за верховенство церкви по отношению к государству. При этом Григорий VII, прокляв Генриха IV, искал против него союзников, чтобы наконец победить его при помощи светской силы.

Поэтому Григорий VII призывал правителей, подданных империи, освободиться от ее власти и начать подчиняться исключительно Святому Престолу. Болеслав II Смелый воспользовался этим призывом и, став на сторону папы, а также открыто поддерживая саксонских князей, восставших против Генриха IV, добился того, что в 1075 году папа послал своих легатов в Польшу, которые с помощью Болеслава провели церковную реформу.

Перед этим Болеслав II Смелый восстановил опустевшую с 1028 года Гнезненскую митрополию. Однако подчиниться ей всех епископов заставили только легаты. Одновременно были восстановлены прежние и основаны новые епископства. Королем были основаны также два новых монастыря – в Могильно и Тынце.

Следствием такой политики Болеслава II Смелого стала его коронация, которую с разрешения папы совершил архиепископ Гнезненский Богумил в сопровождении других епископов 24 декабря 1076 года в годовщину коронации Болеслава I Храброго. Это произошло как раз тогда, когда Генрих IV собирался в Каноссу¹²².

Мстя за это, через несколько лет немецкий император и его приспешник король Чехии Вратислав II подбили сидевшего в Мазовии Владислава Германа выступить против брата. И тот, поверив в их помощь, вступил с Болеславом II Смелым в борьбу за трон, так как прошедшая коронация лишила его перспективы занять престол, открыв путь к нему сыну короля малолетнему Мешко. В этой борьбе Владислава Германа поддержал Союз рыцарства в Кракове, во главе которого стоял или к которому принадлежал епископ Краковский Станислав. И в этом не было ничего необычного, ибо в те времена в династических распрях епископы обычно поддерживали младших братьев, сражавшихся со своим старшим братом.

Такой позиции этого союза, возможно, способствовало суровое поведение короля по отношению к рыцарству, утомленному длительными войнами. Как бы то ни было, король отдал епископа под суд, обвинив его в измене, приговорил его к четвертованию и приказал исполнить приговор.

Беспримерная суровость приговора, вместо того чтобы запугать заговорщиков, вызвала совершенно противоположный эффект. Вспыхнуло восстание, которое поддержал король Чехии Вратислав II, и Болеслав II Смелый с женой и сыном вынужден был бежать в Венгрию. Его попытки получить помощь для возвращения на престол потерпели неудачу, и вскоре он умер. При этом слухи об его покаянии и нахождении могилы в Оссяке являются не более чем легендой¹²³.

Владислав I Герман (1080–1102)¹²⁴

Устранив брата, Владислав перешел в немецкий лагерь и, принеся присягу на верность Генриху IV, остался с ним как раз в то время, когда тот, оправившись от понесенного поражения, начал с папой новую борьбу и, объединив немецких епископов, зашел так далеко, что избрал антипапу. Архиепископ Богумил, осуществивший реформы Григория VII и короновавший Болеслава I Храброго, был вынужден уступить и отправиться в монастырь. В митрополии же в Гнезно и других епископских резиденциях засели немцы, которые не сразу отвернулись от антипапы. Послушание праведному папе восстановил только папский легат Гвидон, прибывший в Польшу в 1104 году уже во время правления Болеслава III Кривоустого и сместивший двух епископов.

О коронации Владислава тогда уже не могло быть и речи. Пользуясь слабостью и несамостоятельностью его характера, вельможи вертели им как хотели. И такое правление ничего хорошего собой не представляло. Вновь присоединенные к Польше Болеславом II Смелым Червенские города были потеряны, а с поморянами началась кровопролитная, но бесплодная борьба. Чехи, захватив Краков, удерживали его, а их правитель Вратислав II в 1085 году с согласия императора Генриха IV короновал себя чешским королем «в Праге и Кракове».

Тогда народ Малой Польши, изгнавший в свое время Болеслава II, возложил все свои надежды на его сына – молодого Мешко, жившего при дворе венгерского короля, и призвал его в Краков.

В 1086 году при помощи венгров Мешко занял Краков, и Владислав Герман вынужден был с этим согласиться и отдать ему часть Польши в управление. При этом между ними не возникло серьезной борьбы, ибо уже в 1089 году Мешко покинул этот мир. Весь народ скорбел о нем и шел за его гробом до самой могилы, приписывая его смерть отравлению по наущению дяди.

