Читать книгу: «Шаг в Безмолвие», страница 3

– Но Рэй сказал, что мы не можем остаться здесь, – возразила Элина.

– Вернуться к прежней жизни мы тоже не можем, иначе жертва окажется напрасной. Он сказал мне, перед тем как исчез: я не теряю надежды увидеть тебя снова… всех вас. Разве самоубийцы так говорят? Это ключ, подсказка к решению… – Мария внезапно остановилась: – Гениально! Невероятно опасно, но… боюсь, по-другому никак.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Элина.

– Выбраться из Безмолвия одному, без чьей-либо помощи невозможно, и мой синеглазый Странник это прекрасно знал. Как и то, что по-настоящему вернуться домой мы можем только одним способом… Ну, ты уже догадалась, каким?

– Эээ… – Брови Элины удивлённо поползли вверх. – Ты что, предлагаешь…

– Именно.

– Но мы не готовы!

– Хочешь забыть обо всём и вернуться на пятидневку в офис?

– Разумеется, нет! Но… как?!

Мария загадочно улыбнулась. Так бывало всегда, когда ей в голову приходила очередная блестящая идея.

– Рэйлен, сам того не желая, тоже оставил подсказку: слова, из которых мы строим свою судьбу. В этом мире они обладают удивительной силой. Всё еще сомневаешься? Хорошо, тогда вспомни музыку на поляне. Ты вела ей замолчать, и она смолкла. Совпадение? Не думаю. В нашем мире ты хоть заорись – такого не произойдёт.

– Но в данный момент мы обычные люди, – Элина недоверчиво смотрела на неё. – И мы здесь чужие. Этот мир не может нас слушаться.

– Тогда откуда в парке взялись гирлянды, шары и прочие атрибуты праздника? – Мария скрестила руки на груди. – Вспомни, о чем ты думала, когда мы бесцельно бродили по извилистым тропкам.

– Ну, – Элина задумалась, – я мечтала попасть на весёлое народное гулянье с угощением и танцами. Вот только никакого веселья не получилось.

– Совершенно верно. А знаешь, почему? – Мари рассмеялась, а потом снова стала серьёзной: – Потому что я не хотела никого видеть. И этот мир ухитрился выполнить оба наших желания. Ну, если тебе и этого мало… Как думаешь, кто по ночам приносит нам свежий хлеб, сыр, молоко и корм для кота? Служба доставки? Мастер Пополнения Холодильника? Кстати, имбирное печенье, которое я нашла в первый вечер, моё самое любимое. Я еще удивилась, откуда оно здесь: мы его покупали только в Лондоне.

– Допустим, – после долгой паузы согласилась Элина. – И что мы будем делать?

– Не верится, что это говорю я, но… использовать магию.

– Каждое слово обладает особой энергией, поэтому придётся очень аккуратно их подбирать, – Мари что-то быстро писала в блокноте. – Малейшая двусмысленность может дорого нам обойтись.

Элина наблюдала за тем, как она что-то зачёркивает, добавляет, переставляет слова местами. Потом не выдержала:

– Хватит, не мучайся. Всё равно маги из нас никакие. Давай просто будем искренними, честными и настроимся на благополучный исход.

– Я бы предпочла быть осторожнее, – Мари отложила блокнот. – Ладно, как хочешь, попробуем по-твоему. Начинай.

Элина закрыла глаза, на минуту погрузившись в себя. А потом заговорила:

– Я отправляюсь в Безмолвие, чтобы найти того, кто предназначен мне судьбой, и встретиться с теми, чей путь уже много веков неразрывно связан с моим. Я встречу их, узнаю, вспомню сама и помогу им вспомнить. Я исправлю всё, что должно быть исправлено: научусь принимать то, что отвергала, найду в себе смелость делать то, чего всегда боялась. Я приму себя полностью, научусь любить себя такой, какая я есть, и смогу научиться любить и принимать моего мужчину. Я делаю это по доброй воле, и ничья злая воля не помешает мне вернуться сюда с ним и с теми, кого я люблю. Да будет так.

