Читать книгу: «Свинцовый крест», страница 3

Октябрина не заметила хитрого взгляда соседки, она смотрела на ёлку и думала о чём-то своём.

Кира поставила варить пельмени, подруги суетились вокруг праздничного стола. Игры, занимавшие Мишку и Ваську, Ивану казались неинтересными, и он, прихватив в карманы конфет, убежал на улицу.

Мальчики играли в домино, рассыпав на полу четыре коробки костяшек – любили строить из них дома, машины, создавать свои армии и устраивать войны.

На этот раз игра заключалась в том, что Васька выстраивал извилистую цепочку, располагая костяшки столбиками на равном расстоянии, мысленно вычерчивая какой-то одному ему известный рисунок, а Мишка смотрел и давал советы.

На советы друга Васька не обращал внимания и всё делал по-своему. Работа требовала внимания и аккуратности, парнишке хотелось установить все до единой костяшки и обрадовать красивым узором маму. Одно неосторожное движение могло всё испортить.

Васька пыхтел от усердия, прицеливался и, затаив дыхание, опускал очередную костяшку на отведённое ей место.

Цепочка нарастала медленно, парнишка раскраснелся, ладони его вспотели, он уже устал от напряжения, но не сдавался. Время от времени он вытирал нос рукавом своей новой фланелевой рубашки, точно такой же, как у Мишки, и упрямо продолжал свою кропотливую работу.

– Вась, дай и мне, я тоже поставлю, – просил Мишка.

– Нет. Это моя змейка.

– Но мы же с тобой вместе играем.

– Тогда подай мне вон ту, один-один, разрешил Васька.

Мишка не отставал:

– Я тоже хочу строить, а не подавать, я тоже умею.

– Ты не знаешь, как надо делать правильно, а я знаю, не хочешь помогать – и не надо, я сам всё сделаю.

Васька взял костяшку один-один и поставил в свою цепочку. Мишка не очень обиделся на друга, он не совсем понимал Васькины замыслы, и ему казалось, что весь порядок Васька давно уже нарушил сам.

Васька же знал, что если толкнуть одну костяшку, то разрушатся сразу две выстроенные им цепочки, эту костяшку он поставит последней, а потом, может быть, даже всё и разрушит, если захочет. Немного подумав, Васька отложил в сторону пусто-пусто и дёрнул за рубашку обиженного Мишку:

– Ладно, давай вместе, только вон ту не трогай, он указал на отложенную костяшку, её я буду ставить сам.

Мишка сразу забыл свою обиду. Он быстро спрятал в карман рубашки недоеденные конфеты-горошек, вытер о штаны руки и занял Васькино место.

Под придирчивым, внимательным взглядом друга он осторожно поставил одну костяшку, вторую, третью и посмотрел на Ваську:

– Видишь, всё правильно сделал!

– Ладно, поставь ещё две, а дальше я сам.

Наконец работа была завершена, пусто- пусто встала на своё место.

– Смотри, Мишка, как надо строить, я тебя потом научу.

Мишка наклонился, он хотел рассмотреть сооружение сбоку, и из его кармана посыпались круглые конфеты, одна из них и свалила последнюю костяшку пусто-пусто, непредвиденно запустив необратимый процесс разрушения. За несколько секунд на глазах поражённого Васьки разрушились обе так тщательно выстроенные им цепочки. Блеснули предательские слёзы, и в тот же самый миг Васька молниеносно набросился с кулаками на своего друга.

Когда подоспевшая мать оттащила его от поверженного противника, Мишкин нос уже был разбит, а карман его новой рубашки валялся на полу среди разбросанных костяшек домино.

Стоя в углу, Васька ревел от обиды куда громче, чем Мишка от боли, он не понимал, за что его наказала мама. Это же он с таким трудом построил свою змейку, и значит он, и только он, имел право её разрушить.

Мишка быстро успокоился, он уже жалел своего друга и стал уговаривать тётю Рину выпустить его из угла. Неожиданно для всех Васька подскочил к Мишке, схватил его за рубашку, мгновенно свалил на пол и уселся сверху. Новая рубашка затрещала по швам. Мишка успел получить ещё одну трёпку, теперь уже за сочувствие, пока ему на помощь не подоспела мама.

