Читать книгу: «Загадка по имени Кристобаль Баленси», страница 3

2. Встреча с Коко Шанель
Сан-Себастьян, 1917

Дайте мне неидеальное тело, и я сделаю его идеальным.

Уже три года как мир погрузился в кровавую войну. Однако представители буржуазии и аристократии Сан-Себастьяна, казалось, не хотели этого замечать: люди сидели в кафе и ходили на скачки на ипподром. В общем, жизнь кипела. В эту атмосферу carpe diem¹, обеспеченную нейтралитетом Испании в Первой мировой войне, и погружается Кристобаль Баленсиага. Он возвращается в город после того, как проработал некоторое время в ателье в Бордо. У этого юноши двадцати двух лет нет почти ничего общего с тем мальчиком, сопровождавшим свою мать по делам на улицах Гетарии; теперь он понимает французский язык, а также знает тонкости высокой моды. Из своих поездок в Париж Баленсиага привез несколько моделей от дизайнеров, которыми восхищается. Он хочет распороть платья и проанализировать каждую деталь, подобно тому, как энтомолог препарирует насекомых под лупой. Есть одна кутюрье, которой он особо одержим: ее зовут Габриэль Шанель, однако больше она известна как Коко. Говорят, что благодаря ей на баскском побережье можно увидеть свободных от корсетов женщин, прогуливающихся в необычных вязаных кардиганах и матросках.

Мы находимся на пороге Гран-Казино в Сан-Себастьяне, прямо у фасада, смотрящего на сады Альдерди-Эдер, за которыми виднеется залив Ла-Конча. На дворе тихий поздний вечер конца сентября, время, когда лето еще отказывается покидать город. У молодого Кристобаля зачесанные назад волосы, на нем пиджак, двухцветные ботинки и элегантная шляпа [7]. Это привлекательный и перспективный мужчина 1,80 метра ростом, только что открывший свой первый модный дом в городе, на улице Вергара, 2. Этот дом носит простое название C. Balenciaga [8]. Его сестра Агустина помогла ему найти сотрудников, и на каждого из них он произвел впечатление человека, уверенного в своем таланте.

«Дайте мне неидеальное тело, и я сделаю его идеальным», – повторяет Кристобаль как мантру. А затем обычно с решительностью добавляет:

– Женщине не обязательно обладать красотой, чтобы носить мои наряды: сам наряд превратит ее в красавицу.

Почему же в столь поздний час, будучи таким серьезным и ответственным, настолько преданным своему делу, он пришел в казино? Оказывается, до его ушей дошел слух, что Шанель, которая уже несколько дней представляет свою последнюю коллекцию в роскошном отеле «Мария Кристина», каждый вечер приходит в игорное заведение. В компании своей младшей сестры Антуанетты она пытает счастье в баккара. А Кристобаль, зачем же отрицать очевидное, жаждет познакомиться с этой женщиной. Сейчас ей тридцать четыре года, свою карьеру она начала в двадцать семь. Шанель стала шить шляпы благодаря, по слухам, финансовой поддержке своего любовника, английского джентльмена и игрока в поло по имени Бой Кейпел. «Я думал, что дал тебе игрушку, а в итоге подарил свободу», – говорят, именно эту фразу Бой сказал Коко на открытии ее парижского ателье на улице Камбон. За ателье последовали открытия магазинов в Довиле и Биаррице, где теперь Габриэль продавала платья за три тысячи франков. А еще говорят, что во всех магазинах у этой смелой швеи теперь трудятся почти триста работниц. Какая женщина! Настоящая успешная предпринимательница!

Да, Кристобаль ужасно хочет познакомиться с мадемуазель, couturière, которая смогла добиться успеха среди громких, преимущественно мужских, имен парижской высокой моды: Уорта, Пакен, Дусе… Итак, он решительным шагом заходит в казино, проходит мимо играющего на террасе оркестра, который выглядит так, будто в мире не происходит никаких несчастий. Баленсиага оставляет позади себя кафе и бильярд и поднимается по величественной лестнице из белого мрамора, освещенной вереницей бронзовых ламп. На верхнем этаже расположены игровые комнаты: они закрыты для жителей Сан-Себастьяна, это территория иностранцев. Однако не привыкший сдаваться Баленсиага прибегнул к покровительству друга-иезуита с хорошими связями, и директор казино позволил ему посетить комнаты [9]. Перед тем как оказать ему эту услугу, его религиозный друг предупредил Баленсиагу, чтобы тот был осторожен с Коко Шанель, он был убежден в дьявольском происхождении ее таланта.

Кристобалю без проблем удается добраться до игровых залов. Он бродит среди смеющихся иностранцев, празднующих удачу, и вот тут-то видит ее. Там, вдалеке, с картами в одной руке и сигаретой в другой, сидит непохожая ни на кого женщина. С чего бы начать? У нее довольно скандальная прическа: ее темные волосы подстрижены в стиле «гарсон», так же, как и у дерзкой писательницы Колетт². Кожа у нее загорелая, словно она пыталась подражать самым скромным крестьянкам, а не тем аристократкам, которые так заботились о бледности своего лица. И как будто этого всего было недостаточно, подол ее платья даже не прикрывал лодыжки, а талия была едва видна под свободным кроем ткани. На ее груди покоились несколько ниток очень длинного жемчужного ожерелья, где жемчуг переплетался с какими-то камушками, похожими на бижутерию. Она одевалась так, как хотела, потому что не боялась ничего и никого и привыкла общаться с самыми яркими персонажами парижской культурной сцены. Например, всего несколько месяцев назад она подружилась с Пабло Пикассо, ее альтер-эго в мире живописи, как сказал Жан Кокто.

