Читать книгу: «Агент тьмы», страница 2

Лерой кивнул и повернулся к стеллажу с бутылками. Я прокрутилась на стуле и оказалась лицом к Элвину. Он был в черной куртке поверх футболки с надписью: «Если мы не сумеем этого сделать, то притворимся, что сделали. – НАСА, 1969 год».

Элвин уставился на меня остекленевшими глазами:

– С тобой точно все нормально?

Я кивнула:

– Да, спасибо. Как ты? И твои… знакомые?

Во время нашей последней встречи Элвин признался, что он двойной агент фейри-подразделения ЦРУ. Узнай об этом король, Элвин был бы уже покойник. Поэтому я помогла ему, удалив его имя из базы данных ЦРУ.

– Да. Теперь всё тип-топ. Еще раз спасибо.

Я разгладила мятую одежду и еще раз нервно взглянула на посетителей бара:

– Похоже, тут все на взводе.

– Правда?

– Ну да, – прошептала я, наклонившись к нему. – Думаю, они всё еще злятся из-за того пистолета.

– Да ладно, Касс, – Элвин фыркнул. – Всем по фигу.

– Да? Тогда почему на меня смотрят так, словно убить готовы?

– Неужели ты даже не чувствуешь, что ты проецируешь? – Элвин покрутил жидкость в стакане. – Ты словно шторм на горизонте, Касс. Тебя воспринимают как ураган ярости и боли.

Я моргнула:

– А… Но на тебя, кажется, не действует.

– Я под лином ⁴.

– Что?

– Под кайфом. Это помогает.

Лерой поставил на стойку два больших бокала и начал медленно наполнять их. Я завороженно наблюдала, как янтарная жидкость переливается в тусклом свете барных свечей. Лерой оставил бутылку, отошел в тень и с сонным видом прислонился в углу, скрестив руки на груди.

Бутылка поблескивала на свету, ее темно-зеленое стекло напоминало цвет глаз Роана. Я отхлебнула кларет и покатала сладкую жидкость на языке, прежде чем проглотить. Наверное, если выпить побольше этого дерьма, можно наконец расслабиться.

Я кивнула в сторону певицы:

– Она классная.

Элвин пожал плечами:

– Эти грустные песенки она поет не одну сотню лет. Я их все уже слышал.

– Из-за чего она такая печальная?

Элвин повернулся на стуле, наблюдая за певицей:

– Триста лет назад ее бросил парень ради своей предназначенной половины, и она так и не пришла в себя.

Я сделала еще глоток кларета.

– Предназначенной половины?

– Ага. У некоторых фейри есть такие. Говорят, что это, типа, дар богов, но на самом деле это только портит всем жизнь. Например, Роксане. – Элвин отсалютовал певице бокалом. – Ее жизнь разрушена.

– Значит, некоторым суждено любить кого-то, и с этим ничего не поделаешь? Ты должен бросить человека, с которым был сотни лет, только потому что так велит судьба?

– Да. По-моему, полная фигня.

– Не спорю.

Элвин повернулся ко мне:

– Удивлен, что ты здесь. Слышал, ты была в Триновантуме.

– И откуда слышал? Кто тебе сказал?

– Я много чего знаю, Касс. Это моя работа.

Я отхлебнула вина:

– Что ж, я вернулась. И мне нужна кое-какая информация.

– Правда? – Его глаза вспыхнули оранжевым. – И какая же?

– О моей биологической матери.

– Вот как? А почему тебя это интересует?

Прежде чем ответить, я сделал большой глоток:

– Ты же знаешь, кто я.

– Милая девушка. Федерал. Пикси…

– Подменыш.

– Да. И это тоже.

– Ты знал с самого начала. И даже намекнул, когда я спросила про Сиофру… – Я почувствовала, как слезы щиплют глаза.

Элвин пожал костлявыми плечами:

– Ну, я знал… кое-что.

– Ты мог избавить меня от многих неприятностей, если б сказал сразу. И, может, спас бы не одну жизнь.

– Я торгую секретами, Кассандра. Ты знаешь, что придает секрету ценность?

Я осушила бокал, не отвечая.

– Конечно, знаешь. Секреты ценны, когда о них мало кто знает.

– Только это тебя и волнует? Цена товара?

