Читать книгу: «Несделанный портрет», страница 2

– Да, – улыбнулась Дали. – Но ваши горы кажутся мне более надёжной опорой.

Астамур внимательно посмотрел на неё, как бы оценивая эти слова.

– Горы – они как старые книги. Молчат, но могут многое рассказать тем, кто умеет читать. – Он указал тростью на храм. – Вот эта стена помнит голоса моих предков. Они молились здесь, когда на Руси только начинали строить первые церкви.

Дали присела на соседний валун. Солнце начинало припекать, но здесь, в тени орешника, было прохладно.

– А что случилось с храмом? Почему он разрушен?

Астамур достал из кармана складной нож и начал чистить сорванную ветку ореха.

– Время не щадит никого и ничего. Как и люди. Одни приходили с мечом, другие – с крестом. Камни все помнят, но молчат. – Он протянул Дали несколько очищенных ядер. – Попробуйте. Эти орехи помнят вкус дождей десятилетней давности.

Они сидели молча, слушая, как ветер играет в листве деревьев. Где-то внизу, в долине, слышался лай собак и крики детей.

– Вы часто сюда поднимаетесь? – спросила Дали.

– Каждое утро, – кивнул Астамур. – Как мои дед и прадед. Для нас это не руины, а живая память. – Он поднялся, опираясь на трость. – Пойдёмте, я покажу вам, что мало кто из туристов видит.

Он провёл ее за алтарную часть, где между камней рос дикий виноград.

– Видите эти лозы? Они те же, что и тысячу лет назад. Ни войны, ни землетрясения не смогли их уничтожить. – Он осторожно провёл рукой по листьям. – Наше вино делается из этого винограда. Оно терпкое, как правда, и сладкое, как надежда.

По дороге обратно Астамур шёл медленно, но уверенно. Он показывал Дали растения, называя их по-абхазски и объясняя их свойства:

– Это зверобой. Заживляет раны, но может и обжечь, если неправильно использовать. Как и слова. А это чабрец – помогает от тоски по дому. – Он сорвал веточку и протянул Дали. – Возьмите. Может, пригодится.

Когда они вышли к дому Амины, та уже ждала их на крыльце.

– Наконец-то! – покачала она головой. – Я уже думала, вы решили остаться там навсегда.

Астамур улыбнулся своей тихой улыбкой:

– Горы никуда не торопят, сестра. И мы не должны.

За обедом – мамалыгой с сулугуни, свежими овощами и острым соусом из алычи – Дали молчала, переваривая все услышанное. Астамур ел не спеша, его движения были точными и экономными.

– Вы надолго к нам? – неожиданно спросил он, откладывая ложку.

– На месяц, – ответила Дали. – Хочу написать книгу.

– Книгу о чем? – его взгляд был прямым и открытым.

– Ещё не знаю, – честно призналась она. – Возможно, о тишине. Или о памяти.

Астамур кивнул, как будто это был именно тот ответ, который он ожидал.

– Тишина здесь разная. Бывает тишина пустоты, а бывает – тишина полноты. Научитесь их различать.

Вечером Дали сидела на балконе и перебирала в руках веточку чабреца. Она открыла блокнот и написала: «День третий. Встретила Астамура. Он не говорит – он звучит. Как эти горы. Как этот старый храм. Я приехала писать книгу, а оказалось, что мне нужно сначала научиться читать. Читать камни, деревья, лица…»

Где-то в соседнем доме заиграла гармоника, и женский голос запел грустную мелодию. Дали закрыла глаза и слушала. Впервые за долгие годы ей не хотелось ничего записывать. Хотелось просто жить в этом моменте.

Глава 5

Язык земли и рук

Четвёртый день в Гагре начался с того, что Дали проснулась от доносящегося со двора равномерного стука – это Амина рубила дрова для печи. Солнце ещё только поднималось из-за горных хребтов, окрашивая вершины в нежно-розовый цвет, а в долине ещё лежала прохладная утренняя дымка. Воздух пах влажной землёй, дымом от очага и чем-то сладковатым – возможно, это цвела где-то поблизости липа.