«Похоже, сам дьявол “нашептывает” ей идеи для нарядов».

Осмелится ли Кристобаль заговорить с ней? Осмелится ли завязать разговор с грозной Мадемуазель?

Отчего бы и нет? Разве он, несмотря на свою молодость, не стал уже успешным кутюрье? Разве его не вызывали во дворец Мирамар, чтобы сама королева Мария Кристина могла примерить одно из его творений? Почему он должен бояться?

В этот момент Коко встает. Она идет через зал, направляясь туда, где со шляпой в руке остановился Кристобаль. Подобно тому, как однажды он осмелился попросить маркизу де Каса Торрес позволить скопировать купленное в Париже платье, сегодня он набирается смелости, чтобы заговорить с Габриэль, с самым революционным среди новых деятелей моды, а также – как ему рассказали – и самым вспыльчивым. Он обращается к ней на своем неуклюжем, но неплохом французском.

– Мадемуазель Шанель?

Она останавливается и разворачивается к нему во всей красе: прямой нос, гордый подбородок, блестящие черные глаза и высокие скулы. Вглядывается в его лицо. Она хороша собой, но прежде всего невероятно харизматична.

– Да, это я, вы что-то хотели?

– Меня зовут Кристобаль Баленсиага. Позвольте мне выразить восхищение вашей модой.

Приподнимая брови в раздражении, Габриэль поправляет его:

– Ах, нет-нет, месье. Это другие следуют моде, я же создаю стиль. Мода предназначена для того, чтобы ее убивали. Господи Боже, да ведь мода стареет еще быстрее, чем женщины! Мои же творения будут жить даже тогда, когда меня уже не будет. Я в этом не сомневаюсь.

Он застенчиво улыбается и кивает в ответ на тираду своей собеседницы. Прокашливается.

– Видите ли, я только что открыл свое ателье в Сан-Себастьяне. Я планирую представить свою первую коллекцию в следующем году и…

Шанель не дает ему закончить:

– Что ж, тогда я желаю вам удачи, и прежде всего, быть амбициозным. Видите ли, амбиция – слово, которое я не боюсь использовать, и вам советую его не бояться.

Кристобаль пытается вновь взять слово. Он хочет произвести на нее впечатление.

– Правда в том, что мне бы хотелось изменить взгляд на некоторые вещи так, как это сделали вы, устранив… скажем так, бессмысленные части женской одежды. Позвольте признаться: ничего не раздражает меня так, как cursi³ [10].

Шанель тут же смягчает свое выражение лица, готовится пошутить.

– Я вас понимаю. Элегантная женщина должна иметь возможность ходить по магазинам и не смешить при этом домохозяек. Вы же знаете, что тот, кто смеется, всегда прав, не так ли?

Затем она вновь становится серьезной, выдерживает драматическую паузу, смотрит вдаль – словно ее слова предназначены для огромной публики – и говорит:

– По правде говоря, на мой взгляд, неудобное платье – это провал. Платье – не тугая повязка. Оно создано, чтобы его можно было носить. Его носят на плечах. Платье должно свисать с плеч [11]. – Шанель слегка прикасается к его руке, словно давая понять, что разговор окончен. – Надеюсь, что мы с вами еще увидимся, месье.

Габриэль продолжает свой путь, а Кристобаль провожает ее взглядом. Вдруг он замечает одну деталь, которая не сразу бросилась ему в глаза: у ее платья есть карманы. Невысокого роста дизайнер равнодушно убирает в них руки, очень по-мужски. Так идет неудержимая женщина, сбегающая от участи бедной девочки, брошенной в монастыре. А тот, кто на нее смотрит, будто бы тоже смеется над той жизнью, что изначально уготовила ему судьба. Он определенно никогда не станет ни капитаном корабля, как его отец, ни священником, как его дядя. Вместо этого он уже почти готов взойти на Олимп богов моды.

Гениальность

Габриэль Шанель хотела войти в историю; Кристобаль Баленсиага же хотел, чтобы его имя умерло вместе с ним. Габриэль Шанель говорила, что хотела, чтобы ее копировали; Кристобаль Баленсиага сделал все возможное – даже запретил в 1956 году прессе присутствовать на показе его коллекций – чтобы его работы не смогли скопировать. Габриэль Шанель выдумала свою биографию; Кристобаль Баленсиага никогда не скрывал свое происхождение. Он не вступал в конфликты, она же обожала скандалы. Однажды, например, когда любящий цвета дизайнер Поль Пуаре в шутку спросил ее, полностью облаченную в черный цвет, не собирается ли она на чьи-то похороны, Шанель ехидно ответила: «Да, на ваши».

