Читать книгу: «Расскажи мне о счастье… Рассказы», страница 2
Часть 2
В выходные все мои выздоравливающие соседки разъехались по домам. Я ещё не вставала. Пошарила в тумбочке, нашла последнюю печеньку. Так-с, а кормить Нас сегодня будут? Проспала завтрак, что ли?
Набрала телефон мужа.
– Дим, приди ко мне… да, прямо сейчас, я есть хочу.
Ответил он тихо, мне показалось, почти шёпотом.
– Я занят сегодня, позови нянечку или ещё кого-нибудь.
Короткие гудки.
Я в недоумении уставилась на телефон. Нет, номером не ошиблась. Заболел, что ли?
После наркозов и уколов соображала я плохо.
Кому бы ещё позвонить? Мама в командировке, отец сегодня играет на свадьбе, на второй день баянистов приглашают, хотя уже всё реже. Остаётся Люська. В глаза мы её называли тётей Людой, но между нами она была просто Люськой. Младшая сестра отца, напуганная какими-то подонками в подъезде, она так и осталась навсегда в десятилетнем возрасте. Отец жалел её, и после развода с моей матерью забрал Люську к себе…
Она прибежала быстро, притащила огромную авоську с едой и с порога начала причитать:
– Наташечка, солнышко, да ты что, зачем же ты это придумала? Узнала про Димку – и что ж сразу с балкона-то?
Люська поперхнулась словом, увидев мой остановившийся взгляд.
Я медленно выдохнула:
– А теперь с этого места поподробнее… Что я такого должна была узнать о Диме, чтобы сигануть с балкона?
Люська смотрела на меня, как мышь на удава, глаза её бегали, руки затряслись.
Мне не было её жалко, я так же медленно продолжила:
– На меня смотри…. Что я должна про него знать? Говори….
Люська сказала.
Об этом уже знали все, кроме меня. Что у моего мужа любовница, уже год, что он увёз детей к моей маме, и она не в командировке, а с детьми, и не знает, как мне это сказать, и что он подал на развод, и что он хочет доказать, что дети не его, и что квартира, за которую мы четыре года платили ипотеку, оказывается его личная, подаренная его тёткой ещё до того, как мы поженились официально, и что нанял он какого-то столичного адвоката и только ждёт, когда я смогу явиться в суд… И ещё Люська рассказала, что Диму подозревали в покушении на моё убийство, но дочь подтвердила его алиби. Когда я упала, Лиза выходила из ванной, а испуганный отец выбежал с кухни… Ей поверили, мужа отпустили.
…Ночь прошла без сна. Я тупо смотрела в густую темноту, пытаясь совместить Люськин рассказ со своей семейной жизнью.
Про Лизу Димке доказывать ничего и не нужно. Она была не его дочерью…
Мы познакомились, когда мой первый муж, до этого переживший тяжёлый развод и тут же женившийся на мне, через три месяца нашей совместной жизни собрал свои вещи и ушёл обратно, сказав мне на прощанье: «Первая семья – это семья, а всё остальное – цирк». И осталась я одна, беременным клоуном в этом цирке. А еще через два месяца, поскользнувшись в гололёд, я свалилась под ноги смешному очкастому пареньку, чуть не уронив его на себя. Дима был младше меня на восемь лет, он только что окончил университет и только что расстался со своей девушкой. Я до сих пор не знаю, почему он решил жить со мной, и почему я согласилась. Любовь с первого взгляда? Невыносимое одиночество? Попытка доказать своим бывшим и всему миру свою востребованность?
Он привёл меня к себе в дом. Родители его были в шоке, но Дима упорно убеждал их, что он знаком со мной давным-давно, и беременная я от него, и любит он меня безумно. Родственники попытались соблюсти приличия и, скрепя сердце, согласились с его выбором. Я переселилась со съемной квартиры в Димкину комнату.
Прожили мы там не долго. Воспитанность родительская испарилась довольно быстро. Когда полетели камни из-за пазухи, и поползли змеи подколодные, нам пришлось съехать, снова снимать квартиру.
Семейную нашу жизнь счастливой назвать было нельзя. Мы оказались очень разными, часто ссорились, подолгу молчали. Когда наш гражданский брак окончательно затрещал по всем швам, мы решили родить второго ребёнка…
Я приподнялась на кровати, пытаясь сесть.
Мы? А не сама ли я это решила, заткнув ему рот ответным воплем, что ни о каком аборте речи быть не может? Он замолчал, отвернулся к окну, буркнув: «Делай, что хочешь».