Спустившись вниз, Дали застала Амину за приготовлением завтрака. На столе уже стояли глиняные миски с мамалыгой, тарелка с рассольным сыром сулугуни и свежий лаваш, от которого поднимался душистый пар.

– Сегодня брат пошёл на верхние террасы, – сказала Амина, разливая по чашкам густой травяной чай. – Будет обрезать лозу перед зимой. Если хочешь увидеть, как рождается настоящее абхазское вино, сходи к нему. Только одежду надень попрочнее – виноградные лозы хоть и кажутся нежными, но царапаются больно.

Дорога к виноградникам вилась ещё выше в горы, мимо каменного домика Астамура. Его жилище было простым, но в каждой детали чувствовалась забота – резные деревянные ставни, выкрашенные в синий цвет, ухоженный палисадник, где росли розы и лекарственные травы, аккуратная поленница дров под навесом. Из трубы поднимался тонкий столбик дыма, пахнущий ольхой.

Астамур был уже на участке. Он стоял среди лоз, держа в руках специальный кривой нож – пескатор. Его движения были точными и выверенными, будто он не работал, а совершал какой-то древний ритуал. Каждым движением он срезал лишние побеги, оставляя на кусте только самые сильные и перспективные.

– Пришла посмотреть, как разговаривают с землёй? – спросил он, не отрываясь от работы. Его руки, покрытые сетью старых шрамов и свежих царапин, двигались с удивительной грацией и силой.

– Если вы не против, – ответила Дали, чувствуя себя немного неуверенно.

– Земля всегда рада тем, кто приходит с чистыми помыслами, – сказал Астамур, проводя ладонью по шершавой коре лозы. – Смотри. – Он взял одну из лоз в свою натруженную руку. – Этот куст посадил ещё мой прадед. Ему больше ста лет. Он пережил и войны, и землетрясения, и заморозки. Но до сих пор даёт лучший виноград для нашего вина.

Дали внимательно наблюдала за его работой. Солнце поднималось выше, и террасы постепенно заполнялись золотистым светом. С верхних участков открывался вид на все побережье – от Пицунды до границы с Россией. Море сегодня было спокойным и казалось расплавленным серебром.

– Видишь вон тот сорт? – Астамур указал на лозы с мелкими тёмными ягодами. – Это авасирхва. Из него получается терпкое вино, цветом как кровь. Его всегда пили воины перед битвой. – Он перешёл к следующему ряду. – А это акампшиш – нежный, с ароматом диких трав. Его любили женщины нашего рода.

Вдруг он протянул Дали свой нож.

– Попробуй. Только не бойся. Лоза чувствует страх и недоверие.

Дали взяла тяжёлый инструмент в руку. Под чутким руководством Астамура она сделала несколько неуверенных надрезов.

– Не так, – мягко поправил он. – Ты не рубишь дрова, а помогаешь растению найти свой путь. – Он поправил ее пальцы на рукоятке. – Виноград – как человек. Если слишком много отрезать – ослабнет. Если слишком мало – зачахнет под тяжестью собственного изобилия. Нужно найти баланс.

Когда солнце поднялось в зенит, они устроили привал в тени большого орехового дерева. Астамур достал из холщовой сумки глиняный кувшин с родниковой водой, завёрнутые в виноградные листья лепёшки с сыром и несколько спелых инжирин.

– Ешь, – сказал он просто. – Голодный человек не понимает язык земли. – Он разломил лепешку пополам и протянул часть Дали. – Хлеб, испечённый на углях, всегда вкуснее, когда им делишься.

Они сидели молча, слушая стрекот цикад и отдалённый гул водопада где-то в ущелье. Отсюда, сверху, была видна вся долина до самого моря, а воздух был напоен ароматами диких трав и нагретой солнцем хвои.

– Почему вы остались здесь? – вдруг спросила Дали. – После всего, что произошло… Ведь многие уехали.

Астамур долго смотрел на свои руки, испачканные землёй и соком растений.

– Куда я могу уйти от самого себя? – наконец сказал он. – Эти горы – мои кости. Эта земля – моя плоть. Реки – моя кровь. – Он посмотрел на Дали, и в его глазах была бездонная глубина. – Вы, городские, ищете себя в книгах, в работе, в других людях. Мы же всегда знаем, где мы. Мы – здесь. На земле предков.

