Читать книгу: «Летящая над пропастью», страница 7

Шрифт:

Ещё одна встреча, такая же неожиданная, как и первая, произошла на экскурсии, хотя и носила визуальный характер. На одной из остановок всех пассажиров нашего небольшого двухпалубного парохода пригласили посетить картинную галерею. Прежде чем попасть в здание, где она размещалась, мы должны были взобраться вверх по высокому холму. Было жарко, и подъём, несмотря на первозданную красоту окрестностей, не для всех оказался лёгким. На этот раз пассажиров не поделили на группы, и мы все оказались в небольшом зале. Было очень тесно, но мне удалось боком протиснуться вперёд. Но здесь мне уже стало не до картин. Лицом к посетителям, на низкой скамейке, под картинами, сидел он. Вид у него был совершенно потерянный: рубашка на груди расстёгнута, лицо бледное с серым нездоровым оттенком; пустые потухшие глаза. Мне подумалось, что у него от жары и сложного пешего подъёма стало плохо с сердцем. Его блуждающий взгляд остановился на мне и замер. С напряжением глядя в мою сторону, он жестом рук, совершенно не осознанно, просил тех, кто загораживал мне видимость, расступиться. Страшно и больно было видеть молодого мужчину в состоянии прострации и отрешённости. Я почувствовала, как спазм сдавил мне горло, стало нечем дышать. С трудом выбравшись из толпы плотно стоящих людей, я выбежала на улицу, и дала волю слезам. Теперь уже жалость не к себе, а к потерявшему себя человеку, наполнила моё сердце.

Лариса Валентиновна умолкла, невидящим взглядом посмотрела куда-то вдаль и опять заговорила:

– После посещения города Мышин… нет, нет, не спрашивай – я ничего не помню! Ходила, смотрела – и не помню! Я лучше продолжу. На обратном пути в Москву мужчина лишь один раз подошёл ко мне на палубе, точнее, к нам, – я была со своими соседями. Он стоял молча, а я несла какую- то чушь, – очень хотелось ему не понравиться. Через какое-то время наше путешествие завершилось, и пароход причалил к знакомому причалу. Все заторопились к выходу. Поспешила и я. Подойдя к трапу, я увидела его. На лице – растерянность, отчаяние. Вероятно, понимание того, что он напрасно потратил время, привело его в такое состояние. Его глаза скользили по выходящим пассажирам в надежде всё исправить. Я натянула на голову бейсболку с большим козырьком, скрывающим лицо, и благополучно покинула пароход».

Закончив рассказ, Лариса Валентиновна окинула взглядом окружающие деревья с блестящими на солнце листочками, задержала взгляд на клумбе с яркими цветами и чему-то улыбнулась.

– Скажите, сколько лет прошло с той прогулки на пароходе? – растеряно спросила Вера.

– Кажется, пятнадцать.

–Ого! А вы всё такая же красивая! Мне бы такую талию! А то, как платье шить, мама её у меня полчаса ищет. Найдёт и кричит: «Верка, держи талию, я за сантиметром сбегаю». А вы… вон какая! И одна?! – говорила Вера удивлённо.– Почему же было не протянуть руку тому мужчине? Вы сказали, что он был красивый и, как я поняла, хороший человек, но и вы, ведь, тоже красивая, талантливая и, к тому же, добрая. Вас все ученики любили, хоть, вы и были директором. Помните, у вас мальчик один учился, у него ещё мама умерла. Как он хотел, чтобы вы его мамой были! Я так думаю: вышли бы вы замуж за того вдовца, и сейчас рядом с вами был бы любящий мужчина. А то, что он бы влюбился в вас – это вне всяких сомнений! И вообще…, нормальные люди, вроде артистов, по десять раз женятся и замуж выходят. А вы… вы, может, от счастья своего убежали!? Ну что опять молчите? Неужели не жалеете?

–Нет, хорошая моя, не жалею. После встречи с ним, я утвердилась в очень простой истине: только настоящая любовь между супругами может сделать их жизнь и жизнь их детей счастливой. Я очень надеюсь, что понял это и тот мужчина.