Однако смерть молодого Мешко не помешала междоусобной борьбе, в которую на этот раз вступили его сыновья – Збигнев, родившийся от наложницы и признанный отцом в качестве законного сына, и Болеслав Кривоустый, рожденный от первой жены Мешко, дочери короля Чехии Братислава II Юдит. При этом каждая сторона нашла сторонников среди магнатов, и в результате новых междоусобных распрей трон Пястов зашатался.

На сторону Владислава Германа встал воевода Сецех, который среди всех панов играл самую важную роль. Будучи, по сути, заместителем самого монарха, он обладал огромной властью. При великих и активных правителях это было не страшно, но при слабых и немощных, каким был Владислав Герман, такое таило в себе угрозу. Ведь воевода вел всю политику, объявлял войны, заверял мир, заседал в суде и по своему усмотрению назначал и снимал чиновников.

Именно таким воеводой и был Сецех – глава могущественного рода Старжов-Топорчиков и обладатель огромного состояния. Это был энергичный человек, обладавший многими талантами и безграничной храбростью. И наделенный к тому же безграничным доверием Владислава Германа. Поэтому нетрудно понять, что его власть была опасна не только для всех панов и чиновников, но и для самой династии Пястов. Польше угрожало повторение судьбы, какую в схожих условиях уготовили династии Меровингов¹²⁵ воеводы, называвшиеся во Франкском государстве майордомами и основавшие династию Каролингов.

В Польше до этого не дошло лишь потому, что Сецех, не найдя поддержки у магнатов, искал ее в обычном рыцарстве и, назначив немцев на высшие должности, вызвал большое возмущение у вельмож. Дошло до того, что многие из них бежали в Чехию и стали искать защиты у сына Владислава Германа Збигнева.

В 1095 году Збигнев появился у ворот Вроцлава, добиваясь от отца признания своих прав. Тогда кастелян¹²⁶ Силезии Магнус, ненавидевший Сецеха, стал на его сторону, и Владислав Герман, пойдя навстречу требованиям Збигнева, отдал ему Силезию.

Однако Сецех не примирился со случившимся, стал поносить Збигнева и подбивать его подданных на восстание. Так продолжалось до тех пор, пока последний не взялся за оружие. Но Сецех в кровопролитном сражении разбил Збигнева, отнял у него Силезию, а самого его заключил в тюрьму в своем родовом замке Сецехуве. На место же Магнуса он назначил своего родственника Войслава.

Тем не менее враги Сецеха от этого только сплотились. В результате при дворе Владислава Германа собрались все епископы и много светских вельмож, которые вынудили слабого князя удалить Сецеха, освободить Збигнева из-под стражи и выделить ему, а также подававшему большие надежды законному сыну Болеславу Кривоустому определенные земельные наделы.

Однако Сецех умудрился вновь прибрать к рукам слабовольного князя, и между князем, которого на веревочке водил Сецех, и его сыновьями началась позорнейшая гражданская война. После многих превратностей Болеслав Кривоустый и Збигнев осадили отца в Плоцке и, заключив, наконец, в 1097 году с ним мир при посредничестве епископа Гнезненского Мартина, оставили ему Мазовию, изгнали Сецеха, а остальную страну разделили между собой. В результате окончательное падение Сецеха и провал его попыток основать правительство при опоре на простое рыцарство обернулись победой магнатов.

Глава VII
Болеслав III Кривоустый¹²⁷ как последователь дела Болеслава I Храброго (1102–1139)

Гражданская война

После смерти Владислава I Германа в 1102 году духовные и светские магнаты продолжили раздел государства между его сыновьями, стремясь добиться перевеса сил в свою пользу в отношении династии. Умирая, Владислав Герман не воспользовался своим правом и не установил верховенство одного сына над другим. При этом Болеслав Кривоустый, как законный сын своего отца, обладая Краковом и Познанью, стремился установить власть над всей Польшей. Однако Збигнев не признавал его верховенства и, опираясь на свои владения в Мазовии и в части земель Великой Польши, искал поддержки у поморян, чехов и немцев.

В результате снова разразилась гражданская война, которая продолжалась довольно долго, поскольку магнаты не давали Кривоустому добиться превосходства и склоняли его пойти на уступки Збигневу, заключив с ним соответствующие соглашения. При этом самого большого защитника Збигнев нашел в лице архиепископа Гнезненского Мартина.

В этой войне в 1106 году победителем вышел Болеслав Кривоустый, а Збигневу, который признал верховную власть своего брата, досталась Мазовия. Однако вскоре после заключения соответствующего соглашения Збигнев был лишен этого округа и бежал к императорскому двору в Германии.

