Читать книгу: «Летящая над пропастью», страница 3

И хотя у Влада не было ни малейшего желания совершать подобную экскурсию, отказаться он не решился. С тоской глянув на пустынную окрашенную в жёлтый цвет степь, он послушно двинулся за историком вглубь. Прошли совсем немного, как идущий впереди Кирилл предостерегающе поднял руку.

«Смотрите,– приглушив голос, заговорил он, – длинноногие сайгаки помчались по своим делам. А вон и степная лисица… О! уже с добычей в зубах. По – моему, суслик попался.

– А может, это рыжая собака, а не лисица? Длинная морда, короткая шерсть. Тощая вся какая-то,– шёпотом выразил сомнение Влад.

– Да нет, это степная рыжая лиса. А собаку мы сейчас тоже увидим. Да вон она, как по заказу, енотовидная собака. Она не одна – целая стая. На охоту друзья-сородичи собрались. Сейчас… Замрите!– перебив себя, почти беззвучно приказал Кирилл Сергеевич, уставившись неподвижным взглядом себе под ноги. Владислав проследил за его взглядом. Рядом с их ногами, извиваясь, бесшумно проползала… коричневая шахматная доска. Когда она скрылась в стелющейся по земле жёлтой траве, директор пояснил: – Это коричневые степные гадюки. У них по всей длине спины – рисунок похожий на шахматную доску. Здесь ещё и серые гадюки есть. Всё так, как писал один из наших замечательных русских писателей: «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора… ». Если продолжить, то и у змеи есть свой дом.

– Всё это очень познавательно…– стараясь говорить как можно тише, произнёс Владислав,– но я, знаете ли, в Афганистане…

– Это всё не то. Там чужая страна. У нас в степи нет ни скал, ни огромных камней. А жизнь здесь кипит! Да ещё какая! А вот и те, кого я хотел вам показать – погонщики верблюдов верхом на своих питомцах. Что поморщились? Вспомнили о мощных плевках «кораблей пустыни»?! Так лезть к ним не надо, когда не просят. Может, вы не в курсе, но в Отечественную войну был у нас отряд, воевавший на верблюдах. Гнали фашистов до самого Берлина. Впрочем, что рассказывать… Вы почитайте, поинтересуйтесь. Тогда не морщиться будете, а шляпу снимать перед этими животными. А сейчас… Чувствуете? Ветер! Он здесь всегда. Если прислушаетесь, то услышите его песню о степи. Что улыбаетесь? Вот всегда так… Люди восхищаются морем, лесом, а что касается степи, то слышишь одно и то же: голая, безжизненная и так далее. Чушь всё это! Вы только вглядитесь – какой простор! Нет ни конца, ни края. Степь, уходящая в небо. И ковыль – трава степей стелется по ней. О!– улыбнулся он своей шутке,– сам сочинил. Вы лучше в небо посмотрите. Вот они красавцы – степные орлы!

– Стервятники, – вновь не выдержал Влад.

– Ну, знаете, всем кушать хочется…– Ещё раз окинув степь восхищённым взглядом, Кирилл вдруг предостерегающе прошептал:– Тихо!– и чуть побледнев, присел, потянув за пустой рукав вниз Влада и, послюнявив палец, поднял его вверх. На корточках они молча просидели несколько минут. Когда директор поднялся, то сказал, напряжённо глядя куда-то вдаль: волки недалеко от нас проскочили. Повезло нам с вами, Владислав. Волки нас не учуяли, потому как ветер не от нас дул, а к нам. Да, чуть не забыл – вы в норы не очень – то заглядывайте. Там могут обитать ядовитые пауки: тарантулы, скорпионы, желтые песчаные фаланги, чёрные вдовы, каракурты и прочая гнусность. В общем, пора уходить. Живёт степь своей жизнью; и неподготовленным в ней делать нечего. Простите, что подверг вас опасности. Но уж очень хотелось похвастаться степью, подле которой жил и мужал мой друг. Это он меня водил сюда и рассказывал о том, что здесь можно услышать голос Земли. Может, он и слышал, а я не могу. Не дано мне. Идёмте.