Когда они спускались обратно, солнце уже клонилось к закату, окрашивая склоны гор в багряные тона. Астамур нёс корзину с обрезками лоз – позже он использует их для разжигания очага.

– Завтра, если захочешь, приходи, – сказал он на прощание у своего дома. – Будем готовить чурчхелу. Тимур любит смотреть, как орехи опускают в виноградный сок. – Он улыбнулся своей тихой улыбкой. – Может, и ты научишься чему-то новому.

Вечером Дали сидела на балконе и смотрела, как зажигаются огни в долине. Она думала о том, что сегодня впервые за долгие годы делала что-то реальное, что-то оставляющее след не на бумаге, а в мире. Её руки все ещё пахли виноградным соком и землёй, а в ушах стоял голос Астамура, объясняющего тонкости работы с лозой.

Она открыла блокнот и написала: «День четвёртый. Сегодня я держала в руках не ручку, а нож для обрезки лоз. И поняла, что создавать можно не только словами. Астамур не рассказывает истории – он их выращивает. Как свой виноград. Медленно, терпеливо, вкладывая в каждую лозу часть своей души. Что я выращиваю все эти годы? Одни лишь призраки, которые исчезают при первом соприкосновении с реальностью».

Где-то внизу залаяли собаки, и им ответил далёкий волчий вой из горных лесов. Дали не испугалась. Она чувствовала себя под защитой этих древних гор и людей, которые так органично вписались в их склоны, как будто сами были высечены из того же камня.

Глава 6

Уроки чурчхелы

Пятый день в Гагре начался с непривычного звука – равномерного стука, доносившегося со двора. Дали подошла к окну и увидела, как Астамур колет дрова у старого сарая. Каждое его движение было наполнено такой сконцентрированной силой, что казалось – он не рубит дерево, а ведёт некий таинственный диалог с материалом. Воздух, напоенный ароматом влажной земли после ночного дождя и дымом от очага, был свеж и прохладен.

Спустившись на кухню, Дали застала необыкновенную картину: весь стол был заставлен глиняными мисками с грецкими орехами, медными тазами и деревянными досками. Амина, повязав новый вышитый фартук, растирала в ступе какие-то травы, а Тимур старательно нанизывал ядра орехов на длинные льняные нити.

– Доброе утро, дитя моё! – улыбнулась Амина, откладывая ступку. – Сегодня у нас особый день – будем готовить чурчхелу. Это наша традиция – каждый год в конце октября, когда виноград налился сладостью, а орехи стали особенно маслянистыми.

Тимур с гордостью показал свои «ожерелья» из орехов.

– Смотрите, я уже три нитки сделал! Бабушка говорит, что у меня получается почти как у взрослых.

В этот момент в дверях появился Астамур. Он внёс большую плетёную корзину, полную тёмного винограда, который блестел на утреннем солнце как драгоценные камни.

– Сорт «авасирхва», – пояснил он, ставя корзину на скамью. – Из него получается самый ароматный сок. Для чурчхелы важна не только сладость, но и терпкость.

Дали наблюдала, как начинается магический процесс приготовления. Астамур принялся давить виноград в большом дубовом корыте, его движения были ритмичными и точными. По кухне разнёсся густой, сладковатый аромат, смешиваясь с запахом дыма от очага и ароматом трав, которые растирала Амина.

– Наши предки считали, что чурчхела – это не просто еда, – рассказывал Астамур, не прерывая работы. – Это символ жизни. Орех – это основа, стержень. Виноградный сок – радости и горести, которые нас покрывают в течение жизни. А процесс созревания… – он сделал паузу, – это мудрость, которая приходит с годами.

Тимур, закончив с орехами, подошел к Дали.

– Хотите, я научу вас правильно опускать нитки в сок? – предложил он. – Это нужно делать очень медленно, чтобы каждый орех пропитался равномерно. Как будто купаешь ребёнка.

Дали взяла одну из нитей и под руководством мальчика стала опускать ее в горячий виноградный сок, который кипел в медном тазу. Аромат был настолько густым, что казалось, его можно попробовать на вкус просто через вдыхание.

