Кровь и сахар

Laura Shepherd-Robinson

BLOOD AND SUGAR

Copyright © Laura Shepherd-Robinson 2019

© Жукова М., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Иллюстрация на обложке Чаки Чаки

Художественное оформление Екатерины Петровой

* * *

Посвящается Адриану

Список действующих лиц

Лондон в 1781 году – это ненасытный бегемот, поглощающий леса и поля, окрестные деревни и небольшие города. Это центр формирующейся империи, столица страны, которая ведет войну. В обставленных со вкусом гостиных заключают политические и коммерческие сделки за чашкой сладкого чая – продукта торговой мощи Великобритании.

В восьми километрах к востоку, на берегу реки Темзы стоит Дептфорд – порт, из которого суда отправляются в далекие океаны к неописуемым богатствам. Это город, где на сахаре и рабах можно нажить состояние, а потом потерять его, где по ночам улицы заполняют воры и проститутки, а моряки напиваются в хлам, пытаясь забыть то, что делали и видели на Среднем пути ^[1].

Вот некоторые из героев, которые вам встретятся…

В Лондоне

Капитан Генри Коршэм (Гарри) – герой войны с политическими амбициями.

Каролина Коршэм (Каро) – жена Гарри, светская красавица.

Габриель Коршэм – маленький сын Гарри и Каро.

Таддеус Арчер (Тэд) – юрист и аболиционист, борец за отмену рабства. Старый друг Гарри.

Амелия Брэдстрит – сестра Тэда, вдова со скандальным прошлым.

Моисей Грэм – бывший раб. Джентльмен, художник-акварелист. Также писатель и борец за отмену работорговли. Друг Таддеуса Арчера.

Эфраим Прудлок – бывший раб. Помощник Моисея Грэма в вопросах искусства и аболиционизма. Также друг Таддеуса Арчера.

Сизар Джон – бывший раб, ставший преступником.

Джупитер – бывший раб. Член банды Сизара Джона.

Николас Кэвилл-Лоренс – заместитель министра по вопросам войны. Покровитель Гарри.

Напье Смит – владелец сахарных плантаций. Глава Вест-Индского лобби. Вероятно, богатейший человек в королевстве. Ему еще нет двадцати пяти лет.

Помфрет – дворецкий Гарри, бывший военный моряк.

Сэм – кучер Гарри.

Бронз – бывшая рабыня. Барменша в таверне «Йоркширское пиво».

В Дептфорде

Люций Стоукс – работорговец. Мэр Дептфорда.

Сципион – бывший раб. Секретарь Люция Стоукса.

Синнэмон – красивая мулатка, рабыня, принадлежащая Люцию Стоуксу.

Перегрин Чайлд – дептфордский магистрат ^[2].

Джон Манди – религиозный работорговец.

Элеонора Манди – его жена, мать двоих детей.

Эван Вогэн – капитан невольничьего корабля.

Джеймс Брэбэзон – хирург на невольничьем корабле.

Фрэнк Дрейк – помощник капитана на невольничьем корабле.

Дэниел Уотерман – юнга на невольничьем корабле.

Натаниель Гримшоу – молодой ночной сторож, который в ближайшее время должен занять место своего покойного отца в качестве помощника капитана на невольничьем корабле.

Мэрилин Гримшоу – мать Натаниеля, скорбящая вдова. Хозяйка таверны «Ноев ковчег».

Ямайка Мэри – бывшая рабыня, ставшая проституткой.

Элис – проститутка.

Авраам – лакей Люция Стоукса. Раб.

Исаак Фэйрвезер – моряк. Друг Фрэнка Дрейка.

Роузи и ее муж – владельцы постоялого двора на Дептфордском Бродвее.

Пролог

Причал в Дептфорде, июнь 1781 года

Густой низкий туман висел над Темзой. Он растекался над водой и по причалам, заполнял грязные дворы и узкие портовые переулки в нижней части Дептфорда. Местные называли такой туман дыханием дьявола. От него воняло вредными испарениями, поднимавшимися над грязной рекой.

