Читать книгу: «Из ледяного плена», страница 2

– Вполне. Записывайте адрес.

Тут Зубову снова повезло. Или это Дорошину повезло, если с другой стороны смотреть. Собеседник назвал ему один из домов в переулке Бойцова, практически напротив того места, где сегодня утром нашли труп неизвестного. То есть ехать никуда и не надо.

Договорившись о встрече и распрощавшись, Алексей приступил к сбору имеющейся в базах информации о неведомом ему пока Савелии Игнатьевиче, живущем в переулке Бойцова. К счастью, имя-отчество у продавца сомнительного Малевича было редким, так что необходимые сведения удалось получить быстро.

Савелий Игнатьевич Волков оказался оперным певцом, в силу возраста, разумеется, бывшим. Недавно ему исполнилось шестьдесят шесть лет, жил он в принадлежащей ему четырехкомнатной квартире по тому самому адресу в переулке Бойцова, куда следовало к семи часам вечера прибыть майору Зубову.

Квартира, Зубов проверил, находилась в его единоличном владении, и прописан в ней Волков тоже был в одиночестве. Никаких правонарушений за ним не числилось, даже штрафов. Впрочем, водительских прав Савелий Игнатьевич не имел, автомобиль за ним не значился, зато была дача в Сестрорецке, оставшаяся еще от родителей.

Может, и Малевич оттуда же? А что? Жил себе человек, трепетно хранил семейную реликвию, а в старости поприжало с деньгами, вот и решил продать. Какие там у оперных певцов пенсии? Второе объявление, поданное по принадлежащему Волкову телефону, то самое, в котором предлагались к покупке бриллианты и изумруд немалого веса, смущало Зубова. Хотя, может, и они тоже остались от родителей-бабушек-дедушек? Вот только зачем пожилому одинокому человеку в одночасье понадобились такие деньги?

Цена «маленького» бриллианта в десять карат на рынке начиналась от трех миллионов рублей, и это за не очень качественные камни по чистоте и прозрачности. Зубов поискал предложения на бирже. Цена имевшихся в наличии бриллиантов в десять карат колебалась от четырнадцати до шестнадцати тысяч долларов, то есть в среднем составляла пятнадцать миллионов рублей. По сравнению с ценой на Малевича очень скромно.

Зато цена бриллианта в сорок шесть карат вполне «тянула» на пятнадцать-двадцать миллионов долларов, то есть от полутора до двух миллиардов рублей. Природный изумруд же вообще нельзя точно оценить, потому что его размер в объявлении Волков не указал. Странный набор для продажи, если честно.

До конца рабочего дня Зубов ломал голову, как при разговоре с Волковым перейти от Малевича к камням? По легенде, его же интересовала именно картина. Да и Дорошин просил выяснить именно о ней. Никакие бриллианты с изумрудами его не интересовали. Зато сыщицкий азарт Зубова в гораздо большей степени подогревался именно вторым объявлением. Он и сам не понимал почему. В конце концов, в бриллиантах и изумрудах он разбирался так же слабо, как и в живописи. Никак не разбирался, если быть точным.

О результатах своих изысканий Зубов сообщил Дорошину скупо и четко, уточнив, идти ли ему на назначенную встречу. Для себя он решил, что пойдет в любом случае, потому что любопытные объявления, данные господином Волковым, будоражили его, не давали покоя, царапали изнутри. Но Дорошин идею с визитом принял благосклонно и даже с благодарностью, подробно проинструктировав Алексея, как себя вести во время осмотра картины и что спрашивать.

До назначенного времени оставалось четыре часа, когда в кабинете появился Костя Мазаев. Выглядел он уставшим, но довольным.

– Раздобыл что-нибудь? – проницательно спросил у него Зубов.

– И да и нет. В близлежащих домах никто нашего потерпевшего не опознал. Я заглянул в управляющую компанию, на всякий случай, некоторых своих жильцов они же знают, особенно таких…

Костя замялся, подбирая нужное слово.

– Неблагонадежных, – кивнул Зубов. – Наш повешенный выглядит как человек, у которого вполне себе могут быть долги по квартплате.