– Теперь нужно подождать, пока стечёт лишний сок, – объяснял Тимур, – и повторить ещё шесть раз. Число семь – священное для наших предков.

Астамур, наблюдая за ними, добавил:

– В городе вы покупаете чурчхелу в красивых упаковках, не задумываясь, какой путь она прошла. А здесь вы видите, что настоящее всегда требует времени и души. Как и правда – ее нельзя создать быстро.

Когда первая партия была готова, Амина развесила длинные, тёмно-коричневые «колбаски» под навесом во дворе. Они болтались на верёвках, словно странные украшения, а солнце играло в их гладкой поверхности.

– Теперь они будут висеть здесь две недели, – объяснила Амина. – Наберутся солнца, ветра, ночных рос. Как человек – должен пройти через разные испытания, чтобы стать мудрым.

За обедом, заставшим на столе свежий лаваш, солёный сыр и салат из овощей с огорода, разговор зашёл о местных традициях.

– Раньше каждая семья имела свой секрет приготовления чурчхелы, – рассказывал Астамур. – Моя бабушка добавляла в сок немного гранатового сока для цвета, а дед настаивал его на горных травах. – Он отломил кусок лаваша и протянул Дали. – Сейчас многие забыли эти секреты. Торопятся жить.

Тимур, слушавший взрослых с необычайной серьёзностью, спросил:

– Дедушка, а правда, что воины брали чурчхелу с собой в походы? Она же тяжёлая!

– Правда, – кивнул Астамур. – Но несколько ниток могли спасти жизнь. Она даёт силы, утоляет голод и жажду. – Он посмотрел на Дали. – В ваших городах люди носят с собой power bank для телефонов. А наши предки носили чурчхелу – power bank для души.

После обеда Дали помогла Амине убрать на кухне, а затем вышла во двор. Астамур сидел на своей любимой скамейке под старым орехом и чинил сломанное корыто для винограда.

– Спасибо за сегодняшний урок, – сказала Дали, присаживаясь рядом. – Я никогда не думала, что приготовление простой сладости может быть таким… медитативным процессом.

Астамур отложил рубанок, его пальцы провели по шероховатой поверхности дерева.

– Вся наша жизнь состоит из таких процессов. Важно делать каждое дело с полным осознанием. – Он посмотрел на Дали. – Вы ведь приехали искать правду? Так вот она – в этом корыте, в этих орехах, в этом виноградном соке. Правда не где-то там, – он махнул рукой в сторону гор, – она здесь. В простых вещах, которые мы делаем своими руками.

Дали задумалась, глядя на висящие под навесом тёмные гирлянды чурчхелы.

– Я начинаю понимать, что правда – это не то, что можно найти. Это то, что нужно вырастить. Как ваш виноград. Или как эту чурчхелу. Слой за слоем, без спешки.

Астамур кивнул, и в его глазах мелькнуло одобрение.

– Вы хорошая ученица. Терпение – вот ключ ко всему. Помните это, когда будете писать свою книгу.

Вечером Дали сидела на балконе и смотрела, как луна поднимается над горами. Воздух был наполнен ароматом цветущего жасмина и дымком от очага. Она открыла блокнот и написала: «День пятый. Сегодня я училась делать чурчхелу. Оказалось, что это не просто сладость, а целая философия жизни. Твёрдость ореха, сладость винограда, терпение ожидания… Астамур говорит, что правда здесь, в простых вещах. Кажется, я начинаю понимать, что он имеет в виду. После дня, проведённого за простой работой, я чувствую себя более наполненной, чем после месяцев писания пустых слов».

Где-то в долине запели сверчки, и их стрекот сливался с отдаленным шумом водопада. Дали закрыла глаза и впервые за долгое время почувствовала себя частью этого древнего ритма жизни – медленного, мудрого, настоящего.

Глава

7

Озеро Рица – зеркало души

Раннее утро седьмого дня принесло с собой особую свежесть. Воздух пахло дымком от очага, влажной землёй после ночной росы и цветущим где-то поблизости кизилом. Дали вышла во двор как раз в тот момент, когда старый зелёный «УАЗик» с откидным верхом, громко похрустывая гравием, замер у калитки. За рулём сидел Руслан в потёртой кепке и солнцезащитных очках.