Время от времени туман немного рассеивался, и Натаниель Гримшоу видел невольничьи корабли, стоявшие на якоре в Дептфорд-Рич ^[3]: призрачные линии мачт и снастей на фоне предрассветного неба. Его плащ потяжелел от влаги, а от парика из конского волоса воняло мокрым животным. Натаниель ходил здесь уже почти полчаса. Каждый раз, когда он поворачивался, Яго рычал. Черная шерсть собаки стояла дыбом, а глаза горели как два крошечных желтых фонаря в темноте.

Натаниель слышал, как разговаривают рыбаки, и чувствовал запах табака, который от них приносило ветром. Он и сам хотел выкурить трубку, но не был уверен, что сможет удержать ее в руке. Он не понимал, как они вообще могут стоять там, так близко. Из тумана выступила чья-то фигура, и Яго снова зарычал, но успокоился, узнав коренастого, почти квадратного дептфордского магистрата Перегрина Чайлда. Сонные глаза посмотрели на Натаниеля из-под мокрого длинного парика судьи.

– Что случилось, парень?

Натаниель повел его сквозь туман к стене, которая отделяла городские причалы от военно-морской верфи. Рыбаки расступились, чтобы их пропустить, и все они обернулись посмотреть, как реагирует Чайлд.

На причале возвышался трехметровый столб, завершавшийся железным крюком, на котором рыбаки любили вывешивать свой самый крупный улов. В последнее время на нем висела акула, которую вынесло на берег в прошлом месяце. Теперь акула исчезла, а ее место занял человек. Он был голым, тело покачивалось на ветру на веревке, продетой под мышками, его руки были связаны за спиной. Натаниель не любил вида крови, а тут ее было очень много – засохшая на груди и спине мертвеца, размазанная по бедрам, кровь в ушах, в носу, во рту. Натаниелю и раньше доводилось видеть убитых – выброшенных на участки берега, которые захватывает приливом, или оставленных в узких переулках в районе причалов и складов, где он работал ночным сторожем. Ни один из тех трупов не подготовил его к этому зрелищу. Это было больше, чем труп. Это было представление – что-то вроде человека без костей на Гринвичской ярмарке.

Натаниель собрал волю в кулак и снова осмотрел подвешенного на крюке мужчину. Ему было около тридцати лет, очень худой, с длинными черными волосами. Его глаза были широко открыты, они смотрели обвиняюще. Раскрытый рот застыл в гримасе ужаса, белая кожа была плотно натянута на острых скулах. Под первым ртом был второй: зияющая алая пасть там, где ему перерезали горло.

Чайлд шагнул вперед, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от тела.

– Господи.

Он смотрел на участок тела чуть выше левого соска мертвеца. Глубокие ровные линии были выжжены на бледной безволосой коже. Плоть вокруг них сморщилась и покрылась волдырями. С того места, где Натаниель стоял, он смог различить рисунок: полумесяц, смотрящий рогами вниз, с венчающей его короной.

– Это клеймо раба, – сказал Натаниель. – Кто-то клеймил его, как негра.

– Я знаю, что это такое. – Чайлд отступил назад, все еще глядя на тело.

Яго зарычал громче. Натаниель попытался его успокоить, но всей душой сочувствовал своему псу.

– Вы его узнали, сэр? Это тот джентльмен, Томас Валентайн. Вы же с ним раньше встречались, правда?

– Встречались. – Чайлд ответил таким резким тоном, что сразу же пресек любые обсуждения этой темы.

Натаниель украдкой наблюдал за магистратом, пытаясь понять, в каком тот настроении и не попал ли он сам под подозрение. Но, казалось, Чайлд вообще забыл, что Натаниель стоит рядом. Магистрат что-то буркнул себе под нос, Натаниель не смог разобрать слов, только почувствовал кислый запах бренди в холодном ночном воздухе.

– Сними его, – наконец приказал Чайлд. – Никому ни слова. Понял?