– Что тебе нужно, Касс?

Я снова наполнила бокал.

– Я хочу знать, кто моя настоящая мать. Которая меня родила.

– Без понятия.

Настроение упало. Надежда и так была очень хрупкой, но теперь, когда она разбилась вдребезги, я чувствовала, как меня начинает пожирать пустота.

Элвин глубоко вздохнул:

– Но у меня кое-что есть. То, что поможет тебе выяснить это.

Я встретилась с ним взглядом, стараясь оставаться спокойной:

– И что же это?

– А что дашь взамен?

– Что тебе нужно?

– Ты всегда можешь… задолжать мне услугу.

– Нет уж, больше никогда. – В прошлый раз я едва не погибла из-за этого. – Назови другую цену. Как насчет ужина?

– Нет, ужин тут и близко не валялся. Но ты все равно можешь заказать мне ужин. Это отличное начало переговоров – понимаешь, о чем я? Лерой недавно получил головку «Вашрен Мон д’Ора» ⁵ – он чертовски хорош. Давай с него и начнем.

Я со вздохом взглянула на Лероя:

– Можно нам по тарелке… того, чего он хочет, и хлеба?

– И обязательно «Вашрен». Не надо подсовывать американскую дерьмовую подделку и думать, что я не узна́ю, Лерой. Я всегда узна́ю. – Элвин уставился на Лероя и снова пробормотал: – Всегда узна́ю.

Лерой хмыкнул и протиснулся в кухонную дверь.

Я сделала большой глоток кларета и встретилась с Элвином взглядом:

– Ну и как мне найти свою мать?

– Давай сначала о том, что ты можешь дать взамен.

Со следующим глотком вина я наконец почувствовала то, к чему стремилась: мысли стали плавными и медленными, напряжение в плечах ослабело. Чего бы такого ценного предложить Элвину?

– Как насчет информации?

Он кивнул:

– Что у тебя есть?

Лерой вернулся, поставив на барную стойку круглый деревянный поднос с хлебом и сыром. Над хлебными ломтями вился пар. Элвин схватил один, намазал сыром, откусил большой кусок и прикрыл глаза от удовольствия.

Я тоже схватила теплый ломтик:

– Предыдущая мэр Лондона была подменышем.

– Да брось, Касс. Это все знают. Ничего ценного тут нет.

Я напряженно думала:

– Надвигается война. Король собирается напасть на Благих.

– Тебе правда нужно объяснить еще раз, что делает секрет ценным? – Элвин слизнул с большого пальца кусочек сыра.

– Ну ладно! – Я заскрежетала зубами, уже собираясь уйти. Но потом закрыла глаза, ища в мозгу информацию, которая может пригодиться этому фейри. Он уже бесил меня. И тут в моей голове вспыхнул образ. Глаза Сиофры после того, как я заточила ее в отражения.

– Сиофра, – медленно произнесла я.

– А что с ней?

– Она исчезла. – Я сделала глоток вина. – Но не умерла.

Элвин стал жевать медленнее, его глаза сверкнули странным оранжевым цветом:

– Да ну? Говори потише. У меня хороший слух.

Я понизила голос:

– Она в ловушке. В ловушке между зеркалами. И все еще жива.

Он уставился на меня, приняв свойственную фейри зловеще-неподвижную позу.

– Ты изменилась, Касс. Такое чувство, что всего несколько недель назад ты забрела сюда по ошибке спросить, как работает магия…

Кайфуя, я налила еще бокал:

– Да, так и было – всего несколько недель прошло.

– А теперь взгляни на себя.

– Об этом только я знаю, – продолжала я. – Ну и Скарлетт. Я рассказала ей кое-что.

– Все равно хороший секрет.

– Так как же мне найти мать?

Элвин положил хлебный ломоть, сунул руку в складки куртки, выудил какой-то круглый потускневший медный предмет, напоминающий старые карманные часы, и протянул его мне. Я открыла его: это оказался компас. Стрелка вращалась по кругу без остановки.

– И что мне с ним делать? – спросила я.

– Думай о том, кого ищешь, и прижимай компас к правой щеке. Он укажет в сторону ауры этого человека.

– А если моя мать умерла?

– Тогда компас укажет, где ее сущность проявляется сильнее всего. Дом, в котором она жила много лет, или место, в котором часто бывала. Или на ее могилу.