Вернувшись к машине Владислава, Кирилл Сергеевич обратился к нему с предложением, которое смутило владельца « Жигулей»:

– А теперь прошу в мою машину – время завтрака. Меня жена на два дня (я тут недалеко в командировке в одной школе был) загрузила таким количеством продуктов, как на месяц. Привезу назад, – обидится. Я считайте уже дома, а вам ещё ехать. Номера – то Подмосковные. И кстати, я вам о своём друге расскажу. Вы с ним очень похожи. Как говорят коллеги: «У меня глаз – алмаз».

– Но меня парни в кафе тоже нагрузили…

– Я же сказал, что дорога у вас ещё вся впереди. Или не хотите послушать о моём друге? Он, кстати, сейчас на СВО, а может…

– Всё, идём, – не дав договорить Кириллу, согласился Влад.

…Они расположились рядом с недорогой иномаркой, на краю сухой степи. Расстелив на землю клеёнку и сверху накрыв её чистой старенькой скатертью, директор стал вытаскивать продукты. Владислав, глядя на обилие продуктов: домашняя еда, выпечка, овощи, фрукты,– прикинул, что всего этого хватило бы на целую роту голодных молодых парней.

Подкрепившись, мужчины перешли на фрукты. Кирилл, отложив в сторону большую сочную грушу, попросил Влада продолжить трапезу и послушать его рассказ о друге.

«Познакомились мы, – начал он с мягкой улыбкой, – ещё в раннем детстве. Нам тогда где-то лет по 6 лет было. У нас под Астраханью в деревне дача была. Конечно, совсем не такая, что сейчас строят, а маленький домик с одной комнатой и кухней – верандой. В общем, вышел я как-то утром один погулять по деревне. Мама мне на белую рубашку завязала бантиком тонкую тесёмочку чёрного цвета. В городе бантик смотрелся очень прилично, но в деревне вызвал у местных мальчишек приступ смеха. Они стали показывать на меня пальцем и обзывать девчонкой. Я обиделся и полез в драку. Их было человек пять, и были они года на два старше меня. В общем, навалились они на меня, и давай мутузить. А я уже и встать не могу. Из носа кровь хлещет, тесёмка оторвана, рубашка порвана. И вдруг слышу звонкий мальчишеский голос: « А ну прочь! я вас счас…». Мои мучители сразу разбежались, а перед моим носом замаячила грязная мальчишеская рука. Я поднял голову и увидел стоявшего надо мной мальчишку лет десяти. Пацан был крепкий и высокий. Я ухватился за его руку – и был сразу же поднят с земли.

– Ты зачем драться полез?– спросил он удивлённо, потирая грязной рукой нос,– их же пятеро, а ты один. – Я только и смог, что пожать плечами.

–А бант, зачем напялил? Ты же не девчонка,– с этими словами он сунул мне разорванную тесёмку.– Ладно, не боись, они больше не сунутся – теперь ты со мной.– И он, вновь протянув мне свою грязную ладонь, представился:

– Я Вася, а ты Кирилл – дачник, да? – Я несколько раз активно закивал головой в знак согласия. Вот так мы и познакомились. Оказалось, что Васе, как и мне, 6 лет. Просто он очень крупный. А из родных у него только одна бабушка, с которой он и живёт. О родителях он ничего не сказал, а я не стал спрашивать. Скупо рассказав о себе, Вася деловито поднял голову вверх и, глядя на поднявшееся солнце, серьёзно заявил: «Мне к бабушке пора. Я на рыбалку с дядей Митей ходил. Вот поймал,– с этими словами он, открыв небольшой платяной мешок, продемонстрировал свой улов. Потом поднял с земли удочку и, почесав затылок, принялся размышлять вслух: «Бабушка дома одна – и ей скучно. Сегодня у магазина семечками торговать будут. Пойдём, узнаем: сколько стоит. Узнав цену, мы пошли к Васиной бабушке. В доме вкусно пахло блинами. Вася представил меня бабушке, и та тут же пригласила отведать блинов. Забирая у внука улов спросила:

– Вась, ты узнал, почём семечки? Их опять сегодня в мешках привезли?