– Круто, – оценила Мария. – Немного пафосно, но… в целом, всё правильно. Теперь моя очередь. Прости, если позаимствую пару твоих фраз.

Некоторое время она задумчиво разглядывала свои руки, потом сделала глубокий вдох и произнесла:

– Я отправляюсь в Безмолвие, чтобы найти того, кто предназначен мне судьбой, и встретиться с теми, чей путь уже много веков неразрывно связан с моим. Я встречу их, узнаю, вспомню сама и помогу им вспомнить. Я учту свои ошибки и постараюсь больше не совершать их: буду искренней и честной в своих чувствах, словах и поступках, научусь доверять другим, прощать и просить прощения, обрету веру в себя и раскрою крылья. Я ухожу добровольно, и ничья злая воля не помешает мне вернуться сюда со своим любимым, с моей лучшей подругой и её возлюбленным. Да будет так. И никак иначе.

– И у кого из нас больше пафоса? – рассмеялась Элина.

Минут пять они просидели, внимательно изучая друг друга.

– Странно, – задумчиво пробормотала Мари. – Мы не исчезаем. Ничего не происходит. Ты ощущаешь что-нибудь необычное?

– Нет, – честно сказала Элина. – Только желудок сводит от голода. Уже время обеда, а мы еще даже не завтракали.

– Неужели что-то пошло не так? Может, стоило написать всё это на бумаге, а потом торжественно сжечь?

– Ты еще предложи расписаться кровью, – хмыкнула Элина, а потом вздохнула: – Ну, нет так нет. Но попытаться стоило.

Они подождали еще немного, а потом перебрались на кухню, выпили остывший чай, съели по бутерброду. Имбирное печенье закончилось, и новую пачку никто не принёс. Намёк был понят правильно: подруги вымыли за собой посуду, собрали вещи и вышли из гостеприимного домика. Бастиан ждал на крыльце. Негромко мяукнув, он потёрся о ноги Элины, позволил Марии себя погладить, а потом прыгнул в заросли травы и был таков.

– Спасибо этому дому, – Мари повесила сумку на плечо. – В любом случае, впереди нас ждут великие дела. Я всё-таки хочу увидеть Альпы. – И отвернулась, чтобы Элина не видела её покрасневшие, полные слёз глаза.

Они прошли по дорожке мимо старого дома к гаражу, забрали машину, подождали, пока прогреется двигатель, а потом открыли ворота и выехали на асфальтовую площадку. Створки ворот за ними медленно закрылись. Элина бросила прощальный взгляд туда, где за деревьями скрывался её старый дом, вздохнула и решительно нажала педаль газа…

Ближе к вечеру они остановились в одном из недорогих отелей Зальцбурга, где у них был забронирован номер на двоих. За весь день они не сказали друг другу и десяти слов: разговаривать не хотелось. Только перед сном, уже лёжа в постели, Элина спросила не то подругу, не то саму себя:

– Интересно, что было бы, если бы у нас получилось?

– Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем, – Мария зевнула, закуталась в одеяло и погасила свет.

Темнота обрушилась на них, стала густеть, и вскоре всё вокруг заполнила непроглядная тьма. Уже засыпая, Элина успела подумать, что, так или иначе, это было самое невероятное приключение в её жизни. Даже если у него нет и не будет продолжения и оно окажется безумной мистификацией. Даже если нет никакого Безмолвия, никаких предначертанных встреч, никакой любви вне пространства и времени.

Даже если в доме, стоящем на перекрёстке миров, её никто никогда не ждал и не ждет…

Мысли растворились в пустоте. Так всегда бывает во сне… или когда погружаешься в глубокую медитацию. Она сделала вдох – и ощутила аромат благовоний, помогавший ей сосредоточиться во время молитвы. Чуть повернула голову, прислушиваясь, – и различила тихие шаги босых ног по каменному полу. Нужно было возвращаться. Кто-то искал её. Кто-то нуждался в её помощи.

Она медленно открыла глаза… и увидела перед собой улыбающееся лицо Богини.

Часть вторая. Дар Тривии

…Как много ролей у Безмолвия!