Натаниель подтянул один из старых ящиков для перевозки грузов к крюку и взобрался на него. Глаза мертвеца невидящим взором смотрели на неподвижные бурые воды реки. На участке между двумя изгибами Темзы поскрипывали невольничьи корабли, рыбаки мрачно бормотали молитвы. Повсюду клубилось, кружило и извивалось «дыхание дьявола».

Часть первая
21–24 июня 1781 года

Свободной (liber) называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию только сама собой. Необходимой (necessarius) же или, лучше сказать, принужденной (coactus) называется такая, которая чем-либо иным определяется к существованию и действию по известному и определенному образу.

Бенедикт Спиноза. «Этика», часть I «О Боге»

Глава первая

Самые худшие сюрпризы – это те, которые, как нам кажется, мы предвидим.

Амелия Брэдстрит появилась в моем лондонском доме в начале десятого, вечером 21 июня 1781 года. Я в это время играл с Габриелем, выстраивал свинцовых солдатиков рядами на турецком ковре в библиотеке, чтобы он мог сбить их палкой. Восторг, который испытывал мой маленький сын от этого простого занятия, был не меньше моего собственного, но в дверь постучали, и вся радость испарилась в одно мгновение. Неделю назад примерно в это же время ко мне в дом без приглашения заявился один молодой джентльмен, и я опасался, что тот неприятный тип пришел опять. Но постучавший в дверь библиотеки дворецкий быстро разуверил меня в этом.

– Вас хочет видеть дама, капитан Коршэм, – сообщил Помфрет, вручая мне визитную карточку на подносе.

– Миссис Брэдстрит, – прочитал я.

– Она говорит, что вы знали ее раньше как Амелию Арчер.

Я удивленно уставился на него. Сестра Тэда. В последний раз я видел ее, наверное, больше десяти лет назад. Я смутно помнил худенькую, напоминающую птичку девушку, культурную и начитанную, с такими же большими серыми глазами, как у брата, и бледной кожей. Я был в Америке, когда она покинула Англию, поэтому пропустил большую часть скандала, связанного с ее отъездом. Она вернулась в прошлом году после смерти мужа, и Каро твердо заявила мне, что нам не следует принимать ее. Насколько мне было известно, никто не приглашал ее к себе.

Я колебался, обдумывая мотивы Амелии. Ее прислал Тэд? Что ей нужно?

– Она приехала в наемном экипаже, сэр. Никаких слуг. Мне сказать ей, что вы неважно себя чувствуете?

Как и моя жена, Помфрет был ярым сторонником соблюдения приличий. Их обоих волновал не сам факт, а то, как все будет выглядеть. Одни называют это лицемерием, другие – обществом. Лично я видел людей, запутавшихся в собственных внутренностях, на полях сражений во время Американской революции ^[4], и в сравнении с этим преступления в светских гостиных казались мне ничтожными. В тот момент у меня не было желания доставлять удовольствие своей жене. Называйте это моим личным актом протеста, если хотите.

– Проводите ее, пожалуйста, в гостиную, Помфрет.

Я передал Габриеля в руки няньки, а сам подошел к зеркалу в холле, чтобы заново повязать галстук и поправить завитой парик. Затем я вошел в гостиную, где уже ждала Амелия Брэдстрит.

Она совсем не была похожа на вдову. Эта мысль первой ударила мне в голову. Она стояла в центре комнаты и оглядывалась – рассматривала мебель, серебро и портрет Каро кисти Томаса Гейнсборо над камином. Мой взгляд сразу же привлекло ее платье – обтягивающее, с оголенными плечами, насыщенного и яркого оттенка индиго. К нему она подобрала такого же цвета кашемировую шаль, расшитую золотыми цветами, и аметистовое ожерелье.

Она обернулась, и мы оценивающе оглядели друг друга. Я вспомнил, что Амелия на три года младше нас с Тэдом, соответственно, ей было двадцать семь лет.