Да, Габриэль и Кристобаль были очень разными, но мы все же можем найти между ними некие сходства. Например, их одержимость совершенством рукавов или удобством одежды. Но еще кое-что, несомненно, их объединяло – гениальность. Вот как об этом писала редактор Диана Вриланд: «Женщина, одетая в Chanel в 20-е и 30-е годы – точно так же, как и женщина, одетая в Balenciaga в 50-е и 60-е годы, – обладала величием, авторитетом, чем-то, что выходило за рамки общепринятого вкуса». Этот необузданный талант, которым они оба обладали, объясняет, почему, несмотря на все различия, они в итоге подружились. Время от времени их можно было увидеть ужинающими вместе в ресторане Allard в Париже. Также Коко сделала Кристобалю несколько очень личных подарков, таких как, например, собственный портрет или бронзовая утка, которую Кристобаль с любовью поставил на свой письменный стол.

Специализирующаяся на моде журналистка Лола Гаваррон, изучившая карьеры обоих дизайнеров, принимает меня в своем доме в Мадриде. В нем множество книг и семейных воспоминаний. На низком столике она расположила все свои библиографические материалы об уроженце Гетарии, чтобы я могла их изучить; как внимательный и аккуратный человек, она хранит даже пресс-релизы выставок, прошедших несколько лет назад. Лола считает, что Шанель и Баленсиага, должно быть, в очень юном возрасте пережили своего рода озарение, которое подтолкнуло их посвятить себя моде. «Я думаю, они почувствовали сильное призвание к этому делу. Они оба были выходцами из того социального слоя, которое обычно не попадает в мир моды, ведь для этого нужно было иметь определенную родословную. Разница была лишь в том, что Баленсиага посвятил себя полностью работе (если он видел, что какой-нибудь маленький стежок не несет никакого смысла в готовом платье сложного покроя, он мог полностью распустить свое творение), в то время как Шанель была более easy going⁴». Лола вспоминает один случай, когда она была удостоена возможности лично взять интервью у Ива Сена-Лорана. Тогда он ей признался, что для него лучшим комплиментом было, когда его называли наследником Balenciaga и Chanel. «Кристобаль, в очень мужественной манере, а она в очень женственной, обозначили две крайности совершенства моды XX века», – продолжает журналистка и добавляет, что «было очевидно их уважение и восхищение друг другом».

Тем не менее был период, когда в их отношениях случился разлад, а бронзовая утка исчезла со стола Кристобаля, чтобы вновь перелететь⁵ в руки Шанель… Что же случилось? Что стало причиной их размолвки? Не совсем понятно. Журналистка Мэри Блюм в своей книге собрала несколько высказываний Юбера де Живанши, в которых он ссылается на интервью, которое якобы дала Коко Шанель. Во время этого интервью француженка заявила, что баскский мастер, кроме всего прочего, совершенно не разбирался в женском теле. Со своей стороны бывшая глава архива Balenciaga Мари-Андре Жув придерживается точки зрения журналистки Жаклин Деморнекс, которая утверждает, что никакого интервью не было. Имел место напряженный разговор между дизайнерами, во время которого Шанель раскритиковала личную жизнь своего коллеги и, более того, произнесла фразу, вызвавшую гнев Кристобаля: «Совершенно ясно, что женщин вы не любите, иначе бы не выставляли напоказ их морщинистые шеи». (Ох, господи.)

Габриэль вполне могла отпустить такой едкий комментарий, особенно если принимать во внимание определение, которое ей дала (несмотря ни на что) ее подруга Диана Вриланд: «Иногда Габриэль была совершенно невозможным человеком. Она была очень остра на язык. Кажется, однажды она сказала, что я самая претенциозная женщина из всех ее знакомых. Но такой уж была Коко, она много болтала <…> Коко никогда не была приятной женщиной». Сама же Габриэль даже хвасталась своим невозможным характером: «Да, я знаю, что невыносима», – без колебаний признавалась она. И еще: «Я раздражаюсь сама и раздражаю других». Не говоря уже о ее склонности к сплетням: «Я обожаю критиковать. В тот день, когда я больше не смогу критиковать, моя жизнь для меня будет кончена».

Боги наградили ее долгой жизнью, чтобы она могла продолжать критиковать всех и вся. 10 января 1971 года ее не стало, на тот момент ей было восемьдесят семь лет. Шанель умерла в отеле «Ритц», в своем номере на шестом этаже, украшенном коромандельскими ширмами. Она продолжила работать до самой смерти. Хотя с Баленсиагой они больше не общались, он не пропустил ее похороны, состоявшиеся в церкви Мадлен, недалеко от улицы Камбон, где у французского дизайнера была штаб-квартира. Существуют документы той эпохи, на которых можно увидеть, как Кристобаль с серьезным лицом выходит из храма вместе с другими великими фигурами мира моды, такими как Сен-Лоран, Бальмен, Курреж… Возможно, он хотел оставить все обиды позади и в последний раз отдать дань уважения этой женщине – такому же гению, как и он сам – с которой он однажды встретился в Гран-Казино в Сан-Себастьяне.