–Ладно,– не унималась девушка,– с тем парнем всё понятно, но вы – то… как? Дочь ваша уже имеет свою семью, а вы?

– Я?… Я семнадцать лет после ухода мужа жила работой и стенаниями о нём, пока не поняла, что он рядом со мной, но только в другом мире. И ещё я поняла, что жизнь, подаренная нам Вселенной – это огромное счастье. Её надо ценить! Ценить каждый миг! Беречь любовь! Любовь – это чудо, которое не всем дано испытать. Надо жить, радуясь каждому дню, солнцу, дождю, снегу, слякоти, каждой травинке; не гнаться за богатством, а вершить добро и не делать зла другим! Что так напряглась? Высокопарно?

–Не знаю… как – то неожиданно, – растеряно промямлила Вера и, пробормотав: – Простите,– схватилась за телефон.

«Андрюшенька,– зазвенел её надтреснутый голос,– ты сегодня на работе не задерживайся. Я взяла отгул, приготовлю что-нибудь вкусненькое. Знаешь, а ты прав: нам нужен ребёнок! Плевать мне на карьеру! Главное, что мы вместе! А в выходные я к родителям не поеду – по скайпу пообщаемся. Да здорова я! …И я люблю тебя, очень – очень люблю!».

Убрав телефон в сумочку, молодая женщина с радостным смущением повернулась к бывшей учительнице. Лариса Валентиновна сидела со светлой улыбкой на устах; её взор был обращен к ясному голубому небу; её губы едва заметно шевелились, и Вере казалось, что она слышит: « Дай нам, Бог…».

Трудно сказать, была ли в том заслуга школы, скорее, нужно восславить его пытливый ум, немыслимую для его возраста трудоспособность, а ещё, старенького деревенского библиотекаря, выпрашивающего для него научную литературу в городских и областных библиотеках.

Если ты сейчас подойдёшь к зеркалу, то увидишь, что осталась без своего милого лица. Кто же тебя так напугал, что заставил его потерять?

Ты что, как тот глупый осёл, который постоянно сбрасывает поклажу со спины, в которой для него приготовлены еда и вода.

– Действительно, Николай, что ты, в самом деле, – примиряюще вступил в разговор парень с выпирающими под рубашкой бицепсами, два года назад окончивший институт, – делает, и ладно, он у нас сам – компьютер.

– Не, робот,– не согласился с говорившим тучный мужчина со вторым подбородком.– Я его только так и воспринимаю. Подойду к нему, вставлю флэшку в компьютер, ткну пальцем в то место, где сам застрял мозгами, и ухожу. Через минут пятнадцать забираю готовый материал со стола.

Головкова Маргарита Николаевна

Телефон 8 905 545 20 74

Охота за душой.

Странное явление произошло однажды в помещении под номером 66 на шестом этаже одного высотного здания, сверкающего на солнце

зеркальными окнами. Именно в нём разместился престижный концерн – мечта многих юношей и девушек. Герман Азаров – красивый, высокий, спортивного телосложения молодой человек, лет двадцати восьми, в этот день первым пришёл на работу. Остановившись у закрытой двери, за которой разместился отдел, где он трудился, Азаров скучно усмехнулся, увидев, что на двери к цифре 66 каким – то шутником добавлена ещё одна шестёрка. Войдя в помещение, теперь уже под номером 666, он нехотя опустился на своё рабочее место. Молодой человек находился в подавленном состоянии, и у него нестерпимо болела голова. Последнее время в его жизни всё складывалось совсем не так, как когда-то мечталось. Отравленной каплей в череде его жизненных неудач стал уход от жены Вики, с которой они прожили вместе почти десять лет. Виктория- бывшая однокурсница, первая красавица университета, сама выбрала его, лишив надежды мужской половины студентов. Она ворвалась в его жизнь нежданно – нагадана, разорвав хрупкие, только начавшиеся отношения с другой девушкой. Герман был уверен, что именно у них с Викой случилась та единственная, настоящая любовь, о которой слагают стихи и пишут песни. Но то, что произошло месяц назад, до сих пор не укладывалось у него в голове.

Придя с работы, он увидел в коридоре собранный чемодан. Решив, что Вика собралась в командировку, спросил:

– Надолго?