Своим противоборством с братом и подстрекательством врагов против Польши Збигнев мешал великому делу по возвращению Померании, на которое, следуя по стопам Болеслава I Храброго, призвал народ Болеслав Кривоустый. Збигнев привел в Польшу большое немецкое войско, что поставило под угрозу само ее существование.

Отразив нападение, Болеслав Кривоустый позволил Збигневу вернуться на родину и даже выделил ему на содержание несколько замков. Однако вскоре отношения между братьями снова испортились. Ослепление Збигнева в 1112 году положило конец гражданской войне и ее последствиям, от которых Польшу спасли только храбрость и талант Болеслава.

Внешние войны

Военная тактика Болеслава III Кривоустого, при помощи которой он на протяжении всего своего сорокалетнего правления побеждал врагов, заключалась в предупреждении их нападения, быстрой и неожиданной переброске отборного войска с одного театра военных действий на другой – с Поморья на Русь или в Чехию. Такая тактика требовала дисциплинированного, хорошо вооруженного и готового явиться на его призыв войска. А поскольку часто призывать к оружию все население было невозможно, то это заставило определенную его часть посвятить себя исключительно военному ремеслу. В результате из общей массы земледельческого населения стало все более и более выделяться рыцарство, но не особыми правами, а своим специфическим занятием. Все же население, как в древние времена, Болеслав III Кривоустый призывал к оружию только в критические моменты.

Такое произошло, в частности, в 1109 году, когда потребовалось дать отпор нашествию германского императора Генриха V, которого к войне с Польшей подбил Збигнев. Когда послы императора потребовали от поляков заплатить дань и принести клятву в вассальной покорности, то Болеслав III Кривоустый с достоинством ответил им: «Я предпочитаю потерять королевство, нежели видеть его в позорной зависимости».

После этого он смело выступил против немецкой армии, вторгнувшейся в Польшу под начальством самого императора. Немцы тщетно осаждали силезские крепости Бытом и Глогув. Болеслав же постоянно наседал на них с тыла и беспокоил их постоянными нападениями до тех пор, пока немецкая армия, утомленная переходом через труднопроходимые леса и болота и обессиленная постоянными ударами с тыла, опасаясь голода и полного упадка дисциплины, не начала отступать. Отступление же в таких условиях равнялось решительному поражению¹²⁸. И претензии немецких императоров рассеялись как дым.

Заняв столь солидное положение по отношению к империи, Болеслав III Кривоустый получил возможность оказывать еще большее влияние на других более слабых соседей.

Первыми смирились чехи, которые до той поры постоянно поддерживали немцев и Збигнева и не раз испытывали на себе силу польского оружия. После смерти Святополка¹²⁹ Владислав Чешский¹³⁰ и Оттон Моравский в 1111 и 1115 годах заключили с Болеславом III Кривоустым торжественное перемирие. С Саломоном же Венгерским и его сыном Стефаном он установил дружеские отношения, а на Руси поддерживал своего зятя князя Владимирского Ярослава, а враждебного ему князя Перемышльского Володаря в 1118 году хитростью взял в плен и содержал под стражей.

Возврат Поморья и проповедь в нем христианства

В тесной связи с мероприятиями оборонительной войны против немцев находилась организация нескольких походов с целью возвращения Польше Поморья. Ей требовалось вновь получить доступ к Балтийскому морю, утраченный после смерти Болеслава I Храброго, и опять завладеть устьем своей главной реки Одер, чтобы получить возможность отправлять свои богатые товары на далекий Север и Запад. К этим морским берегам уже протянули было свои жадные руки немцы, но Болеслав III Кривоустый в последнюю минуту не дал увенчаться успехом плодам их усилий, провозгласив завоевание Поморья необходимым условием существования всего польского народа.

Народ, в свою очередь, прекрасно понял мысль Болеслава и шел на войну с небывалым воодушевлением. Не случайно, когда польские дружины в первый раз добрались до побережья, то у всех воинов невольно из груди вырвалось громкое восклицание: «Море!», предвещавшее исполнение великой задачи. Тогда всеобщему ликованию просто не было конца.

Борьба с поморянами заключалась не столько в сражениях в открытом поле, сколько во взятии крепостей и богатых городов. В Поморье, хотя и языческом, но стоявшем в промышленном и торговом отношении выше самой Польши, таких городов было много.

Поляки поочередно взяли Бялогард, Колобжег, Волин, Камень-Поморский и Щецин. Однако Болеслав III Кривоустый не мог сразу присоединить к Польше весь край и ввести в нем польское устройство. Поэтому он был вынужден сохранить за мелкими поморскими князьями власть, стараясь только обеспечить повиновение себе с их стороны и принудить их к принятию христианства. Такое обязательство дали: после взятия Чарнкува в 1107 году – Гневомир; после поражения поморян под стенами Накля и взятия этой крепости в 1109 году – Святополк и в 1121 году после вторичного взятия Щецина – Варцислав.

Однако эти князья, смиряясь перед силой оружия Болеслава, вскоре забывали о своих обещаниях и открыто восставали. Тогда новые походы Болеслава III Кривоустого сокрушали их гордость и приводили к еще большей зависимости.

В 1122 году после присоединения всего Поморья и завоевания лютичей влияние Польши в этих землях укоренилось. И в том была немалая заслуга Болеслава III Кривоустого, который старался связать эти земли с Польшей не столько силой оружия, сколько путем распространения в них польской, христианской цивилизации.

Причем в этом ему польское духовенство не помогало. Вмешиваясь в политические дела, стремясь к получению власти над всей страной и нравственно разлагаясь, оно забывало о своей подлинной миссии. Тем не менее Болеслав III Кривоустый нашел для Поморья великого просветителя в лице епископа Бамбергского немца Оттона, который некогда жил при польском дворе, любил Польшу и состоял в близких отношениях с королем.

Предприняв под защитой и при поддержке Болеслава два путешествия в Поморье в 1120 и 1129 годах, Оттон ввел там христианство, а епископство, основанное Болеславом III Кривоустым в Волине, сделалось твердой точкой опоры для дальнейшей миссионерской деятельности в западном Поморье. Однако, будучи немцем по национальности, проповедник Оттон связал церковь и религиозную жизнь Поморья с духовенством Германии, а за религиозными связями последовали и связи политические. В результате великий труд Болеслава III, покорившего этот край, вскоре пошел насмарку.

Тем не менее в 1148 году папа римский признал Восточное Поморье за Куявским епископством на том основании, что первоначальная его резиденция находилась в поморском Колобжеге. И этот факт своим следствием стал основой связи восточного Поморья с польской короной.

Внутренние отношения

Правление Болеслава III Кривоустого явилось большим прогрессом не только для Поморья, но еще более для самой Польши, особенно в области народного хозяйства и просвещения.

Кроме огромного хозяйства, которое велось в поместьях монарха, существовал еще целый ряд меньших, но все-таки обширных епископских и монастырских владений, а также угодий, принадлежавших магнатам. При этом общий принцип тогдашнего экономического устройства заключался в том, что каждое хозяйство само удовлетворяло все свои потребности и составляло самостоятельное целое.

В каждом из таких хозяйств, кроме рыбачьих, охотничьих и земледельческих поселений, были села ремесленников. Причем поселенцы работали на себя, платя «пану» определенный оброк и получая от него все, что им было нужно. Обмен сырья, переработанных продуктов и изделий ремесленного производства в пределах каждого хозяйства совершался на панском подворье. Однако возникали некоторые излишки производства, и появлялась потребность в более утонченных предметах, а вследствие этого развивалась заграничная торговля – с одной стороны, с Германией, а с другой – с Южной Русью.

В результате возникли важные торговые пути, шедшие через Польшу. Один из них вел с запада на восток через Вроцлав, Краков и Сандомир, а от Сандомира ответвлялся на север, в Гданьск. Другой же пролегал от Венгрии через Кошицу до Кракова, а уже оттуда – через Влоцлавек шел опять-таки в Гданьск. При этом к данным главным трактам примыкало немало второстепенных торговых путей, по которым в Польшу прибывало множество иностранных купцов.

Правители прекрасно понимали значение торговли и окружали ее заботливой опекой. Все население, проживавшее вдоль торговых дорог, было обязано строить и поддерживать в исправности мосты, а всякий нарушитель общественной безопасности на таких дорогах подвергался строгому наказанию. Зато торговля приносила власть имущим непосредственную выгоду в виде различных пошлин и торговых сборов, а также главным образом от доходов с монетного двора. Ведь быстро развивавшаяся торговля не могла не усилить значение и распространение мало используемой до этого звонкой монеты. Поэтому княжеские монетные дворы стали все более и более развивать свою деятельность под руководством привезенных из-за рубежа монетчиков, как правило евреев, а некоторые из князей, как, например, сын Болеслава III Кривоустого Мешко Старый, чеканя монету все более низкого качества, получать огромную прибыль, правда в ущерб общему благосостоянию.

В свою очередь, торговля и звонкая монета благотворно влияли на усиление и улучшение скотоводства и земледелия. За то, что прежде не сумели должным образом сделать бенедиктинцы, с самого начала наделенные большими поместьями с людьми и жившие за счет оброка с них, теперь взялся незадолго до этого основанный орден цистерцианцев¹³¹.

Монахи этого ордена, прибывая в Польшу с Запада, получали в ней необработанные земли, сами основывали на них земледельческие хозяйства, заводили огороды и сады, сосредоточивали население, учили его ремеслам, а также вводили в употребление более изысканные кушанья и предметы западного производства. Такую цивилизаторскую и экономическую миссию монастырей прекрасно понимали и поддерживали не только монархи, но и «вельможные паны». Поэтому на протяжении XII века возник целый ряд новых монастырей, а старые находили новых благодетелей.

Кроме влияния на экономические отношения церковь вообще решала великую задачу, состоявшую в том, чтобы облагородить высшие круги и внести в жизнь низших слоев населения более возвышенный смысл жизни. Однако до такого влияния на народ христианству спустя всего лишь сто лет после его официального принятия было еще чрезвычайно далеко. Между католической церковью и языческим народом существовала слишком большая пропасть, что не позволяло быстро ее заровнять и не давало благотворному влиянию церкви сразу отразиться на всей массе населения. Ведь хотя католическая церковь занимала господствующее положение в Польше уже со времен Мешко I, народные массы только внешне исповедовали христианскую веру. Причем причины такого явления находились гораздо глубже, чем это может показаться на первый взгляд, и крылись не только в народе, но и в самом духовенстве.

До конца XI века духовенство состояло почти исключительно из иностранцев, и притом его было слишком мало. К тому же племенная ненависть к германцам затрудняла немецким духовным лицам исполнять их обязанности. Поэтому они по большей части проживали в монастырях. А французы и итальянцы, к которым народ относился лучше, не могли приезжать в Польшу в большем количестве из-за ее отдаленности. К тому же среди священников, прибывавших в Польшу, трудно было найти таких, которые отличались бы духом, присущим истинным просветителям.

XI век до реформы папы римского Григория VII являлся временем общего внутреннего загнивания церкви. Достаточно обратить внимание на бенедиктинцев, которых западные народы считают истинными своими благодетелями и учителями. Они явились в Польшу тогда, когда дух основателя их ордена уже давно отлетел от них, и поэтому бенедиктинцы никогда не играли у нас важной роли и не оказывали широкого влияния.

Что же касается белого духовенства, а именно его низшего звена, оно не отличалось ни образованием, ни преданностью долгу, а более близкие отношения с еще диким народом оказали на него определенное влияние. К тому же оно слишком оберегало свои материальные интересы.

Епископы же подчинялись сильному влиянию монархов, которые, поддерживая церковь своей властью, смотрели на нее как на политическое учреждение, а на епископов как на первых своих чиновников. И наши первые князья церкви излишне проникались этой ролью и проявляли слишком много политического честолюбия с явным ущербом для духовных интересов народа.

В этом нет ничего удивительного, ведь тогда само папство подчинялось различным светским влияниям и не могло распространять свою опеку над отдаленной, да к тому же недавно обращенной в христианство страной. Однако со времени Григория VII папство начинает освобождаться от давления германской империи и распространять свое влияние на весь христианский мир вплоть до отдаленнейших его окраин, ища в нем естественный противовес власти немецких императоров.

Только тогда Рим обратил внимание на Польшу и стал завязывать с ней более тесные отношения, стараясь распространить на польское духовенство общую реформу церкви. В Польшу прибыли папские нунции и легаты, чтобы осуществить церковную реформу – уничтожить обычай священников вступать в брак, оказать влияние на их образование и нравственность, укрепить в них дух религиозности, поддержать единство и дисциплину в церковной сфере.

Реформу удалось провести не сразу, так как препятствия были чрезвычайно велики. К тому же не все папы преодолевали их с одинаковой ревностью. При этом зависимость от папского престола казалась польским епископам столь необычным делом, что в 1102 году архиепископ Гнезненский Мартин, получив от папы паллиум¹³², после совещания с государем и сановниками не захотел связывать себя какой бы то ни было присягой папе.

Епископские резиденции в XII веке все чаще возглавляли поляки, но думали они больше не о задачах церкви, а об укреплении своего могущества и о том, как его использовать в личных интересах. Они в первых рядах участвовали в династических распрях, но когда Болеслав III Кривоустый начал искать среди польского духовенства миссионеров для Поморья, то таковых не нашел.

При таких условиях на протяжении XII столетия не могло быть и речи ни о введении целибата¹³³ среди польского духовенства, ни об упразднении права монархов назначать епископов. Тем не менее большим шагом вперед явились синоды, собиравшиеся в Польше под председательством папских легатов. В 1104 году такой синод проходил под руководством епископа Беловаченского Гвальдона, а в 1123 году – епископа Тускуланского Эгидия. И каждый из них явился струей света и тепла, живительно действовавшей на темные и грубые умы поляков.

Болеслав III Кривоустый ревностно поддерживал деятельность синодов, поскольку она не приносила ущерба его самодержавию. В те времена при его материальной помощи при кафедральных костелах в духе новой реформы были окончательно организованы капитулы, которые помогали епископам и до известной степени контролировали их.

Капитулы явились местом сосредоточения духовной интеллигенции, а при них под руководством кафедральных схоластиков и магистров начали развиваться школы. В низших школах, так называемых тривиумах¹³⁴, преподавались – грамматика, риторика, разумеется, латинские, и диалектика, а кроме того, читались труды некоторых латинских авторов. В высших же школах, так называемых квадривиумах¹³⁵, изучались арифметика, геометрия, астрология и музыка, то есть главным образом составление календаря и церковное пение. В заключение ко всему этому добавлялись схоластическая философия и богословие. Нередко духовные лица, вышедшие из этих школ, продолжали высшее образование за границей, а именно в знаменитой богословской школе в Париже. В результате в конце XI и начале XII века было сформировано польское духовенство, которое, конечно, сумело оказать на народ гораздо лучшее и большее влияние, нежели иностранные епископы и священники, вызывавшиеся прежде из-за границы.

Этому духовенству мы обязаны также тогдашними успехами Польши в искусстве, проявившимися главным образом в постройке и украшении костелов, а впоследствии в постройке и внутреннем убранстве известных замков. В целом в Польше тогда везде преобладало влияние западного искусства, в котором в то время господствовал романский стиль. Постепенно среди зданий, строившихся обыкновенно из дерева, начали появляться костелы, построенные в романском стиле из камня, спаянного известью, и украшенные многочисленными изваяниями. Внутри же стены таких костелов были обвешаны вышитыми шелком и золотом гобеленами с изображением сцен из Святого Писания, а также с распространенными в то время на Западе фантастическими чудовищами и арабесками¹³⁶. Наряду с этим в церковных, княжеских и «панских» сокровищницах стали накапливаться драгоценности, произведения искусства из золота и серебра. И все это в совокупности оказало облагораживающее влияние на некогда дикое население.

В то же время деятельность духовенства во всем этом периоде меньше всего проявилась в области литературы. Конечно, при знаменитых костелах сохранялись привезенные из-за границы рукописи, ценные как по своему содержанию, так и часто украшающими их миниатюрами. Однако у нас, за весьма редкими исключениями, эти рукописи не переписывались и не распространялись, как это было принято в других странах.

Еще меньше тогдашнее наше духовенство занималось самостоятельной писательской деятельностью. Сухим, лаконичным языком в календарях и так называемых «ежегодниках» просто отмечались события, имевшие значение для известного костела или монастыря. Кроме того, записывались жития святых, связанные с распространением христианства во времена Болеслава I Храброго, житие святого Войцеха и пяти братьев-мучеников, имеющие для нас большое значение, поскольку в них упоминаются первые наши миссионеры и их хранитель Болеслав I Храбрый.

Однако в целом до конца XI века из такого большого числа образованных иностранных священников, живших в Польше, не нашлось никого, кто бы захотел и решился написать историческую хронику. Только во времена Болеслава III Кривоустого его придворный капеллан, известный нам под прозвищем Галл, настолько проникся любовью к стране и благоговением перед великими свершениями своего государя, что написал, разумеется, по-латыни, простым языком историю его правления (до 1113 г.) с упоминанием о правлении его предшественников, поскольку память о них живо сохранилась в народных преданиях.

Этот бесценный для понимания нашей истории и первоначальных отношений в Польше труд представляет собой настоящий кладезь знаний. В своем описании сражений он великолепно оценивает независимость и мощь государства, а в изложении династической борьбы становится на сторону монархов, отстаивавших единство государства.