Играть их забавно и сложно,

Но мы выполняем условия –

Не выполнить их невозможно.

В пространстве –

и словно в прострации –

Нас четверо: двое и двое.

Меняются лишь декорации,

А мы остаемся собою…

1

Бронзовый лик отражался в воде, наполнявшей священную чашу. Черные свечи почти догорели, и в неверном отблеске угасающих огоньков девушка разглядела легкую рябь, пробежавшую по губам Богини, отчего её благословляющая улыбка превратилась в недовольную гримасу. Юная жрица виновато склонила голову и закрыла лицо руками. Сколько раз ей говорили, что Великая Тривия не позволяет слишком долго медитировать тем, кто не удостоился Высшего Посвящения! Не нужно было погружаться так глубоко и отпускать в свободный полет свою недостаточно опытную атме – душу, принадлежащую грозной Богине ночи, покровительнице тайных знаний, беспощадной к тем, кто смеет Её ослушаться.

Для подобных путешествий в пространстве и времени нужно иметь высшее для жрицы звание – атемис, что означало «Принявшая Дух Божественной Матери». Или хотя бы второе по значимости – атикайя, «Говорящая с Матерью»… Девушка опустила руки на затекшие от долгого сидения колени и робко взглянула на статую Богини. Тривия по-прежнему улыбалась, но, казалось, вот-вот укоризненно качнет головой и скажет: «Как тебе не совестно, Герика! А ведь я устилала твой путь лепестками цветов, помогла тебе в неполные семнадцать лет пройти первую ступень Посвящения и получить звание мельи – «Осененной поцелуем Матери». Звание, которое жрицы обычно получают гораздо позже, после нескольких лет преданной службы и исполнения трудных обетов!»

«Прости меня, – мысленно попросила девушка. – Я знаю, что могла не вернуться в собственное тело, ибо знания мои о Незримом мире еще очень малы. Но что-то произошло там. Вмешалось что-то сильное, непреодолимое… и я не смогла удержать свою атме. Словно чудовищный вихрь подхватил ее, и лишь по воле Твоей я сумела…»

В коридоре снова послышались осторожные шаги. Похоже, та, что пришла в святилище, боялась помешать её медитации и все же была вынуждена прервать уединение жрицы. Девушка повернула голову и сделала приглашающий жест. Из темноты возник знакомый силуэт: Дегина, младшая жрица. Непосвященная низко поклонилась ей – такие, как она, в храме выполняли обязанности служанок. Это было их послушание.

– Мелья, – взволнованно прошептала она, – уже полдень. Прибыли «серые плащи».

Герика равнодушно пожала плечами: и что с того? Каждый день, когда солнце поднималось в зенит, ворота храма открывались и во двор перетекали вереницы паломников, желающих поклониться Великой Тривии. Десятки мужчин и женщин в одинаковых серых плащах, спасавших от палящего солнца, с корзинами подношений в руках и молитвами о милости в сердце.

– Мелья, с ними приехала царевна Солан.

Герика изумленно взглянула на младшую жрицу. Дочь царя Ангуса была здесь не так давно – луна не успела народиться дважды, и тогда в храм прибыла целая процессия: царь Кадокии приехал просить у Богини благословения на брак своего сына и наследника, старшего брата Солан. Судя по богатым дарам, которые Ангус оставил на алтаре Тривии, брачный союз обещал быть выгодным, а сам праздник – пышным.

После этого никаких известий из Кадокии мелья не получала. Что же случилось?

Герика потянулась было к висевшей на поясе дощечке для письма, но вовремя сообразила, что в святилище слишком темно. Тогда она жестом поблагодарила Дегину за новость, а когда та ушла, с трудом поднялась с пола, распрямив, наконец, затекшие ноги. Поклонилась статуе Богини, приложив обе руки к сердцу, и осторожно, чувствуя болезненное покалывание в ступнях, поспешила во двор.