Роды были тяжёлые. Сразу из роддома сына увезли в реанимацию. Я билась в истерике, изводила Димку бредовыми умозаключениями, что ребёнок при смерти из-за того, что рождён вне брака, и что нам нужно срочно пожениться и обвенчаться. После долгих уговоров муж привез меня в ЗАГС, но венчаться он отказался наотрез, ссылаясь на свою разношёрстную многонациональную родню.
…В палате постепенно серело.
Любовница? Год? Год назад Диму перевели на другую должность, с командировками. Муж уезжал часто, практически каждую неделю. Я оставалась одна с детьми, ворчала, но материально действительно стало легче, так что ворчала я просто «для порядку». Так значит, это были не командировки? А деньги откуда? Другая должность всё-таки была?
…Рассвело совсем. Я разглядывала белый с подтеками потолок.
Что там Люська наплела про квартиру? Дарственная? Какая дарственная? Мы же ипотеку оформляли…
Я снова попыталась сесть.
Ипотеку оформлял Димка, я металась между домом с дочкой-первоклассницей и больницей, где в реанимации лежал мой новорожденный сын. Мы с Димой приехали в банк, я подписала бумаги, не читая…. Но деньги-то мы платили исправно, каждый месяц!.. Теперь понятно, откуда столичный адвокат.
Часть 3
Через месяц я вышла из больницы. Ещё через месяц я оказалась разведёнкой с двумя детьми, без жилья и средств к существованию. Против велеречивого адвоката у меня аргументов не нашлось, и у суда вопросов не возникло. Спасибо, что про алименты не забыли.
Поселились мы с детьми у мамы, в однушке, доставшейся ей после развода с отцом. Ещё через месяц я вышла на работу.
– Наталья Павловна, у нас за время Вашего отсутствия прошла оптимизация…
Меня понизили в должности, урезали оклад почти вдвое… Но это было уже не важно. Я окаменела, я не чувствовала ничего, я ничего не хотела, меня держали только дети, они были той соломинкой, которая спасла меня от нахлынувшего отчаяния. И бессонными ночами меня точила одна и та же мысль: «Как могло случиться, что этот смешной очкастый паренёк превратился в жестокого монстра, выгнавшего из дома жену с двумя детьми? Как я не заметила этого перелома в его душе? Не увидела или просто не хотела видеть?» Ответа не было.
Лето заканчивалось.
Солнце уже не жгло, а нежно грело, прозрачный воздух пьянил. Я любила это время года. Я любила осенние горьковатые астры, жёлтые шары на длинных тонких ножках, высокие гладиолусы, огромные шапки георгинов. Вспоминалось детство, бабушка, её пироги. Как она вытирала повлажневшие глаза платочком, провожая меня с мамой и папой в первый класс. Я шла между ними гордая, в новой школьной форме с белым фартучком, в белых гольфах и туфельках на малюсеньком каблучке. А бабушка глядела нам вслед…
Тело моё ныло, сказывалось падение. Сидя на скамейке, я, как белка в колесе, прокручивала в голове недавние события. «Он сказал, а я… Надо было вот так… А он… А если… Он сказал… А надо было…».
Колокольный звон.
Я зашла в церковь. Долго стояла, не сводя глаз с измученного лица Спасителя. Не молилась, слова не шли. Не просила ни о чём, просто смотрела…
Батюшка внимательно наблюдал за мной, подошёл первый…
Меня прорвало, я рассказала ему всё, с самого начала, с той секунды, когда я вышла на балкон в этом проклятом халате, я рыдала, захлёбывалась. Батюшка молчал, и только глаза его смотрели спокойно и ласково. Я жаловалась на жизнь, я хотела мстить, я хотела добиться справедливости.
Рука священника легла на мою голову.
– Ты хочешь быть правой? Или ты хочешь жить? – тихо спросил он.
Эпилог
Иерусалим жил своей беспокойной жизнью. Громко молились у Стены Плача ортодоксальные евреи, шумел восточный базар, автобусы один за другим подвозили к храмам группы разноязычных туристов. По Via dolorosa – Дороге Скорби шли паломники с молитвой, и каждый нёс свой крест, замаливая грехи, с просьбой о простом человеческом счастье. Здесь, в этом Старом городе, я почувствовала всем телом, каждой точкой кожи, всей душой незримое присутствие Бога на Земле, его любовь к нам, таким разным, таким грешным, таким непримиримым, раздираемым на части злобой и отчаянием… Прости нас, Господи, ибо не ведаем…
Пустынное солнце безучастно смотрело сверху на пёструю толпу, разогревая старые стены. Иерусалим, разделённый по сантиметрам между религиями, в надежде на лучшее будущее, жил и верил, что Господь вернётся, что рухнут эти древние камни, закрывающие Золотые Ворота.