–Да;– бодро ответил мой новый знакомый, по – мужицки почёсывая затылок,– рубль стоит. Но вот что я думаю: рубль – то мы найдём, а мешок – то нам зачем?

Бабушка, глядя на внука во все глаза, на которые от подавляемого смеха набежали слёзы, пошарила рукой за спиной, нашла деревянный табурет и села на него. На невозмутимом лице моего нового знакомого появилась хитроватая довольная улыбка.

…Так получилось, – продолжал Кирилл, что мы вместе поступили в одну музыкальную школу. Я – в класс аккордеона, а он – гитары. Дело в том, что Васю в детстве научил играть на балалайке рыбак дядя Митя. А мои родители подарили ему гитару. И он стал ездить в маленьком душном автобусе на учёбу в музыкальную школу в Астрахань. Где мы опять и встретились. Потом вместе поступили в Педагогический институт. На какой факультет поступил я, – вы поняли. Он же решил стать биологом. В институте мы активно участвовали в художественной самодеятельности, уделяя приличное внимание занятиям на своих инструментах. Усердно помогали нам в этом (совершенно бесплатно) и наши бывшие педагоги из музыкальной школы. Окончив институт, мы устроились работать преподавателями в одну школу. К тому времени мои родители поменяли место жительства из-за семейных проблем старшей сестры. Так что нам с Василием пришлось снимать жильё. Будучи молодыми педагогами без стажа, мы крутились, как могли. А это означает, что нам вполне хватало денег на оплату съёмной квартиры (мы её снимали на двоих) и на кое- какую еду. Все остальные потребности мы покрывали, играя в эстрадном ансамбле в ресторане (куда нас заманили всё те же наши бывшие педагоги – музыканты).

Однажды мы решили в долгожданный летний отпуск съездить на неделю (больше материально не потянули) в Грецию, – покупаться в тёплом море. В последний день перед ночным вылетом мы метались по магазинам, экипируя Васю к отдыху в приличном месте. Наконец, ещё раз убедившись, что беготня по магазинам – не мужское дело, мы, еле волоча ноги, возвращались домой. Я нервничал, хмурился – боялся, что можем опоздать на рейс. Неожиданно Василий остановился и замер, уставившись себе под ноги. Заволновавшись, я напомнил ему, что с таким темпами мы можем опоздать в аэропорт. Пропустив мимо ушей мою реплику, он молча поставил возле моих ног пакеты с покупками и направился к видневшимся неподалёку гаражам, Вернулся он минуты через три с банкой из-под краски, поковырял на дне палочкой, и вымазав её в остатках, наклонился и что- то быстро стал писать. Лицо его при этом расплывалось в довольной улыбке. Я попробовал заглянуть ему через плечо, но широкая спина друга с мощными бицепсами – он ещё и борьбой в спортивной секции занимался – не позволили мне этого сделать. Закончив работу, Вася, не скрывая смешинки в больших карих глазах, с удовлетворением произнёс: «Вот так бы сказал Задорнов!». Совсем забыл… – юморист Михаил Задорнов был для Василия кумиром и примером для подражания. Я наклонил голову. На асфальте белой краской была начертана реклама: «Уничтожаем тараканов и клопов. Срок гарантии один год». Далее Васиным неровным почерком было подписано: «Через год опять подбросим». Такой вот Васька шутник. А настроение мое от его шутки как-то само – собой улучшилось.

Несмотря на мои переживания, мы вовремя приехали в аэропорт, вовремя вылетели (что не всегда случается с чартерными рейсами) и прилетели в расчётное время. Расположившись в номере пятизвёздочного отеля, мы отправились на завтрак. В этот день у меня болела голова, и настроение было отвратительное. Войдя в ресторан, я заговорил с менеджером, чтобы узнать о здешних правилах посещения ресторана. Пока я разговаривал, Вася прошёл в зал. Буквально через минуту я почувствовал тревогу и посмотрел туда, куда направился мой друг. Возле неубранного столика на двоих стоял Василий с красным взволнованным лицом. Рядом, проворно убирая грязную посуду, суетилась официантка. При этом оба что- то говорили. Их оживлённый разговор меня смутил. На русском языке они говорить не могли, так как официантка была гречанка, и вряд ли знала русский, а Вася проходил (это слово наиболее подходит к его знанию языка) французский язык, а английский он вообще не знал. Тем не менее, рот ни у неё, ни у него не закрывался. Тут я понял, что дело может быть плохо. Сразу же вспомнился случай из нашей далёкой юности. Будучи студентами Пединститута, мы возвращались с учёбы на трамвае в дурном настроении, -нам перенесли зачёт. Трамвай был полупустой. Для подобного транспорта в нём было необычно тихо. То ли люди собрались там уставшие, то ли у всех у них случились неразрешимые проблемы и неприятности. Устроившись на сиденье, мы, забыв о билетах, продолжали тихонько переговариваться. К нам подошла кондуктор (на вид ей было лет семьдесят с хвостиком) и положила руку на плечо Василия. Тот, увидев старушку, вскочил, уступая ей место. Кондуктор замотала головой, отказываясь садиться. Но Вася, будучи джентльменом, силой стал усаживать упирающуюся и сильно побледневшую бабулю, которая от страха потеряла дар речи. Я попробовал вмешаться, однако Василий, обуреваемый желанием совершить хороший поступок, отмахнулся от меня. Понимая, что ещё минута, и мы можем навсегда потерять кондуктора, я стукнул Васю гитарой по голове. Когда, потирая затылок, он пришёл в себя, я увидел в его глазах весёлые искорки. Люди в трамвае развеселились. Подхихикивая, и стараясь говорить негромко, чтобы не обидеть кондуктора, все весело обсуждали случившееся. И как это ни дико звучит, но и мое настроение резко улучшилось. Вот почему и в ресторане отеля, глядя на взмыленного Василия, я решил, что история повторяется, и заторопился к другу. Подойдя, я услышал как официантка, быстро работая руками, повторяла:

– One minuets, one minuets.

Вася же, набычившись, упрямо твердил:

– Ничего я не менял! Здесь всё так и было.

Увидев меня, он с обидой, сделавшей его лицо пунцовым, а уши красными, горячо заговорил:

– Когда я пришёл, стол был грязный, а эта подбежала и давай позорить меня перед людьми. Во, слышишь, бормочет: «Иван менял, Иван менял…». Ничего я не делал, и вообще я не Иван!

Я скользнул взглядом по отдыхающим, сидевшим за соседними столиками. Их лица были освещены весёлыми улыбками, а некоторые вытирали слёзы, выступившие на глазах от смеха. Я вздохнул с облегчением – иностранцев среди них не было.

Усадив друга уже за чистый стол, я поблагодарил официантку и принялся обучать Васю нескольким необходимым в обиходе английским словам. Но он меня не слышал – его внимание полностью поглотил «шведский» стол. Спорить не было смысла и, заставив свой столик многочисленными тарелками, мы наконец – то принялись за трапезу. Глядя на всё ещё обиженное лицо друга, я вдруг подметил в его глазах смешинку.

«Неужели,– подумал я,– он это делает, чтобы людям не было скучно. Ведь точно так же он поступал и с бабушкой». Увы, эта мысль не утвердилась у меня в мозгу.