Странно, очень странно. Дегина сказала, что Солан прибыла в храм с группой «серых плащей». Виданное ли дело – дочери царя путешествовать с простолюдинами! О чем думал государь Ангус, отправляя юную девушку в неблизкий и довольно опасный путь? Хотя, возможно, крытую повозку с царевной сопровождает отряд опытных воинов. Десяти или двенадцати фалангеров¹ вполне хватило бы, чтобы…

Пораженная Герика застыла в дверях, не веря своим глазам. Не было никакого отряда, не было даже крытой повозки: был только толстый соловый мерин, на котором гордо восседала закутанная в серый плащ царевна, и две молодые женщины, её служанки, которые, по всей видимости, весь путь проделали пешком.

Герика, нахмурившись, схватилась за дощечку и стило. Тем временем Солан, заметив ее, соскользнула с коня и неловко заковыляла навстречу подруге.

– Не понимаю, как мужчины весь день проводят в седле и после этого могут сражаться! – смеялась она. – Кажется, мне теперь никогда не удастся сомкнуть ноги!

Ее служанки расхохотались. Герика еще сильнее сдвинула брови, продолжая яростно выцарапывать буквы на податливом воске.

– Да устелет Богиня твой путь лепестками цветов! – Солан подошла и заключила жрицу в объятия. Капюшон плаща съехал, обнажая пепельно-русые волосы царевны, уложенные в простую прическу. По крайней мере, она не стремилась подчеркнуть свое положение… но Герика все равно отступила на шаг и резким движением протянула ей дощечку, на которой было всего два слова:

«Это безумие!!!»

– Ох, – виновато вздохнула царевна, оглядываясь на служанок, – ты права, Герика, и мой отец был бы того же мнения, если бы знал… – Жрица всплеснула руками: ну, разумеется, стоило догадаться, что Ангус не благословлял дочь на эту поездку! – Но поверь, мне было необходимо увидеть тебя. Многое изменилось, и, – Солан перешла на шепот, – мне нужна твоя помощь.

Герика долго и испытующе разглядывала ее. Потом снова взялась за стило:

«Поговорим там, где нас никто не услышит».

В это время года плодовые деревья в храмовом саду еще не полностью отцвели, и теперь белые и розовые лепестки то и дело падали на мраморную скамью, на головы и плечи сидящих рядом девушек.

– Они словно благословение Богини, – Солан подставила ладонь, и несколько кружащихся лепестков тихо опустилось в нее. Хмурая Герика нетерпеливо постучала острой палочкой по оборотной стороне дощечки, и царевна вернулась к рассказу: – Ну, так вот: роскошнее пира, чем на свадьбе моего брата, в Кадокии не было уже много лет. Этот брак укрепит политический и военный союз между нашим государством и соседним Эфраном, и отец говорил…

Герика сделала жест, словно приподнимала с лица покрывало. Солан улыбнулась:

– Невеста? Совсем ребенок, намного моложе меня. Мы боялись, что во время церемонии она лишится чувств – настолько бедняжка была взволнована и напугана. Жрецы, проводившие обряд, предлагали отложить осуществление брака, но её родители настояли. – Девушка опустила глаза и заговорила тише: – Служанки сказали, что утром после свадебной ночи лицо новобрачной было опухшим от слез. Мой брат вовсе не чудовище, он красив и силен, его есть за что полюбить… и все же она не выглядела счастливой. Скорее, наоборот. Радовались только царь и царица Эфрана, получившие богатый выкуп за дочь, разрешение на беспошлинную торговлю и надежного союзника в случае войны.

Герика удивленно выгнула бровь, но царевна пожала плечами:

– Не спрашивай, я совершенно не разбираюсь в политике, да мне это и не нужно. Эриней с десяти лет всюду сопровождал отца, даже на переговорах, но он будущий правитель, а я… Моя роль достаточно скромна: укрепить союз Кадокии с одним из соседних государств. – Солан вздохнула и замолчала, и Герика вдруг поняла, что привело её сюда. Она схватила дощечку и быстро нацарапала на ней:

«Тебя выдают замуж?»

– Вскоре после свадьбы Эринея отец сказал, что решил мою судьбу, – Солан подняла на неё чуть увлажнившиеся темно-синие глаза и едва выдавила улыбку. – Он не назвал имени, лишь срок: ближайшее новолуние. Поэтому я хотела попросить тебя провести обряд. Хочу узнать, что меня ждет, и понять, смогу ли я стать счастливой.