– Это что же такое? Вулкан, а не ребёнок! Ни за что не угадаешь, что он выбросит через минуту, – виновато оправдывалась перед подругой Кира, не забыв заправить Ваське рубашку и пригладить его встрёпанные волосы, всё ещё придерживая разгорячённого парнишку за плечи.

– Вулкан и есть, – Октябрина нисколько не обиделась ни на Ваську, ни тем более на Киру – дети есть дети, как подрались, так и помирятся.

– Вспомни Виктора, – дай ему Бог царствие небесное, – тоже слова поперёк нельзя было сказать, а уж если что не по нём, – Кира смутилась, посчитав своё поведение нетактичным, и мгновенно переключила внимание на Ваську.

– А ты, Вася, разве считаешь, что ему не больно?

Об этом Васька никогда не задумывался, но, поразмыслив, понял, что должен попросить у друга прощения.

Мишка легко простил обиду, и друзья сразу же забыли о потасовке.

– Вась, как тебя тётя Кира назвала, когда ты меня отлупил? Я сначала помнил, а теперь забыл.

– Сказала, что я вулкан.

– Вулкан? Это же пёс у дяди Архипа Вулкан, а при чём тут ты?

– А при том! Вулкан хороший, его все любят. Мама меня тоже любит, вот и назвала Вулканом. Ещё минуту назад Васька об этом и не думал, но такое объяснение теперь ему казалось самым правильным.

– Ничего себе хороший! – у Мишки о Вулкане было своё мнение,– кусает всех подряд, его и на цепи из-за этого держат. Помнишь, как я от него еле убежал?

– А ты не дразни.

– А я и не дразнил.

– И мимо его дома не ходи, и не зли его.

– Ещё чего! Где хочу, там и хожу.

– Тогда и на Вулкана не обижайся, сам дурак.

Мишка, наученный горьким опытом, не стал дожидаться, когда Васька бросится защищать Вулкана, и махнул рукой:

– Айда за стол, пельмени уже сварились, – ссориться ему совсем не хотелось, – а можно я тоже буду иногда называть тебя Вулканом? – Мишка ожидающе смотрел на друга.

– Зови, согласился Васька, мне такое имя нравится. Мир был восстановлен. Больше они никогда не дрались.

Октябрина до сих пор всё ещё не решила, рассказать ли подругам о настойчивом пациенте, посягающим на её одиночество, или промолчать. Если бы она была полностью уверена в том, что это несерьёзно, она бы уже давно посмеялась вместе с ними над этим заезжим мальчишкой, который задумал стать отцом её сыну, но её до сих пор одолевали сомнения, и она не знала, как поступить. А если он и правда скоро заявится, как обещал? Не лучше ли открыть подругам свою тайну, – думала она, склоняясь в пользу откровенности, – вдруг до того времени и не представиться другого случая, решат, что скрытничаю, не доверяю…

– А ты, Октябрина, что молчишь? – соседка давно заметила, что она перестала принимать участие в их общем разговоре, и внимательно смотрела на неё, ожидая ответа.

– Так, задумалась о своём, – на глазах Октябрины заблестели слёзы.

– Вспоминай не вспоминай, а жизнь продолжается, одна ты теперь и за бабу, и за мужика, да и ни к чему Мишке видеть твои слёзы. Я тебе больше скажу: не надо ставить на себе крест, ты ещё молодая, глядишь, и встретится хороший человек.

Октябрине показалось, что соседка прятала усмешку, как будто умышленно что-то не договаривала, но тут же успокоилась: соседка переключила своё внимание на Киру:

– А ты меня глазами не жги, знаю, что говорю, побольше вас на свете прожила. Может быть, ты только о том и мечтаешь, чтобы Васька вырос без отца? Виктора уже не вернёшь, а сама-то ты чему парнишку научишь?

– Или думаешь, ей сладко? – Екатерина кивнула в сторону Фаины, – спроси, как она со своим Ванюшкой справляется, вон уже какой вымахал, гляди, и курить начнёт, а то и совсем от рук отобьётся – упустишь, потом всю жизнь будешь каяться.