– Вот и я так решил. Но нет, в УК он не на карандаше, как говорится.

– Но ты все-таки что-то нашел. Иначе бы не сиял как медный пятак.

– Нашел, – торжествующе улыбнулся Костя. – Я дождался, пока у младших школьников уроки закончатся. Рассудил, что их родители забирать со всей округи придут. Ну и бабушки с дедушками. А родителей же сейчас внутрь школы не пускают, они на улице ждут, вот я и подошел за пятнадцать минут до конца последнего урока.

Зубов подался вперед, чувствуя, что начинается самое интересное.

– И?

– И одна из бабушек, которая внука ждала, сказала, что видела похожего мужчину, приходящего в их дом. Но не живущего в нем, а именно приходящего. Видимо, в гости. Но достаточно часто.

– И какой же это дом? – Зубов улыбнулся, потому что смотреть на довольного результатами своей работы Костю без улыбки невозможно.

Услышав знакомый адрес в переулке Бойцова, Зубов даже не удивился. Почему-то он с самого утра был готов к такому повороту событий. Тот зудящий интерес, который вызвало у него поручение Дорошина, не мог быть случайным. Это работала интуиция, качество, хорошо знакомое каждому сыщику. Если он настоящий сыщик, конечно.

– В общем, сейчас доложусь Нелюдимову, чтобы тот лишнее не орал, и можно идти с обходом в этот дом. Искать квартиру, в которую ходил потерпевший. Так и определим его личность.

– Ты погоди, – остудил пыл Мазаева Зубов. – То есть Никодимову доложиться, конечно, надо, а вот соваться в тот дом пока не следует. Давай сначала убедимся, что убиенный сам на ограде повесился. А то если выяснится, что ему помогли, то тот человек, к которому он регулярно наведывался в дом на Бойцова, из свидетеля может превратиться в подозреваемого. И тогда наша задача его не спугнуть.

– Так это ждать надо. – В голосе Кости прозвучало разочарование. – Судебно-медицинскую экспертизу назначают не раньше чем через двенадцать часов после смерти. А наш покойник, по словам Ниночки, отошел в мир иной в районе четырех часов утра. Так что двенадцать часов только-только истекли. Труп неопознанный, такие в работу берут в последнюю очередь. А в морге тоже люди трудятся, они домой хотят. Так что звонить экспертам стоит не раньше завтрашнего утра. Про официальный акт вскрытия я даже и не говорю.

– Костя, терпение – качество, полезное для сыщика. Так что ты его тренируй, – назидательно сказал Зубов. – Завтра так завтра. Но у меня для тебя есть хорошая новость. Я сегодня вечером иду в этот самый дом. Официально ничего выяснить не смогу, потому что иду туда «под прикрытием», что ли. Но покручусь и на окрестности посмотрю.

– А вы туда по этому делу идете? – В голосе Кости теперь звучала профессиональная ревность. – Вы тоже вышли на этот адрес в связи с нашим покойником? Как?

– Нет, я иду туда по совсем другому делу, – успокоил его Зубов. – Точнее, это вообще не дело. Просто старый приятель попросил об одолжении. Мне нужно там переговорить с одним человеком.

– А вдруг он нашего покойника знает?

– Вряд ли, – покачал головой Зубов. – Мой визави – в прошлом оперный певец и весьма небедный человек, владеющий ценными живописными полотнами. К нему такая голытьба ходить в гости не может.

– Ну, может – не может, это бабушка надвое сказала, – разумно возразил Костя. – У нашего оборванца откуда-то взялся «Макаллан» стоимостью в среднемесячную зарплату… И взять он его мог только у кого-то состоятельного. Оперный певец вполне подходит.

– Думаю, что этот певец – не единственный состоятельный человек в доме. Но я обещаю, что буду держать ухо востро. И если что-то выясню, сразу тебе позвоню. А пока иди к Никодимову. Кстати, ему о моем визите в дом на Бойцова говорить не обязательно. Это дело частное. Никодимову без надобности.

Ровно в девятнадцать часов Алексей Зубов стоял перед старинной, еще двухстворчатой дверью в нужную ему квартиру на четвертом этаже. Повторив в уме обговоренную с Дорошиным легенду, он нажал на кнопку звонка и прислушался к раздавшейся внутри мелодичной трели.

