Читать книгу: «Авиатор: назад в СССР 4», страница 2

Без помощи четы Рыжовых и всей станицы Кучугуевской такое приготовить нереально. Представляю, что сейчас происходит там.

– Тесть сегодня на отпуск написал сразу. Борщев отпустил, – сказал Артём, выкладывая из банок соленья.

– Понял, что просто так с Кучугуевки ему не уехать? – посмеялся я вместе с ним.

– Алевтина Егоровна как знала, что нужно на целый взвод готовить, – сказал Макс, раскрывая ещё пару коробок. – Знаменитый компот твоих родителей. Или это от Никодимыча подгон?

– От него в другой коробке, – сказал Тёмыч.

– Артём, ну ты уже держал богатыря своего? – спросил я.

– Да пока не дали. Смена там сегодня в роддоме строгая. Пришлось в окно смотреть. Хорошо Новиков бинокль скомуниздил у помощника со старта и мне дал. Я своего сына и разглядел.

– Ну и как? На кого похож? – интересовался Костян.

– Вроде на ребёнка. Только… там непонятно, мужики. И рыжий, и смуглый, и глаза на месте. Цвет не видел в бинокль. Но мне вот, прям, на душе хорошо, мужики.

В нашем взводе это первый случай, когда у кого-то родился ребёнок. Вспоминая посиделки по таким поводам в своей прошлой жизни, наполнены они были кучей разговоров о будущих проблемах молодых отцов.

Мол, когда становишься отцом, помни, что ты – родитель. В первые полгода о спокойном сне можно забыть, потому что малыш будет просыпаться по ночам и плакать, ему нужно будет менять пелёнки.

О личной жизни тоже придётся забыть, как и о супружеских долгах. Мать ведь тоже устаёт. Возможно, даже больше, чем отец.

Все потихоньку расселись, и слово взял наш заместитель командира взвода Макс.

– Короче, Темыч, давай за тебя… а, кстати, чего не налито у нас? – спросил он.

– Вот, а самое-то главное забыли достать, – сказал я и отправился к ящику, в котором были несколько двухлитровых стеклянных банок с прозрачной жидкостью.

По одной выставив на столы, я попросил штык-нож у одного из наряда по роте. К слову, на тумбочке не было никого. Все за столом в ожидании первого тоста за рождение сына Артёма.

– А как назвали? – спросил Костя. – Ты же так и не сказал.

– Света захотела Серёгой. А я и не против. Родин у нас в очередной раз сегодня проявил чудеса в полёте…

– Никаких чудес. Делал всё, как учили. Вы все бы справились, – ответил я, занося над крышкой нож, чтобы продырявить крышку.

Во входную дверь постучались нашим условным кодом. Его обычно знали только свои. Опасности никакой не было.

Пока шли обсуждения и предположения качества напитка, который я собирался открыть, один из дневальных пошёл к двери. И почему я чувствую какой-то подвох в этом приходе. Осмотрев стол, я не обнаружил отсутствия наших ребят.

– Стой! – крикнул я, убирая под стол банку, которую только что хотел открыть, но было уже поздно.

Засов предательски щёлкнул.

– Чего делаем, третья эскадрилья? – зашёл в казарму Гнётов.

Глава 3

Когда капитан увидел, на какое мероприятие он попал, глаза этого зализанного воспылали в предвкушении снятия сливок от наказания нашей эскадрильи. Это ж всегда так – хорошо тогда, когда другим плохо.

Наш магнитофон как раз заиграл бессмертную композицию группы «Кридэнс» про сына удачи.

«Но, когда сборщик налогов заходит в дверь, боже, дом становится похож на распродажу хлама», – звучал второй куплет этой песни.

– Хорошо… нет не так… круто живёте, товарищи курсанты, – подошёл он к нашей «Электронике» и нажал на «Стоп». – Столы, музыка, кушанья, а то, что по распорядку дня сейчас должна быть вечерняя прогулка, вы и не в курсе, да? – подошёл к столам Гнётов. – А чего мы не встаём, когда офицер перед вами. Вас к четвёртому курсу не научили этому ещё?