– Навсегда,– спокойно ответила она и продолжила: – Чтобы нам не играть в игру «Что, где, когда», объясню всё сразу:– Я ухожу от тебя. Врать не буду,– я не потеряла голову от любви. Мне просто надоела эта «студенческая жизнь» в съёмной квартире, с макаронами на обед и пирожками из киоска на углу – на ужин. Надоело слышать о мифическом долге, и не иметь возможности пользоваться твоей зарплатой. Мне надоело донашивать платья, что я носила в университете. Я ухожу к человеку, который сможет меня обеспечить так, как я этого заслуживаю, – выговорившись, девушка замолчала, гордо вскинув голову. Подойдя к двери, она по привычке потянулась к нему для поцелуя, но он резко отстранился. Нервно усмехнувшись, Вика бросила на тумбочку ключи от квартиры.

Когда за ней захлопнулась дверь, он на «деревянных» ногах подошёл к окну. Внизу, стоя рядом с машиной класса «люкс», его возлюбленную поджидал мужчина невысокого роста. Поцеловав девушку, он погрузил в автомобиль её чемодан, и галантно открыл перед ней дверцу. Азарову показалась, что он знает этого кавалера. «Впрочем, – подумалось ему,– слишком темно, чтобы можно было разглядеть человека с десятого этажа». Ещё раз, тяжело вздохнув, Герман протянул руку, чтобы включить компьютер. Но, и его рука, и компьютер, и вообще всё, что находилось в помещении, исчезло в густом розоватом тумане, отвратительно попахивающим серой. Первая мысль Германа была: пожар. Он стремительно бросился к двери, на ходу натыкаясь на столы и опрокидывая стулья, но, не ориентируясь в непроницаемом мареве, дверь так и не нашёл.

Почувствовав полное безразличие ко всему происходящему, он стал бездумно смотреть в непроглядную густоту тумана. Оттуда, будто в дурном замедленном сне, стала появляться фигура мужчины лет тридцати с небольшим, одетым в тюремную робу. Его лицо и фигура показались Герману до боли знакомыми.

– Что, мой мальчик, – заговорил незнакомец хрипловатым голосом, растянув губы в сладкой улыбке,– не признал родного отца? Разве ты не видишь, как мы похожи? Считай, одно лицо. Ты такой же красавец, каким был и я.

– Бабушка говорила, что тебя убили в тюрьме, – на автомате, не понимая, что происходит, ответил обескураженный сын.

– Твоя бабка была права. Эта дрянь ненавидела меня, и твоей матери запрещала со мной встречаться. Но у нас была любовь, от неё и появился ты. Если бы ни твоя бабка- злыдня, – мы были бы всегда вместе. Она тебе даже фамилию и отчество записала твоего деда, – проговорил, свирепея, пришелец, сверкая красноватыми глазами.

– Неправда,– горячо заступился Герман за бабушку, которая воспитала его, заменив после смерти мамы, умершей при родах, родителей, – она была доброй, знала лечебные травы и лечила людей. И ты врёшь про любовь. Ты взял маму силой, а ей было всего четырнадцать лет, и сбежал, испугавшись расплаты. Я всё про тебя знаю. Мне бабуля рассказала. Ты шантажировал и убивал людей, потом продал душу дьяволу и разбогател. Но опять кого-то убил и сел в тюрьму, а там тебя и убили. Зачем ты явился сюда?

– Я вижу, бабка тебе хорошо прочистила мозги. Скажи, чему нужному научила она тебя? Честности, любви к ближнему, состраданию и прочей чуши? Любимая девушка, и та сбежала от твоей благородной нищеты. В кого ты превратился? Ты – лучший из лучших студентов университета! В замкнутого, обиженного на весь белый свет бирюка! Ты – часть меня, и должен наслаждаться жизнью, а не быть рабом проходимца, и не делать за других сотрудников их работу! Хорошо, не морщись! Часть работы, в которой им лень, или не хватает знаний разобраться самим. И что? Они, как обходили тебя стороной, так и обходят. Зачем им нужен блаженный полунищий друг? Хотя то, что у тебя нет друзей – хорошо. От них лишь проблемы: одним – помоги, другим – займи, третьих – научи. Тебе самому надо учиться использовать этих глупых людишек. Я тебе в этом помогу. Ладно, – неожиданно прервал он себя,– мне пора уходить. Ты прибери здесь. Я ещё приду и подскажу, что нужно сделать, чтобы иметь всё, что только пожелаешь. Прощай, мой мальчик, пора мне.