После обильного завтрака, мы поспешили на пляж. Подивившись его пустынности, бросили полотенца на лежаки и шагнули в воду. Как только моих ног коснулась вода, я вспомнил слова автобусного гида о том, что он, будучи итальянцем, при температуре воды плюс двадцать градусов не купается, я почувствовал себя итальянцем и включил задний ход. Но не тут – то было! С криком: «Вперёд, славяне!», обдав меня холодными брызгами, мимо пролетел двухметровый Василий и, нырнув в прохладные морские воды, легко погрёб к буйкам. Словно повинуясь его призыву, следом за ним, оставив солнечные ванны, ринулись в воду и немцы. Настроение моё упало. Но деваться мне было некуда: уж если немцы почувствовали себя славянами, то мне сам бог велел начать закаливание. В воде я пробыл недолго. Немного побарахтавшись на мелководье, тем не менее, освежившись по полной программе, я вышел на берег и тотчас услышал прозвучавшее на английском и русском языках предупреждение о нешуточном шторме на море. Немцы и дисциплинированный Василий сразу же покинули зашумевшие воды. Вася протянул руку к полотенцу и, выпрямившись, с восхищением стал наблюдать за разыгравшейся стихией. Что случилось после, я поначалу даже и не понял: он уронил полотенце на песок, в два прыжка достиг моря и бросился навстречу огромной волне. Вслед за ним заспешили спасатели. Люди на пляже что-то кричали, показывая куда-то в море. Только тут, напрягшись, я заметил тонущего человека – и… закрыл глаза. Когда открыл, то увидел своего Ваську лежащего ничком на песке. А неподалёку ещё какого-то человека, над которым наклонились врачи. Мне подумалось, что друг мой уже неживой. Я бросился к нему, а он вдруг зашевелился и встал на ноги. Все, кто был на пляже, подбежали – и я с ними тоже – стали пожимать ему руку, благодарить. А он стоит растерянный и никак понять не может – за что его благодарят». Кирилл Сергеевич умолк, отведя в сторону взгляд; в его глазах застыла боль, страдание и бичевание себя за трусость.

Владислав решил во чтобы – то ни стало успокоить директора и снять с него чувство вины, которое, как он понял, давило на него долгие годы.

– Хорошо, что вы тогда в воду не прыгнули, а то вашему другу совсем бы туго пришлось, – безразличным тоном, откусывая от очередной сочной груши кусок, обронил Влад, – могли бы оба утонуть.

– Вы так думаете? А мне это никогда в голову не приходило… – всё ещё недоверчиво, но в то же время радостно,– проговорил Кирилл, нервно дотронувшись до лба и проведя рукой по волосам.

– А расскажите мне о нём ещё, но… что-нибудь более позитивное, – попросил математик, не давая историку сосредоточиться на мучивших его воспоминаниях.

Кирилл, всё ещё прокручивая в уме его ответ, рассеянно согласился:

– Хорошо. Тогда опять вернёмся к нашему отдыху за границей:

«… Знаете, я не очень люблю долго отдыхать. День, два – нормально, а дальше уже скучно. В один из таких одинаковых скучных дней, я, как и всегда, устроился на лежаке под тёплым утренним солнышком, и даже успел задремать, когда меня разбудил, только вышедший из воды Василий. Он тяжело дышал, лицо его было бледно. Даже его яркие веснушки, обосновавшиеся на крупном носе и щеках, померкли.

– Кира, Кира,– срывающимся голосом заговорил он со мной,– надо что – то делать! Здесь эти, скелеты по пляжу разгуливают с двумя тряпками на костях.

– Много?– спросил я зачем-то спросонья.

– Не знаю! Пока вижу только одного. Смотри, тёмные очки напялил, чтобы не увидели, что глаз- то у него нет, – проговорил Вася со скрытой угрозой в голосе.

Я проследил за его сумасшедшим взглядом и увидел того, точнее ту, что так возмутила моего друга. Женщина действительно похожая на скелет в раздельном розовом купальнике (Вася назвал его тряпками) стояла на берегу моря с поднятыми вверх руками.

– Кому сдаётся? – грозным шёпотом спросил Вася, больно вцепившись пальцами мне в голую руку. В это время женщина – скелет, заметив наше внимание, кокетливо улыбнулась, поприветствовав нас слабым голосом на английском языке: «Hello!». В тот же момент я почувствовал, что Васина рука напряглась, а пальцы, отпустив мою руку, сжались в кулак. Это был плохой знак – так Вася вёл себя перед дракой на свадьбах. Поясняю, мы с моим другом ещё подрабатывали на деревенских свадьбах, развлекая людей игрой на аккордеоне и пением под гитару. Это дело особенно любил Василий. Сам он парень деревенский – высокий, крепкий, косая сажень в плечах. Так что… где, спрашивается, ему отыскать ещё возможность размяться, как не на весёлой, пахнущей самогоном и оливье, русской свадьбе?!

Итак, мои опасения насчёт Васиного намерения тут же оправдались. Скрипнув зубами, Василий предложил: «Давай я его на косточки разложу, пока он детей не напугал». Теперь пришла очередь испугаться мне, и я поспешил, как мог, объяснить Василию, что перед нами не оживший скелет, а женщина больная анорексией. Когда Вася пришёл в себя, он, вспомнив, что истощённая дама что-то сказала на английском языке, уверенно заявил: «Прав Михаил Николаевич: все американцы ту – пы – е!» Когда я попробовал возразить, что она, возможно, англичанка, Вася в ответ только махнул рукой, пробормотав себе под нос что-то вроде: «Один…» (в смысле – одно и то же), и пошёл в раздевалку менять плавки, – пора было идти на первый сеанс массажа. Я же, воспользовавшись временным отсутствием друга, с наслаждением прикрыл глаза. Вернувшийся Василий выглядел возбуждённым и возмущённым. Не дойдя до меня несколько шагов, он начал делиться своим возмущением: «Что я тебе говорил? Прав Задорнов: тупые эти американцы! Представляешь, я зашёл в кабинку, только начал переодеваться, слышу, какой- то придурок стал закрывать и открывать защёлку на внешней стороне двери. Подёргает дверь и опять закрывает, и опять открывает. Ума же нет сообразить, что если не открывается, то закрыто изнутри. Потом что- то по-английски пробормотал и отошёл. Слава богу, что хоть на защёлку не закрыл.– Вася сделал паузу, растянул губы до ушей и уже умиротворённым голосом продолжил:– Потом наш подошёл. Подёргал – не открывается, так он, как дёрнет со всей дури… Крючок оторвался, и я голый перед ним стою. И ничего… парень извинился. Сказал, что «не понял». Вот что значит наш, русский: не понял – так проверил! Что, скажешь: не прав Задорнов, когда говорит, что мы, славяне, самые смекалистые, самые сильные и в то же время добрые люди?!».

Я не посмел ничего возразить, так как знал, что авторитет писателя – сатирика Михаила Николаевича Задорного у Василия Аристарховича был непререкаем.

Но в это время друг мой опять резко остановился и, задыхаясь от смеха, показал рукой на длинную очередь перед кабинкой, на двери которой висели чьи – то мокрые мужские плавки. «Нет,– заговорил он,– ты только посмотри на этих америкосов. Вот придурки! Они ждут, когда обладатель этих плавок покинет кабинку. У них видимо все мозги высохли от жары. Понятно же, что он уже давно ушёл, а плавки просто забыл». Высказав столь дельную мысль, Василий вновь приостановился, потерев ладошкой лоб. И, что – то решив для себя, внезапно метнулся к кабинке, снял с двери плавки и настежь распахнул дверь. Иностранцы встретили его геройский поступок аплодисментами. Вернувшись ко мне, Аристархович неопределённо пожал плечами и продолжил движение. Скажу по секрету: это были его плавки.

Подходя к зданию отеля, мы оказались у бассейна. Не увидев ни одного свободного шезлонга, Вася в недоумении стал притормаживать. В это время со стороны бассейна донеслась английская речь, которая подействовала на моего друга, что красная тряпка на быка. Заслышав её, Василий дёрнулся и остановился как вкопанный.

«Что за люди! – громко воскликнул он, брезгливо скривив губы.– Приехать на море, чтобы плавать в луже с хлоркой?! До этого могли додуматься только…». – Я испугавшись, что Вася вновь произнесёт крамолу в известный адрес (а среди находящихся там иностранцев наверняка кто-то понимает или даже знает русский язык), я двумя руками обхватил его руку и потащил прочь от бассейна.

Весь путь до массажного кабинета Вася возмущался поведением американцев, хотя по моим ощущением, там были только англичане. Успокоился он лишь тогда, когда мы очутились перед милой улыбающейся девушкой, пригласившей нас на массаж.

Нарядившись в белые махровые халаты, мы вошли в небольшую комнату, где рядом стояли два массажных стола. Вскоре появились стройные молодые массажистки с грустными глазами, и сразу же в комнате воцарился полумрак, и заиграла тихая музыка. Умелые руки принялись колдовать над нашими телами. Пришло приятное расслабление. Даже ритмичное потрескивание суставов одной из массажисток совсем не мешало.