Все медленно поднялись с табуреток, всем видом показывая отвращение этому человеку. Однако, он будто питался от нас этой злобой и ещё больше улыбался.

– Вот видите. Всё очень даже просто. Так что празднуете? – продолжил он свой поход вокруг сдвинутых столов.

– У меня сын родился, товарищ капитан. Можете присоединиться к нам…– начал говорить Артём.

– Спасибо. На ночь наедаться вредно. С рождением поздравляю, – без особой искренности бросил Гнётов крайнюю фразу. – Ты вот сам чего здесь делаешь? – спросил он у него.

– Это наша казарма, вот мы здесь и…

– Я про другое, балбес. Чего не пошёл отмечать с роднёй, а решил с парнями своими?

– У родных застолье. Супругу я проведал. Да и ребят хотел угостить.

– Ну это не угостить, а накормить прямо! А вот скажи мне… как тебя зовут? – подошёл Гнётов поближе к Тёмычу.

– Артём.

– Разве так представляются старшему по званию? Фамилия твоя, – наехал на него капитан.

У него прям пунктик на фамилиях и правильном подходе. Любит себя и своё положение.

– Товарищ капитан, это курсант Рыжов, – начал говорить Макс, подойдя к ним ближе. – У человека событие радостное, вот мы и решили отметить.

– В отпуске отметите. Ты замком взвода, что ли? Видел тебя где-то. К психологу постоянно бегаешь. С головой не всё хорошо? – сощурился Гнётов.

Ох, щас бы его огреть чем-нибудь. Не сильно, но чтобы запомнил. Макс сильно напряг свои скулы, чтобы не высказать что-либо в ответ. А ведь специально этот Гриша Гнётов припёрся. Запомнил сегодняшнюю нашу стычку у здания высотного снаряжения. Валентинович его, видать, хорошо на место поставил после моего ухода. Решил отыграться на нас.

– Наоборот. Всё замечательно, товарищ капитан, – проговорил Макс сквозь зубы.

– Тебе чего-то не нравится, сержант, или кто ты там по своему званию? Думаете, если у товарища праздник и вы четвёртый курс, то всё можно! Гуляем, ребята! – начал скакать перед нами Григорий Максимович.

Мерзко выглядит. И как это раньше меня обходили стороной встречи с ним? Обычно, мне везёт на таких вот… субъектов.

– Ладно. Садитесь, – сказал Гнётов, и мы спокойно сели на свои табуретки. – Слушай, Рыжов, а чего это ты решил стать отцом? Или у вас с ней… ну…

Это он зря! Хоть бы только Артём сдержался.

– Товарищ капитан, – встал я с табуретки, опережая действия Тёмыча, который уже налился краской. – А вы в нашем училище учились?

Надо, чтобы этот гоблин на меня переключился. Правда, у меня под ногами алкогольная продукция. Мои реплики могут завлечь Гнётова и на эту приманку.

– Я тебе разрешил обращаться, Родин? Ты мне сегодня уже надоел…

– Ответьте на вопрос. Что тут такого.

– Ты кто такой, чтоб мне вопросы задавать, щегол?

О, парень, я гораздо тебя старше. И сейчас мне всё равно.

– Просто, будь вы выпускником Белогорского училища, вы бы знали, кто у Артёма тесть. Может, вам стоит извиниться за сказанное?

– Сосунок. Перед кем извиниться? Рыжим недоразумением или недоразвитым вроде тебя? – перешёл на оскорбления Гнётов.

– А вот оскорблять нас не надо. Казарма-то, закрыта, товарищ капитан, – сказал я.

Зря я, наверное, сейчас начал угрожать офицеру. Можно и получить за такое. Хотя… четвёртый курс, думаю, простят. Тем более, что кроме слов Гнётова, который, выходит, не любит третью эскадрилью, доказательств нет. Парни с моего взвода меня не сдадут.