– Разве мы сами не понимаем, – прервала её Кира, – да только где они, женихи?

– А Пётр чем не жених, каких же вам ещё надо?!

Кира и Фаина переглянулись, они не понимали, о ком идёт речь. Октябрина залилась краской и готова была провалиться сквозь землю: её секрет известен Екатерине, и не исключено, что не только ей одной, а лучшие подруги пребывали в неведении. Соседка сразу всё поняла и немедленно пришла ей на помощь.

– Да вы только посмотрите на неё, где ещё найдёшь такую дуру: парень за ней ухаживает, а она, видите ли, нос воротит – молодой слишком. Сама-то старуха, что ли? А он, бабы говорили, и мороженое Мишутке покупал, и конфеты, и угощал при всех, никого не постеснялся, а потом прямо в медпункт направился. И что вы думаете? – обратилась она к оглушённым новостью подругам,– и пяти минут там не пробыл, она и разговаривать не пожелала! А теперь, может, и спохватилась, да поздно.

– Мальчишка, он и есть мальчишка, и пусть он зовёт замуж своих ровесниц, их, слава богу, полным полно, а у меня есть сын, и больше мне никого не надо.

Подруги и не думали обижаться, беседа за столом оживилась, над Октябриной подшучивали, называли невестой, советовали, что надеть на свадьбу, выясняли, кого из них она пригласит в свидетельницы, не обращая никакого внимания на её смущение. Октябрина пыталась объяснить, что о своём «женихе» она знает не больше, чем записано в больничной карточке, но её никто не слушал. Оставив тщетные попытки перевести разговор на другую тему, она рассмеялась, и сама уже почти верила, что свадьба действительно состоится.

Сразу после крещенских морозов пришла оттепель. Целый день валил густой, мокрый снег. На центральной площади перед колхозной конторой ребята играли в снежки, лепили снеговиков, а Мишка с Васькой строили снежную крепость. Валенки уже давно промокли насквозь, рукавицы обледенели, но уходить домой не хотелось, крепость была ещё не достроена. Они скатали несколько снежных шаров, чтобы нарастить стены крепости, но немножко не рассчитали свои силы, шары оказались неожиданно тяжёлыми.

Подошёл рейсовый автобус, на него ребята не обращали никакого внимания, обычно они специально приходили на площадь посмотреть, кто приехал, но теперь было не до этого. Разбивать снежные комы на части было жалко, но другого выхода не оставалось. Едва они начали разбивать ногами первый ком, как раздался знакомый весёлый голос:

– Это зачем же мои сынки всё разрушают вместо того, чтобы строить?

Ребята не верили своим глазам. Когда их дядя Петя уехал, они очень скучали, но потом смирились с тем, что больше его не увидят. Теперь их радости не было предела. Дядя Петя быстро водрузил на место огромные снежные шары, и крепость сразу же приобрела законченный вид.

– Ну, вот и всё, – дядя Петя довольно осмотрел сооружение, – в ней теперь никакие враги вам не страшны, завтра проверите её на прочность, а теперь пора по домам. – Он легко поднял свой тяжёлый чемодан и деревянный ящик с инструментом и поторопил ребят:– Пошли, пошли, никуда она до завтра не денется.

Друзья направились его провожать.

– Как поживаете, что нового,– дядя Петя, улыбаясь, ждал ответа.

Васька пожал плечами, ничего нового в их доме давно не было.

– А Ваську я теперь зову Вулканом, поделился новостью Мишка, – и ты так зови, ладно?

– Вулканом? Почему Вулканом?

– Потому что хороший, как Вулкан у дяди Архипа.

– Хороший, пока спит,– согласился дядя Петя, – а уж если проснётся, уноси ноги.

– Когда не спит, тоже хороший, только его нельзя злить, пояснил Мишка.

Васька потянул дядю Петю за рукав, привлекая к себе внимание, ему тоже хотелось хоть о чём-нибудь поговорить:

– Дядя Петя, а что ты теперь будешь у нас строить?

– Теперь я здесь буду строить своё счастье.