– Капитан Коршэм, – произнесла она тихим голосом и протянула мне руку для поцелуя. – Сколько лет прошло со времени тех счастливых дней в Девоне! Надеюсь, вы простите мне вторжение в такой поздний час.

Ее глаза казались серебряными в свете свечей, а ее роскошные волосы – темно-каштановыми и блестящими. Она завила их и сделала высокую прическу, и я с восхищением смотрел на линии ее шеи и яркое сияние аметистов на фоне ее кожи. Черты лица были угловатыми: высокие скулы, острый подбородок, тонкий маленький носик. Когда она заговорила, я увидел маленькие белые зубки.

Я заметил и кое-что еще. Возбуждение – и в движениях, и в манере говорить. Бедность – в дешевых духах (тошнотворный запах жасмина) и потрепанных туфлях, выглядывавших из-под юбок. Наконец, я заметил стойкость в ее взгляде и осанке.

– Это никакое не вторжение, – ответил я. – Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Брэдстрит. Не желаете ли выпить мадеры?

Пока мы ждали вино, она рассматривала портрет Гейнсборо.

– Каролины нет дома?

– Она в Карлайл-хаусе ^[5], – с улыбкой успокоил я Амелию. – Играет в фараона ^[6]. Бросает вызов всем, кто подходит к карточному столу.

Она испытала явное облегчение, откинулась на спинку дивана и стала теребить пальцами рукава платья. В дверь постучал лакей, вошел и поставил поднос на столик. Я заметил, как он с головы до ног осмотрел миссис Брэдстрит, подавая ей вино. В его взгляде одновременно читались чисто мужской интерес и презрение.

– Вы продолжаете носить красный мундир ^[7], – заметила она, когда дверь за лакеем закрылась. – Далеко не все мужчины это делают.

– Это не тщеславие. – У меня возникло необъяснимое желание оправдаться. – Военное министерство хочет, чтобы мы продолжали носить форму.

– Вы завоевали право носить ее, не правда ли? – Она серьезно посмотрела на меня. – Я читала о вас в газетах. Капитан Генри Коршэм, бич американских бунтовщиков. Говорят, что ваше имя известно даже королю.

– Преувеличивают, – ответил я.

Возникла неловкая пауза, и я снова попытался догадаться, зачем она пришла. Может, занять денег? Предъявить какие-то претензии на основании нашего давнего знакомства? Или Тэд надеется восстановить нашу дружбу? От этой мысли у меня возникло ощущение, будто вши внезапно начали бегать по коже моей головы, и я мысленно стал подбирать слова для вежливого отказа.

Амелия наклонилась вперед, нахмурив брови:

– Надеюсь, я не поставила вас с Каролиной в неловкое положение, приехав сюда сегодня вечером, но у меня слишком срочное дело, чтобы излагать его в письме.

– Миссис Брэдстрит, простите за вопрос, но вы попали в беду? – нахмурившись, поинтересовался я.

– Нет, капитан Коршэм, но я боюсь, что в беду мог попасть Тэд.

– Понятно. – Я попытался скрыть свое беспокойство за раздражением. – Он в долговой тюрьме? Вам нужны деньги?

Мой тон заставил ее слегка побледнеть.

– Он пропал. Он приходил ко мне уже почти неделю назад – перед тем как уехать из города по делам. Он сказал, что заедет снова, когда вернется в Лондон, но так и не появился. Я отправилась в его квартиру, но его там нет. Привратник не видел его со дня отъезда из города. И никто другой его не видел.

– Когда он должен был вернуться?

– В четверг.

– Но прошло всего четыре дня, – заметил я. – Тэд всегда был не самым надежным парнем.

Она коснулась рукой ожерелья, и камни вспыхнули в свете свечей.

– Тэд сказал мне, что направляется в Дептфорд, – тихим голосом сообщила она. – Дептфорд – рабовладельческий город, не правда ли?

Тэд и рабство. Я помнил наши памфлеты, эссе и речи. Немодная тема аболиционизма когда-то воспламенила наши юные души. Нас чуть не выгнали из Оксфордского университета из-за этого. После возвращения с войны я обратил свое внимание на более традиционные политические вопросы, но Тэд с годами стал только злее и решительнее.