Герика задумчиво побарабанила пальцами по скамье и вновь принялась писать.

«Сегодня не получится: я совершила ошибку и вызвала порицание Богини. Мы можем поднести Ей дары, а завтра утром я попрошу её показать мне твою судьбу».

– Хорошо, – согласилась царевна, возвращая дощечку. – Я могу остаться в храме на день или два. Вряд ли отец хватится меня: он покинул столицу для очередных переговоров, а брат с молодой женой путешествуют по Эфрану. Вот я и решила, что это подходящий случай увидеться с тобой и помолиться Великой Тривии.

Герика покачала головой и многозначительно похлопала себя по лбу. Но Солан только рассмеялась.

– Ох уж эти ваши обеты! – проговорила она. – Я бы не смогла молчать целый год. Когда же завершится испытание, Герика? Я так соскучилась по твоему голосу.

Жрица принялась загибать пальцы: один, два, три… семь, восемь, девять. А потом поднялась со скамьи и жестом велела царевне следовать за ней.

2

Ранним утром следующего дня, после ритуала Восхваления Богини, на котором обязательно присутствовали все жрицы – от Верховной до младших непосвященных, Герика и Солан уединились в опустевшем святилище. Венки из луговых цветов, принесенные ими накануне и обрамлявшие подножие статуи, все еще источали свежий, чуть терпкий аромат. Нежные лепестки не завяли, и Герика сочла это добрым знаком: Тривия благоволила им. Теперь предстояло как следует подготовиться к обряду.

Они обе опустились на колени возле алтаря. Жрица зажгла свечу, и теплый огонек разогнал сумрак, заставил его заплясать на стенах причудливыми тенями. Желтые отблески заиграли на бронзовом теле Богини, молча взиравшей на девушек с высоты своего роста. Грозная и прекрасная, в одной руке она держала факел – символ знания, в другой – меч, орудие возмездия; вместо венца голову Тривии обвивала змея – символ мудрости. Солан невольно залюбовалась ею: статуи богов-мужчин с суровыми лицами и преувеличенно мускулистыми телами редко вызывали у неё восхищение, разве что легкий трепет, а здесь она видела настоящую красоту и чувствовала силу, которой хотелось приобщиться, довериться и вознести молитвы. Близость той минуты, когда откроется её будущее, вызывала и радостное волнение и страх, поэтому, чтобы отвлечься, пока Герика воскуривала благовония и наливала воду в священную чашу, Солан принялась без умолку болтать.

– Я долго гадала, кто это может быть, – призналась она. – У царя Шантии нет неженатых наследников. Тирренский царевич слишком молод для брака, да и выгоды этот союз не сулит никакой. Остаются два западных царства и два, лежащих на юго-востоке…

Герика прервала свое занятие, повернулась к царевне и приложила палец к губам.

– Царевич из Лодоса ужасно некрасивый, – Солан перешла на шепот. – Низкорослый, с круглым лицом, короткой шеей и большим животом. Когда он садится верхом, под ним прогибается лошадь. Боюсь даже представить, что будет со мной, если такой навалится сверху.

Герика сердито хлопнула её по колену и протянула девушке маленькую глиняную чашу с молитвенным зельем. Содержимое второй чаши она медленно выпила сама.

– Хемейский царевич вроде ничего, но слишком уж молчаливый – слова из него не вытянешь. Говорят, он предпочитает мальчиков. – Царевна залпом проглотила зелье и поморщилась: оно было горьким и вяжущим. – Ууу, какая гадость!.. Царь Фарагона недавно овдовел, но ему уже далеко за сорок и у него выпала половина волос…

Герика с трудом сдержалась, чтобы не шлепнуть её по губам. Она понимала, что Солан лишь пытается скрыть волнение, но её болтовня мешала сосредоточиться на обряде и потому раздражала жрицу.