Непонятный ответ озадачил парнишку, он совсем не представлял, как строят счастье, и потому спросил о том, что ему было более понятно:

– Один будешь?

Дядя Петя рассмеялся:

– Нет, Василёк, не один, в одиночку счастье не построишь, и это должен знать каждый уважающий себя Вулкан! – И, повернувшись к Мишке, поинтересовался: – Ну что, Миша, приглашаешь меня к себе в гости?

Не дождавшись ответа изумлённого и обрадованного мальчика, он похлопал Мишку по плечу:

– Спасибо, я так и знал, что ты согласен, мама дома?

– Мамы нет, она ещё на работе, но там не закрыто, торопливо выпалил Мишка, опасаясь, как бы дядя Петя не передумал и не ушёл к Ваське.

– Ну, вот и славно, мы её с тобой вдвоём подождём. Теперь я буду твоим папой. Согласен?

Конечно же, Мишка был согласен, но от неожиданности он не мог произнести ни слова и только быстро кивал головой.

Из глаз Васьки катились крупные слёзы. Он отворачивал лицо, вытирал глаза давно промокшей шерстяной рукавицей, но в эти минуты на него никто не обратил внимания. Дядя Петя и Мишка свернули с Центральной улицы на тропинку, а Васька так и остался стоять на месте, ему некуда было спешить, его мама, как и тётя Рина, тоже ещё на работе.

Октябрина закрыла медпункт и сразу направилась домой: в магазин не пошла, знала, что завезли товар, у входа толпились люди, а простаивать в очереди не было времени. Обычно Миша ожидал её на улице, но сейчас его нигде не было видно. На площади около конторы она заметила снежную крепость и улыбнулась: конечно же, без Миши и его дружка это строительство не обошлось, наверно, до нитки промок, разве заставишь его сидеть дома в такую погоду.

Издалека она увидела в своих окнах свет – значит, Миша уже дома, он всегда включал свет во всех комнатах, когда оставался один, хотя темноты никогда не боялся.

Что-то заставило её ещё раз взглянуть на свой дом, и она сразу догадалось, что именно – из трубы поднимался дым. Мише было строго-настрого запрещено пользоваться спичками, более того, спички она на всякий случай прятала, да и растопить печь он бы не сумел. Октябрина ускорила шаг и у самого дома уже почти бежала.

Распахнув дверь, она застыла на пороге: Сынишка катал по полу большую новую машину, на столе дымилась варёная картошка, стояли тарелки с нарезанной колбасой, солёными груздями, краснели яблоки, а у растопленной печи хозяйничал тот самый прошлогодний пациент, смутивший её своей настойчивостью.

– А вот и мама наша пришла! Сынок, мой руки и бегом к столу!

Октябрина ничего не успела ответить. Мишка бросил свою машину, мгновенно натянул на себя серый шерстяной свитерок ручной вязки и бросился ей навстречу:

– Мама, смотри, это для меня бабушка Лиза связала, она и тебе связала точно такой же, хочешь примерить?

– Бабушка Лиза – это моя мама, – пояснил незваный гость, грузди тоже она солила, она у меня мастерица, да ты и сама скоро убедишься. Раздевайся, что стоишь, как в гостях.

– Мама, что ты сегодня так долго? Мы с папой тебя ждали-ждали, а ты всё не идёшь и не идёшь, у нас же сегодня праздник!

Напоминать такому счастливому сыну о том, что его настоящий папа зарыт на кладбище среди старых берёз, что он никогда уже не войдёт в этот дом и не подарит ему никакой игрушки, Октябрина не решилась – поняла, что синеглазый самозванец уже занял в тоскующем сердце ребёнка опустевшее место Григория.

Васька долго ходил по дороге и смотрел на Мишкины окна. За занавесками мелькали тени, из трубы пошёл дым – затопили печь. Из-за двойных рам не проникало ни звука, но Васька всем сердцем отчётливо слышал счастливый Мишкин смех. Он никак не мог понять, почему их общий дядя Петя, который раньше их обоих называл сынками, теперь выбрал себе одного Мишку. Видел, как его мама закрыла медпункт и не спеша пошла к своему дому. Занятая своими мыслями, она его не заметила или не узнала, во всяком случае, ничего ему не сказала, хотя и прошла совсем близко.

Обида, нанесённая коварным другом и предателем дядей Петей, пожелавшим стать не его отцом, искала выхода. Ноги сами привели его к снежной крепости.

Не раздумывая, Васька с разбега ударил стену крепости ногой, но этого было мало.

Собрав все силы, он один за другим сталкивал вниз огромные комы снега, те самые, что так легко поднимал с земли дядя Петя, и уже внизу разбивал их ногами. От крепости уже давно ничего не осталось, а Васька всё топтал и топтал мокрый снег и никак не мог остановиться.

Кира задержалась в магазине, ждала, пока продавщица разберёт новый товар, было уже поздно, и она начала волноваться за сына. Она издали увидела его на площади перед конторой и обрадовалась, что с ним всё в порядке.

– Вася, ты что там делаешь? – окликнула она сына.

– Ничего, – мальчик продолжал упрямо топтать снег.

– А почему ты гуляешь один, где Миша?

Не дождавшись ответа, решила, что мальчики повздорили.

– А посмотри-ка, что я тебе купила! – она покопалась в сумке и достала с самого дна электрический фонарик.

Глаза паренька радостно заблестели. Это был не просто фонарик, а настоящий фонарь с широким-широким отражателем.

– А он с батарейками?

– Конечно, с батарейками, давай-ка, сам включай, посмотрим, как он светит.

Васька включил фонарик, лучи света легко добивали почти до конца улицы. Мальчик поиграл светом фонарика, направляя его на Мишкины окна, и счастливо засмеялся.

– А Мишкина мама тоже купила такой фонарик?

– Нет, я взяла последний, их всего три штуки завезли.

– Значит, у Мишки такого не будет?!

– Вам и одного хватит, не жадничай, ты же катаешься на Мишином велосипеде.

– Я и не жадничаю, у Мишки и так есть новый, – Васька запнулся, выговорить слово папа он не смог, хотя обида почти прошла.

А через минуту ему стало жалко разрушенной крепости. Шагая с фонариком к своему дому, он уже знал, что завтра они с Мишкой построят новую, и она будет точно такой же, как та, которую он сегодня так безжалостно разрушил, не справившись со своей обидой, а может быть, и в сто раз лучше.

Пётр, несмотря на свою молодость, нашёл нужные слова, и на следующий день председатель сельсовета поздравил их с законным браком.

Октябрина была совершенно не готова к таким изменениям в своей судьбе. От свадебного торжества она категорически отказалась, но жизнь и на этот раз пошла не по её сценарию.

Вечером в дом молодожёнов потянулись соседи, гости несли домашнюю выпечку, сало, варёную картошку – у кого что нашлось. Поликарповна тоже внесла свой вклад – в центре стола красовалась пятилитровая бутыль самогона, настоянного на корнях калгана. Гости захмелели, раскраснелись и отогревали души, радуясь чужому счастью. Дружное постукивание вилок то и дело прерывалось не менее дружным криком «горько!».

В доме стало тесно, шумно и весело. Не смолкала гармошка, гости плясали, пели песни и свадебные частушки – неожиданно получилась самая настоящая свадьба.

Принимая искренние поздравления односельчан, Октябрина скоро перестала испытывать смущение, понимая, что люди искренне радуются её счастью, значит, поступает она правильно, и никто её не осуждает.

Председатель колхоза к началу импровизированного свадебного торжества не успел, из райцентра он вернулся уже вечером и, не заходя домой, пришёл поздравить молодых.

Гости потеснились, освобождая уважаемому гостю место напротив молодожёнов, и притихли, ожидая очередного тоста.

– Поздравляю тебя, Октябрина! Я знаю, что память о Григории ты всегда будешь бережно хранить в своём сердце, но это вовсе не означает, что ты не имеешь права быть счастливой. Жизнь продолжается, у неё свои законы и своя правда.

Поздравляю и тебя, Пётр! Удивляюсь, когда только успел жену для себя присмотреть, ты же с утра до ночи топором махал!