– Два шага назад, товарищ курсант. Это приказ, – спокойно произнёс капитан. – Чего у тебя там под столом?

Здесь лучше не спорить. Хоть, и я на своём поле, но есть Устав. Надо подчиниться. Правда, влетит теперь нам. Будем давить на то, что никто не знал, что в банках.

– Давай проверим, а? – сказал Гнётов, подходя к моей табуретке и доставая так и не открытую мной банку.

В глазах ребят начала угасать надежда, что спесь с этого зализанного сошла. Правда, её ещё нужно открыть.

– Думаете, я идиоти не понимаю для чего это застолье? Выпить захотелось в честь рождения ребёнка? – продолжил он наслаждаться своей победой, доставая из специального кармана стропорез.

В данный момент он и, правда, был похож на маньяка. Так у него горели глаза, когда он делал разрез в крышке.

– Кружку придвинь, – сказал он мне, указывая на железную посуду. – Может быть, ты теперь извиниться надумал, герой? – спросил Гнётов, наливая из банки.

– Было бы за что, всё равно бы не извинился, товарищ капитан.

– А я давал тебе шанс.

Капитан поставил банку, взял кружку и начал опробовать переданный нам Никодимовичем продукт. Вот и всё! Теперь нужно смотреть, что скажет Гнётов после пробы.

Странная реакция у этого парня на целую кружку самогона. Не передёрнуло даже. А рожа недовольная – просто жуть! Будто у него есть «Ламборгини» и этот спорткар только что поцарапал на «Запорожце» пенсионер.

– Гадость какая. Лучше бы реально самогон притащили. Через час приду, проверю, что вы в кроватях, – погрозил нам пальцем Гнётов и направился к двери.

Никто не сдвинулся с места, пока дверь не закрылась. Сам я совершенно ничего не мог понять, почему этот непонятный элемент сначала испортил нам настроение, угрожал, был на грани нашего разоблачения в вопросе спиртного, а потом просто ушёл после всего одной кружки самогона.

– Может, ему самогон не понравился? – предположил Тёмыч. – Отец говорит, что у Никодимыча вечно тухляк получается. Пить невозможно.

Странно, что и запаха нет от этого народного продукта. Самогон издаёт специфический аромат, если только Никодимович не открыл новый секрет приготовления.

– Сейчас проверим, – сказал я и налил себе немного в кружку.

– Не пей из этой кружки. Заразишься ещё дебилизмом от Гнётова, – предостерёг меня Макс.

– Ну чего там? – спросил он, когда я испил прозрачной жидкости.

– Тёмыч, не знаю, как самогон, но берёзовый сок Никодимыч делать умеет, – улыбнулся я, и весь взвод облегчённо выдохнул.

Пришлось нам без горячительных напитков отметить рождение моего тёзки и сына нашего друга. А сок и, правда, отменный получился!

Прошло пару недель с момента моего полёт без фонаря на больших высотах. В причинах данного инцидента особо не разбирались, поскольку и самолёт цел, и у меня проблем не было со здоровьем.

Поработали специалисты по безопасности полётов из самого управления Белогорского училища, сделали выводы, и вернулись к своим обычным делам. Основной причиной, как обычно бывает во многих подобных случаях, был объявлен износ конструкции.

– Как выразился командир по итогам расследования нашего инцидента, главное – все живы и здоровы, – объяснил в большом классе эскадрильи Ребров на очередном контроле готовности. – Теперь о завтрашних полётах. Наши повзрослевшие птенчики приступают к нанесению ударов по полигону с МиГ-21.

А вот это уже будет интересно. Как объявил нам на постановке комэска, работать будем неуправляемыми авиационными ракетами С-5 или НАРами.

Мишенную обстановку изучали уже на спортгородке со Швабриным, который для нас выложил на земле схему полигона.