– Садись, красавица! – крикнул он, распахивая дверь. – Покажу тебе сегодня такое, что ни в одном путеводителе не напишут!

Амина, провожая их, наказала Руслану строгим голосом:

– Смотри мне, береги гостью! На тех поворотах не лети, как сумасшедший. И к вечеру чтобы были обратно, у меня для Дали сюрприз приготовлен.

Дорога в горы оказалась настоящим путешествием во времени. Асфальт скоро закончился, сменившись грунтовой дорогой, которая змеилась по краю глубоких ущелий. Справа внизу бурлила река Бзыбь, ее зеленоватые воды с белой пеной разбивались о валуны. Воздух с каждым метров набора высоты становился все прохладнее и насыщеннее запахом хвои и альпийских трав.

– Видишь вон те деревья? – показал Руслан на могучие пихты, стволы которых были толщиной в два обхвата. – Этому лесу больше трехсот лет. Здесь ещё мои прадеды охотились на туров. Теперь туров почти не осталось, а лес стоит как стоял.

Они сделали остановку у Молочного водопада. Белоснежные струи воды с грохотом низвергались с высоты пятидесяти метров, а в воздухе висела радуга. Руслан зачерпнул воду в сложенные ладони и попил.

– Попробуй! Эта вода – прямо из ледников. Лучше любой минералки!

Дали последовала его примеру. Вода была ледяной и невероятно вкусной.

Дальше дорога пошла ещё круче. Они проезжали мимо полуразрушенных каменных домиков, поросших мхом.

– Это старые селения, – пояснил Руслан. – До войны здесь жили люди. Теперь только ветер гуляет по этим улицам.

Когда они наконец поднялись к озеру, Дали застыла в изумлении. Рица лежала перед ними как огромный кусок бирюзы, оправленный в золото буковых лесов и серебро горных вершин. Вода была настолько прозрачной, что на дне виднелись каждый камень, каждая травинка. Тишина стояла такая, что слышалось лишь лёгкое позвякивание колокольчиков где-то далеко в горах.

– Ну что? – улыбнулся Руслан, наблюдая за ее реакцией. – Говорил же – ради этого стоит потерпеть нашу дорогу.

Они спустились к самой воде. Дали присела на большой валун, покрытый мягким мхом. Солнце припекало, но ветер с ледников был по-осеннему холодным.

– Смотри, – сказал Руслан, указывая на группу туристов на противоположном берегу. – Они приехали на два часа. Сфотографируются и умчат обратно. А чтобы понять Рицу, нужно просто посидеть с ней. Помолчать. Она сама тебе все расскажет.

Вдруг из зарослей рододендрона вышел высокий старик в традиционной войлочной бурке. Его лицо было тёмным от загара, а в руках он держал длинный посох из орехового дерева.

– Саши, здравствуй, – хрипло произнёс старик, обращаясь к Руслану. – Опять гостей возишь к нашему озеру?

– Здравствуй, Ахра. Это Дали, писательница из Петербурга. Хочу показать ей настоящую Абхазию.

Старик по имени Ахра внимательно посмотрел на Дали своими пронзительными, совсем не старческими глазами.

– Пишешь книгу про нас? – спросил он. Его голос был низким и густым, как мёд. – Многие приезжают, смотрят на озеро и думают, что поняли нашу душу. Но озеро – оно как лицо человека. Красивое, но это только поверхность. А чтобы понять душу, нужно увидеть те реки, что питают озеро. И те камни, что лежат на дне.

Он подошел к самой воде и провёл рукой по ее поверхности.

– Эта вода помнит все. И радости, и горести. В сорок третьем году здесь прятались наши партизаны. Немцы бомбили эти склоны, а озеро становилось красным от крови… – Он помолчал, глядя в даль. – Теперь туристы приезжают, купаются, веселятся. И правильно делают. Жизнь продолжается.

Старик повернулся и так же бесшумно скрылся в зарослях, как и появился.