Затем послышались шаги, быстрые и какие-то легкие, что ли. По крайней мере, они вряд ли могли принадлежать шестидесятишестилетнему хозяину квартиры. Дверь распахнулась, и Зубов поздравил себя с тем, что не ошибся. На пороге стояло юное создание с небольшим колечком в носу и сотней косичек, собранных в высокий хвост на макушке. Девушка.

– Здравствуйте, – провозгласило создание, – вы к дяде Саве?

– Я к Савелию Игнатьевичу Волкову, – откашлявшись, сообщил Зубов. – Мы с ним договаривались о встрече.

– Да? – Девушка, казалось, удивилась. – Тогда проходите, пожалуйста. Дяди Савы нет дома. Но если вы говорите, что он назначил вам встречу, значит, он вот-вот придет. Дядя Сава ужасно пунктуальный.

Немного подумав, Зубов шагнул через порог. То, что хозяина квартиры нет дома, еще и лучше. Будет время немного осмотреться.

Прихожая оказалась длинным, уходящим вглубь квартиры коридором, не выглядевшим тесным благодаря высоким потолкам и светлым с тиснением обоям. Ремонт здесь был не совсем свежим, но сделанным относительно недавно, не больше пяти лет назад, и весьма дорогим.

На стенах Зубов увидел развешанные картины, а на тумбочке, отделявшей зону собственно прихожей от той части коридора, что вела в комнаты, стояла красивая и видно, что очень дорогая ваза. Да, господин Волков явно не бедствовал.

– Снимайте обувь и проходите, – скомандовала девица. – Вам куда удобнее? На кухню или в гостиную?

– А вам?

– Да мне без разницы. – Девица с колечком в носу независимо повела плечиком. – Если на кухню, то могу вам чаю предложить.

Вообще-то, Зубов предпочел бы оказаться в гостиной. Вдруг нужный ему Малевич висит там и можно будет осмотреть его в отсутствие хозяина.

– Я не хочу чаю, – сказал он. – А вы пейте на здоровье. Давайте я в гостиной подожду.

Девица, одетая в джинсы, такие широченные, что под ними легко можно спрятать что угодно, например небольшого размера арбуз, провела Алексея в гостиную и ушла, плавно покачивая бедрами. Оставшись один, он с интересом стал оглядываться по сторонам. Комната, в которой он находился, выглядела богато и очень представительно. Главным ее акцентом был рояль, не пианино, а именно рояль, стоящий у окна. Зубов никогда не видел в квартире рояля.

Все стены комнаты увешаны картинами. Зубов подошел поближе. В живописи он, конечно, ничего не понимал, но на Айвазовского и Шишкина это, прямо скажем, не похоже. И на Малевича тоже. Интересно, и где Волков держит то самое полотно, которое собирается продать? Не в кладовке же.

В дальнем от окна углу стоял большой, довольно удобный диван, а рядом кресло, кожаное, тоже с виду очень комфортное. Не зная, что делать дальше, он уселся в него, продолжая оглядываться по сторонам. Так прошло минут десять. И сколько еще ждать? Не очень-то это похоже на пунктуальность, о которой говорила девица.

Как будто услышав его мысли, она снова появилась на пороге – нахмуренная.

– Ничего не понимаю. Дяди Савы до сих пор нет, хотя мы договаривались, что я сегодня заеду. Да и вы говорите, что вам назначено.

– Может быть, позвонить? – предложил Зубов.

Девица пренебрежительно фыркнула.

– Вы думаете, я до сих пор этого не сделала? Я позвонила сразу, как только вы пришли, но дядя Сава не берет трубку. Мне это не нравится. Может быть, пора обзванивать больницы?

Она не произнесла слова «морги», но Зубов подумал именно о том, что в судебном морге в относительной близости к этому дому сейчас лежит неопознанный мужской труп, до которого, возможно, тоже кто-то не может дозвониться. Вряд ли это мог быть господин Волков. Ему шестьдесят шесть, а найденному мужчине в районе пятидесяти, но все же совпадение нехорошее.