Я заговорил мягким тоном, чтобы успокоить ее и успокоиться самому:

– Я уверен, что нет причин для чрезмерного беспокойства. Может, в Дептфорде и не любят аболиционистов, но самое худшее, что они могут сделать, – это выслать его из города.

Амелия молчала какое-то время.

– Я беспокоюсь о нем. Дело не только в Дептфорде. Тэд впутался в какое-то опасное дело. Он сказал мне, что нажил себе могущественных врагов.

– Он всегда был склонен к преувеличениям. А врагов он видел повсюду.

– Но это не означает, что их нет. Он боялся. Я видела это… – Амелия запнулась. – Он говорил, что за ним следят, а в Дептфорде его даже пытались убить. Я предложила ему обратиться к властям, но он заявил, что все они заодно с работорговцами.

«Ты знаешь, что представляет собой Тэд», – сказал я сам себе. Его, вероятно, посадили в Дептфордский дом предварительного заключения ^[8] из-за долгов, или он скрывается от своих кредиторов в Лондоне. Но одновременно с этими циничными мыслями во мне рос комок страха. А что, если кто-то на самом деле пытался его убить? А если этот человек предпринял еще одну попытку и она оказалась успешной?

– Он говорил что-то еще про этих могущественных врагов?

– Он говорил, что не оставит в покое работорговцев. Что сожжет их дотла.

– Предполагаю, что метафорически?

Хотя с Тэдом никогда нельзя было быть ни в чем уверенным.

– Думаю, да. Он заявил, что после того, как покончит с ними, работорговля никогда больше не восстановится.

Я не улыбнулся, хотя мог бы при других обстоятельствах. Именно такие вещи мы обычно и говорили, когда учились в Оксфорде. «Мы покончим с детским трудом. Покончим с травлей медведей. Покончим с рабством». Детские мечты, столь же нереальные, сколь и похвальные.

Амелия ждала моего ответа, а когда я ничего не сказал, снова заговорила сама:

– Я сказала ему, что это смехотворно. В торговле африканцами крутятся многие миллионы фунтов стерлингов. Она охватывает три континента. Как один человек может надеяться положить этому конец?

– И что он ответил?

– Только что он собирается в Дептфорд – забрать что-то, что хотели бы заполучить его враги, что-то, что он сможет использовать против работорговцев. И что, если с ним что-то случится, пока он там, я должна отправиться к Гарри Коршэму. Он сказал: вы поймете, что нужно делать.

– Он так сказал? – Я удивленно уставился на нее. – Я не видел его больше трех лет.

– Я думаю, что вы единственный человек, кому он на самом деле доверяет. – Она удерживала мой взгляд, не опуская серых глаз, которые были так похожи на глаза Тэда. – Я не стану притворяться, что понимаю, из-за чего произошел разрыв между вами, капитан Коршэм, и моим братом. Но ведь когда-то он был вашим лучшим другом на свете. Вы съездите в Дептфорд и попробуете его найти?

Я все еще колебался. У меня не было желания снова видеть Тэда и бередить старые раны. Но как я мог не поехать?

– Конечно, съезжу. Прямо завтра с утра. А пока постарайтесь не волноваться.

Ее глаза горели, ее явно переполняли эмоции, но я не нуждался в ее благодарности. Мне нужно было только удостовериться, что Тэд в безопасности. На мгновение представив, что его больше нет, я ощутил холод во всем теле, словно превратился в мрамор из могильного склепа. Словно тень упала на мою душу.

Глава вторая

Я спал урывками и проснулся раньше шести. Больше часа я просто лежал, размышляя о вчерашнем визите Амелии. Я много раз повторял себе, что мои вчерашние страхи не имеют никаких оснований. К тому времени, как я умылся и оделся, мне удалось убедить себя, что я найду Тэда в Дептфорде, упорно пытающегося изменить мир и совершенно не беспокоящегося о том, сколько проблем создал.