«Отче наш, иже еси на небесех… Да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя яко на небеси и на земли… Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим… И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго, ибо твое есть царство и сила и слава во веки веков. Аминь».
Зазвенел колокольчик. Гид созывал нас к автобусу.
Я встала с камней, подняла глаза на Ирину.
Хотела бы я знать заранее, что будет дальше?
– Не знаю, Ира. У меня нет ответа на этот вопрос.
Воровки
Часть 1
Жизнь у Марины трудной не была. Не трудная. Безрадостная какая-то, что ли. Вроде и прилежная девочка и воспитанная, а всё как в чём-то виновата и всем обязана.
Хорошо и радостно Марине было только до школы. Мама водила её за ручку в садик, сияло ярко солнышко, птички пели. А потом родился братик, и маму как подменили:
– Марина, ты уже большая, должна мне помогать.
И Марина помогала: в магазин ходила, пелёнки стирала, полы мыла, с братом нянчилась.
А когда братец подрос и пошёл в школу, Марину и вовсе переселили к бабушке: бабушка старенькая, немощная, ей тоже нужно помогать.
После восьмого класса Марина пошла в медицинское училище, профессию получать. Так мама решила. Закончила Марина училище с красным дипломом и сразу поступила в мединститут.
Бедно жили Марина с бабушкой. Стипендии Марининой и бабушкиной пенсии еле-еле на еду хватало, родители не помогали: «Выросла, доченька, сама теперь себя обеспечивай, у тебя профессия есть, работать иди, всем тяжело». И начала Марина работать, по ночам дежурила на скорой, днём училась.
Бабушка Марину любила, жалела, помогала, чем могла. Супчики варила, пока Марины дома не было. И кильку жарила. Запах этот рыбный Марина запомнила на всю свою оставшуюся жизнь.
Бабушке нравилось рассказывать про семью свою, про мужа, жаль, что погиб на войне, про то, как поднимала одна пятерых детей. Благодарила бога, что все пятеро выжили, живут хорошо. Родственников своих Марина, конечно, всех отлично знала. Они часто приходили на праздники, на дни рождения, да и так просто, по выходным. Мама, Анна, с папой и младшим братом Алёшкой; тётка Тамара с мужем, Фёдором Петровичем, заведующим центральным гастрономом; тётка Валя с дочерью Ольгой и мужем Михаилом Ивановичем, полковником; тётка Лида, самая младшая, с сыном Андреем, безмужняя; дядя Вова с тихой неприметной женой Катей и сыновьями Женей и Сашей. В квартире бабушкиной сразу становилось шумно и тесно, но Марина радовалась празднику. Было весело, все приходили с подарками, накрывали вскладчину стол. Марина наедалась досыта, ненадолго забывая супчики из серой лапши и жареную кильку.
Особенно дружили они с Ольгой, сестрой двоюродной. Девочки были практически ровесницами, родились в одно лето с разницей в месяц. Оля – красивая, белокурая, голубоглазая, весёлая, прямо как у Пушкина. Марина завидовала ей немножко. Сама она пошла в отца и уже к четырнадцати годам переросла всех своих родственников, стала крупная, что называется «бой-баба». Нос пуговкой, глаза маленькие. «Красотка ещё та», – расстраивалась Марина, глядя в зеркало.
В институт сестры поступили вместе, только Ольга выбрала другой факультет, фармацевтический. «Нет, – сказала она Марине, – не чувствую я в себе призвания за другими горшки выносить, во врачи не пойду».
Ещё крутился возле них постоянно Андрюшка, брат их младший, двоюродный, не давал поболтать, поделиться своими девчоночьими секретами. Андрей, ещё совсем маленький мальчик, ходил за ними хвостиком, приносил то книжку почитать, то в мячик поиграть, а когда сестрёнки пытались его прогнать, начинал кривить личико и тихонько плакать, растирая грязным кулачком слёзки.
Бабушка умерла ночью, во сне. Марина училась на четвёртом курсе, утром ушла в институт, думала, что бабушка просто крепко уснула, и поэтому из комнаты своей не выходит, а вернувшись к обеду, обнаружила её так же лежащую на кровати… Опять собралась вся семья, похоронили бабушку, и осталась Марина жить одна.