– А если она за две тысячи миль отсюда?

– Он все равно укажет правильный путь; просто понадобится чертовски много времени, чтобы найти ее.

Впервые за столько дней на душе у меня стало легче.

– Но как мне думать о ней, если я ничего о ней не знаю?

– Тебе нужна только идея. Женщина, которая тебя родила, – это и есть идея.

– Ладно. – Улыбаясь, я сунула компас в карман. – Спасибо.

– Что ж, – Элвин взял еще кусок сыра. – Надеюсь, когда ты найдешь ее, то исцелишься, Касс.

Глава 3

Я стояла возле бара Лероя, дрожа от холода и ощущая себя лилипуткой по сравнению с высокими шпилями Гилдхолла ⁶. Наконец-то я освободилась от воспоминаний, которые преследовали меня всю прошлую неделю, и от слова «никчемная», которое безжалостно крутилось в мозгу. Наверное, это как-то связано с полбутылкой выпитого вина. Земля кренилась под ногами. «Понятно, – пронеслось в голове, – нужно вернуться в хостел, проспаться и попробовать воспользоваться компасом завтра, когда протрезвею. Но сначала проверить, как работает эта штуковина…»

Я вытащила из кармана компас и открыла. Его стрелка вращалась, время от времени вздрагивая и останавливаясь на секунду, а затем снова начинала крутиться и искать. Я глубоко вздохнула и прижала компас к щеке, задумавшись о своем рождении и о биологической связи с женщиной, которую никогда не знала. Какой она была? Похожа ли на меня? Она сама отдала меня удочерить или меня похитили фейри?

В глубине сознания возник силуэт матери – пустая оболочка, сотканная из вопросов.

Металл у щеки начал пульсировать и нагреваться.

Я опустила компас: его тусклый корпус излучал слабое серебристое сияние. Стрелка замерла, указывая на юго-восток. Следуя ей, я пересекла Гилдхолл-Ярд ⁷ и, не отрывая глаз от металлического круга, двинулась по тихим городским улицам. Стрелка могла указывать и на Италию, и на Соединенные Штаты, и на какое-нибудь место посреди океана. И все же я следовала по стрелке, целиком сосредоточившись на ней.

Когда я подошла к Уолбруку ⁸ – месту, где протекала подземная река и откуда иногда я слышала мучительные крики, – стрелка вдруг дернулась, и мое сердце подпрыгнуло. Я попятилась, потом снова шагнула вперед. Нет, это не случайность. Стрелка двигалась вместе со мной.

Если цель далеко, стрелка оставалась бы неподвижной и упорно указывала в одну сторону, как большинство компасов, не смещаясь, указывают на северный полюс. Я шла по стрелке на юг, по широким улицам вокруг станции «Банк» ⁹. Судя по перемещениям стрелки, моя мать в Лондоне – и совсем недалеко. Пульс участился. Неужели такое возможно?

Я свернула на старую узкую улочку – точнее, переулок – Святого Свитуна ¹⁰. По обе стороны высились современные здания. Стрелка вела меня вперед, пока современную архитектуру не сменили викторианские дома с резными каменными карнизами. Я наблюдала, как стрелка медленно зашевелилась и снова остановилась. В конце переулка я вышла на большую улицу с магазинами, по которой ехали «черные кэбы» ¹¹. Стрелка указывала вправо.

Я свернула на широкий тротуар, и теперь стрелка почти полностью совпадала с направлением моего взгляда. Я на верном пути. Пока я шла, стрелка вздрагивала, потом остановилась и снова указала вправо. С колотящимся сердцем я подняла глаза на фасад здания.

Я поняла, где нахожусь, и сердце мое замерло.

Роан привел меня сюда несколько недель назад, когда впервые рассказал мне о фейри. Именно здесь я в первый раз увидела Триновантум – здание, в которое встроен Лондонский Камень.

Я медленно присела на корточки рядом с узорной железной решеткой в стене. Льющийся из нее сквозь тусклое стекло желтый свет озарял Лондонский Камень. Я провела компасом влево-вправо рядом с Камнем, следя за стрелкой. Она неотрывно указывала на центр известняка. Так вот куда это меня привело, черт возьми?

В груди расцвела печаль, по щеке скатилась горячая слезинка, а я даже не заметила ее. Я и вправду думала, что компас приведет к моей матери – женщине из плоти и крови, которая, наконец, сможет ответить на некоторые вопросы. А вышло иначе: он привел меня к безжизненному камню. И это означало, что моя мать умерла. Возможно, как раз здесь.

Я глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Если Элвин сказал правду, здесь осталась сущность моей матери. Что это значит? Когда Роан в первый раз привел меня сюда, он использовал Камень, чтобы показать мне Триновантум. И обращался с Камнем с невиданным почтением. Что это за Камень, черт побери? Он связан с королевством фейри. Может, это портал?

Я посмотрела сквозь защищавшие его решетку и стекло. Было трудно что-то разглядеть, но в темноте я увидела какие-то вешалки с одеждой. Похоже, там магазин спорттоваров.

Я позволила своей магии проникнуть в здание. Словно притянутая магнитом, моя магия сосредоточилась на отражениях внутри, на металле и стекле. Я порылась в сумке, достала карманное зеркальце и уставилась на него, устанавливая связь с зеркалом на стене магазина. Когда я соединилась с ним, в голове у меня щелкнуло. Я ощутила на коже прохладный поток магии и прыгнула в отражение.

Я шагнула в темный магазин и начала озираться, пока не заметила Камень за стеклом. Пробралась к нему между вешалками с одеждой и уставилась на витрину, всю в пыли и отпечатках пальцев. Да уж, эта древняя могущественная реликвия явно знавала лучшие времена…

Я опустилась перед ним на колени, ломая голову, как Роан ухитрился им воспользоваться. Попыталась нащупать Камень, как нащупывала отражения, прислонила руку к тусклому стеклу, но ничего не почувствовала. Закрыв глаза, я подумала о Триновантуме. Ничего. Тогда я достала компас и обнаружила, что он по-прежнему указывает на Камень. Это явно то самое место. Я покрылась холодным потом. И подумала о матери – о женщине, держащей меня, новорожденную, на руках. Вопросы бушевали в голове как буря, прорываясь сквозь туман опьянения. Успела ли мама покачать меня? Ей было больно, когда меня забрали? Вопросы эхом отдавались в голове, усиленные одиночеством. Сердце бешено колотилось. В глазах потемнело, пока в сознании не возник образ стремительных водных потоков – они хлестали по коже, поднимаясь всё выше по телу. Мозг пронизывали вопли ужаса, крики во время жертвоприношения…

Глаза снова распахнулись, боль пронзила костяшки пальцев, и я уставилась на них: во власти галлюцинации я пробила кулаком стекло. Кровь стекала с кончиков пальцев на пыльную полку… И все же Камень притягивал меня ближе и ближе.

Словно под действием гравитации, я дотронулась до его шероховатой поверхности. И как только пальцы коснулись Камня, на меня обрушилась волна шума. Это напоминало прыжок в реку из голосов, в которой мой собственный голос стал всего лишь каплей во всеобщей какофонии, переплетаясь с остальными. Меня больше не существовало. Никакой Кассандры – дочери Рикса, никчемной пиявки страха. Только поток мучительных криков в темной пустоте.

Водовороты страшных, печальных, мучительных воплей сплетались воедино. Адские звуки наполнили тело темным восторгом и силой, вибрировали на коже, неслись вверх по позвоночнику. Может, они и пугали, но мне было необходимо освободиться от собственных мыслей.

Мощный заряд ужаса пронзил меня и затянул в бездну, пока не осталось ничего, кроме меня и черного потока криков. А потом, всего на долю секунды, я вспомнила имя: Кассандра. Я заставила себя прокручивать его в голове, постепенно собирая свое «я» из реки по частям. Я была агентом ФБР. Любила печенье «Орео» и хип-хоп, не отличала дорогое вино от дешевого – они нравились мне одинаково. Еще нравилось смотреть танцевальные клипы, и я запоем читала исторические романы о мускулистых шотландских лэрдах ¹². В старших классах вела дневник с вырезками о старых кинозвездах и хотела быть похожей на Одри Хепберн и Грейс Келли. Я была пикси – наполовину фейри. Меня трижды жалили пчелы, у меня аллергия на бананы. Я была профайлером. Моей первой любовью стал парень по прозвищу Блейз ¹³, который подводил глаза и играл на гитаре. Я была пиявкой страха. И подменышем.

Я пришла найти женщину, которая произвела меня на свет.

Где я? Неужели я каким-то образом оказалась внутри Камня? Пространство вокруг пульсировало жизнью, и Камень словно соединял меня с остальной частью города – и не только современного, но и древнего Лондона, со всеми слоями его истории. Я постигала столетия лондонского ужаса. И начала тонуть в гомоне бесплотных воплей.

– Мама! – пискнула я прямо в реку, но крики заглушили голос. Я искала ее, искала связь с женщиной, разлученной с дочерью. Искала ту, которая пережила такую потерю.

И в общем потоке я услышала слабый стон и почувствовала с ним что-то общее. Генетическую связь? Мы обе утратили что-то дорогое? Я знала лишь одно: нас что-то связывает. Я попыталась дотянуться до ее голоса, сказать, что хочу помочь, спросить, как вытащить ее оттуда. Но печальный испуганный крик не прекращался.

Я очнулась, лежа на сером ковре, тяжело дыша; по лицу текли слезы. Боль жгла руку в том месте, которым я разбила стекло. Я привстала взглянуть на рану, и меня затошнило от порезов на предплечье. Как минимум один из них был глубоким и сочился кровью. С трудом поднявшись, я сдернула с вешалки спортивную майку, чтобы остановить кровотечение, и взглянула на разбитое стекло: кровь капала с зазубренных осколков. Я больше не прикасалась к Камню, но голоса по-прежнему звучали у меня в голове. Крики измученных душ, и один из них пронзительнее остальных – тот, который связан со мной. Что с ней случилось? Я должна знать.

Доковыляв до блестящей металлической стойки с вешалками для одежды, я уставилась в отражение, подыскивая какое-нибудь безопасное место.

Глава 4

Я лежала в хостеле на кровати, отчаянно желая уснуть, но эхо в голове не давало мне покоя. Каждый раз, когда я забывалась на несколько минут, крики превращались в кошмары. В сознании всплыли образы – мужчины и женщины в белом стоят на берегу реки, их крики прорезают воздух. Прежняя Кассандра диагностировала бы у себя слуховые галлюцинации и психический срыв на фоне стресса. Но прежняя Кассандра не знала правды. Она ничего не знала о магии. После нескольких секунд забытья я вновь открывала глаза и плотнее куталась в одеяло.

Постепенно у меня сложилась теория насчет Камня. Он представлялся живым – пульсирующим связующим центром живого города. Не его сердцем, а участком мозга – сознательной сущностью. Лондонский Камень был подобен городской амигдале ¹⁴ – той древней части мозга, которая указывала, сражаться нам или бежать. И когда я постигла лондонский ужас, то каким-то образом повредила свой мозг. Как? Не знаю. Наверное, я прогуляла в магистратуре курс «Магические камни и их воздействие на мозг».

Провалявшись несколько часов в постели, я схватила мобильник и проверила время. Половина четвертого. Сколько я пробыла внутри Камня? Несколько минут? Часов? Мне казалось, что несколько дней.

Я откинула одеяло и встала с кровати. Голова шла кругом. Как долго я не спала? Слишком долго.

Пусть я не знала, что Камень сделал с моим мозгом, но знала, что делает бессонница. Таламус – центральная станция мозга, передающая информацию – перегорит. Все функции префронтальной коры – управление эмоциями, способность к планированию, восприятие реальности – полетят к чертям. Мозг начнет питаться собственными нейронами и синаптическими связями, и эмоции полностью возьмут надо мной верх.

В общем, нужно поспать, иначе я быстро скачусь в безумие. Заморгав, я потянулась за курткой. Мне явно требуется побольше алкоголя, чтобы успокоить гребаные вопли в голове. Ровно столько, чтобы вырубиться.

Быстро натянув джинсы и кожаную куртку, я прошмыгнула через темный вестибюль хостела и вышла на прохладный ночной воздух. В такое время суток город погружался в тишину, и это тревожило. Когда ничего не отвлекает, приходится слушать эхо криков в мозгу. Черт возьми, что эта штука со мной сделала? Словно токсины из Камня просочились в сознание, отравляя меня. Хотя, конечно, это полная чушь.

Я поспешила через дорогу к круглосуточному супермаркету «Теско». Когда двери открылись, меня ослепили флуоресцентные лампы, в голове застучало, перед глазами все поплыло. Я заморгала, собираясь с мыслями.

Передо мной простирался продуктовый лабиринт – бобы, белый хлеб, заморозка… Пока я потерянно бродила между полками, казалось, прошло несколько часов. Наконец я нашла то, что искала. Секция алкоголя. Я пересмотрела все полки, пока не добралась до самой дешевой бутылки: на этикетке значилось просто «Французское вино» за 2 фунта 99 пенсов. То, что надо. Моя цель – заглушить крики в голове и заснуть. А для этого вовсе не требуется изысканный напиток.

Я взяла с полки две бутылки и подошла к кассе.

Молодая кассирша нахмурилась. Я понимала, кто перед ней: взлохмаченная женщина, которая с полубезумным видом покупает дешевое пойло в четыре утра. Ну и плевать. Если б она слышала крики в моей голове и знала то, что знаю я, тоже не отказалась бы выпить.

Я приложила карточку к терминалу, она пискнула. Я схватила пластиковый пакет с прилавка и поспешила обратно в хостел, на ходу доставая ключ-карту и пытаясь блокировать голоса, которые волнами перекатывались в черепе.

Вернувшись в номер, я открыла первую бутылку и сделала глоток. Потом еще один, пытаясь влить в себя как можно больше дешевого пойла. К счастью, я не знаток вин, так что «Французское вино» за 2 фунта 99 пенсов показалось весьма недурным. Хотя, конечно, оно проигрывает кларету Лероя, да и непонятная этикетка начала тревожить. Может, стоило выбрать что-то поприличнее, даже если мне без разницы, – просто чтобы не чувствовать себя конченой алкашкой… Но все же и эта дешевка сделала свое дело.

Когда я прикончила полбутылки, голоса в голове начали стихать. Обшарпанный номер хостела наклонился и закружился, сознание опустело, разум притупился. Я порылась в сумке, достала ручку и нацарапала на винной этикетке слово «фантастика».

Пронзительные крики сменились низким гулом, и в голове не осталось ничего, кроме смутного ощущения несчастья. И наконец я вырубилась прямо в одежде.

* * *

– Чем могу помочь? – Молодая блондинка уставилась на меня из-за прилавка магазина спорттоваров. Ее взгляд выдавал ее мысли, и главная из них была: «Ты выглядишь дерьмово».

Я оглядела себя: джинсы с расстегнутой молнией, футболка в горчичных пятнах… Мать твою, когда это я ела горчицу? Пожалуйста, не говорите, что я сожрала сосиску из уличного ларька.

Я попыталась незаметно застегнуть джинсы, разглядывая витрину. Она была наполовину покрыта белой тканью, маскирующей зазубренную дыру в стекле. Нижняя часть Лондонского Камня все еще виднелась из-под покрывала, издавая гул со странной силой, которая так и манила. Мне было необходимо снова прикоснуться к Камню и услышать тот самый крик.

Может, просто объяснить этой блондинке, что сущность моей матери попала в ловушку, застряла в Камне и так осталась в нем, одинокая? Когда я приблизилась к Камню, крики стали просто оглушительными.

Продавщица прищурилась, выглядывая из-за угла небольшого стеклянного холодильника со спортивными напитками. Наверное, размышляет, не позвонить ли в полицию. Неужели она заподозрила, что это я разбила стекло? Повязка на моем запястье была в пятнах крови и горчицы.

Я встретила ее взгляд:

– Просто ищу бутылку воды. – Открыла холодильник и достала бутылку. – Вот она.

Руки тряслись, когда я поставила ее на прилавок, крики по-прежнему отдавались эхом в голове. Бурные эмоции заглушали мысли.

Я выдавила из себя улыбку:

– Мне нравится поддерживать баланс воды в теле.

Это прозвучало нормально?

Нет. Это прозвучало явно ненормально.

* * *

Поздно ночью я снова проникла в магазин, дрожа и чувствуя тошноту в горле. Когда я ела в последний раз? Как только выйду отсюда, куплю что-нибудь поесть. Что угодно, только не уличную сосиску.