Дверь в спальню Каро была закрыта. Я слышал, как она вернулась прошлой ночью где-то около трех, и решил ее не будить. Я спустился вниз и попросил Помфрета, чтобы велел Сэму готовить мою карету. В библиотеке я быстро написал записку Николасу Кэвилл-Лоренсу, заместителю министра по вопросам войны, в которой объяснил, что вынужден уехать из Лондона по срочному делу. Я вернулся домой из Америки с инвалидностью, и меня прикрепили к Военному министерству. Вскоре мне предстояло стать членом парламента. Я хотел добиться там перемен, хотя все фракции, комитеты и административный лабиринт все сильнее утомляли меня. Я сказал себе, что денек вдали от интриг Уайтхолла ^[9] пойдет мне только на пользу.

Я отдал записку одному из лакеев и отправил его вручать ее адресату, а сам пошел завтракать с Габриелем в детскую. Мы строили замки из кеджери ^[10], которые штурмовали с помощью солдат, сделанных из тостов. Смех моего сына помогал избавиться от всех тревог, и из дома я уезжал сильно воспрявшим духом.

Сэм поехал по дороге на юг, через Лондонский мост. Улицы кишели повозками, каретами и двуколками. Возничие курили, ругались или щелкали кнутами, чтобы испугать лошадей своих конкурентов на дороге. Мы медленно продвигались вперед, нас задерживали тачечники и фермеры, которые гнали овец и коров на Смитфилдский рынок. В окрестностях Саутуарка здания покрывали строительные леса, а по ним, словно муравьи, сновали рабочие. Лондон поглощал сельскую местность во всех направлениях. Наконец оживленное движение и суета остались позади. Правда, колеса протестующе заскрипели, когда сменился грунт и лошади набрали скорость. Я устроился поудобнее в ритмично покачивающейся карете.

Я никогда раньше не бывал в Дептфорде, хотя знал Гринвич, который находился немного дальше по берегу реки. Тем не менее благодаря своей работе в министерстве я знал, что город фактически состоит из двух отдельных поселений, которые соединяются дорогой, проходящей через открытое поле. Городское купечество жило на Дептфордском Бродвее, недалеко от платного моста, где дорога Олд-Кент-роад пересекала Дептфорд-Крик ^[11]. Дептфорд-Стрэнд ^[12] находился в полутора километрах к северу, у берегов Темзы. Там располагались городские и частные причалы и верфи, военно-морская верфь, а также дома рабочих.

Примерно через час после выезда из дома в Мейфэре мы оказались на Дептфордском Бродвее. Я увидел большие каменные дома и целую улицу роскошных магазинов со стеклянными витринами. Дамы с зонтиками и джентльмены прогуливались на солнышке в сопровождении маленьких чернокожих пажей и возвышающихся над своими хозяевами лакеев-африканцев. Я намеревался найти городского магистрата, который лучше всех должен был бы знать, что иногородний джентльмен заболел или как-то пострадал в Дептфорде. Я велел Сэму заехать на постоялый двор, где узнал, что нужного мне человека зовут Перегрин Чайлд. Мне сообщили, что в этот час он находится на Дептфорд-Стрэнде, разбирается со всеми преступлениями, которые там совершили за ночь.

Вскоре благородство Бродвея осталось лишь в воспоминаниях, и мы мчались по ухабистой грунтовой дороге к Темзе. Карету все время потряхивало, внутрь проникал ядовитый воздух: смола и сера, запахи от печей для обжига кирпича и кожевенных мастерских, вонь скотобойни и помоев, сливаемых в реку. Чем сильнее мы удалялись от Лондона, тем сильнее становились мои опасения по поводу новой встречи с Тэдом. Теперь они камнем застряли у меня в глотке. Почему, черт его побери, он велел Амелии меня найти? После возвращения из Америки я видел его всего один раз, больше трех лет назад, и воспоминания об этой встрече до сих пор вызывали у меня угрызения совести. Я сожалел, что принес ему боль тогда, но не хотел менять свое решение. Наше прошлое было темным и опасным.

Через несколько минут мы заехали на Дептфорд-Стрэнд под цокот копыт, миновали потемневшие и закоптелые кирпичные дома и большую церковь со стенами из мелкозернистого песчаника. Раненая нога затекла после путешествия, и мне хотелось пройтись. Я постучал по крыше, и мы остановились у огромного поля, покрытого грязью. Оно, похоже, считалось общинной землей, на которой коренные жители имели право пасти скот и заготавливать сено. Этот унылый участок земли окружали неровные ряды домов и магазинов, с нескольких прилавков, стоявших в грязи, продавали рыбу. Сэм слез с козел и поставил лесенку, чтобы я мог спуститься.

– Пропусти стаканчик в какой-нибудь таверне, – сказал я ему. – Но возвращайся к полудню.

У Сэма на выбор было много таверн. Мужчины уже шли по улице шатаясь, хотя еще не пробило и одиннадцати. Многие были одеты в матросские куртки и брюки и имели походку, которая появляется у мужчин после долгих лет, проведенных в море.

Многочисленные проститутки искали клиентов, и я стал магнитом, притянувшим их внимание, пока шел в направлении реки.

– Какая великолепная оливковая кожа. – Одна стареющая Далила коснулась моего лица. – Нежные карие глаза, как у моей дочери. Я унесу тебя в рай, мой красавчик-офицер.

Оглядываясь на лавки старьевщиков, ростовщиков, изможденных и грязных проституток, я пытался представить другие, далекие места. Я высвободился из объятий проститутки, дал ей пенни и спросил, как пройти к дептфордскому сторожевому дому.

– Ищешь Перри Чайлда? – спросила она, показывая мне почерневшие зубы. – Он сейчас завтракает. Попробуй зайти в «Ноев ковчег».

Заведение оказалось старой фахверковой гостиницей на северо-западном углу Дептфорд-Грин ^[13]. Ее верхние этажи так нависали над булыжниками мостовой, что у меня возникли опасения, не рухнет ли на меня все здание. Дальше дорога вела к Темзе, и я остановился, чтобы полюбоваться широким коричневым изгибом реки. У причалов стояли суда всевозможных размеров, на фоне безоблачного неба покачивался целый лес мачт.

Около дюжины мужчин сидели и выпивали в обеденном зале; когда я вошел, все они обернулись. В зале пахло жареной рыбой, кроме разговоров слышался стук бросаемых костей. Молодой человек в парике из конского волоса стоял за барной стойкой и мыл высокие пивные кружки. Я подошел к нему и попросил показать мне Перегрина Чайлда. Он кивнул на одну из кабинок в обеденном зале таверны, где в одиночестве сидел мужчина средних лет.

– Мистер Чайлд? – Мужчина поднял глаза от пирога с рыбой. – Капитан Генри Коршэм. – Я поклонился, он только коротко кивнул мне. – Простите, что прерываю ваш завтрак, но мне нужно, чтобы вы уделили мне несколько минут вашего времени.

Чайлд скептически осмотрел мою форму: от черной двууголки до кожаных сапог, между ними отметив красный мундир, бриджи из буйволовой кожи и шелковые чулки.

– По какому вопросу? – спросил он с набитым ртом. Говорил он с местным акцентом, благородных ноток в голосе не слышалось, и он не пытался это скрыть.

– Пропал мой друг. Считается, что он отправился в Дептфорд. Мне хотелось бы, чтобы вы помогли мне его найти.

На Чайлде был потрепанный синий сюртук, галстук оказался заляпан жиром. Я дал бы ему лет сорок пять, хотя из-за его двойного подбородка и парадного парика сложно было сказать точно.

Его маленькие, как черные пуговки, глаза явно все быстро замечали, рот был маленьким, на губах часто играла циничная улыбка, нос картошкой украшал филигранный рисунок из лопнувших капилляров. У его локтя стояла почти пустая бутылка красного вина.

Он подавил вздох и жестом предложил мне сесть напротив.