Часть 2
Марина окончила институт в начале девяностых. Врачам платили копейки, Марина не вылезала с работы, днём – в отделении, дежурства через ночь. С роднёй практически не виделась. Ольга вышла замуж за лейтенанта, папа-полковник самого перспективного подобрал, уехала с мужем служить на Дальний Восток. Андрей связался с братвой, то ли бизнес, то ли рэкет… Ходил буквально по лезвию ножа. Один раз даже просидел полгода в СИЗО. Семье хватило денег отмазать его от тюрьмы. К концу девяностых Андрюха остепенился, купил себе автосервис, потом автосалон, потом занялся арендным бизнесом, скупал помещения, ремонтировал, перестраивал и сдавал в аренду. Короче, стал «богатым братом». Так, смеясь, называла его Марина, а за ней и вся родня.
Тётки старели, всё чаще обращались к Марине за помощью. Не отказывала, помогала, назначала лечение. Больше всех её волновала тётка Тамара. Мужа её, директора гастронома, в тюрьму посадили, осудили на пятнадцать лет. Тамара, ни дня не работавшая при богатом муже, осталась без копейки. Дядя Вова через своего соседа, с которым на рыбалку ездил, устроил сестру в ЖЭУ дворником. Так и работала она, пока не стали за ней замечать, что она заговаривается, путает время и место, не узнает знакомых и родных.
Ольга позвонила из Владивостока:
– Марина, возьми тётку Тамару к себе, ты же врач, только ты с ней справишься. Я бы взяла, да куда я её, в казарму что ли повезу? Доходишь тетку – комната её твоя… Все согласны. Я тебе помогу, деньгами, лекарствами.
Марине не понравился тон разговора, но возражать она не стала.
Сестра продолжила:
– Мне только шкатулку отдашь, ну ту, помнишь, пластмассовую, синенькую… Какую? Ну ту, с которой мы в детстве играли, а тётка Тамара сильно за это на нас ругалась.
Ольга хихикнула в трубку. Помолчали.
– У вас-то как дела? Рожать собираетесь?
Марина не ответила, не захотела обсуждать с сестрой свои женские проблемы. Да и о семейной своей жизни тоже говорить не хотела.
Замуж она вышла неожиданно для всех, встретив на вечере встречи выпускников своего одноклассника. Сергей работал дальнобойщиком, беззлобно подсмеивался над Мариной: «Стоило двадцать лет учиться, чтобы задаром круглосуточно работать!» Марина обижалась, но в душе, наверное, соглашалась с мужем.
Была любовь, не было любви? Жили тихо, спокойно, только одна беда – не беременела Марина…
– Хорошо, – ответила Ольге, – Поговорю с Сергеем. Если согласится – возьмем тётку к себе…
Переезд тётки Тамары к Марине потом долго обсуждали и семья, и соседи. Совсем было потерявшая разум тётка вдруг очухалась, заставила пронумеровать все свои коробки, мешки и ящики, в огромном количестве занимавшие практически всю её комнату в коммуналке. На новом месте она скомандовала составить всё по порядку, полностью до потолка заняв половину большой комнаты. Сама улеглась тут же, на диване.
– Ты, Маринка, иди из моей комнаты. Я тут жить буду.
Жизнь Марининой семьи превратилась в ад.
Тётка перепутала день с ночью, орала по ночам, горланила песни, стучала костылём по батареям центрального отопления. Соседи ругались с Мариной, жаловались участковому. Сергей приезжал из рейса, злился:
– Да вколи ты этой сумасшедшей бабке дозу побольше! Когда она уже подохнет!
Марине было жалко и себя, и тётку, и свою разваливающуюся на глазах семейную жизнь, но сделать она ничего не могла. Уколы не помогали, тётка стала совсем невменяемая, открывала окна настежь среди зимы, громко кричала на весь двор. Муж взял молоток. Марина испугалась, схватила его за руки. Он засмеялся:
– Да не бойся ты, не убью.
Заколотил гвоздями деревянные рамы, плюнул в сердцах:
– Нафига нам такое счастье?
Ад продолжался.
Терпение Сергея лопнуло, когда тётка перепутала туалет с кухней…
Из очередного рейса муж домой не вернулся, только позвонил:
– Я у матери.
И всё.
На этом семейная жизнь Марины закончилась.
Тётка умерла через год.
На похороны приехала Ольга. Совсем не изменившаяся, такая же красавица, пушкинская Ольга.