Но, не прошло и десяти минут, как в комнате раздался богатырский храп. Руки моей массажистки поднялись вверх и там замерли. Прекратилось потрескивание суставов и у Васиной массажистки. Наклонившись над ним, она тихим дрожащим голосом спросила: «You o key? В ответ Вася храпнул ещё сильнее – видно звук английской речи был ему неприятен. Зная, что шёпотом друга не разбудить, я громко свистнул. Натренированный на ночной свист Василий тут же выполнил команду и, повернувшись на бок, свернулся калачиком.

Растерянная девушка, наклонившись над моим другом, что-то быстро залепетала, путая английские слова с греческими. Я встал и, напрягшись, перевернул спящего друга на спину. Снова воцарилась благостная тишина, и вернулось приятное расслабление. Через пять минут, как гром среди ясного неба вновь грянул мощный храп Василия.

Ойкнув от неожиданности, моя массажистка села мне на ноги, а Васина – резво отпрыгнула от стола к двери. Мне ничего не оставалось, как опять подняться и чувствительно потрепать друга по плечу. Василий открыл глаза, быстро оценив обстановку, заявил, что устал, и, взяв у меня ключ от номера, покинул массажный кабинет.

Когда он ушёл, я никак не мог остановить рвущийся из груди смех. А две молоденькие массажистки, переглядываясь, ещё долго тихонько хихикали.

В оставшиеся дни на массаж ходил я один. Вася наотрез отказался посещать кабинет, процитировав при этом (выдуманное им тут же) высказывание Задорнова, что массаж придуман для слабого женского пола и больных мужиков. На моё несмелое возражение, что вряд ли так говорил известный писатель, услышал уверенное: «Не говорил – так думал!».

… Через пять дней, загоревшие и отдохнувшие, мы покинули уютный отель, сказав «до свидания» прекрасному греческому острову «Родос».

В самолёте я спросил засыпающего друга:

– Как думаешь, бабье лето будет?

На что, находясь в полудрёме, он ответил:

– Не знаю, но, как бы сказал Михаил Николаевич: бабы точно будут!

Увидев, что я засмеялся, Василий Аристархович вновь закрыл глаза. Вот так и закончился тогда наш пляжный отдых за границей. Началась обычная трудовая жизнь. Когда мы сдали Васины «Жигули», подаренные ему председателем колхоза за игру на свадьбе дочери, мы, не дойдя до пешеходного перехода, стали переходить дорогу. Расстроенный Василий шёл молча, глядя себе под ноги. Неожиданно он остановился на середине дороги и громко воскликнул: «Чёрт! Я же сплошную линию пересёк!». Через секунду, разобравшись, он с горькой иронией произнёс: «Как бы сказал Михаил Николаевич: «И среди русских встречаются придурки!».

Закончив рассказывать, директор школы задумался. Молчал и Владислав. Если бы директор не ушёл так глубоко в свои воспоминания, то заметил бы по выражению его лица, что тот сосредоточенно размышляет. В это время ещё ,прохладный ветер со степи, добравшись до мужчин, уже стоявших на обочине у дороги, охладил им лица, потрепал волосы и бесцеремонно забрался под одежду.

– Простите,– передёрнув от лёгкого озноба плечами, заговорил, очнувшийся от своих размышлений, бывший «афганец», – вы сказали, что ваш друг сейчас на СВО. Как это могло случиться? Он же педагог, а насколько я знаю…

– Вы всё правильно понимаете,– не дав ему договорить, продолжил Кирилл, – хотя нет, чтобы его понять, нужно очень хорошо его знать. Ему, как и мне, 55 лет. Никто его не призывал. Сам пошёл. Я препятствовал этому как мог, но… В общем, я не хотел его оставлять и ринулся за ним. Ничего у меня не получилось. Вмешалось Управление образования… Тогда я стал волонтёром (во время отпуска, плюс школьные каникулы за свой счёт). Долго искал и нашёл. Случилось это прошлым летом, точнее, в августе месяце. С погодой тогда не повезло: шёл мелкий дождь, а потом всё накрыл туман. Привез нас майор в лесопосадку. Шли молча, стараясь не шуметь. Вдруг он остановился. Мы замерли рядом. Потом стали спускаться куда-то вниз. Встали; слышим откуда-то из – под земли взрыв весёлого смеха. Вслед за ним зазвучала гитара и полилась знакомая песня. Сначала запел один голос, потом к нему присоединились остальные. «Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера…», – задушевно пели мужчины. Иногда молодые голоса смолкали и, спустя какое-то время, вновь подхватывали песню. Майор, сокрушённо покачав головой, ответил на мой немой вопрос: «А что вы хотите? Откуда им слова-то знать? Мы воспитывались на песнях, имеющих смысл, содержание. А молодёжь – на песенках не о чём, на этих… «ягодках – малинках». Ничего… и петь научаться, и слушать, и в музыке разбираться». – …Так вот, – продолжил Кирилл Сергеевич,– спросил я тогда у майора: «Позывной музыканта «Гитарист?». На что он мне с улыбкой ответил: «Позывной у него «Брат»»; и продолжил с уважением: «Удивительный человек! Везде успевает. Судите сами: в бою убивают водителя танка (снайпер сработал). Только начали думать – как быть. А на месте водителя уже «Брат» сидит. Всё – работа дальше пошла. Ранили бойца, а подойти к нему никак, – укрофашисты стреляют без перерыва. Смотрим, а «Брат» ползком тащит его на спине с поля боя. Старший сын «Брата» тоже здесь воюет. Только училище окончил – сразу на СВО. Отличный командир. Только вот с отцом никак справиться не может. Тот и команды выполняет и воюет как все, но по- своему». Тогда, слушая майора, я понял: как мне с другом повезло!

– Простите, – с недоумением вглядываясь в мягкие черты лица директора школы, заговорил Владислав, – то, что ваш друг – смелый, сильный, отважный человек, – это я понял. А вот, что общего между нами… – никак сообразить не могу. Я не пою, не играю, не смешу; по-моему, и шутить- то не умею, а спасать, тем более. Я обычный сухой математик.

– Э, нет! Вы себя недооцениваете, – не согласился с ним Кирилл,– Я поведал много разных людей. У вас трепетная душа. Вы всегда, несмотря ни на что, поможете человеку, оказавшемуся в беде. А если надо, то ради жизни другого человека, пожертвуете своей. И даже не думайте возражать,– запротестовал он, замахав руками, видя, что Владислав пытается что-то ему сказать. Задумавшись, поднял голову к небу и тотчас зажмурился от брызнувшего ему в глаза яркого света поднявшегося солнца. Достав из кармана брюк белоснежный носовой платок, вытер им набежавшие на глаза слёзы. – Ну вот,– произнёс он с усмешкой, разведя руками,– на войне не был, а чуть не ослеп. – И легко поднявшись с земли, бросил Владу: – Что- то мы с вами заотдыхались, а вам ещё ехать и ехать. Жаль, конечно, но надо прощаться.

Владислав с чувством протянул ему руку, но Кирилл крепко обнял так понравившегося ему случайного знакомого. Выехав на шоссе, бывший «афганец» набрал скорость. Глядя в зеркало заднего вида, он с непонятной радостью увидел директора школы, глядевшего ему вслед. И тут же вспомнил о записке с адресом и телефоном, что дал ему новый друг.

Возвращаясь домой по уже знакомой дороге, он издалека заметил передвигающегося на костылях по обочине худого мужчину выше среднего роста в военной форме. Время от времени он останавливался и, тяжело опираясь на костыли, поднимал руку. Влад притормозил рядом с ним и пригласил садиться. Мужчина оказался молодым парнем. Владислав навскидку дал ему двадцать шесть лет. У него было матовое, худое и хмурое лицо c широкими скулами, на котором недобрым светом горели чёрные глаза. Вероятно, когда-то тёмные волосы сейчас были совсем седыми. По всему было видно, что они давно уже забыли, что такое расчёска, и теперь, спутавшись, напоминали птичье гнездо. Стоя у приоткрытой дверцы машины, парень запальчиво буркнул:

– У меня денег нет.

– А я ничего и не продаю, – прищурился в ответ Владислав,– садись уже.