– Есть еще танарийский царь, но в нынешней ситуации мой отец не захочет союза с ним. Я слышала, как он говорил…

Потеряв терпение, Герика зажала ей рот ладонью. Потом пристально посмотрела в глаза девушки и перевела взгляд на статую Тривии. Солан робко кивнула, и жрица, отпустив ее, сложила руки на груди, приступая к молитве. Царевна последовала её примеру.

Попросив благословения и помощи у Богини, Герика придвинула ближе священную чашу и принялась что-то сыпать в воду из разных мешочков. Солан с изумлением наблюдала, как в свете свечей вода то темнеет, то светлеет, то покрывается рябью. Струйки ароматного дыма, переплетаясь между собой, поднимались вверх и плыли по святилищу. Царевна взглянула на Герику: пламя свечей отражалось в расширившихся зрачках жрицы, распущенные темные волосы оттеняли белизну её кожи, и вся она в своем черном одеянии напоминала явившееся на зов потустороннее существо, такое же грозное и прекрасное, как и её Богиня.

Мелья протянула девушке тонкую серебряную иглу. Она была настолько острой, что Солан в первый миг даже не почувствовала боли. А когда ощутила ее, то увидела, как капли её крови медленно стекают по указательному пальцу и падают в чашу. Герика облизала иглу, уколола свой палец и выдавила туда же несколько алых капель. А потом низко склонилась над чашей, в которой плясало отраженное пламя свечей…

– Ну, и что ты видела? – нетерпеливо спросила Солан. – Герика, ты вообще что-нибудь видела? Очнись!

Молитвенное зелье понемногу прекращало действовать, но жрица все еще сидела неподвижно и, кажется, даже не моргала, глядя в одну точку. Лицо её было задумчивым и немного растерянным, а между бровей залегла тревожная складка. Именно это и насторожило царевну.

– Герика! – девушка взяла её за руку. – Неужели Богиня не ответила на просьбу? Честно признаюсь, я смотрела в чашу, но видела в ней лишь свое отражение. А ты?

Мелья, не глядя на Солан, повернулась к статуе Богини. Некоторое время она всматривалась в черты её лица, словно надеясь получить ответ на какой-то вопрос. Но, похоже, ответа не последовало: девушка глубоко вздохнула, поднялась с пола, поклонилась и принялась убирать ритуальную утварь. Приведя все в порядок, она взглянула на изнывающую от нетерпения царевну и жестом показала ей: идём.

Девушки вышли в одну из галерей и сели рядом на мраморный парапет. Герика долго смотрела куда-то перед собой, затем принялась писать на дощечке:

«О чем ты просила Великую Тривию?»

– Я просила Богиню открыть мне будущее, – ответила Солан. – Имя жениха или название государства, в которое мне придется уехать. – И вдруг её осенило: – Герика, неужели ты видела меня рядом с… о-о, нет, только не царевич из Лодоса! Пожалуйста, скажи, что это был не он! И не стареющий государь Фарагона! Я этого не вынесу!

Она уткнулась Герике в плечо и зарыдала: видимо, обострявшее чувствительность зелье всё еще действовало. Мелья отложила дощечку, обняла девушку и погладила по голове.

Она знала царевну уже давно и любила, как сестру, которой у неё никогда не было. Герика и Солан впервые встретились несколько лет назад, когда царь Кадокии привез в храм смертельно больную жену в надежде, что Великая Тривия исцелит её. У немолодой уже царицы неожиданно начал расти живот, и поначалу все радовались, что она подарит Ангусу еще одного ребенка. Но время шло, а плод не шевелился, и целители заподозрили неладное. Здоровье царицы стремительно ухудшалось, её начали мучить боли, ни одно из проверенных средств не помогало, и тогда, отчаявшись, государь решил обратиться к богине-покровительнице жен и матерей и её Верховной жрице, умеющей составлять поистине чудодейственные снадобья. Юная царевна ни на минуту не отходила от матери: поила её травяным настоем, облегчающим боль, обтирала влажной губкой её воспаленное, раздувшееся тело, говорила с ней или просто держала за руку. Герика тогда была Непосвященной, ей поручали ухаживать за тяжелобольными, и она видела, как эта хрупкая, нежная девочка старается быть сильной, пряча слезы за ободряющей улыбкой. В тот раз Богиня не совершила чуда, и спустя десять дней царица умерла. Только тогда Солан дала волю чувствам – Герика нашла её в святилище, горько плачущую, распростертую у подножия бронзовой статуи. Непосвященная не умела утешать, но подходящие слова нашлись сами собой: о том, что милосердие Тривии может быть разным и в некоторых случаях смерть – одна из его разновидностей; о том, что любимые и любящие никогда не уходят навсегда – пусть и незримо, но они находятся рядом; о том, что память – единственный способ не дать человеку бесследно исчезнуть в пространстве за гранью этого мира…