– Меня сама судьба прямо с крыши к ней в медпункт бросила. Вижу –

хороша девица, так почему бы не жениться, – пошутил Пётр – и вот я здесь.

С этого дня Октябрина стала Огнёвой, а своему сыну она оставила фамилию Трапезников – в память о своём первом муже.

Свадебное застолье детей не привлекало. Одинаково счастливые Васька и Мишка заново строили разрушенную крепость, а когда стемнело, ходили по улице, ели булки и конфеты с праздничного стола и освещали дорогу новым фонариком.

Молодой муж стал работать в колхозе плотником. С соседями, благодаря своему покладистому характеру, он быстро нашёл общий язык, прижился и полюбил Ягодное всей душой. Односельчане его уважали, ценили за мастерство и скоро стали называть Петрушей, проявив тем самым своё расположение.

Високосный год, крепко-накрепко связавший общим горем маленьких друзей, давно остался позади. Ребята всегда и всюду были неразлучны. Матери давно заметили, что верховодит Васька. Он придумывал забавы, он распределял, кто будет немцем, а кто русским, если играли в войну, он решал, когда пора прекращать игру, куда идти купаться и как назвать щенка, если даже щенок ему и не принадлежал. Васька никогда не уходил с рыбалки, пока не поймает рыбы больше, чем другие мальчишки, но мелкую рыбёшку всегда выбрасывал в воду – мелочь он за рыбу не считал. Дрался Васька до крови и всегда был уверен в своей правоте. Учёба ему давалась одинаково легко по всем предметам.

Мишка держался в его тени. Не обижался, не стремился взять верх и никогда не завидовал другу.

После Нового года школьники начали готовиться к празднованию десятилетия со Дня Победы в Великой Отечественной войне. В красный уголок, служивший одновременно и школьным музеем, приносили старые фотографии погибших земляков, фронтовые треугольные письма и личные вещи фронтовиков, готовили большой праздничный концерт.

Учительница Надежда Петровна задала третьеклассникам на дом написать сочинение тему: «Герои живут рядом с нами».

– Я буду писать про Петра Леонидовича, – сразу же заявил Васька, – и он мне сам расскажет, как у него руку оторвало. А ты, Миш, про кого напишешь?

– А я про дядю Гену Шулакова.

– А про него нельзя, он же умер, когда мы ещё маленькими были.

– Ну и что. Он тоже на войне был, и медаль его я видел, мне тётя Фая показывала. Подумав, Вася согласился, что его друг прав: дядя Гена Шулаков тоже настоящий герой.

Приближалась очередная годовщина Дня Победы, самого светлого и самого печального праздника. Во всём селе не было ни одного взрослого человека, не испытавшего горечь утраты своих близких, но подрастали и послевоенные детишки, которых праздник радовал более понятной светлой стороной: гостинцами, праздничным концертом и захватывающими воспоминаниями захмелевших ветеранов о настоящей войне.

9 мая колхозники собрались в сельском клубе, мест не хватало, люди теснились перед дверью. Первый ряд заняли участники войны. Обычно на День Победы с докладом выступал председатель сельсовета, но на этот раз собравшиеся увидели в президиуме и нового районного военкома.

Военком поздравил всех с великим праздником, но никакого доклада читать не стал.

– Это было на Смоленщине,– начал он, задумчиво глядя в зал,– я оказался в одном из партизанских отрядов. Жили в лесу, в землянках, и замерзали, и голодали, но покоя фашистам не давали, только я не об этом хочу рассказать. Я хочу рассказать о мальчишках, которые воевали наравне с мужчинами и стойко терпели все невзгоды. Был такой и в нашем отряде. Ему и тринадцати не исполнилось, а он был уже настоящим разведчиком.

Юркий, весёлый, без улыбки его никто и не видел, рядом с ним сердце оттаивало, мы его так и прозвали – Огонёк.

В такие переделки попадал, что уже и не надеялись его увидеть, но нет, возвращался живой и невредимый, всё, что надо, запоминал, рассказывал, будто по книге читал.