Мужчина исчез, вместе с ним пропал туман, унеся с собой тошнотворный запах серы.

Азаров спешно стал приводить помещение в порядок. Вскоре за дверью раздались знакомые голоса коллег,– рабочий день начался. Герман включил компьютер и задумался. Ему вдруг пришло в голову, что его папаша прав. Действительно, бабушка ему всегда твердила, что нужно помогать тем, кто нуждается в помощи, и что нет стыда в бедности, бесстыдно быть лживым, жадным и бесчестным. Мысль о бабушке возвратила его память в годы детства и отрочества. Сколько он себя помнил, он никогда не имел друзей. И не потому, что родился таким нелюдимым, ему просто было некогда. Нужно было бабушке помогать ухаживать за коровой Машкой и возиться с курами. Да и огород с ранней весны до поздней осени требовал ухода. Родных у них не было, и помощи ждать им было неоткуда. Да и в деревне они считались зажиточными людьми. Когда же здоровье бабушки, у которой поздно выявили рак, пошатнулось, он взял большую часть забот на себя. Теперь ему приходилось ездить и на рынок, в районный центр, – продавать молоко, яички, овощи. За что одноклассники прозвали его «торгашом». Бабушка, превозмогая боль, помогала ему, постоянно повторяя: «Главное, внучек, учись. Без знаний – никуда». И Гера учился. С первого класса он был отличником, призёром (всегда первое место) олимпиад и конкурсов (по точным наукам) различного уровня, включая областные и мировые. Его любили учителя, но терпеть не могли одноклассники. Этого он понять не мог. Да и где было понять мальчишке, что люди могут простить всё, кроме таланта. Поэтому, в отрочестве, вглядываясь в разлитую по небу синеву, он хотел очутиться там, где нет ненависти, зависти, где царствует тёплое ласковое солнце, и блуждают невесомые белые облака. Он был уверен, что в том мирном безмолвии никто не покажет на него пальцем и не крикнет вслед: «торгаш». Наблюдая за внуком, бабушка по- своему поняла его тоскующий взгляд, обращённый к небу. В восьмом классе она записала его в секцию, где подростков обучали прыжкам с парашютом. Тренером там оказался молодой человек, родом из их деревни, которого в детстве она вылечила от воспаления лёгких. С каждым годом здоровье знахарки ухудшалось и, почувствовав скорый конец, она продала всю живность, купив внуку, взамен списанного старенького компьютера (подаренного когда-то ему сельской школой как лучшему ученику), новый современный, да ещё и костюм прикупила на выпускной вечер. Оставшиеся деньги припрятала на «чёрный день», о чём и написала ему в письме, что положила до времени в комод. Чёрный день настал, когда он, счастливый, прижимая к груди аттестат зрелости, спешил к бабушке. Возле дома, ещё издалека, увидел женщин в чёрных косынках, и всё понял. Он повернул к реке, и там, окаменев, неподвижно просидел до утра, не проронив ни единой слезы. После похорон, забив окна и дверь дома досками, он уехал в Москву. Воспоминания об уходе родного человека вызвали у Германа слезу, которую он постарался незаметно смахнуть и переключить память на «дружбу» с начальником, закончившуюся так плачевно.

III

Всё началось в университете, где он учился на бюджетном отделении, а Пашка Городецкий (нынешний его начальник)– на платном. В конце третьего курса этот богатый юноша небольшого роста, с нагловатыми, слегка навыкате, глазами, длинным носом и кривой улыбкой, приезжающий в институт на элитной иномарке, предложил ему свою дружбу. Он принял её, не раздумывая. Павел брал его с собой в клубы, водил по ресторанам; на дни рождения дарил дорогие подарки, «забывая» при этом снимать ценники с нулями. Когда Герман, смущаясь, пытался отказываться от столь щедрых даров, Паша делал обиженное лицо. Тогда Азаров пообещал, что возместит ему все расходы, как только начнёт работать. Друг в ответ только улыбнулся своей фирменной улыбкой, более похожей на язвительную усмешку. Вскоре, ссылаясь на занятость, Павел стал просить Германа делать за него курсовые работы и выполнять прочие институтские задания. Азаров исполнял все его просьбы, не находя в этом ничего предрассудительного,– ведь они же друзья. Но встречи с «другом» становились всё реже, а заданий всё больше. Наконец, поняв, что его нагло используют, Герман взбунтовался, отказав «другу» в помощи. Это случилось на выпускном курсе. Его отказ совпал с трагедией в семье Павла. За коррупцию в крупных размерах посадили отца Городецкого. Жалея почерневшего от переживаний сына коррупционера, Азаров вновь продолжил «учиться» за него. После окончания университета Павел уговорил Германа устроиться на работу в этот концерн, хотя его уже ждали в другом месте, не менее престижном, где он проходил стажировку. Позже он узнал, что у отца Городецкого сохранился в концерне блат. Став через какое-то время начальником, Павел без тени смущения напомнил «другу» о долге, и Азаров вновь попал к нему в кабалу. «Может, действительно,– думал Герман,– отец прав, и мои взгляды на жизнь, мораль, дружбу устарели. Если, даже, Вика, когда-то первая признавшаяся мне в любви, ушла к другому. Значит, всё, во что я верил – мираж? Не существует настоящей дружбы, любви, а есть только деньги, за которые всё это покупается?!». Раздумья молодого человека, замешенные на обиде, не давали ему сосредоточиться, и до конца рабочего дня он был рассеян.

Когда стрелки часов доползли до заветной цифры, в дверях появился сам Павел Игоревич Городецкий. Начальник был в прекрасном расположении духа. Окинув всех высокомерным взглядом, он криво улыбнулся. Сотрудники, уже собирающиеся покинуть свои рабочие места, настороженно смотрели на него. За спиной Герман услышал насмешливый девичий голос, знакомый ему ещё с университета, шёпотом процитировавший строчки из детской сказки поэта Ершова «Конёк – Горбунок»:

«Только начало зорниться,

Спальник начал шевелиться».

Её тут же поправил мужской голос, прошептавший в ответ со специфическим грузинским акцентом: в данном случае,– «стало вечериться». Появление начальника в отделе было редким явлением. Он приходил, лишь, когда ему нужно было забрать у Азарова папку или флэшку со «своей» работой или, когда необходимо было довести до сотрудников указание свыше. «Итак, господа, – привычно скривив губы в неприятную усмешку, начал он,– в эти выходные уикенд отменяется. Наш отдел, как и всегда, будет принимать участие в парашютных соревнованиях между отделами концерна. Так что, Азаров, твой звёздный час настал. Ты же у нас – звезда парашютного спорта, как – никак, 800 прыжков совершил. Завтра, то есть в субботу, забирай своих пятерых молодцов – и на тренировку. А в воскресенье прошу всех остальных – на аэродром – «болеть» за наших. Да, Герман, не перепутай даму – парашютистку с графиней. Скажу по секрету, что она не знает трёх заветных карт. Так что, ни прибей её ненароком». Пошутив, Городецкий скользнул весёлым взглядом по сотрудникам, ожидая реакции. Несколько человек, дабы угодить начальнику, зажато хихикнули. Остальные промолчали. Поняв, что шутка не прошла, Городецкий стёр с лица улыбку и грубо бросил Герману: «Азаров, не забудь, в понедельник моя папка должна быть готова».

Когда он вышел, к побледневшему Герману стремительно подошёл высокий, смуглый, черноволосый, черноглазый, с крупным носом и грузинским акцентом молодой человек.

– Ты что творишь, да? Ты такой добрый или глупый? Зачем работаешь за него? С твоими мозгами, да?! Ты должен быть начальником, а не этот…! – с негодованием проговорил Гоги Абашидзе.

–Я ему задолжал крупную сумму,– невозмутимо ответил Азаров.