С того дня они сблизились, стали подругами и с нетерпением ждали очередного праздника или иного события, позволявшего им увидеться вновь. Они могли часами говорить обо всем на свете или молчать, задумчиво глядя на звезды, смеяться или грустить, делиться друг с другом самым сокровенным. Но сейчас мелья не решалась рассказать Солан об увиденном в глубине священной чаши. Она и сама до конца не понимала того, что видела, и это пугало её.

Когда царевна перестала всхлипывать, Герика аккуратно отстранилась и снова взялась за дощечку.

«Я не видела рядом с тобой ни жирного урода, ни старика, – торопливо нацарапала она. – Я тебя вообще не видела».

Солан удивленно захлопала мокрыми ресницами и вопросительно уставилась на подругу.

«Мне тоже однажды придется выйти замуж. Брак – это, в первую очередь, долг, но я попросила Тривию, чтобы нас с тобой миновала горькая участь большинства женщин. Чтобы мы не только исполнили свой долг, но и обрели счастье».

– И что же она показала тебе? – тихо спросила царевна.

Герика закусила губу. Потом стерла уже написанное и медленно начала выводить букву за буквой.

«Я видела…

«…битву. Пламя и кровь. Много крови. Несущихся лошадей и людей, гибнущих под копытами. Видела темноволосого воина, заносящего меч над своими врагами. И второго мужчину: он выступил из темноты, словно тень, огромная и смертоносная. У него было странное оружие, похожее на топор с длинной рукоятью, способное убить с одного удара. Эти двое были сильны и опасны, но я не боялась. Я смотрела на них, и в моем сердце рождалась странная смесь надежды и боли, страха и радости…»

Стило дрогнуло в руке жрицы.

«Я видела двух мужчин. Один похож на южанина, лицо второго не удалось разглядеть. Достаточно молодые, крепкие, сильные воины», – сдержанно написала она.

– Воины? – растерялась Солан. – Но я не могу выйти замуж за воина. Даже за главнокомандующего фалангерией. Отец никогда не позволит.

Герика пожала плечами и добавила:

«Иногда предсказания трудно понять. Возможно, это метафора»

Пламя и кровь. Трудно не догадаться, о чем идет речь.

«Тебе нужно вернуться домой, Солан. Если государь узнает, что ты уехала без его позволения, он рассердится и накажет тебя»

– Ты права, – помолчав, кивнула девушка. – Что ж, по крайней мере, я не отправлюсь ни в Фарагон, ни в Лодос. Это уже хорошо, – Солан поцеловала Герику в лоб и поднялась: – Спасибо тебе. Я сплету для Богини венок из белых цветов в знак благодарности и прикажу служанкам седлать коня. Мы вернемся в столицу уже завтра вечером.

3

Герика проводила подругу до сада, а сама отправилась в верхние помещения храма. Её ждали дела. Послушание мельи – разбирать привезенные свитки и пергаменты, многие из которых написаны на чужом языке, и переводить их на язык, понятный в этих краях, – только на первый взгляд казалось легким.

К полудню она закончила начатый вчера свиток и отнесла показать Верховной жрице. Атемис Сефира внимательно изучила его и с улыбкой потрепала девушку по щеке:

– Ты хорошо потрудилась, мелья. Красивый слог. Тебе нужно попробовать переводить стихи.

Смущенная похвалой Герика опустила глаза. Сефира хотела что-то добавить, но тут в её покои вбежала атикайя Джива, маленькая, круглая женщина с добрым лицом и не по-женски низким голосом. Судя по вытаращенным от волнения глазам, она несла чрезвычайно важную новость.

