История Польши. Том I. От зарождения государства до разделов Речи Посполитой. X–XVIII вв.

Второй период – со второй половины XIII века до конца XV века. Средневековая Польша

Глава X
Изменение уклада в Польше в период ее упадка (1241–1306)

Картина разрушений

Смерть Генриха Благочестивого в бою с монголами под Легницей в 1241 году была для Польши громадной потерей, поскольку в результате этого разрушалось уже почти законченное дело по ее объединению под скипетром князя силезской линии династии Пястов. Оставшиеся в Силезии четыре малолетних сына Генриха Благочестивого и два сына Казимира Опольского поделили между собой Силезию и Опольскую землю на мелкие княжества – Легницкое, Свидницкое, Вроцлавское, Глоговское, Опольское, Бытомское, Цешиньское, Козленское, Заторское и Рациборское. При этом ни один из них не был в состоянии удержать верховную власть над всей Польшей. Причем в ходе ожесточенных сражений, которые они вели между собой, старший сын Генриха Благочестивого Болеслав Лысый в 1249 году отдал самую западную исконно польскую Любушскую землю¹⁶⁹ архиепископу Магдебургскому и маркграфу Бранденбургскому, которая была германизирована.

Вскоре настала очередь дробления и мазовецкого удела. Толчком же к этому послужила смерть Конрада Мазовецкого в 1247 году, после которой его сыновья разделили между собой дотоле соединенные в единое целое Мазовию и Куявию. При этом Земовит получил в наследство Мазовию и сделался родоначальником целого ряда мазовецких князей, которые, все более и более размножаясь, нередко должны были довольствоваться крохотными княжествами и направляли свое внимание главным образом на пруссов, ятвягов и Литву.

Другой сын Конрада Мазовецкого Казимир получил Куявию, которая после его смерти в 1268 году была снова поделена – Лешек Черный (умер в 1288 г.) получил княжество Серадзское; Земомысл (умер в 1287 г.) – княжество Иноврацлавское, которое затем снова было поделено между уже его тремя сыновьями. При этом Владислав Локетек (умер в 1333 г.) обрел княжество Бжеско-Куявское, Казимир (умер в 1294 г.) – княжество Ленчицкое, Земовит (умер в 1307 г.) – княжество Добжиньское. Причем все эти куявские князья отличались на удивление беспокойным характером и являлись самыми главными зачинщиками общих смут и схваток.

Наибольшим уделом владел сын Лешека Белого Болеслав Стыдливый, который после смерти Генриха Благочестивого занял Краковскую землю и присоединил ее к своей Сандомирской земле. Обе этих земли после нападения монголов представляли собой сплошные руины и только-только начали отстраиваться заново, как в 1259–1260 годах произошло вторичное монгольское нашествие, в ходе которого татары сожгли Сандомир и Краков и в своем неудержимом натиске дошли даже до стен Бытома.

Не сидели сложа руки и дикие ятвяги с литовцами, помогавшие татарам своими беспрерывными набегами на Польшу, и даже князья Галицкие, которые, смирившись перед ханом, не только усердно оказывали ему помощь, но и, пользуясь слабостью Польши, захватили себе Люблинскую землю.

Отпор этим угрозам попытался дать князь Серадзский Лешек Черный, который в 1278 году получил краковский и сандомирский удел после смерти бездетного Болеслава Стыдливого, назначившего его своим преемником. Мужества у Лешека было вполне достаточно. Вскоре, а именно в 1280 году, он наголову разбил под Гос-лицей князя Галицкого Льва, в 1282 году одержал блистательную победу над ятвягами, а в жестоком сражении под Ровно победил хищную Литву.

Однако Лешек излишне придерживался немецких обычаев и чересчур опирался на немецкие города при своих постоянных спорах с епископом Краковским Павлом из Пшеманкова. Некоторое время он даже держал его под стражей в своем замке в Серадзе, а вызвав раздражение против себя со стороны малопольской шляхты, спровоцировал рыцарей на открытые бунты. Сражения же Лешека Черного с князем Черским (в Мазовии) Конрадом тоже носили характер братоубийственных раздоров. Но хуже всего было то, что вскоре произошло третье страшное нападение татар, дошедших вплоть до Новы-Сонча и разоривших в 1287 году весь удел Лешека. На этом несчастье и закончилось его правление.

Оставалась Великая Польша. Сыновья Одонича (умершего в 1239 г.) – Пшемысл I и Болеслав Благочестивый – после битвы под Легницей заняли часть края, захваченного Генрихом Бородатым, и после многих споров и сражений поделили между собой Великую Польшу на княжества Калишское и Познанское. Только после смерти Пшемысла I в 1257 году Болеслав Благочестивый смог установить власть над всем уделом, а заключив союз с князем Поморским Мествином, в 1278 году дал отпор бранденбургским маркграфам, которые, покорив лютичей, начали уже пробираться вглубь Польши.

Среди всех этих событий настоящая трагедия разыгралась на северной границе Польши, точнее, в ее раздробленных Куявском и Мазовецком княжествах, чьи князья, считая, что Тевтонский орден защитит их от набегов пруссов, оказывали ему всестороннюю помощь. Эта помощь действительно оказалась необходимой, когда в 1242 году вспыхнуло опасное восстание пруссов, которое уничтожило плоды всей прежней работы ордена и которое он не мог подавить в течение десяти лет.

Помощь, оказываемая ордену, втянула польских князей в длительные сражения с князем Восточного Поморья Святополком. Этот князь происходил из семьи, которая во второй половине XIII века превратила наместническую власть в княжескую. Сделав Гданьск своей наследственной вотчиной, она стала подчиняться только верховной власти краковских князей, да и то чисто номинально.

Эти поморские князья, а именно Субистав (дата не известна) и его сыновья Самбор (до 1207 г.) и Мествин, называемый иначе Мщуй (до 1220 г.), а также сын Мествина Святополк I (до 1266 г.) продолжили христианизацию своего поморского удела, основав монастыри (в Оливе и ряде других мест) и сохранив их польскую принадлежность. При этом Святополк первым осознал угрозу, исходившую от тевтонских рыцарей, и поэтому связал себя с прусским восстанием, которое было направлено против них. Однако тем самым он втянул в борьбу поддерживавших орден других польских князей. Столкнувшись с этой польско-германской коалицией и одновременно имея против себя Святой Престол, в 1253 году Святополк был вынужден уступить этой силе и едва смог сохранить свое наследие.

Тем временем крестоносцы окончательно покорили пруссов. В этом им помог большой крестовый поход, осуществленный в 1254 году под руководством могущественного чешского владыки Оттокара II¹⁷⁰. Основание же в то время орденом крепости Королевец¹⁷¹ не только утвердило господство немецких рыцарей в Восточной Пруссии, но и облегчило непосредственное соприкосновение этих земель с обширным владением крестоносцев в Ливонии. А после слияния уже в 1235 году¹⁷² ордена рыцарей меча (меченосцев) с Германским орденом крестоносцы взяли в огненные клещи Жмудь, то есть самые западные литовские земли. После многих сражений литовский князь Миндовг был вынужден посчитаться с влиянием немецких рыцарей и в 1251 году принял крещение, а взамен уже через два года получил из Рима королевскую корону.

Немецкие рыцари, упрочив в результате свое влияние и усилившись, думали при этом только о себе и забыли о не раз помогавших им мазовецких князьях. Мазовия же вместе с Куявами, все более и более дробившиеся сыновьями и внуками Конрада и подвергавшиеся набегам мстительных пруссов и литовцев, утратили свою некогда большую мощь и, замкнувшись на своих внутренних распрях, в вопросах развития цивилизации стали регрессировать.

Немецкая колонизация

Среди всего этого полного политического развала и упадка во всей Польше и каждом уделе тем не менее начался решительный поворот к лучшему. Происходило это, правда, в совсем иной плоскости. Нищета раздробленных до бесконечности уделов, страшное их опустошение вследствие нападений монголов и других не менее жестоких соседей, а также династических распрей не позволяли князьям вести соответствующий их положению образ жизни и отнимали у них возможность получать средства, в равной степени необходимые как для отражения врагов, так и для удовлетворения их нередко чрезмерного честолюбия.

Поэтому каждый из них с лихорадочной поспешностью начал изыскивать средства для быстрого заживления ран, нанесенных нападениями, и для материального устройства своего разоренного удела. Причем в поиске этих средств они находили ревностных последователей среди духовенства и магнатов, экономическое положение которых тоже было расстроено.

Вместе с тем обычные, применявшиеся до той поры способы ведения хозяйства задачу эту решить уже не могли. Сельское хозяйство буквально загибалось под непосильным бременем различных поборов. Одни из них – частноправовые – шли собственнику земли, другие – публично-правовые – отходили правителю на нужды государства, а третьи (десятая часть всех доходов) – церкви. Они выражались в натуральном оброке и в значительной степени в «особых услугах».

Хуже всего в этой системе поборов было то, что они постоянно менялись. При этом правители, прочие господа и священники в зависимости от своих нужд их неизменно повышали. Прежде всего, они увеличивали так называемые «особые услуги» и, создав зародыш крепостного права, рядом с деревенскими поселениями начали устраивать панские усадьбы. Правда, пока еще немногочисленные и небольшие. Причем тон в этом задавали монахи, а именно цистерцианцы, которые образовывали такие усадьбы руками монашеских братьев, а также используя труд своих подданных.

Неудивительно, что в таких условиях не хватало людей и капитала для восстановления того, что уничтожили набеги. К тому же не было никакого способа привлечь людей к работам на земле, от которой их эти набеги оторвали и рассеяли, не говоря уже о продолжении вырубки лесов и возделывании пустошей, что могло бы увеличить доходы князей и господ, а также поднять разоренное хозяйство.

Скорая и основательная помощь могла прийти только извне, и она явилась в виде немецкой колонизации и германской общинной организации. Это средство было известно еще до нападений монголов. Им пользовались монастыри, монахи в которых состояли преимущественно из немцев, а также и некоторые князья, главным образом в Силезии. Однако эти сравнительно редкие старинные колонии имели значение только как образцовые фольварки¹⁷³. Теперь же немецкая колонизация должна была начать оказывать свое воздействие в самых широких размерах и стать перворазрядным социальным фактором.

Это было опасное, обоюдоострое средство, которое могло привести в конечном итоге к полному уничтожению польского элемента. Но иного выхода не было, и князья из династии Пястов ухватились за него обеими руками. Причем не только в одной Силезии. К нему прибегли также Болеслав Стыдливый в Малой Польше (умер в 1279 г.), равно как Пшемыслав I (умер в 1257 г.), Болеслав Благочестивый (умер в 1279 г.) и сыновья Одонича в Великой Польше, а также преемники Земовита Мазовецкого в Мазовии. Правление этих князей, исключительное по своей продолжительности, было посвящено преимущественно тихой и скромной внутренней работе над заживлением ран, нанесенных стране нападениями врагов.

По счастью, усилия польских князей натолкнулись на эмиграционные устремления, которые в то время с неслыханной ранее силой обнаружились среди немецкого населения. Такое объяснялось тем, что в смутах, возникших в эпоху междуцарствия после смерти императора Фридриха II Гогенштауфена, оно лишилось всякой защиты со стороны закона и подвергалось страшному угнетению разбойническим рыцарством и притеснявшими народ господами. Поэтому простой немецкий народ стремился уехать в любой земной уголок, где можно было бы найти защиту со стороны государства и возможность спокойно работать. Когда же польские князья дали в этом немецкому населению гарантию, то тому, что оно целыми толпами устремилось в их земли, удивляться не приходилось.

Нашлись и посредники между князьями и прибывавшим на поселение народом. В такой роли выступили многие из тех немцев, которые до этого поодиночке или немногочисленными группами уже прибыли в Польшу, ознакомились с польскими условиями жизни и вместе с тем еще сохранили в Германии многочисленные связи и знакомства. Именно они заключали с князьями договоры об основании в Польше немецких поселений. Такие договоры, написанные на пергаменте, назывались «точечными привилегиями» или «привилегиями месторасположения» («пшивилеи локацийне»), и в них подробно перечислялись условия основания новой колонии, а также отношения, в которых в будущем она должна была состоять со всем краем и правящим в нем князем.

При этом повинности, какие должно было нести население колонии, в каждой такой привилегии определялось точно и однозначно, что защищало его от изменений в худшую сторону. Подушные подати, выражавшиеся в натуральном оброке и оказании «особых услуг», строго ограничивались, и вместо них устанавливалась денежная рента. Общественные же повинности заключались в оказании услуг военного характера и уплате денежного налога на землю (лана), называвшегося «коллектой» (коллективным денежным сбором). Натуральное хозяйство менялось на денежное. При этом главной приманкой для колонистов служило предоставление поселенцам привилегий, заключавшихся в освобождении их от подушного налога на несколько или на десятки лет в зависимости от того, возьмут ли они себе уже ранее возделывавшиеся земли или получат их после корчевки лесов.

Из своих обширных владений князь выделял участок земли для основания нового поселения, а затем полученная таким образом земля делилась между колонистами на основании заранее обговоренного порядка. Если же колония предполагалась стать городом, то прежде всего намечали четырехугольный рынок и расходившиеся от него основные улицы. На этих улицах постепенно появлялись деревянные строения горожан, как правило отделенные друг от друга садами, а посередине рынка воздвигалась ратуша для размещения в ней органов управления, а также торговые лавки. Сбоку же возводился городской приходской костел. Сам город окружался рвом, валами и палисадами.

Из городской земли, находившейся за валами, каждому выделялось по несколько полос земли, а все остальное – лес и пастбище – оставлялось для общего пользования. Так поступали потому, что городское население, организовавшись в цехи, хотя и посвящало свое основное время ремеслам или торговле, держало вместе с тем и скот для личных нужд, а также занималось садоводством, не будучи еще в состоянии полностью оторваться от земледельческого труда. В результате рядом со старинными княжескими городами без всякой привязки к ним во второй половине XIII века возникли и отстроились немецкие города – Вроцлав, Познань, Краков, Сандомир, Люблин, Плоцк, Калиш и другие.

Подобным же образом основывались и сельские колонии. При этом жилища в них размещались в один ряд, пахотную землю делили на длинные, правильные ланы, которые отдавались в надел членам гмины¹⁷⁴, а лес и луга оставались в общем пользовании.

Самоуправление, о котором было упомянуто несколько ранее, основывалось на освобождении колонии от польского права и от власти княжеских чиновников. Колонисты обладали собственным немецким магдебургским правом. При этом более значимые поселения, такие как Вроцлав, Сьрода (в Силезии), Познань, Хелмно и Краков, управлялись по образцу известного в Германии города Магдебург, а менее значимые колонии – по образу одного из вышеназванных городов, то есть по вроцлавскому, сьродскому, хелмскому и краковскому праву, которые в конечном итоге сводились к магдебургскому праву.

И все же в управлении городами и селами была некоторая разница. В городах имелось два начальственных учреждения – городской совет и суд присяжных, каждый из которых избирался из числа горожан. Городской совет представлял город во внешних сношениях, заведовал всей его внутренней администрацией и издавал распоряжения, называвшиеся «вилькежами» (от немецкого Willkuhre), а присяжные разрешали споры. В селах же существовали только суды присяжных, которые вместе с судопроизводством заведовали всеми другими делами. Кроме того, во главе каждого города стоял «войт», а каждого села – «солтыс», которые председательствовали в городском совете и в суде присяжных.

Они исполняли свои должностные обязанности от имени князя, но на самом деле почти совсем не зависели от него, так как при основании колонии эти должности становились наследственными. Причем с данной должностью было соединено обладание шестой частью всей пожалованной поселению земли, доход от корчевания пней и пользования мельницами, а также участие в использовании значительных в то время судебных пошлин. Часть этих пошлин князь оставлял за собой и для их взимания трижды в год посылал в колонию особое доверенное лицо.

Помимо власти солтысы и войты пользовались имущественным положением, сравнимым с польским рыцарством. Это равенство проявлялось и в военной службе, которую солтысы и войты должны были исполнять наравне с рыцарством, а также в том, что с жалобой на них, как и на рыцарей, можно было обращаться только к самому князю.

На такой основе, начиная со второй половины XIII века, в Польше в огромных масштабах проходила немецкая колонизация, которой способствовало то, что епископы, аббаты и самые богатые паны, следуя примеру князей, обратили свои владения в немецкие колонии или реорганизовали их по образцу германской общины. Эти владения до того времени были по большей части покрыты лесами. Ведь польские крестьяне зависели только от князя, и лишь в конце XII века встречаются редкие примеры, когда тот или иной князь жаловал костелам и монастырям вместе с землей и крестьян.

Поэтому духовные и светские паны могли вырубать леса и основывать поселения, лишь пользуясь трудом своих немногочисленных невольников. Теперь же с переселением немецких колонистов они приобрели население, необходимое для обрабатывания земли. Правда, оно замыкалось в обособленных колониях и не имело никакой связи с господскими фольварками. Да к тому же обязывалось платить только точно определенные подати и пошлины. Однако, тем не менее, оно приносило верный и все более и более увеличивающийся доход.

Чтобы основать такое поселение в церковных или частных владениях, требовалось разрешение правителя в форме привилегии, согласно которой рента и услуги делились между хозяином деревни и правителем, который исключал поселение из польского законодательства и определял его судебную систему. Потомственные солтысы председательствовали в судах присяжных, а на больших судах – сельский пан, который должен был придерживаться мнения присяжных. В свою очередь, поселенцы имели право жаловаться правителям на нарушение привилегий и тем самым их личной свободы.

Немецкая колонизация осуществлялась постепенно. При этом города служили своеобразными ее очагами, из которых она с годами расходилась по местечкам, а из них – в сельские поселения. Причем быстрым ее успехам способствовало то, что немецкие колонии не закрывались от притока местного польского населения. В немецкие поселения начал также стекаться и в них поселяться целый класс «свободных» людей, который сформировался еще в прошлом столетии, но в бывшей польской организации общества не имел для себя подходящего места.

В прошлом эти люди селились индивидуально на княжеских и частных землях, но там им грозила опасность быть поглощенными в первом или последующих поколениях окружавшими их подневольными крестьянами. Теперь же самоуправляющаяся община гарантировала им сохранение свободы, и поэтому они устремились в нее в таком массовом порядке, что в XIV веке об этом классе уже совершенно не упоминалось.

Кроме этого крестьянского населения, в города и поселения колонистов стекалось и мелкое рыцарство, которое не смогло удержаться на своих землях и теперь стремилось занять в них руководящие должности, и прежде всего места сельских потомственных солтысов. Нередки также были случаи, когда и шляхтичи, потеряв собственное имущество, становились солтысами или перебирались в города.

Однако организация немецкой гмины не ограничилась одними только поселениями, состоявшими в большей или меньшей части из немцев. Она оказала и влияние на чисто польские поселения. Ведь стало все больше и больше распространяться мнение о том, что население, организованное в гмины и наделенное свободой, приносит господину больший доход, чем работа его подданных, выполняемая только по принуждению.

Именно под влиянием этого мнения и в таких условиях уже во второй половине XIII века началась организация польского подневольного населения в автономные гмины по образцу немецких поселений. Такое называлось переводом села с польского права на немецкое, хотя при этом, конечно, о применении немецкого права в процессуальных делах и в семейно-имущественных отношениях не могло быть и речи. Тон здесь задало духовенство, а за ним последовали светские паны и князья.

Труд земледельца тогда был непрерывной борьбой с грозными силами природы, создаваемыми, наряду с необозримыми лесами, водой. Начиная с XIII века имеется много документальных свидетельств о том, с какими неимоверными усилиями люди старались усмирить эту непослушную стихию и заставить ее себе служить. Вместо того чтобы, как это было принято ранее, строить для обеспечения необходимых сообщений мосты через необозримые трясины и прокладывать гати, тянувшиеся на целые мили, теперь начали копать каналы и осушать нездоровые и бесплодные болота, обращая их в плодородные пашни. Возведением же плотин и валов заставляли течь в одном общем ложе разливавшиеся и не имевшие постоянного русла потоки, а создав таким способом целую сеть водных путей, начали приближаться к грозной в то время Висле.

Побороть стихию, превосходившую тогда силы населения, было бы невозможно, если бы на помощь людям не пришло совсем иное обстоятельство. Таким обстоятельством явилась вырубка лесов, произведенная поистине в грандиозных масштабах, изменившая не только первоначальный вид всей страны, но и ее физические условия. Конечно, еще оставались исполинские группы лесов, но они уже не представляли собой единое непрерывное целое.

Край наполовину освободился от лесов, и тогдашний тяжелый и неудобный плуг завладел этой половиной. Кардинально изменился и климат страны – уменьшилось количество атмосферных осадков, а ветры, шумевшие прежде только по верхушкам деревьев, стали проноситься над самой землей, унося с собой ее испарения и непрерывно ее осушая.

Вследствие всего этого начали исчезать болота, понижаться уровень воды в реках и уменьшаться стремительность их течения. Реже стали наблюдаться и грозные наводнения. Висла, дотоле бывшая недоступной, переставала блуждать среди пущ по случайным руслам. Теперь отчасти сама и отчасти при содействии человека она проложила себе постоянное русло с твердыми и высокими берегами и сделалась судоходной. Только по такому водному пути мог совершаться вывоз самых главных товаров нашей страны – леса и хлеба – и осуществляться завоз предметов, изобретенных более развитой западной цивилизацией. А без этого край не мог развиваться в экономическом отношении.

Однако это значение Висла могла приобрести только в том случае, если товары, вверенные ее течению, могли бы идти дальше через ее устье к Балтийскому и другим морям. Именно с этой целью поляки стали усиленно помогать крестоносцам в ликвидации преграды, которую создавали хищные пруссы. Ведь покорение пруссов, завершенное во второй половине XIII века, открыло Вислу для польской торговли. И хотя впоследствии Немецкий орден захватил этот торговый путь исключительно в свои руки, вследствие чего возникло вековое противостояние с ним, однако торговля по этой реке продолжала существовать и развиваться. Это происходило усилиями немецких городов, основанных по нижнему течению Вислы.

Наряду с сельским хозяйством поднималась и промышленность, развивалось горное дело (Величка, Бохня, Олькуш), возникали торговые города, а также началось строительство красивых костелов из тесаного камня и кирпича. Романский стиль вскоре перешел в готический, а в самой Польше распространилось немецкое искусство. Все это развивалось само по себе, живо, охотно, без постоянного надзора и принуждения. Вот какое благотворное влияние оказала на Польшу немецкая колонизация.

Однако она принесла с собой и весьма сомнительные и прямо-таки опасные последствия. Для ускорения развития колоний немецкие колонисты втянули в свои поселения немалую часть поляков.

Население пригородов в значительной части Польши просочилось в немецкие города и онемечилось.

Немецкий язык и обычаи господствовали не только в городах, но и укоренились в княжеских дворах, распространяясь оттуда на духовенство и шляхту, угрожая потерей народом национальной идентичности и онемечиванием. И хотя до такой крайности дело не дошло, но прежнее единство польского народа, составлявшее основу величия первобытной болеславской Польши, исчезло. Рядом с польским возникло обособленное немецкое население, сосредоточившееся в городах и многочисленных сельских поселениях, управлявшихся на основе своего собственного немецкого права, заботившееся только о себе и считавшее себя обязанным исполнять только те повинности, которые оно взяло на себя на основании договоров.

Это немецкое население отказывалось идти на более значительные жертвы во имя общества и не знало ни преданности, ни любви к отчизне. Оно тяготело к Германии, поддерживало с ней постоянные связи и в случае войны с Германией становилось опасным элементом внутри страны.