– Не надо пока никуда звонить, – сказал он чуть громче, чем следовало. – Давайте пока просто подождем.

– Хорошо, – покладисто согласилась девица. – А вы, вообще, кто?

– Покупатель, – подумав, сообщил Зубов. – Потенциальный. Ваш дядя дал объявление в интернете о продаже картины Малевича. Вы что-нибудь об этом знаете?

Девица осмотрела его с ног до головы критическим взглядом. В том, что взгляд был именно критическим, не оставалось ни малейших сомнений.

– Вы не очень-то похожи на человека, который может интересоваться Малевичем, – вынесла свой вердикт она.

Зубов внезапно разозлился. Тоже мне, чучело с кольцом в носу. Сама из племени мумбо-юмбо, а делает смелые выводы про человека, которого видит в первый раз в жизни. Впрочем, злость была качеством непрофессиональным, а потому усилием воли Зубов выключил ее, мило улыбнувшись девице.

– Я – нет. Но меня попросил мой хороший друг. Он живет в другом городе, так что ему нужно знать, имеет его поездка сюда смысл или нет.

– Я сейчас принесу вам картину. Чтобы вы могли составить первое мнение, пока дяди Савы нет.

Она вышла из комнаты и через пару минут вернулась, бережно неся в руках вставленное в раму полотно, на котором чередовались непонятные круги, квадраты и прочие цветовые пятна, от которых у Зубова тут же заболела голова.

– То есть вы в курсе, что ваш дядя ее продает? – спросил он.

– Конечно, в курсе. – Девица снова пожала плечами. – Что тут секретного. Но он мне не дядя. Мы вообще не родственники.

Зубов моментально напрягся. Не дядя? А что тогда эта фифа с пирсингом делает в квартире постороннего человека? И как, вообще, она сюда попала в его отсутствие? Или она его любовница?

Девица, казалось, снова прочитала его мысли.

– Это пошло, – заявила она, сердито вздернув нос. Довольно курносый.

Из-за носа, а еще формы лица, заметно сужающегося ото лба к подбородку, она казалась похожей на кошку. Еще в лице угадывалась какая-то едва заметная асимметрия, придававшая легкую загадочность. Это лицо хотелось рассматривать снова и снова.

– Это глупо и пошло считать любую встреченную женщину чьей-то любовницей. Дядя Сава – старинный друг моей бабушки. Точнее, моя бабушка всю жизнь дружила с Нюточкой. Со школы. И я в этом доме бываю с самого детства. И ключи у меня есть, еще с тех пор, когда я в институт поступила и училась тут, по соседству. Я тогда между парами забегала проведать Нюточку, потому что она болела очень, и мои визиты были кстати.

Выглядело это так, будто она перед ним оправдывается. Зубов никак не мог понять, с чего бы ей это делать. А еще он не понимал, кто такая Нюточка.

Институт неподалеку. Получалось, что девица училась в том самом Университете промышленных технологий и дизайна, на территории которого Зубов сегодня утром осматривал труп.

– Вы так-то не волнуйтесь, – сказал он примирительно. – Мне нет никакого дела до ваших взаимоотношений с дядей Савой. Кстати, вы бы попробовали позвонить ему еще раз.

Девица послушно достала телефон и набрала номер. Зубов услышал длинные гудки, но трубку по-прежнему никто не брал. И что ему делать? По-хорошему, нужно созвониться с Дорошиным и, пользуясь отсутствием хозяина, показать ему картину по видеосвязи. Если непонятная девица разрешит, конечно.

– Как вас зовут? – спросил он, чтобы наладить контакт.

– Велимира.

Видимо, на лице майора Зубова отразилось непонимание, потому что девица вдруг громко рассмеялась.

– Ну, вот так меня родители назвали. Мечтали, чтобы я повелевала миром. Архаичное восточнославянское имя. Не Катя и не Аня. Мне нравится.

Из всего, что она сказала, Зубов услышал только «не Аня». Вернее, услышал он и все остальное, но только это слово опять задело натянутые оголенные провода-нервы, заставив дернуться от электрического разряда. Он никогда не привыкнет. Никогда. И никогда не забудет.