Лондонский Камень маячил в витрине, притягивая все ближе. Я не могла объяснить, зачем пришла. Камень пугал, наполняя мой череп жуткими воплями. И все же я жаждала испытать тот темный восторг, который охватил меня, когда я дотронулась до Камня. Его мощь заглушила мои собственные мысли. Мне нужно лишь, чтобы крики стали достаточно громкими. Чистый ужас, а не воспоминания, которые терроризировали мозг. Я прикоснулась к Камню всего на несколько секунд – и утонула в стремительных потоках воплей. Это было похоже на свободу – темный, дионисийский экстаз. Древние понимали важность этого чувства, этой свободы от навязчивых мыслей.

Более того, это связывало меня с моей матерью. Я слышала там ее голос, который заглушал все остальные. Не знаю, что именно сильнее влекло меня к Камню: потребность в свободе или отчаянное желание соединиться с матерью.

Спотыкаясь, я подошла еще ближе и остановилась перед покрытым тканью стеклом. Протянула руку, откинула ткань и, глядя на грубую известняковую поверхность, почувствовала в своем теле тягу. И просунула трясущиеся пальцы в зазубренную дыру в стекле.

Конечно, не следовало прикасаться к Камню, но мне хотелось снова раствориться в тех криках. Словно услышав мои сомнения, каменная мощь потекла в сознание рекой криков. На мгновение я слилась с Камнем – и через него ощутила присутствие мужского духа. Над гладкой поверхностью возникли видения: могучая рука, сжимающая меч; лезвие, рассекающее женскую шею на речном берегу. Те самые руки, капающие красным воском на сложенный пергамент и ставящие печать с изображением кипариса. Затем те же сильные руки, обхватив клинок, вонзили его в мягкую женскую плоть ниже ребер; я почувствовала, как смертоносный восторг неведомого убийцы наполняет меня силой. Потом появился яблоневый сад – красный соблазнительный фрукт на ветке почернел и сгнил у меня на глазах.

Моя рука затряслась сильнее, стекло проткнуло запястье. Болевой шок привел меня в чувство, и я отдернула руку, заставив себя отступить.

Черт. Нужно прекратить это. Я не понимала, что сейчас творится, но явно ничего хорошего.

Я отшатнулась, капая кровью на пол. Крики, которые заманили меня к зеркалу, звали обратно, моля о пощаде. И в них можно было разобрать два слова: Повелительница Ужаса.

* * *

Я заморгала от слепящего света в «Теско». Кассирша уставилась на мои ноги, и я споткнулась перед прилавком, даже не сразу сообразив почему. Оказывается, я вышла из хостела в золотистом коктейльном платье и шлепанцах. Всё платье в крошках, а спереди еще и в винных пятнах. Да, реально стоит смотреться в зеркало перед выходом, иначе мне перестанут продавать вино и виски. Но чертовы вопли в голове продолжали отвлекать.

– Они удобные, – объяснила я. – Шлепанцы.

Бросив сердитый взгляд, женщина за кассой взяла у меня вторую бутылку виски и просканировала.

Пока она сканировала третью бутылку, я уже приготовила фунтовые банкноты и протянула ей. Так хочется побыстрее вернуться в номер, заглушить вопящее эхо в мозгу и заснуть крепко-крепко…

Может, перед сном я еще разок навещу Камень и снова услышу маму. И, может, на этот раз она не будет кричать.

* * *

Я стояла в душевой хостела перед зеркалом. Камень смотрел на меня, его было видно в отражении стеклянной витрины. Если протянуть руку к отражению, я смогу до него дотронуться. Услышу ли я снова мамин голос? Смогу ли освободить ее? Это был бы интересный эксперимент: большая часть моего тела находится в грязной общей душевой, моя рука на Лондонском Камне больше чем в миле отсюда, моя душа сливается с ним. Я поднесла к губам бутылку виски и сделала глоток, наслаждаясь восхитительным жжением в горле.

Сколько сейчас? Часа три ночи? Но над известняковой поверхностью занимался красноватый дневной свет, окрашивая ее розовым. Значит, уже рассвело. Где-то в другом измерении психически здоровая Кассандра бегала трусцой по парку, ела грейпфрут на завтрак и радовалась жизни.