– Вах! Ты что, занимал у него на спортивный комплекс «Лужники», да? – изумленно протянул грузин. – А то, что он у тебя увёл твою женщину, в сумму погашения долга не входит, да?

После последних слов коллеги, Азаров померк, но нашёл в себе силы с достоинством ответить:

– Увести можно козу со двора, а человек сам принимает решение, как ему поступить. Прошу прощения, – добавил он, недружелюбным взглядом обведя коллег,– но мне пора, – работы, как вы слышали, предстоит сделать ещё много. До свидания.– Кивнув на прощание, он покинул помещение. За ним потянулись к выходу и все сотрудники, но Гоги преградил им дорогу.

«Куда, геноцвале, давайте поговорим. Совесть есть, да? Он к нам как друг: в работе помогает, подменяет, когда заболеем. А когда нас, пятерых, прыжкам с парашютом учил, то возился, как с детьми малыми, иная мать так со своим дитём не возится. А мы?

– Что мы? – со смешком отозвался круглолицый молодой мужчина с плутоватыми серыми глазами.– Ну, помогает он нам, но как?! К нему подходишь, он даже не глянет на тебя, словно ты – никто. Сидит, уткнувшись в компьютер, руку протянет и ждёт, когда ты ему флэшку положишь. Работу сделает, флэшку на стол положит. Всё! Просто робот какой-то, а не человек.

– А ты хотел, чтобы он тебе ещё спасибо сказал за свой труд? – возмутилась хорошенькая голубоглазая девушка.

– Все согласны с Серёгой? – резко спросил Гоги с необычным для него жёстким выражением лица.

Ответом ему было полное молчание.

– Молодцы, геноцвале! Значит так, я тут подсчитал, сколько стоит помощь «робота» каждому из нас. Так что? Платить будем сейчас или ещё подождём?

Недоумённая тишина повила в воздухе после слов всегда весёлого балагура Абашидзе. Всех удивило не столько то, что сказал их товарищ, а то, как он это сделал.

– Что притихли? – продолжал говорить Гоги. Его черные, как угли глаза, потемнели, а лицо побелело, не оставив на нём ни кровинки. – Роботу, по – вашему, платить не надо! Он – машина! А мы – люди, да? Нет, мы – дикие звери, что собрались из разных стай, и нам наплевать друг на друга, лишь бы свой кусок урвать. Для этого можно и загрызть того, кто рядом. Так, да?– возмущённо прокричал последний вопрос Абашидзе, перейдя на фальцет, и едва не сорвав голос.

Азаров возвращался домой с тяжёлым сердцем. Встреча с существом из

потустороннего мира, назвавшимся его отцом, взбудоражила молодого мужчину. На улице стояла непроглядная темень, словно за время, что он находился в офисе, лето сменилось поздней осенью. Небо заволокло тучами, моросил неприятный мелкий дождь. Подходя к дому, на окраине города, где он снимал квартиру, Герман услышал грязную ругань и увидел дерущихся пьяных мужчин. Из открытого окна, откуда-то сверху, визгливо кричал женский голос, обвинявший какого- то Ваську во всех смертных грехах. В голову пришла мысль: «Зачем жить, если так бездарно тратить жизнь?». Войдя в квартиру, он, рухнув в кресло, прикрыл глаза. Полная луна, разорвав ярким светом тучи, заполнила комнату. Послышался необычной красоты нежный перезвон колокольчиков. Это не был обычный звук инструментов. Герману казалось, что сами живые цветы устроили волшебный концерт. Он с трудом поднял отяжелевшие веки. Перед собой, в ореоле сверкающего серебристого света, он увидел очень красивую девочку – подростка с прекрасными карими глазами в сияющем белом одеянии. Он ещё не успел осмыслить происходящего, как его губы произнесли: «мама». Её улыбка и глаза сказали ему, что он не ошибся.

– Ты ангел?– еле двигая языком, спросил он

– Да, сынок,– ласково заговорила ангел мелодичным голосом, – Я пришла сказать: «Береги душу. Не страшись потерять тело. Оно тленно. Всё равно наступит час, и оно начнёт стареть и разрушаться. Душа вечна, она…»,– ангел умолкла и испуганно встрепенулась. Кинув на сына прощальный взгляд, полный материнской любви, она исчезла. И, сквозь замирающий перезвон колокольчиков до него донеслись её слова: «Береги душу, сынок!». В комнате вновь потемнело, и вместе с запахом серы её стал заполнять удушливый желтоватый туман. Появившийся из него тот, кто назвал Германа своим сыном, молча застыл посреди комнаты. Подобно собаке, он стал обнюхивать воздух. «Неужели, – бормотал он себе под нос,– сама спустилась на землю? Не сидится ей в своих гущах! Жаль, сбежать успела». Поймав взгляд сына, он придал лицу радостное выражение.

–А я, как и обещал, к тебе, мальчик мой,– произнёс он радушно.– Признаюсь, скучал. Жажду нагнать упущенные дни и годы нашей разлуки. И, как отец, многому тебя научить. Сам ты, с бабкиным воспитанием, никогда не сможешь продвинуться по служебной лестнице, стать богатым и счастливым. Итак, что нужно для этого? Пустяк! Чуть- чуть подправить твою душу. Ты добровольно мне её отдаёшь, её слегка подчистят, и тут же тебе вернут. Всё. Ты в шоколаде: богатый и счастливый.

– Как же тело будет без души, умрёт? – поинтересовался Герман.

–Мальчик мой, мир, где я нахожусь, живёт по иному времени. Ты даже моргнуть не успеешь, как всё случится. Решай, я жду.

–Я подумаю, и дам тебе ответ в воскресенье. Скорее всего, я приму твоё предложение,– устало ответил Герман.

–Я понимаю тебя, мой мальчик, отдыхай, – прохрипел в ответ радостный голос.– В воскресенье я у тебя. Прощай.

Не успел развеяться туман, как в дверь позвонили. На пороге с белозубой улыбкой во весь рот стоял Гоги, а за ним, смущённо переминаясь с ноги на ногу, толпились коллеги. У каждого под мышкой торчал ноутбук, а в руках они держали целлофановые пакеты с едой. Никогда ещё маленькая однокомнатная квартира не принимала столь шумных и весёлых гостей. Женщины, их было в отделе всего трое, забрав у мужчин пакеты, отправились на кухню. Среди них была стройная девушка с большими голубыми глазами, устроившаяся на работу в концерн несколько месяцев назад. Это была Лена Уварова, та сама девушка, с которой начал встречаться в институте Герман. На работе Лена сторонилась его, никогда не обращаясь за помощью. Азаров тоже избегал её. Вид девушки вызывал у него непонятное стеснение в груди и тоску по минувшим счастливым и беззаботным студенческим годам. Пока мужчины, разделив между собой по темам доклад для Городецкого, уткнулись в свои ноутбуки, женщины готовили ужин. Потом все пили чай с «Шарлоткой», много шутили и смеялись. Наконец, от усталости свалились там, где сон сморил их. В эту ночь Азаров исполнил мечту всех домашних собак,– он лег на коврике, перед входной дверью. Ему приснился сон, будто он, десятилетний мальчишка, тяжело заболел. Бабушка, как это и было всегда, сама лечит его. Когда он начал стонать, она положила его голову себе на колени и, ласково гладя по волосам, стала рассказывать о высоких сильных людях, живших в стародавние времена на Руси. Но внезапно, словно рассказы о богатырях, отстоявших от иноземцев землю русскую, закончились, бабушка заговорила совсем о другом. «Когда ты вырастишь,– говорила она,– никогда не злобись, как бы тебе трудно не было. Живи в радости и неси эту радость людям. Не мсти, а умей прощать и любить. Жизнь – это великое благо, и дана она тебе для счастья. Находи его в самой мелочи: в пении птиц, в расцветающем бутоне полевого цветка, в красоте просыпающегося утра. Не ищи его в богатстве – этот путь приведёт тебя к пламени, что горит под землёй. Ищи в друзьях и в благородных поступках. Помни, жизнь – дар божий. Береги её!». Проснувшись раньше всех, Герман, не имея сил открыть глаза, на ощупь направился в ванную комнату, но споткнулся обо что- то мягкое. Открыв глаза, увидел коллег, спящих на полу, на его одежде, снятой с вешалки. Проведя взглядом по комнате, он еле сдержался, чтобы не рассмеяться от открывшейся перед ним картины: Гоги спал на подоконнике, сложив руки на груди и подняв длинные ноги на откос окна; лёжа поперёк кровати, дружно похрапывали четверо парашютистов – любителей; у стены, на подушках, с размазанным по лицам макияжем, посапывали две сотрудницы. В кресле, свернувшись калачиком, тихо, словно не дыша, спала Леночка Уварова. Азаров несмело задержался возле неё, любуясь миловидным личиком, не тронутым яркой косметикой. Боясь разбудить девушку, он снял тапки и отправился дальше. Лена чувствовала, когда Гера смотрел на неё, но, будучи скованной страхом, продолжала претворяться. Когда же он отошёл, она встала и на цыпочках, чтобы никого не потревожить, подошла к тумбочке, где в нарядной рамке стояла фотография молодой женщины. Лена поняла, что не ошиблась,– эта женщина, только много старше, разговаривала с ней ночью. Ужас овладел девушкой. Только вчера на её вопрос, кто изображён на фото, Герман ответил, что это его бабушка, и что её давно нет в живых. Стараясь утихомирить сильно бьющиеся сердце и собрать воедино, разлетающиеся мысли, Лена направилась вслед за Азаровым. Она нашла его в ванной комнате, задумчиво глядящего на тучного коллегу, храпящего в самой ванной. Если бы девушка умела читать чужие мысли, то поняла бы, что Герман в данный момент корит себя за то, что не знает имени спящего человека, как до сего дня не знал имён и многих других сотрудников, пришедших к нему. Увидев возникшую в дверях Елену, он с неловким смущением улыбнулся ей. Ничего не говоря, девушка молча потащила его к тумбочке.

– Кто это?– шёпотом спросила она, указывая на фотографию.

–Моя бабушка Мария Ильинична, – тоже тихо ответил Азаров, не понимая её волнения, и удивлённо добавил:– Я же вчера тебе рассказывал о ней.

– А где она сейчас живёт?

– Она умерла. Я тебе и это говорил. Да что случилось, Лена? – с тревогой спросил он.

Но в ответ испуганная девушка, кивая на фотографию, лишь прошептала совершенно белыми губами:

– Она…

– Пошли в прихожую,– шёпотом предложил Герман, взяв девушку за руку. В коридоре он усадил дрожащую Лену на низкую тумбочку для обуви и приказал: – Рассказывай.

– Не могу. Ты решишь, что я ненормальная, и никогда больше ко мне не подойдёшь, а я хочу всегда быть с тобой, – совершенно не осознавая, что говорит, пролепетала она.

От столь неожиданного признания, глаза Германа оставили орбиты, а губы расплылись в счастливой улыбке.

– Говори, хорошая моя,– сказал он, прижимая её руки к своей груди.– Обещаю, что всё пойму правильно и почту за честь всегда быть рядом с самой умной и очаровательной девушкой на свете.

Сконфуженно проглотив комок, застрявший в горле. Лена поведала ему, что когда спала, почувствовала холод, пошарила рукой и, не найдя чем укрыться, решила поискать с открытыми глазами. И тут же увидела его бабушку, только много старше, чем на фотографии. Сначала бабушка просто смотрела на неё, будто изучала, потом сказала…, то есть исчезла.

– Не хитри, милая, говори всё до конца,– попросил Герман.

–В общем…, она… сказала…,– продолжая мяться, выдавливала из себя слова Елена. И, вздохнув, выпалила на одном дыхании:– Она сказала, что о такой жене для своего внука она и мечтала, и чтобы я берегла тебя.

-Это я тебя буду беречь, – сказал он, пряча улыбку и целуя ей руки.

– Подожди, Гера! – Вновь заволновалась Лена. – Скажи, бабушка мне приснилась?! На самом же деле такого не может быть, да? – дрожащим голосом спросила она. Но, взглянув на Азарова, сникла. Выражение его лица не требовало ответа. Озноб прошёлся по телу девушки, и она, слегка подрагивая, еле слышно озвучила то, что не понимала и боялась: – Значит, то был не сон. Но…, как?