– Это Ахра, – тихо сказал Руслан. – Ему уже за девяносто. Его семья жила в этих горах испокон веков. Он последний, кто помнит эти места до всех войн.

По дороге обратно, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая вершины в багряные тона, Руслан сказал:

– Знаешь, озеро Рица – оно как душа нашего народа. Со стороны кажется красивым и спокойным. Но у него есть и глубина, и подводные течения, и затонувшие деревни на дне. Так и мы. Не суди по улыбкам и застольям. За нашим гостеприимством скрывается многовековая боль.

Когда они вернулись в Гагру, уже вовсю светили первые звезды. Амина встретила их на пороге с горячим кувшином чая и свежими лепёшками.

– Ну что, дочка? Понравилась тебе наша Рица? – спросила она, разливая чай по пиалам.

Дали задумалась, согревая руки о тёплую глиняную чашку.

– Она… заставила меня почувствовать себя одновременно очень маленькой и частью чего-то бесконечно большого. Как будто я прикоснулась к вечности.

Амина одобрительно кивнула, и в ее глазах блеснули слезы.

– Значит, озеро приняло тебя. Теперь ты действительно свой человек. Оно не каждого к сердцу пускает.

Вечером Дали сидела на своём балконе и смотрела на темнеющие очертания гор. В памяти всплывали образы дня: бирюзовая гладь озера, мудрые глаза старика Ахры, грохот водопада, запах хвои и ледниковой воды.

Она открыла блокнот и написала: «День седьмой. Сегодня я видела озеро Рица. Оно оказалось не просто красивым пейзажем, а живым существом с собственной памятью. Старик Ахра сказал, что чтобы понять душу, нужно увидеть не только лицо, но и те реки, что ее питают. Я начинаю понимать, что за гостеприимством и радушием этих людей скрывается глубокая, многовековая боль. Но они не носят ее как траур – они превратили ее в мудрость. Как воды Рицы, что остаются чистыми и прозрачными, несмотря на все, что видели».

Где-то в долине запели сверчки, и их стрекот смешался с отдаленным шумом прибоя. Дали закрыла глаза и почувствовала, как что-то в ней изменилось безвозвратно. Она прикоснулась к настоящей жизни – сложной, многогранной, но невероятно настоящей.

Глава 8

Новый Афон: пещеры и колокола

Восьмой день в Абхазии начался с непривычного звука, который показался Дали сном – мелодичный, волнующий перезвон колоколов, плывущий со стороны моря сквозь утреннюю дымку. Она подошла к раскрытому окну, впуская в комнату прохладу ночи, ещё не успевшую рассеяться. Воздух был насыщен запахом цветущего жасмина, морской соли и воска – откуда-то доносился аромат горящих свечей.

Спустившись вниз, Дали застала Амину за необычными приготовлениями. На столе лежал вышитый белый платок и длинная юбка из домотканой шерсти.

– Сегодня большой праздник в Новом Афоне, – объяснила хозяйка, помогая Дали повязать платок. – Престольный праздник в монастыре святого Симона Кананита. Если хочешь увидеть душу нашего народа – тебе стоит поехать. Только помни – в святом месте свои правила. Платок на голове, плечи прикрыты, юбка ниже колен. И главное – открытое сердце.

Через час они уже ехали с Русланом по старой приморской дороге. В отличие от горного серпантина к Рице, эта дорога вилась между вековыми пицундскими соснами, пальмовыми аллеями и полуразрушенными дачами царских времён, утопающими в буйной зелени. Воздух здесь был совсем другим – густым, сладковатым от запаха цветущих олеандров, свежеиспеченного хлеба из придорожных пекарен и дыма мангалов, где готовилась шашлычина.

– Смотри, – показал Руслан на старинное здание из пористого известняка. – Это бывшая греческая школа. Ещё до революции греки селились в этих местах. Теперь здесь живёт семья из Сухума.

Новый Афон встретил их шумной, многолюдной главной улицей. Повсюду стояли лотки с местными товарами: глиняные кувшины с вином, деревянные бочки с мёдом, церковная утварь, связки сушёной чурчхелы. Торговцы наперебой зазывали покупателей:

– Настоящий мёд с высокогорных пасек! От всех болезней!