– Простите, меня не интересуют ваши семейные подробности. – От испытанной боли он хамил, потому что иначе не мог с ней справиться. – Могу я позвонить своему другу и показать ему картину по видео? Мне бы не хотелось больше ждать. В зависимости от того, что скажет мой друг, я либо приду еще раз, либо новая встреча просто не будет иметь смысла.

– Пожалуйста, – снова пожала плечами девица и вышла из комнаты, чтобы не мешать.

Фу-ты ну-ты, нам не чужда душевная тонкость. Велимира. Ну надо же. Впрочем, похожая на кошку девица его совершенно не интересовала. Повернувшись к картине, которую она водрузила на диван, Зубов вытащил телефон и позвонил Дорошину.

Глава вторая

По видеосвязи ничего существенного полковник Дорошин сказать не смог. Видно было плохо, да и говорить приходилось вполголоса, чтобы не услышала скрывшаяся за дверями Велимира.

– Все же я склоняюсь к тому, что это подделка, – вздохнул Дорошин. – Так я, пожалуй, своему заказчику и скажу. В любом случае сделка крайне сомнительная, так что вкладывать в нее деньги, весьма немалые, я ему не порекомендую. Спасибо, Леша. Очень помог. Других просьб пока не будет, так что можешь покидать сей негостеприимный дом.

– Почему негостеприимный?

– А какой, если хозяин не явился на назначенную им же самим встречу. Впрочем, это уже не важно. Мой интерес к картине исчерпан. Еще раз благодарю.

Заверив Дорошина, что он всегда рад помочь, Зубов отключил телефон и спрятал его в карман. По большому счету теперь делать ему в этой квартире совершенно нечего, но уходить почему-то не хотелось. Всеми фибрами своей сыщицкой души майор чуял, что квартира эта вместе с ее непунктуальным хозяином имеет самое прямое отношение к сегодняшнему происшествию по соседству.

И как перейти к тому, что его действительно интересует? К счастью, девушка с косичками предоставила ему такую возможность.

– Ну что? Показали картину? – спросила она, появившись в дверях гостиной.

Лицо у нее было хмурое и какое-то встревоженное.

– Да, показал. Можете забирать, – сказал Зубов, сделав упор на слове «забирать».

Чуткое ухо Велимиры расслышало вложенный в интонацию смысл.

– Вас полотно не заинтересовало? Точнее, вашего приятеля.

Что ж, на сказанное она обращала внимание. Так и запомним.

– Нет, он уверен, что это не настоящий Малевич.

– Дядя Сава тоже в этом сомневается, – вздохнула Велимира. – Он все-таки неплохо разбирается в живописи. Он так и сказал дяде Борику, мол, могут быть неприятности, если выяснится, что это подделка. Но тот настаивал, чтобы дядя Сава все равно выложил этот лот на продажу. Это же его картина.

Так, в истории, помимо дяди Савы и Нюточки, появился еще и неведомый Зубову дядя Борик. Он лицом сыграл непонимание, и Велимира тут же охотно пояснила:

– Дядя Борик – младший брат Нюточки.

– А Нюточка?

– О! Простите, я как-то упустила из виду, что вы незнакомы с дядей Савой. Нюточка была его женой. А еще концертмейстером. Они много лет выступали вместе. Вскоре после выхода на пенсию она заболела. Рак желудка. Она несколько лет так мужественно боролась. И операция прошла успешно. Это было как раз тогда, когда я училась в институте и забегала к ним ее проведать. Я вам рассказывала.

Зубов кивнул, что помнит.

– Ну вот. А потом Нюточка все-таки умерла, и дядя Сава ужасно переживал. В ней была вся его жизнь. В ней и в музыке, а тут он в одночасье лишился и того и другого. Его страшно мучило, что он остался совсем один. Конечно, дядя Борик его не бросал, да и мы тоже, но все же это совсем не то. Вы же понимаете.

– А что же дети?

– У дяди Савы и Нюточки их не было. Дядя Сава очень много выступал, он в молодости был крайне известным, практически знаменитым. И ребенок в доме мог помешать, поэтому Нюточка пошла на такую жертву. Она всю свою жизнь положила на алтарь его карьеры. Зато они очень помогали племянникам. У Татьяны, младшей сестры дяди Савы, двое детей, Игоша и Олежка. А у дяди Борика – дочь Иринка. Правда, после развода бывшая жена запрещала ему с ней видеться.

От обилия имен у Зубова голова пошла кругом. Чтобы окончательно не запутаться, он выудил из звонкого потока одно, самое главное, поскольку именно оно имело отношение к фальшивому Малевичу.

– А этот Борик, которому принадлежит картина, он кто?

Велимира вдруг рассмеялась. Звонко, от души.

– Если бы вы хотя бы раз видели дядю Борика, то не задавались бы таким вопросом. В том-то и дело, что он никто. Точнее, в девяностые годы он был довольно успешным бизнесменом, раскрутившимся на торговле ваучерами, но потом прогорел на какой-то крупной сделке и лишился практически всего. Жена от него как раз тогда и ушла, забрав дочь. Квартиру, которую он купил, он им оставил. Жене с дочкой досталась вполне приличная трешка, а себе нашел комнату в коммуналке. Он очень сильно пил. Совсем опустился. Работал каким-то сторожем, лишь бы на бутылку хватало. Нюточка его всегда подкармливала. Денег не давала, знала, что пропьет, зато столовался он у них практически всегда.

Труп у ограды университета крайне подходил на подобное описание. Опустившийся, сильно пьющий человек, вхожий в дом, где можно раздобыть дорогой «Макаллан».

– Велимира, простите, а у вашего дяди есть виски?

– Он мне не дядя, я же вам объяснила. – Девица посмотрела на Зубова с легким осуждением. – Впрочем, я и сама не знаю, зачем вываливаю на вас эту семейную историю.

Еще не хватало, чтобы она замолчала.

– Нет, мне интересно. Так как у Савелия Игнатьевича с запасами виски?

– А вы что, выпить хотите? – Теперь в ее взгляде читалось презрение. – Но я тут не хозяйка, так что стаканчик не налью. Придется вам ждать дядю Саву. Хотя зачем, если картина вас больше не интересует?

– Нет-нет, выпить я не хочу. Мне просто интересно проверить одну свою догадку. Судя по окружающей обстановке, ваш дя… Савелий Игнатьевич – человек с тонким вкусом. Вот мне и стало интересно, распространяется ли это на выбор алкоголя тоже. Вы знаете, какой виски он предпочитает?

– Дядя Сава практически не пьет. Сначала он голос берег, а потом привычки так и не сформировалось. Он может вечером выпить бокал виски со льдом. И предпочитает односолодовые сорта. Например, «Макаллан».

Совсем горячо. Черт побери. Неужели он, Зубов, сейчас определит имя сегодняшней жертвы.

– Нет, я положительно начинаю беспокоиться. Куда мог подеваться дядя Сава? И почему он не берет трубку?

Девица достала телефон, потыкала в него наманикюренным пальцем, поднесла к уху, послушала длинные гудки, отключилась, уставилась Зубову прямо в лицо.

– Вы знаете, что нужно делать в подобных случаях?

Разумеется, он знал.

– Писать в полицию заявление об исчезновении человека.

– Но его же примут только через трое суток.

– Вовсе нет. У вас устаревшие сведения. Полиции категорически запрещено отказывать в приеме таких заявлений, независимо от продолжительности отсутствия человека и места предполагаемого исчезновения.

– Да? И как это сделать?

– Вы можете обратиться в территориальный орган МВД России по месту жительства или в Бюро регистрации несчастных случаев. Можно просто позвонить по телефону 102. Оператор дежурной смены обязан принять ваше сообщение или назвать телефон дежурной части ближайшего подразделения полиции, куда вы можете обратиться лично. Правда, при себе вам нужно будет иметь документы, удостоверяющие вашу личность, а также документы, содержащие сведения о пропавшем. У вас они есть?

– Посмотрю в кабинете.