– Фамилия вашего друга?

– Его зовут Таддеус Арчер, хотя большинство людей зовут его просто Тэд. Ему тридцать лет, и он приехал сюда из Лондона.

– Джентльмен?

– Адвокат. Линкольнс-Инн ^[14].

– Ох уж эти адвокаты. Мой отец говорил, что они отправлены на землю, чтобы сборщики налогов на их фоне казались хорошими. Я никогда не слышал про вашего друга, капитан. Мне очень жаль.

– Мистер Арчер должен был вернуться домой еще пять дней назад, – настаивал я. – Но никто его не видел после отъезда из Лондона. Его сестра беспокоится о… – Я запнулся, когда он стал заталкивать в рот очередной кусок пирога. – Может, мне подождать, пока вы закончите завтрак, сэр, и тогда я провожу вас до сторожевого дома? Тогда вы сможете что-то записать.

Чайлд постучал по своей голове зубчиками вилки:

– Заверяю вас, сэр, все останется здесь. Адвокат. Арчер. Сестра. Продолжайте.

Я нашел манеры Чайлда такими же грубыми, как и его костюм, но сдержал свое нетерпение.

– Как я уже говорил, сестра мистера Арчера беспокоится о нем.

Чайлд сделал большой глоток вина.

– Послушайте, я хотел бы вам помочь, сэр, но к нам в Дептфорд приезжает много людей. Приезжают, уезжают, происходят несчастные случаи. Мужчины напиваются, падают в реку, иногда кто-то помогает им упасть. В конце концов их выбрасывает на берег, река отдает их, хотя часто к тому времени от них мало что остается. Если это случилось с вашим другом, могут пройти недели, прежде чем мы найдем его.

Было очевидно, что мистер Чайлд невзлюбил меня, вероятно, из-за моего внешнего вида и моей классовой принадлежности. Может, еще я не понравился ему, потому что я военный. Я знал, что между городом и военно-морской верфью напряженные отношения. Пришло время забыть о хороших манерах.

– В вашем городе, за порядком в котором вы обязаны следить, сэр, пропал джентльмен. У меня нет желания создавать вам проблемы в Уайтхолле, но, поверьте, я сделаю это, если вы мне не поможете.

Наконец Чайлд оторвался от завтрака и поднял голову:

– Значит, Уайтхолл, сэр?

– Да, я приписан к Военному министерству. – Я вручил ему свою визитку. – Так что, сэр? Друзья или враги?

Чайлд облизнул губы языком, только что смоченным вином, и гневно уставился на мою визитку.

– Вы знаете, зачем ваш друг сюда приезжал? По делам? Многие лондонские юристы ведут дела торговцев и оптовиков с Дептфорд-Стрэнда.

– Я не думаю, что его визит был связан с решением каких-то юридических вопросов. Мистер Арчер также интересуется политикой и придерживается радикальных взглядов. Отмена рабства – одна из главных проблем, которыми он занимается.

Я ожидал, что враждебность мистера Чайлда только усилится – я вполне мог представить, какого он мнения об аболиционистах. Тем не менее, когда он заговорил, в его голосе появилась скорее не злоба, а настойчивость.

– Опишите его, пожалуйста, капитан, – попросил Перегрин Чайлд. Он сидел напрягшись, его взгляд чуть ли не прожигал во мне дыру. Меня встревожила эта внезапная перемена, и дурное предчувствие холодком пробежало по моей коже.

– Рост сто семьдесят сантиметров. Очень худой, бледный. Длинные черные волосы. Люди запомнили бы его – они всегда запоминают. Одевается как адвокат, но говорит как священник.

– Подходящее описание, – печально произнес Чайлд.

– Подходящее? – Я нахмурился: – Вы же вроде бы говорили, что не знаете его.

– Mutato nomine de te fibula narrator. Басня сказывается о тебе, изменено только имя. – Чайлд отодвинул тарелку и вытер рот салфеткой. – Капитан Коршэм, вам лучше пройти со мной.