Зазвонил телефон – наверное, опять Скарлетт. Я проигнорировала его, уставившись на Камень. Голова была тяжелая, вялая от виски.

Я боролась с собой, чтобы снова не прикоснуться к Камню, и позволила его мерцающему изображению исчезнуть. Мое собственное отражение вернулось и уставилось на меня. Бледно-розовые космы свисали на плечи, под налитыми кровью глазами – фиолетовые мешки. Видок совсем дерьмовый. Никчемная.

Голос в глубине сознания взывал, чтобы я убиралась из этого города, подальше от этого кошмарного Камня, пока не слишком поздно. Пока Кассандра Лидделл не исчезла навсегда.

* * *

– Касс, пожалуйста, – произнесла Скарлетт. – Что ты сказала?

Лежа на спине, я прижала мобильник к уху, расстроенная, что подруга не услышала.

– Я сказала, что нашла свою мать. Вернее, то, что от нее осталось. Она в амигдале города… – Я попыталась преодолеть дрожь в голосе и неразборчивость речи. Наверное, лучше было позвонить, когда виски закончится. Хотя, если я протрезвею, крики вернутся.

– Где-где? – переспросила Скарлетт.

– В амигдале – там, где живет страх. Я слышала голос матери внутри Камня. Что тут непонятного?

– Касс, милая. Твоя мама умерла. Что ты…

– Да не эта мать! Не та, которая меня вырастила. Я про биологическую мать. Я нашла ее. Она в Лондонском Камне – или, по крайней мере, там ее дух. И когда я прикасаюсь к нему… я чувствую силу. Ужас и силу. И это что-то означает. Это… ну, типа хранилище ужаса. Страха и ужаса, древней части сознания. Понятно?

На несколько долгих секунд повисло молчание.

– Касс, я прямо сейчас заказываю тебе билет на самолет. Я хочу, чтобы ты вернулась. О чем бы ты ни говорила, мы с этим разберемся.

– Я не вернусь! Не вернусь, пока не выясню, как моя мать связана с Камнем и для чего он нужен. Я слышу ее крики, как будто она там, внутри. Или там заперт ее дух. Понимаешь, о чем я? Но мне нужна твоя помощь, Скарлетт, мне нужно все, что есть у ЦРУ по Лондонскому Камню. Это какой-то артефакт фейри или инструмент. Это очень важно.

– Касс, это незащищенная линия.

Я взмахнула рукой:

– Думаешь, нас кто-то прослушивает? Фейри, что ли? У них даже телефонов нет – какая уж там прослушка… Их технологии застряли в железном веке. Поверь мне. И вообще, у них есть дела поважнее нас.

– Я почти готова повесить трубку, – ответила подруга. – Я понимаю, что ты прошла через столько дерьма, но ты ставишь под угрозу интересы национальной безопасности. Не говоря уже о моей работе. Тебе нужно выпить кофе, протрезветь и вернуться в Штаты. А потом, может, сходить – ну не знаю – к психотерапевту или типа того. Ты лучше меня разбираешься в этой фигне. Но если б я несла такой бред, ты точно послала бы меня к психотерапевту.

Я вспыхнула:

– Бред? Я только что сообщила тебе важную информацию – в Камне полно мучимых душ. А ты говоришь, что мне нужна психотерапия? Ты что, больше не доверяешь мне?

– Будь ты трезвой, в этом, наверное, звучало бы больше смысла. А сейчас – нет, не доверяю. И не повесила трубку только потому, что ты несешь полный бред и не говоришь ничего полезного. Я бы лично полетела в Лондон и привезла тебя домой, но у меня завал на работе и два убитых агента. Поэтому мне нужно, чтобы ты проспалась, выпила кофе и убралась из Лондона к чертовой матери.

– Может, я и пьяна, но только из-за криков. Моя работа здесь. В Лондоне. Камень – вместилище древней силы.

– Но сейчас ты явно не очень эффективно работаешь, Касс, иначе язык не заплетался бы.

– Я не вернусь, Скарлетт. И если не собираешься помочь, ты для меня никто. – Дрожа всем телом, я отключилась и швырнула мобильник в окно, наблюдая, как он кувыркается в воздухе и разбивается о темный тротуар.