– Выходим на боевой, включаем прицел и пикируем на мишень. Предварительно запоминаем её месторасположение, поскольку поле большое. Всем надо поработать. Вот двести двадцать первая мишень, – указал Фёдорович на выложенный из маленьких камней силуэт машины.

– Автомобиль будет хорошо видно? – спросил я.

– В простых метеоусловиях всё будешь хорошо видеть. Главное – не торопись, прицеливайся. Если что-то не так – работаем тактически и уходим на повторный. Что ещё нужно сделать, помимо работы с органами управления вооружением?

– С двигателем проблемы могут быть. Рычаг управления двигателем на «Малый газ». Только это при работе с С-24. У нас С-5, так что ничего страшного, – сказал я, имитируя движение левой рукой.

– Верно. Перед пуском за три-пять секунд поставил малый газ, а после через три-пять секунд обороты увеличиваем. Не забываем про кнопку «Запуск в воздухе» и доклад об этом в эфир, а то будем потом подпрыгивать на разборе.

– А если помпаж, Иван Фёдорович? – спросил Костян.

– Бардин, ну всё тогда. Выходим из кабинета, – со всей серьёзностью сказал Швабрин. – Ручки дёргаешь и ждёшь приземления на парашюте.

– Правда? – забеспокоился Макс, на что я покачал головой, похлопав его по плечу.

– Нет, конечно. Рычаг управления двигателем на «Стоп» и далее, согласно инструкции. Что ещё по полигону не уяснили?

– А вот это что? – указал Тёмыч на предмет, на краю схемы полигона.

– Это камень, Артём. Вот именно его на полигоне не будет, – улыбнулся Швабрин вместе со всеми.

Вечером я слегка задержался на тренировке в бассейне, поэтому возвращался уже к вечерней поверке. Обычно в это время она у нас проводилась в лежачем режиме, если только кто-то из инструкторов не пришёл.

– Забрал. Сегодня игра идёт. Нормальная пуля, – услышал я знакомый карточный термин, когда поднимался по лестнице в казарму.

– Вообще сегодня бесполезно с тобой, Вася, играть – прозвучал знакомый мне голос Червеня. – Давай отыграюсь?

Разговоры шли с третьего этажа, на котором никто не жил. Он был вечно на ремонте.

Поднявшись наверх, я обнаружил несколько человек, сидящих за столом прямо по центру расположения под единственной работающей лампочкой на этом этаже. Среди них были и Басолбасов, и Червень, у которого, судя по выражению лица, игра сегодня не шла. За столом сидели ещё несколько парней с других курсов.

– Родя, присоединишься? – сказал Басолбасов.

– Спасибо. Вы с деньгами аккуратнее. За это и отчислить могут, – сказал я, разворачиваясь к выходу. – Хоть бы дверь закрыли, а то слышно хорошо.

– Ай, Серый, ну без тебя как-нибудь разберемся, святоша ты наш. Давай раскладывай, Вася.

Азартные игры не приветствовались в армии. Тем более, когда на деньги. В моё время много парней на этом деле закончили свою службу. Кредиты, долги, проблемы в семье – малая часть проблем от таких игр. Надеюсь, что это не тот случай.

На следующий день ощущалось приближение чего-то нового и неизведанного. Хоть мы и применяли вооружение с Л-29 ранее, но вот применять реактивные снаряды с настоящего истребителя – совсем другое чувство. Это и скорость другая и манёвр интереснее. Да и вообще должно быть очень круто!

Подойдя с Федоровичем к нашему борту, мы приняли доклад от нашего техника Петьки.

– Боевая зарядка – два блока УБ-16-57УМП по шестнадцать С-5К в каждом, – доложил он.

– Хорошо, – сказал Швабрин, пожимая ему руку. – А гондолу под фюзеляж подвесили?

– Контейнер с пулемётом А-12,7А, боекомплект – шестьдесят патронов – подвешен.

– Хорошо. Пошли осматривать, – позвал меня Фёдорович к блокам.

– А как же фотоплёнка в фотоконтрольном приборе? – спросил я.

– Согласен. Проверена, в наличии, – доложил Петька.

– Молодец, Родин. Думал, не заметишь отсутствия доклада. Пошли.

Поздоровавшись с техниками, мы приступили к нашему стандартному осмотру самолёта перед вылетом.

– Первое, что мы с тобой сделали – приняли доклад. Теперь пошли проверять, – сказал Швабрин, пригибаясь под левой консолью.

– Мы ещё забыли кабину проверить, Фёдорович, – отметил я.

– Справедливо. В кабине никого, пойдём глянем тогда на приборы.

Тумблеры автоматов защиты сети и системы вооружения стояли в выключенном положении.

– Теперь посмотрим, соответствует ли у нас вариант вооружения нашему заданию, – сказал Федорович.

Подойдя к блокам с реактивными снарядами, мы осмотрели их на предмет внешних повреждений. Количество С-5 соответствовало заявленному. Гондола с пулемётом была закреплена на своём месте. Количество патронов в ней не пересчитаешь.

– Серега, а чего на тебя Гнётов с первой эскадрильи постоянно ходит, настукивает замполиту? – спросил у меня Фёдорович, когда я приготовился надеть на голову шлемофон.

– В трусах меня увидел, когда я в туалет выскочил с высотки.

– А-а-а, знатный случай! Ребров до сих пор вспоминает, как ты перед психологом дефилировал, – улыбнулся Швабрин. – Ладно, «кастрюльку» на голову и в кабину.

Заняли свои места, пристегнулись, включили радиостанцию, и я подал команду «От двигателя».

– Пру… Зорька! Руки на колени! – крикнул по внутренней связи Иван Фёдорович. – Давайте, товарищ Родин, всё, как полагается. Будешь хотя бы капитаном, тогда и начнёшь сачковать, понял?

С моей общей выслугой за две жизни, мне уже в подполковниках надо ходить. А я всё курсант! Вечно молодой!

– Только не таким, как этот Гнётов.

– Что, сильно достал? Я краем уха слышал, что он там чего-то про казарму ещё нёс. Надеюсь, не побили вы его там?

– Нельзя. Он старше по званию. Сами понимаете, во что тогда превратится армия, если каждый будет на офицера руку поднимать. Это будет конец всему.

– Это ты верно сказал. Давай, все действия на проверке проговаривай и запускаемся.

Гашетка боевой кнопки в предохранительном положении, остекление кабины, отражателя и светофильтра прицела чистые. Проверил на специальном пульте выключатель «Тактический сброс» в правильном положении.

– Автоматы защиты сети на правом борту? – спросил Швабрин.

– Включены, под стеклом, – ответил я. – Световая сигнализация боевой зарядки есть.

– Прицел?

– Проверен, режим на выруливании включим.

– Хорошо. А вот теперь «От двигателя»! – крикнул Швабрин, и я начал запускать самолёт.

Уже в полёте я продолжил готовить прицельное оборудование к работе. Не совсем удобно одной рукой управлять, а второй что-то щёлкать.

– Давай я возьму управление, а ты пока настраивай яркость прицела. Режим «Гиро» у тебя стоит? – спросил по внутренней связи Швабрин, забрав себе контроль над ручкой управления.

– Да. Сделайте пару отворотов. Вот! Всё в работе, сетка прицела отклоняется. Ввожу базу цели и дальность.

До полигона осталось пару минут лёту, так что нужно уже переходить под их управление.

– ФеритВосемьсот восьмидесятому, – запросил я руководителя полётами на полигоне.

– Отвечаю, Восемьсот восьмидесятый, – бодрым голосом вещал он.

–Восемьсот восьмидесятый, иду к вам с Сопки, работа по двести двадцать первой мишени. Высоты работы – пятьсот и тысяча.

–Восемьсот восьмидесятый, понял, под моим управлением. К третьему – одна тысяча.