Однажды, наши тогда уже наступали, направился он в деревню, занятую фашистами, раньше он там бывал не раз, всё хорошо знал, обещал вернуться быстро, но в этот день мы его так и не дождались. Не пришёл он и на следующий день, а потом эту деревню наши солдаты освободили от фашистов. Наш отряд тоже принимал в этом участие, тогда и нашли мы своего истерзанного Огонька на снегу за сараем, в котором фашисты держали пленных, – военком сделал паузу. В зале стояла мёртвая тишина, слушатели ждали продолжения. – Выбросили его, значит, как мёртвого. Подхватил я его, а он ещё тёплый, и ресницы вздрогнули. Все мы тогда, даже самые отпетые безбожники, молились, чтобы машина успела к санитарному поезду, и Бог услышал наши молитвы – в последнюю минуту успели. Занесли его в поезд, а сами уже на ходу выскакивали.

С той частью, что деревню освободила, я и дошёл до самого Берлина. Своего юного разведчика я больше не встретил и ничего о нём не знал, от его родной деревни на Смоленщине ничего не осталось.

Полгода назад меня перевели для прохождения службы в ваш районный военкомат. Так и так бывает, что порой встречаешь человека там, где меньше всего ожидаешь. Не хочу утомлять вас долгой речью. Я здесь не праздный гость. Мне поручено вручить награду, которая искала своего героя больше десяти лет.

Глядя в переполненный зал, военком торжественно произнёс:

– За мужество, проявленное в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами, орденом Красного знамени награждается Огнёв Пётр Константинович!

Откуда-то из заднего ряда поднялся Петруша и почти бегом поднялся на сцену.

Грянули аплодисменты.

– Огонёк,– повторял растроганный военком, обнимая, своего юного разведчика, – Огонёк, как же я рад, что тебе удалось выжить!

Зал пришёл в движение, у сцены образовалась плотная толпа, Люди смотрели на Петра, как будто видели его в первый раз, и бурно выражали свою радость.

– Ты что, Мишка, не мог сказать, что твой папа тоже воевал, обиженно прошептал Вася.

– Я думал, что он ещё в школе учился, когда была война, – Мишка не сводил со своего папы восхищённых глаз.

На следующий день в школе он был в центре внимания, ребята ему завидовали, поздравляли и уговаривали принести и показать орден, полученный его отцом. Дома Мишка и Васька долго рассматривали награду, заслуженную двенадцатилетним мальчишкой, почти их ровесником, снова и снова заставляли Петра рассказывать о своих подвигах и чувствовали себя повзрослевшими и готовыми сражаться за свою Родину с любым врагом.

Кажется, только вчера это было, а вот и тринадцатую годовщину Победы отпраздновали в том же клубе. И ребята повзрослели. Ещё в прошлом году всё лето они провели на речке, а теперь во время каникул наравне с взрослыми заготавливали сено, пропалывали картошку, ухаживали за скотом и огородом, постигая всё разнообразие бесконечного крестьянского труда. К первому сентября прошлогодние школьные костюмы оказались безнадёжно малы.

Живая Кукла в этом году пошла в школу. В первом классе её посадили за одну парту с толстым, похожим на цыганёнка Федей Лунёвым по прозвищу Колобок.

На следующий день Колобок уже шёл из школы вместе с Ларисой и чуть не по земле тащил её портфель, изо всех сил стараясь не показать, что ему тяжело.

Когда Федя заболел свинкой, Лариса даже плакала от страха за своего нового друга, который, как ей казалось, заболев, может превратиться в маленького поросёночка.

Сама Живая Кукла превратилась в самую обыкновенную девчонку, и Миша с Васей потеряли к своей воспитаннице всякий интерес.

Мальчишки бегали в школу, ждали каникул, жгли костры, мечтали, учились стрелять и курить, спорили, обижались, мирились, а время постепенно и незаметно делало своё дело, приближая их к такой непростой и такой желанной, самой настоящей взрослой жизни.

Наступивший сентябрь радовал не только сухой и тёплой погодой, но и обильным урожаем. На уборку колхозного картофеля вышли все школьники, за исключением младших классов. Михаилу и Василию уже исполнилось по четырнадцать лет, они пошли в восьмой класс и работали наравне с взрослыми, но, в отличие от взрослых, усталости почти не чувствовали. Грядки на картофельном поле в пойме реки уходили к самому лесу и казались бесконечными, но ребята этому только радовались. За две-три недели вдвоём можно заработать на мопед «Верховина-3», конечно, если матери чуть-чуть добавят, и друзья старались изо всех сил.