– Вино «Лыхны»! Тот самый вкус, что пили цари!

Но когда они начали подниматься по крутой каменной лестнице к монастырю, шум рынка остался внизу. С каждой ступенькой воздух становился прохладнее, пахнущим ладаном и кипарисом. Из-за высоких стен доносилось стройное, мощное пение мужского хора – низкие басы переплетались с высокими тенорами, создавая звучание, от которого замирало сердце.

Монастырь святого апостола Симона Кананита стоял на склоне горы, как белоснежный корабль, плывущий по морю зелени. Дали накинула платок и вошла внутрь через массивные дубовые врата.

В храме царила удивительная атмосфера – несмотря на толпу людей, стоявших плечом к плечу, здесь сохранялась торжественная тишина, нарушаемая лишь пением хора и чтением молитв. Лучи утреннего солнца падали из-под купола, освещая старинные фрески, почерневшие от времени и свечного дыма. Дали прислонилась к прохладной каменной стене и закрыла глаза, слушая слова молитвы на церковнославянском, которые переплетались с тихими возгласами на абхазском языке.

Рядом с ней молилась пожилая женщина в чёрном платке. Её натруженные руки сжимали свечу, а по морщинистому лицу текли тихие слезы. Чуть дальше молодой парень в спортивной куртке старательно ставил свечу к иконе, его лицо было серьёзным и сосредоточенным. Дети, обычно шумные и непоседливые, притихли, прижавшись к родителям.

После службы они встретили монаха – отца Давида, старого знакомого Руслана. Это был мужчина лет сорока с живыми, проницательными глазами и окладистой бородой, в которой уже пробивалась седина.

– Руслан, друг мой! – обнял он их. – И кто это с тобой?

– Это Дали, писательница из Петербурга. Хочу показать ей нашу землю такой, какая она есть.

Отец Давид внимательно посмотрел на Дали.

– Петербург… Город на болотах, построенный волей одного человека. А у нас каждый камень помнит византийских императоров. – Он провёл рукой по шершавой стене монастыря. – Знаете ли вы, что первый христианский храм на территории Абхазии был построен ещё в IV веке, когда вашего Петербурга и в помине не было? Византийские миссионеры, грузинские цари, турецкие завоеватели… Все оставили свой след.

Он повёл их в маленький придел, где в золотом окладе стояла древняя икона Богородицы, почерневшая от времени.

– Эта икона пережила три большие войны. Её прятали в пещерах, закапывали в землю, вывозили в горы. Но она всегда возвращалась сюда. Как и вера наших людей. Она может тлеть под пеплом, но никогда не угаснет полностью.

Потом они спустились к знаменитым Новоафонским пещерам. Переход из яркого солнечного света в прохладный полумрак подземелья был ошеломляющим. Маленький поезд медленно вёз их по бесконечным лабиринтам, открывая за каждым поворотом новые чудеса. Сталактиты и сталагмиты создавали причудливые фигуры, напоминающие то замки, то сказочных существ. Подземные озера отражали таинственное освещение, создавая иллюзию бесконечности.

– Знаешь, – сказал Руслан, когда они вышли на поверхность, ослеплённые ярким солнцем, – эти пещеры – как душа нашего народа. Снаружи все кажется простым и ясным – море, горы, солнце. Но стоит копнуть глубже – открываются целые миры. Иногда страшные, иногда прекрасные. Со своими тайнами, трагедиями, надеждами. Но всегда – настоящие.

По дороге обратно они заехали к водопаду на реке Псырцха. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая струи воды в золотисто-розовые тона. Местные мальчишки с радостными криками ныряли в ледяную воду, их смуглые тела блестели на солнце.

– Вот видишь, – улыбнулся Руслан, – для них это не достопримечательность из путеводителя. Это их детство. Их жизнь. Такая же, как была у их дедов и прадедов. Вода та же, камни те же, радость та же.

Когда они возвращались в Гагру, по радио играла старинная абхазская песня. Грустная, протяжная мелодия рассказывала о чем-то вечном – о любви, утрате, надежде, о связи с землёй предков.