– Госпожа, – пробасила атикайя после обмена приветствиями, – у нас гости. Прибыл государь Искандер из Танарии в сопровождении десяти всадников.

Верховная жрица и Герика удивленно посмотрели на запыхавшуюся жрицу. Мелье не раз доводилось слышать о танарийском царе, но она никогда раньше его не видела. Удивление же Сефиры отдавало настороженностью.

– Что привело его в Междуречье? – спросила она. – Не самый близкий путь, чтобы просто почтить Богиню. В Танарии есть собственный храм Тривии.

– Зато наш – самый большой и самый известный! – Джива вытерла раскрасневшееся лицо платком. – Все знают, что Богиня особо благоволит этому месту.

– Это так. Что ж, видимо, у государя появилась серьезная надобность, – задумчиво усмехнулась Верховная жрица. И добавила уже другим, деловым тоном: – Распорядись, чтобы его приняли, как подобает. И собери Посвященных.

– Всех?

– Нет, только Высших, – Сефира бросила взгляд на Герику и неожиданно предложила: – Если хочешь, можешь пойти со мной. Проследишь, чтобы младшие не путались под ногами.

Встречать царственного гостя вместе с Высшими жрицами – слишком большая честь и огромная ответственность для мельи. Но Герика не посмела возразить, лишь благодарно коснулась губами узкой руки Верховной жрицы.

Они спустились на мраморную площадку перед входом в храм, как раз когда всадники спешились и, привязав лошадей во дворе, стали подниматься по ступеням в святилище. Герика привстала на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть гостей, прибывших с далекого юга… и вдруг, побледнев, шагнула назад и прижалась к колонне.

Впереди шел высокий, хорошо сложенный мужчина в светлом походном плаще, судя по всему, еще не перешагнувший порог тридцатилетия. Его слегка вьющиеся темные волосы, удерживаемые тонким золотым обручем, свободно рассыпались по плечам, черты загорелого лица были красивыми и благородными, однако более всего Герику поразили его глаза – удивительно чистого синего цвета, похожие на два драгоценных камня: такие же яркие и столь же холодные. Двигался он легко, и в каждом его движении чувствовались уверенность и сила. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: перед ними не только правитель, но и опытный воин.

За государем следовали его спутники, и один из них сразу привлек внимание Герики. Он был почти на голову выше царя и гораздо шире в плечах. Девушка знала только одно племя, рождавшее таких великанов, но присмотрелась и усомнилась в своих выводах. Варвары с севера были беловолосыми, светлокожими, с бледно-голубыми глазами; этот же мужчина был загорелый, зеленоглазый и носил на голове гхутру – серый хлопковый платок, полностью закрывавший волосы или наголо бритую голову. Так защищались от солнца пустынники Мессы, и Герика, поколебавшись, все же решила, что спутник Искандера – южанин. Да и одет он был, как прочие танарийцы, в легкую походную форму и плащ. Одно лишь вызвало у неё беспокойство: взгляд, который мужчина то и дело бросал по сторонам, на внутреннее убранство храма, на привязанных в стороне лошадей и особенно – на проходивших мимо женщин.

Это был цепкий и внимательный взгляд хищника.

Все-таки Герике удалось взять себя в руки. По крайней мере, когда царь Танарии подошел ближе, у неё хватило сил отлепиться от колонны и встать на свое место позади старших жриц.

Искандер сдержанно поклонился Сефире. Воины царя последовали его примеру.

– Да пребудет с вами благословение Великой Богини, государь, – проговорила атемис, слегка наклонив голову в ответ. – Здесь всегда рады гостям, какие бы дороги ни привели их сюда.

– Это всем известно, – глубокий и бархатный, как у большинства южан, голос мужчины ласкал слух, но Герика сразу почувствовала, что он может звучать совершенно иначе: жестко и властно. – Мы не первый день в пути, у нас закончились вода и провизия. Позволите ли нам переждать жару, пополнить запасы и обратиться к Тривии с просьбой?