Велимира выскочила из комнаты, и Зубов, поколебавшись, пошел вслед за ней. Савелий Игнатьевич Волков его сейчас не интересовал ни в малейшей степени. А вот снова перевести разговор на таинственного дядю Борика нужно просто позарез.

Девицу он нашел в кабинете, где она самозабвенно рылась в стоящем в углу секретере.

– Паспорта дяди Савы нет, впрочем, это и неудивительно. Он всегда носит его с собой. Что еще может пригодиться?

Зубов пожал плечами.

– Вас могут попросить вспомнить особые приметы пропавшего человека. Ну там наличие и расположение шрамов, родинок, татуировок…

– Вы с ума сошли. Какие татуировки могут быть у бывшего оперного певца?

– Тогда физические недостатки, травмы, сведения о вставных зубах, приметы одежды. Какие портфель или сумка у него могут быть с собой, какие очки, бумажник, часы. Вот вы уже помните, что он всегда носит с собой паспорт. Это хорошо. Желательно также располагать информацией о круге общения пропавшего человека, о характере их взаимоотношений, о наличии конфликтов, возможных долгах и все такое.

Теперь во взгляде Велимиры читалось плохо скрытое подозрение.

– А вы откуда про все это знаете?

– Приходилось сталкиваться, – коротко ответил Зубов. – Но, может быть, все гораздо проще. Савелий Игнатьевич не мог пойти к кому-нибудь и там задержаться? К примеру, к тому Борику. Как его полное имя?

– Борис Аркадьевич Самойлов. Точно, как же я сразу не догадалась ему позвонить. Конечно, дядя Сава терпеть не может эту запущенную коммуналку, а потому предпочитает, чтобы дядя Борик сам к нему приходил, но тот ведь мог заболеть. Да, я сейчас же его наберу.

Она снова потыкала пальцем в экран, но телефон абонента оказался выключен или находился вне зоны действия сети. Ну да. У найденного трупа не нашли никакого телефона.

– Ничего не понимаю. – Девица выглядела растерянной, и Зубову на какое-то мгновение даже стало ее жалко.

Но только на мгновение. С большой долей вероятности труп у забора принадлежал этому самому Самойлову. С учетом пропавшего Волкова и фигурировавших в деле немалых материальных ценностей, девица могла быть причастна ни много ни мало к двойному убийству.

– В общем, лучше всего подать заявление в отдел полиции рядом с тем местом, где Савелия Игнатьевича видели в последний раз. Вам там выдадут талон-уведомление, – быстро сказал он. – При себе желательно иметь фотографию пропавшего. Тут есть?

– Да, конечно, я знаю, где лежит семейный альбом. – Велимира снова сорвалась с места и начала копаться в секретере. – При жизни Нюточки все стены в доме были увешаны фотографиями дяди Савы, а когда ее не стало, он их снял. Все до единой. Но в альбоме, конечно, остались.

Она вытащила пухлый альбом и начала копаться в нем.

– Вот, посмотрите.

Зубов взял фотографию, с которой вальяжно улыбался статный красавец с немного утомленным лицом. Судя по фотографиям, найденным утром в интернете, это действительно был Савелий Игнатьевич Волков.

– Пойдет?

– Вполне. А фотографии дяди Борика тут есть?

– А вам зачем?

Она снова метнула в Зубова подозрительный взгляд.

– Не знаю. Вы так интересно рассказываете.

Он постарался, чтобы его голос звучал максимально естественно. Кажется, у него получилось, потому что девица порылась в альбоме и вытащила еще одну фотографию.

– Вот, это снято четыре года назад на похоронах Нюточки. Дядя Борик не из тех, кто часто и охотно позирует фотографам.

Зубов взял в руки фотографию, на которой была запечатлена толпа, стоящая у уже засыпанной и украшенной венками и цветами могилы. На ней легко угадывались Савелий Волков, сама Велимира, поддерживающая хрупкую старушку, видимо свою бабушку, которая, по ее утверждению, дружила с почившей Нюточкой, а также еще довольно много незнакомых мужчин и женщин, среди которых внимание майора магнитом притягивало лишь одно лицо.

Человек на фотографии выглядел гораздо моложе, чем найденный сегодня у забора труп повешенного, но все-таки Зубов узнал его сразу. Итак, жертвой то ли несчастного случая, то ли самоубийства, то ли хладнокровного преступления являлся именно Борис Аркадьевич Самойлов, и пребывание майора Зубова в этой квартире и знакомство с Велимирой приобретало совсем иной смысл.

– Так как вы говорите, у этого самого дяди Борика родственников совсем нет? – уточнил он. – Хотя нет, вы сказали, что у него есть дочь. Вы знаете, как с ней связаться?

– Нет, – пожала плечами Велимира. – Она постоянно меняет номера телефонов. Я же сказала, что дядя Борик с ней не общается. А зачем вам Ирина? Вы хотите обсудить с ней покупку картины в обход дяди Борика? Так у вас ничего не выйдет.

– Почему? – уточнил Зубов, ибо все, что говорила сейчас девица с косичками, являлось важным, поскольку имело отношение к трупу.

– Она такая, немного не в себе. Точнее, просто очень творческая. Знаете, есть такая категория людей, у которых никогда не знаешь, где проходит грань между креативностью и безумием. Вот и Иринка такая. Если бы вы ее видели, то поняли бы, о чем я говорю.

– А вы опишите, – подначил Велимиру Зубов.

– Ну она такая здоровенная, высокая, крепкая, очень коротко стриженная, с волосами, выкрашенными в ярко-синий цвет. – Она немного подумала. – Точнее, в последний раз я ее видела с синими волосами, а до этого они у нее были малиновые, а сейчас могут оказаться какие угодно.

– А по профессии она кто? Музыкант? Поэтесса?

– Да нет. Дизайнер одежды. Оканчивала тот же институт, что и я, только другой факультет.

– А вы какой факультет окончили?

– Графического дизайна в арт-пространстве. А вам зачем? Вы что, меня клеите, что ли?

Слово «арт-пространство» снова больно ударило по нервным окончаниям, заставив майора Зубова внутренне скукожиться от острой боли. Анна, его Анна работала в арт-галерее. И это нелепое существо в широченных штанах, стоящее сейчас напротив него, даже не подозревало, насколько он далек от того, чтобы ее клеить. Впрочем, не только ее. Женщины в жизни майора Зубова больше не существовали.

– Простите, девушка, а вы не были бы так любезны показать мне свой паспорт, – сказал он неприятным голосом, проигнорировав ее нелепый вопрос.

– А это еще зачем? Вы сами-то кто?

С некоторым опозданием он вытащил из кармана удостоверение.

– Позвольте представиться. Зубов Алексей Валерьевич, старший уполномоченный Следственного отдела по Адмиралтейскому району Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по городу Санкт-Петербургу.

Никакого испуга его грозная должность у девицы не вызвала. По крайней мере, в ее кошачьих, слегка подтянутых к вискам глазах он не увидел ничего, кроме любопытства.

– Ну надо же. То есть в самом начале вы мне соврали? Насчет того, что пришли посмотреть Малевича по просьбе своего друга.

– Нет, не соврал, – покачал головой Алексей. – Меня действительно попросил об этой встрече с вашим дядей мой старинный друг, живущий в другом городе. И мой визит вначале носил совершенно частный характер.

В этот раз она не стала его поправлять, что Савелий Волков – не ее дядя. Все-таки эта девица умела вычленять главное.

– И что изменилось, раз ваш визит перестал быть частным?

– Простите, вы все-таки могли бы показать мне ваши документы?

– Да, пожалуйста. Пойдемте, я оставила рюкзак в прихожей.

Они вышли в длинный коридор, где девица подошла к одному из широких и мягких пуфов, расставленных вдоль стен, подхватила с него черный рюкзачок, довольно недешевый, из натуральной кожи, покопалась в нем и вытащила паспорт, одетый тоже в черный кожаный переплет, протянула Зубову.

«Борисова Велимира Брониславовна», – прочитал он и чудом удержался, чтобы не засмеяться, так пафосно это звучало. Девчонка тут же заметила его реакцию. От нее вообще трудно было что-то скрыть, это он уже заметил. Несмотря на дурацкую внешность, глазки у нее были умненькие.