Занимаю курс к третьему развороту круга полётов на полигоне. Схема та же, что и на аэродроме, только весь расчёт идёт от мишени.

– Дальность пуска тысяча триста, база сорок, – сказал я по внутренней связи. – Ферит, Восемьсот восьмидесятый, первый заход тактический, без применения.

–Восемьсот восьмидесятый, понял. Выполняйте третий.

Разворот и слева я увидел линейку мишеней. Моя, под номером двести двадцать один, была расположена в самом начале линейки.

–Восемьсот восьмидесятый на четвёртом, заход на боевой, тактический.

–Восемьсот восьмидесятый, разрешил.

– Понял, – ответил я, отклонил ручку управления самолетом влево и сходу выполнил пикирование. – Цель вижу.

– Работу тактически разрешил. После работы влево.

Самолёт начал резкое снижение. Скорость я уже не контролировал, как и другие параметры. Всё внимание сосредоточил на перемещающейся метке на прицеле.

Метка подошла к мишени. Дальность на шкале соответствовала расчётам… Пуск! А точнее, его имитация, и я добавил обороты, выполнив уход влево.

– Восемьсот восьмидесятый, тактически сработал. Первый влево.

– Восемьсот восьмидесятый, выполняйте.

– Перегрузка на выводе – три с половиной-четыре. Минимальная высота вывода после С-5 – двести метров, понял? – давал мне наставления Швабрин.

– Так точно.

Выполнил полёт по кругу, ещё раз в голове прокрутил все действия, и снова заход на цель.

– Ферит, Восемьсот восьмидесятый, выход на боевой.

– Разрешил.

– Восемьсот восьмидесятый, на боевом, цель вижу, работа боевыми, – запросил я, включая автомат защиты сети РС, для подачи питания на пуск снарядов.

– Восемьсот восьмидесятый, работу разрешил, после работы выход влево.

Я выполнил разворот с пикированием, и вот она цель, передо мной. Снял предохранительный колпачок с кнопки РС. Продолжил снижение.

Стрелка наклонной дальности до цели стояла на отметке две тысячи, а метка на прицеле начала движение к мишени автомобильного типа. Дальность стала уменьшаться и слева на прицеле загорелась лампа «Пуск». Мишень в захвате. Пуск!

Практически нет рывка назад, зато пошли вперёд несколько дорожек из спутного следа реактивных снарядов. Ручка на себя и влево. Перегрузка немного придавила, но это уже неважно. В момент набора высоты бросил взгляд влево и вниз, посмотрев на результаты своего попадания.

– Недолёт, двадцать, – поставил меня в известность руководитель полётами.

– Восемьсот восьмидесятый понял, на повторный.

Со второго раза всё-таки попал. С-5 – относительно небольшие снаряды, в отличие от С-24, поэтому нужны прямые попадания, чтобы вывести из строя. Для живой силы в самый раз.

После посадки мы ещё несколько минут обсудили с Фёдоровичем полёт и ошибки. Где перетянул управление, а где, наоборот, нужно было отпустить. Ещё и на посадку сегодня я зашёл не ахти.

– Ладно, будем считать, что снижение выше глиссады на всём посадочном курсе – досадная неудача. Главное – попали в полигон, – сказал Швабрин.

– Так точно. А чего-то наших нет. Петька, а где все?

– Да не приходил никто. Тоже таким вопросом задался, – ответил техник.

Мыслей на этот счёт не было никаких. По аэродрому ходили только парни со второй эскадрильи и их инструктора. Вроде и полёты шли, а из нашей третьей «пьющей» никого.

А тем временем к нам быстрым шагом приближался Валентинович.

– На сегодня эскадрилья отлетала. Родина в казарму. Мы с тобой в наш штаб, – сказал Новиков, подойдя к нам.

– А чего такое? Нам тут один разлёт осталось сделать? – негодовал Швабрин.

– Командир полка сказал. Что-то там произошло у наших курсантов.