– Этой песне больше тысячи лет, – тихо сказал Руслан. – Её пели ещё тогда, когда здесь не было ни христианства, ни ислама. Только горы, море, звезды над головой. И люди, которые учились жить в гармонии с этим миром.

Вечером Дали сидела на балконе и слушала, как вдали, доносясь через горные ущелья, звучал колокольный звон. Она открыла блокнот и написала: «День восьмой. Сегодня я поняла, что вера здесь – не то, что пришло с религиями или книгами. Она была всегда – в этих горах, в этом море, в камнях, в сердцах людей. Они молятся в храмах, но Бог для них живёт везде – в пещерах, на вершинах гор, в шуме водопада, в глазах ребёнка. Их вера такая же древняя, прочная и многослойная, как эти скалы, видевшие римлян и византийцев. И возможно именно эта глубокая, природная вера помогает им сохранять достоинство и любовь к жизни, несмотря на все испытания».

Луна поднималась над морем, отбрасывая серебристую дорожку на воду. Где-то в саду пели цикады, а из открытого окна соседнего дома доносились звуки народной музыки. Дали закрыла глаза и чувствовала, как что-то важное и настоящее – простое, как камень, и глубокое, как море – навсегда поселяется в ее душе.

ЧАСТЬ 2

ТРЕЩИНА В ИДЕАЛЕ

Глава 9

Свадьба в горах

Десятый день в Абхазии начался с того, что ещё до рассвета Дали разбудили непривычные звуки со двора. Не просто голоса, а какое-то особое оживление – скрип колес, звон посуды, приглуженные возгласы. Она подошла к окну и увидела, как во дворе кипит работа: Амина и три соседки разгружали из старого "Москвича" огромные медные тазы, плетёные корзины, откуда доносился аромат свежеиспечённого хлеба, и целые охапки зелени.

– Дочка, просыпайся быстрее! – увидев Дали в окне, крикнула Амина, поправляя платок. – Сегодня у Джоты свадьба! Весь аул будет праздновать! Бери свою самую нарядную юбку!

Дали надела единственное платье, которое взяла с собой – простое синее, без украшений. Когда она вышла во двор, Амина окинула ее критическим взглядом.

– Нет, так не пойдёт, – покачала головой хозяйка и исчезла в доме, чтобы вернуться с расшитым серебряными нитями платьем. – Это моё девичье, давно уж не ношу. На тебе будет впору.

К восьми утра вся узкая улочка, ведущая к дому жениха, напоминала растревоженный улей. Женщины в ослепительных платьях, расшитых сложными золотыми узорами, несли на головах огромные деревянные подносы. На них красовались зажаренные до золотистой корочки ягнята, сверкающие кувшины с домашним вином, пирамиды из спелых гранатов и хурмы. Воздух был густым и пряным, пах дымом от десятков мангалов, ароматом аджики и свежего лаваша.

Астамур, появившийся рядом с Дали как из-под земли, был почти неузнаваем. На нем была тёмно-синяя черкеска с изящными серебряными газырями на груди, а на поясе – старинный кинжал в ножнах из чернёного серебра.

– Ну что, писательница, готова делать заметки? – спросил он, поправляя папаху. – Сегодня ты увидишь не просто праздник. Ты увидишь сложный механизм, который скрепляет наш народ уже тысячи лет. Смотри внимательно – на каждое движение, на каждый взгляд. Здесь все имеет значение.

Когда появился жених с многочисленной родней, воздух буквально взорвался мощными гортанными песнями. Несколько мужских хоров запели одновременно, создавая сложное полифоническое звучание, от которого, казалось, дрожали старые стены домов.

– Это песня рода жениха, – пояснил Астамур. – В ней перечисляются все его предки до седьмого колена. Слушай…

За длинным столом, накрытым под раскидистым орехом, тосты сменяли друг друга с почти ритуальной точностью. Первый тост произнёс седой старец с лицом, испещренным морщинами, но с горящими молодыми глазами:

– Поднимаю первый тост за наш народ! Чтобы мы, как эти вечные горы, стояли нерушимо! Чтобы дети наши не забывали язык предков! Чтобы в каждом доме горел очаг и звучала песня!