Читать книгу: «Сказки о будущем. Ноосфера», страница 4

«Вот согнали всех нас, всю нашу деревню. Поставили впереди пулеметы и приказали отвечать, где партизаны, к кому они заходили. Все молчали. Тогда они отсчитали каждого третьего и вывели на расстрел. Расстреляли шесть человек: двух мужчин, двух женщин и двух подростков…

Скоро немцы вернулись… Через несколько дней…

Собрали всех детей, нас было тринадцать человек, поставили впереди своей колонны – боялись партизанских мин. Мы шли, а они за нами ехали. Если надо было, например, остановиться и взять воду из колодца, они сначала запускали к колодцу нас. Мальчишки не так боялись, а девочки шли и плакали. А они за нами на машинах… Помню, что мы шли босиком, а еще только начиналась весна… Первые дни…

Немцы ходили по хатам… Собирали тех, у кого дети ушли в партизаны… И отрубили им головы посреди деревни… Нам приказали: «Смотрите». В одной хате никого не нашли, поймали и повесили их кота. Он висел на веревочке как ребенок».

Люба Александрович, 11 лет.

«Как нас расстреливали…

Согнали к бригадирской хате… Всю деревню… Теплый день, трава теплая. Кто стоял, а кто сидел. Женщины в белых платках, дети босиком. На этом месте, куда нас согнали, всегда собирались в праздники. Песни пели…

Из тех, что стояли впереди, отсчитали четырнадцать человек. Дали им лопаты и приказали копать яму. А нас подогнали ближе смотреть, как они копают. Копали быстро-быстро. Я помню, что яма была большая, глубокая, на полный человеческий рост. Такие ямы копают под дом, под фундамент.

Расстреливали по три человека. Поставят у края ямы – и в упор. Остальные смотрят… Не помню, чтобы с детьми родители прощались или дети с родителями. Одна мать подняла подол платья и закрыла дочке глаза.

Расстреляли четырнадцать человек и стали закапывать яму. А мы опять стояли и смотрели, как забрасывают землей, как утаптывают сапогами. А сверху еще лопатками похлопали, чтобы было красиво. Аккуратно. Даже углы срезали, почистили. Один пожилой немец вытирал платком пот со лба, как будто он в поле работал…»

Леонид Шакинко, 12 лет.

«Черный немец навел на нас пулемет, и я поняла, что он сейчас будет делать. Я не успела даже закричать и обнять маленьких…

Проснулась я от маминого плача. Мне казалось, что я спала. Приподнялась, вижу: мама копает ямку и плачет. Она стояла спиной ко мне, а у меня не было сил ее позвать, сил хватало, только чтобы смотреть на нее. Мама разогнулась передохнуть, повернула ко мне голову и как закричит: «Инночка!» Она кинулась ко мне, схватила на руки. В одной руке меня держит, а другой остальных ощупывает: вдруг кто-нибудь еще живой? Нет, они были холодные…

Когда меня подлечили, мы с мамой насчитали у меня девять пулевых ран. Я училась считать. В одном плечике – две пули и в другом – две пули. Это будет четыре. В одной ножке две пули и в другой – две пули. Это будет уже восемь, и на шейке – ранка. Это будет уже девять».

Инна Старовойтова, 6 лет.

«Помню, что каратели черные все, черные… У них даже собаки были черные…

Мы жались к матерям… Они не всех убивали, не всю деревню. Они взяли тех, кто справа стоял, и разделили: детей – отдельно, родителей – отдельно. Мы думали, что родителей будут расстреливать, а нас оставят. Там была моя мама… А я не хотела жить без мамы… Я просилась к ней и плакала. Как-то меня пропустили.

А она, как увидела… Как закричит:

– Это не моя дочь!

…Вот это я запомнила. Глаза у нее не слез были полны, а крови. Полные глаза крови:

– Это не моя дочь!

Куда-то меня оттащили. И я видела, как сначала стреляли в детей. Стреляли и смотрели, как родители мучаются. Расстреляли двух моих сестер и двух братьев. Когда убили детей, стали убивать родителей. Стояла женщина, держала на руках грудного ребеночка. Они выстрелили.»

Фаина Люцко, 15 лет.

Прапрапрадед же рассказал свою историю:

Он до последнего отстреливался, когда у него закончились патроны, он бросил камень и попытался убежать. Но он не успел. Рядом взорвалась брошенная граната немцев. Его не ранило, но контузило. В полной глухоте и еле двигающимися ногами, он сам вышел из-за укрытия. Выстрелы смолкли, а немцы окружали его.  Они что-то кричали и размахивали руками. Но он не слышал. Он стоял, неосознанно приводя в порядок кожаную портупею. Неожиданно офицеру вернулся слух и пришло понимание близкой кончины. В голове сами собой всплыли слова, предварительно заученные им во время учёбы на факультете иностранных языков, и он спокойно заговорил с немцами, четко выговаривая слова. От неожиданности, немцы остановились и шедший к нему офицер вермахта, опустил свой пистолет. Офицер чувствовал, что его голос звучал в этот момент особенно сильно. Судя по реакции, немецким языком он овладел очень хорошо.

– Я офицер армии Союза Советских Социалистических Республик. Я презираю, вас, вторгшихся на нашу землю, для установки своей идеологии культуры жизнедеятельности. Знайте, и даже не думайте о том, что люди, познавшие радости настоящей свободы, избавившиеся от барства и темноты безграмотности, захотят вернуться в темноту дореволюционных лет. Знайте, что каждый Советский человек, патриот своей родины, теряет в этой войне не только землю, но и все блага, которые предоставила им Советская власть. Власть, которая думает о большинстве сознательных граждан, а не о власти меньшинства над большинством. Я Большевик! И это говорю гордо, не потому, что нас много, а потому, что я из тех сознательных граждан, которые думают о своей стране в целом и всеми силами…