Предприимчивый Миша предложил организовать свой труд иначе, чем другие ребята: он собирал картофель в вёдра, а Вася бегал и высыпал их на тележку трактора, каждый раз выкрикивая свою фамилию, чтобы учительница записывала каждое ведро. Через некоторое время Миша с Васей менялись местами и продолжали работать, не сбавляя темпа, с каждым днём приближая исполнение своей мечты. В конце каждого рабочего дня школьники знали, сколько собрано картофеля каждым из них и могли подсчитать свой заработок. Три недели пролетели незаметно. Весь картофель убрали с полей, разбогатевшие школьники приступили к занятиям, а у Миши с Васей появился новый мопед с белыми никелированными крыльями, такого ещё не было ни у одного их ровесника.

А дождь как будто только этого и ждал. Невесть откуда взявшиеся тучи плотно заволокли всё небо и добросовестно поливали сухую, прогретую землю, улучшение погоды обещали только к выходным дням. Прогнозы синоптиков оправдывались: уже в пятницу утром несколько раз выглядывало солнце, а после обеда разорванные ветром тучи лениво побрызгали дождём и отправились на север, открыв промытое до прозрачной голубизны, высокое, совсем не осеннее небо.

На следующий день, с нетерпением дождавшись окончания уроков, ребята отправились в лес за опятами. Собирать грибы за рекой в прибрежном лесу им уже не хотелось, теперь перед владельцами мопеда открывались новые места, недоступные для пеших грибников. Подёрнутая невысокой травой дорога завела в густой смешанный лес, пропахший прелью и грибами.

Ветерок шевелил ажурные тени, солнце, пробиваясь сквозь густые кроны, заставляло щуриться, улыбаться и радовать жизни.

У приметной старой берёзы с расщепленным молнией стволом друзья остановились. Без треска мотора внезапно наступившая тишина казалась напряжённой, неестественной и гнетущей. Птицы, потревоженные непривычным шумом, насторожились, попрятались и замолчали, но через минуту лес уже наполнился свистом, неугомонным щебетом, щёлканьем, и сразу стал приветливым, уютным и знакомым, точно таким же, как у них за селом, на противоположном берегу реки.

Углубляться в лес не пришлось. Полуистлевшее дерево в десяти шагах от дороги было сплошь обсыпано мелкими, как на подбор, грибами со шляпками не больше половинки лесного ореха. Удивительно похожие друг на друга опята, как непослушные дети-близнецы, разбегались по всей полянке, карабкались на стволы деревьев и прятались под валежником –

бери не ленись.

Рюкзаки быстро наполнились, но домой ребята не спешили. Васька первым уловил среди разномастного лесного шума плеск воды. Прислушались – река совсем рядом. Ребята прикрыли от солнца рюкзаки с грибами пластами влажного мха и отправились на разведку. По их представлениям река должна быть далеко от этого места. Но не прошло и пяти минут, а друзья уже стояли на невысоком крутом берегу. Здесь река делала крутой изгиб и устремлялась в обратном направлении, образовав длинную узкую петлю.

– Светлянка!– радостно и удивлённо воскликнул Миша.

– Конечно, Светлянка, только она любит такие выкрутасы,– согласился Вася,– и наше Ягодное так же окружила, смотри, и берег здесь точно такой же, как за мостом.

Вася лёг на землю и попытался дотянуться рукой до воды. И вдруг из-под руки с громким, пронзительным криком вылетела небольшая длинноклювая птица. От неожиданности Вася даже вскрикнул и, провожая птицу взглядом, так и застыл с открытым ртом, ни слова не мог вымолвить и Миша. Это была самая настоящая сказочная птица, необычайно яркого, голубовато-зелёного цвета, белое оперение на шее и грудке переходило ближе к хвосту в коричневое, но больше всего удивило то, что птица блестела и переливалась на солнце, как драгоценный камень.