Поболтали ни о чём, Марина больше отмалчивалась, говорила Ольга. О возвращении в родной город, о муже – полковнике, сыне – отличнике, квартире в новостройке, работе своей в аптеке. Потом спросила про шкатулку.
Марина кивнула в сторону:
– Иди, ищи сама, я не знаю, где она…
Ольга перерывала все коробки и ящики, развязывала мешки. Тётка Тамара, работая дворником, тащила с помоек всё, что нормальные люди выбрасывали. Старые дырявые кастрюли, сиденья от унитазов, мешки с плесневелой крупой. Ольга не брезговала, проверяла коробки и ящики по порядку, как было пронумеровано. Первая, вторая, третья…
Марину затошнило, она ушла на кухню, налила себе воды.
– Марина, а где драгоценности? Тут же стекляшки одни…
Ольга стояла на пороге, раскрасневшаяся, грязная, возмущенно хлопала густо накрашенными ресницами, ковырялась в синей шкатулке.
– Не знаю, я ничего не брала.
Ольга сорвалась, закричала:
– Тебе что, комнаты мало? Мы же договорились! Я же тебе помогала! Были у тётки бриллианты, я помню!
Марина пыталась что-то объяснить, но Ольга не слышала.
Быстро собралась, на пороге остановилась.
– Воровка!
Как отрезала.
Хлопнула дверью.
…Ад закончился.
Часть 3
На одном из семейных праздников Андрей, «богатый брат», как в шутку его называли в семье, внимательно посмотрел на Марину, сел рядом:
– Сергей не вернулся?
– Нет.
– Не зовёшь?
– Нет.
– Знаешь, что? Иди ко мне работать, хватит даром пахать. Сдам тебе помещение, откроешь там магазин, да что хочешь!
– Клинику хочу.
– Клинику? Не-е… Аптеку открывай, они вон, деньги лопатой гребут. Машину куплю тебе, недорогую, без машины тебе не справиться, не набегаешься.
Марина согласилась. Одна, без чьей-либо помощи, открыла аптеку, набрала персонал, закупила товар. Только вот с заведующими аптекой ей не везло. Трёх сменила – и все какие-то: ни рыба, ни мясо. Марину они побаивались, но толку от этого не было ни на грош.
После очередного крупного штрафа позвонил Андрей.
Брат орал в трубку, ругался матом:
– Ты где этих дур берёшь? Идиотки! Ни одной проверки нормально пройти не могут! Увольняй к чёртовой матери и заведующую и зама её! Сам проблему решу!
На следующий день у аптеки остановился Андреевский «БМВ». Брат вышел из машины, с пассажирского места выпорхнула… Ольга.
– Ольга будет у тебя заведовать, – жёстко сказал он.
И, обращаясь к Ольге: – Подчиняться будешь Марине, она здесь остаётся главной.
Ольга быстро освоилась, навела порядок, в один день уволила самых бездельниц, тут же быстро нашла им замену, перенастроила программы в компьютере, чётко сформулировала требования программисту.
Работа двигалась. Впервые за много месяцев Марине стало легче, Ольга своё дело знала хорошо. О последней встрече после смерти тётки Тамары они разговор не заводили, делали вид, что ничего тогда не произошло.
Марина расслабилась, заулыбалась и… влюбилась.
С Владиславом она познакомилась в районной администрации, когда оформляла лицензию. Красивый мужчина под пятьдесят, очень вежливый и галантный, понравился Марине сразу, да и он, похоже, влюбился с первого взгляда. Через полгода они поженились, а еще через полгода Владислав…. запил. Сначала Марина решила, что это случайность, пыталась его привести в чувство, пока не выяснила, что он был запойным алкоголиком, дважды закодированным и каждый раз срывавшимся. В порыве пьяной ревности он избил её, скрутил руки и, разорвав на ней юбку, попытался изнасиловать. Марина оказалась сильнее, смогла вытолкнуть его из квартиры. Он бился, выламывал дверь, потом свалился тут же, захрапел. Марина вызвала милицию, прошла освидетельствование, сняла побои и позвонила свекрови:
– Вера Петровна, – голос Марины был спокоен, – Если вы оба не исчезнете из моей жизни, я его посажу. В тюрьму.
Какие слова нашла Вера Петровна для своего непутёвого сына, никто не знает, но Марина больше Владислава не видела.
Она ещё долго находила по утрам огромные букеты цветов на своей машине, но простить мужа так и не смогла.
Бесплатный фрагмент закончился.
Начислим
+13
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе