Читать книгу: «Проданная драконом, купленная Смертью», страница 2

Сегодня сказка кончилась.

– И как это одно с другим… того? – прошептала я пересохшими от волнения губами.

Я попыталась сглотнуть и зажмуриться. Меня все еще трясло.

– Сомневаюсь, что я могла пожелать мужу любовницу! – уверенным голосом произнесла я. – Нет, конечно, я рассматривала любовницу как подарок мужу, но только в глубокой старости, когда он дряхлой немощью будет трястись в кресле.

Смерть усмехнулся – и в его глазах вспыхнули те самые серебряные искры, будто он впервые за века услышал что-то смешное… и настоящее.

Его рука коснулась моей.

Я вздрогнула.

Перчатка исчезла.

– Разве это так страшно? – спросил он тихо.

Его пальцы скользили по моей коже, холодные, как зимний ветер. Но этот холод не вызывал страха.

– Не знаю, – прошептала я, следя за его пальцами.

– Ну согласись, – улыбнулся он, а его руки мягко обхватили мое запястье. – Это – не самая худшая смерть…

– Но… Я не могу просто так умереть! Вот так! Внезапно! – прошептала я, понимая, что сердечный приступ еще никто не отменял!

– Почему же внезапно? – с удивлением прошептал Смерть. – Сегодня утром ты, не догадываясь об этом, выпила особенный чай. В нем был яд. Он незаметный. Проявляет себя не сразу. И вот сейчас он уже начал действовать… Пойдем, пока не стало больно.

Глава 7. Последний вздох

Внезапная боль ворвалась в меня – не как кинжал, а как огненный шип, вонзившийся под рёбра и начавший выжигать изнутри.

Я рухнула на колени, сжимая живот, будто могла удержать внутри то, что уже уходило…

– А-а-а… – вырвалось, но звук утонул в горле, как последний пузырёк воздуха у тонущего.

Я согнулась пополам, будто кто-то сжал мои внутренности в кулаке и начал выжимать из них всё: жизнь, надежду, даже последние крохи достоинства.

– А-а-а… – вырвалось у меня, но звук был глухой, будто я уже не принадлежала этому миру.

Спазм подкатил к горлу, как волна прилива – жёсткий, безжалостный, давящий. Я не могла дышать. Не могла кричать. Не могла сделать ничего, кроме как корчиться от невыносимых нарастающих судорог.

– Меня почти не мучает совесть, ведь я предупреждал, – послышался голос Смерти.

Боль ударила под рёбра – огнём, льдом, кинжалом.

Я рухнула на колени, впиваясь ногтями в брусчатку.

– А-а… – вырвалось, но звук утонул в горле.

«Завещание…» – мелькнуло. «Хотя что завещать? Пусть Абертон моет полы в аду… А Мелинда носит ему ведра!»

И вдруг – рывок.

Я вылетела из тела. Просто… вдруг рванула вверх и увидела себя со стороны.

Внизу – моя плоть корчилась в агонии.

Моё тело – в грязном белье, на мокрой брусчатке, корчится, как рыба на берегу. Руки царапают камни, ногти ломаются, губы шепчут что-то бессвязное. «Не хочу… не сейчас… не так…»

А рядом – он.

Смерть.

Стоит, как статуя из чёрного мрамора и лунного света. Ни жалости. Ни торжества. Только… ожидание.

Смотрел не на тело. На меня.

– Пойдём, – сказал он. Не приказал. Не потянул. Просто протянул руку.

И я… почти согласилась.

Я понимаю, что не хочу возвращаться к этой боли, которая прожигает насквозь. Мне страшно от одной только мысли, что мне придется вернуться в тело.

Поэтому подала дрожащую руку, чувствуя леденящее прикосновение вечности.

Шаг…

Еще шаг…

Я словно иду по земле, но не чувствую ее.

Туман смыкается за нами, словно занавес в театре. Остались лишь аплодисменты дождика по подоконнику и шлепанье мокрых листьев на дереве.

Пространство словно раздвинулось, а потом снова срослось за нашими спинами.

Я шла в тумане посреди странного леса.

Лес – не лес. Серый. Без птиц. Без ветра. Без даже намёка на жизнь. Деревья – как скелеты, вытянувшие костлявые пальцы к небу, которое не существует. Только бесконечная серость там, высоко. Всё здесь – эхо. Отголосок.

Последний вздох мира, который я покинула.

Глава 8. За гранью

Я иду, понимая, что так не должно было быть. Так нечестно! Я не знаю, кто подмешал мне яд, но догадываюсь, что без очаровательной «жена, подвинься» не обошлось.

От обиды мне хочется плакать. Но слез нет. Только сухость в глазах.

В конце тумана замаячила дверь.

Не крышка гроба. Не пафосные врата ада. Не золотые врата рая.

Просто… дверь.

Старинная. Деревянная. С медной ручкой, потемневшей от времени. На ней – ни надписи, ни символа. Только тишина. Казалось, это просто дверь в обычную комнату. Откроешь ее, а там ничего страшного.

Я иду к ней.

С каждым шагом – легче.

Боль исчезает.

Страх – растворяется.

Даже мысли стихают, как волны после шторма.

Сердце бьётся всё реже.

Раз…

Пауза…

Ещё раз…

И я понимаю: это конец. По-настоящему. Никаких «может быть», «вдруг повезёт», «а если передумает». Смерть останавливается у самой двери. Поворачивается ко мне. Его глаза – чёрные, но в них – не пустота. В них – усталость. Вековечная, глубокая, как сама вечность.

– Всё закончилось, пылинка, – говорит он тихо и ласково. – Ты свободна.

Я смотрю на него. И вдруг – смеюсь. Сквозь слёзы. Сквозь боль, которая уже не моя.

– Свободна? – хриплю я. – От чего? От мужа, который продал меня, поверив ложному обвинению? От любовницы, которая вытирала ноги о моё свадебное платье и отравила меня? От мира, где женщина – либо мать, либо мебель? В этой истории зло так и не наказано! И вот это до слёз обидно! Почему я должна умереть, а они будут жить и наслаждаться жизнью? Где справедливость?

Я сжала кулаки, хотя чувствовала, как пальцы уже теряют тепло.

– Ты называешь это свободой? Это побег! А я не хочу бежать! Я хочу вернуться и заставить их заплатить!

Смерть молчал. Но в его глазах – не пустота. А понимание.

– Ты сказал, что пришёл за моим «редким даром». А какой у меня дар, а? Умею плакать втихую? Умею молчать, когда меня унижают? Умею умирать красиво? – прошептала я, понимая, что всё не так. Так не должно было быть!

Глава 9. Дыши!

Смерть смотрел на меня. Долго. Потом тихо произнес:

– Ты думаешь, я пришёл за твоей болью? – прошептал он. – Нет. Я пришёл за тем, что делает тебя опасной для мира живых. Ты выходишь из тела – и не умираешь. Ты видишь меня – и не сходишь с ума. Для кого-то это дар. Для кого-то проклятие.

– А я, как обычно, этим не пользовалась! Вот так живешь, а у тебя редкий дар! И только на пороге смерти узнаешь, что ого-го какая ты! И всё ты можешь! Вот теперь вдвойне обидно.

Я замираю.

Слёзы – горячие. А всё вокруг – ледяное.

– Ну, раз так, то я могу вернуться? – шепчу я.

– Уже нет, – отвечает он. – Как только ты откроешь эту дверь, пылинка, возврата не будет.

– А что там? – прошептала я, вцепившись в его руку. Мои глаза наполнились слезами.

– Я никогда не говорю, что там, – заметил Смерть. – Скоро сама всё увидишь…

И в этот момент —

Рывок.

Будто за волосы. За сердце. За саму душу. Я увидела, как глаза Смерти распахнулись, а меня рывками невидимая сила тянет назад!

Я чувствовала, как моя рука разжимается. Видела, как удаляется дверь. Что это такое? Что это всё значит?

Меня выдёргивают из тумана, из холода, из его ладони – обратно в боль. Только на этот раз боль намного слабее. Она почти призрачная. Терпимая.

– Давай, девочка! Давай! – слышу я сквозь пелену. Голос – хриплый, старческий, мужской, но такой… живой. – Ты сможешь! Я знаю! Ты сильная! Молодая! Не сдавайся! Тебе еще жить и жить!

И —

Вздох.

Резкий. Судорожный. Как будто впервые в жизни. Словно я вынырнула из воды, и тело само решило: «Дыши!».

Я лежу.

На кровати. Мягкой. Пахнущей травами.

Жадно хватаю воздух.

Воздух в лёгких – горячий, влажный, пахнущий дымом и вербеной.

Не туман. Не пепел. Жизнь.

Где-то рядом – треск камина. Запах лекарств. И… биение.

Бум-бум. Бум-бум.

Моё сердце. Оно бьётся!

Живое. Настоящее.

Я открыла глаза.

Надо мной – старик в потрёпанном халате, с седой бородой и глазами, полными упрямой надежды.

– Ну наконец-то! – выдохнул он, вытирая пот со лба. – А я уж думал, не вытащу.

Глава 10. Доктор

– Кто… кто вы? – прохрипела я, видя на столе пустые склянки.

– Доктор Томаш Эгертон, – сообщил старик, убирая склянки со стола.

Я закрыла глаза, повторяя про себя, как молитву, имя моего спасителя. Томаш Эгертон. Томаш Эгертон.

Смерть… исчез.

На меня обрушилась тяжесть этого мира, словно я попала под пресс.

– Опасность миновала, – обрадовал меня доктор Эгертон. – Хотя я был уверен, что не вытащу. Думал, слишком поздно. Но, как видишь, смог. Считайте, что у вас второй день рождения.

– У меня на самом деле сегодня день рождения, – выдохнула я. – Первый.

– О, какое невероятное совпадение! Поздравляю! Желаю вам крепкого здоровья, долгих лет жизни, любви. И не пить больше яд.

Я лежала, чувствуя слабость. Вроде бы я всего-ничего побыла в сознании, а устала так, словно за автобусом бежала десять остановок.

Прикрыв глаза, я пошевелила пальцами, успокаиваясь.

– В честь дня рождения могу поставить вам свечку, – усмехнулся старик, доставая ректальные свечи от жара.

А дедушка, вижу, с юмором!

– А кто задувать будет? – прошептала я, едва заметно улыбнувшись. Нет, это чудо! Настоящее чудо!

И от этой мысли я чуть не расплакалась.

Доктор оставил меня отдыхать, а я лежала в чистой комнатке, вдыхая запах вербены и лаванды и слушая, как моё сердце отбивает ритм новой жизни.

Где-то в глубине памяти всплыл голос мужа – не ледяной, а тёплый, почти нежный: «Ты моя звезда, Рианнон. Не гасни».

Это было в тот год, когда я впервые заплакала из-за пустой колыбели. Он обнял меня, прижал к груди, где билось сердце дракона… и сказал, что дети – не главное. Что главное – я.

Я тогда поверила.

Как глупо.

А через месяц пришёл с письмом от короля: «Если у нас не будет наследника – начнётся резня». Наследники древних фамилий передерутся за право занять престол. А это закончится кровопролитием.

Я не поняла тогда: он не просил ребёнка. Он молил о спасении королевства… и не знал, что я – не та, кто может его дать. Никто не знал.

Где-то за окном шел дождь. Где-то в замке смеялась Мелинда.

А где-то в тени, вдыхая запах роз, ждал Смерть.

Я не шагнула за грань.

Я осталась.

И теперь у меня есть время.

Время, чтобы доказать, что даже пылинка может затмить звёзды.

Потому что я жива.

И, чёрт возьми, я ещё не закончила!

Глава 11. Портрет прошлого

Я открыла глаза – и впервые за десять лет почувствовала, что дышу не потому что должна, а потому что могу.

Никакой боли. Никакого спазма. Только лёгкость – будто душа, наконец, вернулась домой и решила остаться.

Тело было лёгким. Слишком лёгким.

Я лежала на простой кровати с белыми простынями, под тонким шерстяным одеялом. На мне – длинная мужская рубаха из грубой, но мягкой ткани. Застиранная почти до полупрозрачности, с запахом дыма, лаванды и чего-то… домашнего. Не замкового. Не герцогского. Просто – человеческого.

За окном – осень.

Золотые листья кружились в медленном танце, будто мир решил подарить мне паузу. Второй этаж. Ни карет, ни стражи, ни шёпота за дверью. Только ветер, шуршание листвы и далёкий крик вороны.

Я приподнялась на локтях. Голова закружилась – не от яда, а от слабости. От того, что тело ещё не верит: «Ты жива. Ты можешь двигаться. Ты можешь дышать – сколько захочешь».

Комната была маленькой, но уютной. Пол – из тёплого дерева. На стене – три портрета в простых рамах. Мужчина. Женщина. Девочка.

Мужчина с доброй улыбкой и усами, будто сошёл с открытки из старинного альбома.

Девочка лет двенадцати, незнакомая и милая.

Женщина на картине – с тёплыми глазами и косой, перехваченной лентой…

Я еще раз взглянула на портрет женщины. Сердце ушло в пятки.

А потом – ударило в виски, как молотом.

Это же… Элла.

Моя Элла.

Два года назад она приносила мне чай по утрам. Тихая. Всегда с опущенными глазами. Звали её Элла. Она была моей горничной!

Сердце вдруг обрадовалось. Неужели я в ее доме?

Люди на портретах смотрели на меня, как будто знали: я – не гостья. Я – спасённая. Я мысленно кивнула им – как старым знакомым.

«Спасибо, что приняли», – прошептала я, преисполненная благодарности.

Не каждая бывшая горничная, получившая расчет, готова спасти с улицы свою бывшую хозяйку.

И девочка на портрете, кажется, улыбнулась в ответ моим мыслям.

На столике у кровати – ваза с полевыми цветами (ромашки, васильки и какая-то красивая веточка с дерева с неизвестными мне цветами), стопка книг и чашка с остывшим отваром.

Я присмотрелась.

«Основы травничества».

«Лечение ядов у людей. Противоядие».

«Последствия отравлений. Практические примеры».

Я попыталась встать. Ноги дрожали, но держали. Я сделала шаг к двери – и в этот момент она открылась.

Вошёл он.

Доктор Томаш Эгертон – седой, с бородой, как у Деда Мороза, но в потрёпанном халате и с деревянной миской в руках. Из неё шёл пар и аромат куриного бульона с травами.

– А-а! – воскликнул он, увидев меня на ногах. – Ну наконец-то! Хоть кто-то в этом доме научился слушать мои советы: «Лежи, не вставай, пока не перестанешь видеть двух докторов вместо положенного одного!». Кстати, сколько докторов видишь?

– Одного, – вздохнула я, глядя на ароматный бульон.

Доктор поставил миску на стол, подошёл ближе и, не спрашивая разрешения, положил холодную сухую ладонь на мой лоб.

– Температуры нет. Пульс ровный. Зрачки – нормальные. – Он кивнул с удовлетворением. – Значит, яд вышел. Опасность миновала.

Я вздохнула, словно с души упал огромный камень. Мне до сих пор не верилось, что я жива. После того, что мне пришлось пережить, это было сродни чуду!

– Как вы меня нашли? – прошептала я.

Глава 12. Только не это!

Он посмотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом. Потом усмехнулся:

– Мне кто-то постучал посреди ночи. Я не спал, стирал бинты, проверял зелья. Я открыл. Никого. Ну, думаю, показалось. Только собрался уходить, как вдруг увидел тебя в десяти метрах от моего крыльца. Ты лежала в луже, корчась в муках…

Он подошёл к столу, взял миску и протянул мне.

Нет, это я удачно бежала! И удачно свернула в переулок, где живет не просто доктор, а настоящий профессионал. Но кто тогда стучал ему в дверь? Я постучать не могла. Может, кто-то из прохожих заметил меня и решил помочь?

Кто бы это ни был, я ему благодарна.

– Ешь. Ты голодна. И не спорь – я видел, как твоё тело корчилось на брусчатке. Это не просто яд. Это змеиный настой с примесью чёрного корня. Его дают только тем, кого хотят убить… тихо. Надеюсь, ты не сама его выпила?

Глаза доктора посмотрели на меня с укором и подозрением.

– О нет! – воскликнула я. – Я бы никогда не стала!

– Вот и правильно. Жизнь – это бесценный дар. И глупо лишаться его под влиянием эмоций! – строго произнес доктор.

Я съела несколько ложек золотистого бульона, чувствуя, как каждая капля превращается в новые силы.

– Сообщать куда-то будем? – спросил доктор Томаш, пока я допивала бульон и закусывала хлебом.

Пожаловаться герцогу на герцога – не самая лучшая идея. А уж тем более мелькать в доме, где тебя считают мертвой!

– Куда? – спросила я, отставляя пустую тарелку. – Кому в наше время можно пожаловаться безнаказанно? Разве что герцогу, но к нему я не пойду ни за какие деньги!

Я не успела договорить, как лицо доктора изменилось.

– Не вздумай! Не ходи! Арбанвиль… Тот самый, у кого драконье сердце и человеческая жадность. Лучше забудь! – резко произнес доктор, глядя на меня. – Тебе есть куда идти? Может, сообщить родственникам?

– У меня никого нет, – честно призналась я. – И идти мне некуда. Мне очень неловко, что я обременяю вас и вашу семью своим присутствием и…

Доктор посмотрел на портреты, а потом вздохнул, словно о чем-то сокрушаясь.

– Нет у меня больше семьи. Моя жена работала служанкой в доме герцога Арбанвиля! – коротко ответил он. – Нечистая это семейка! Из-за этих проклятых Арбанвилей моя жена и дочь мертвы!

Глава 13. Ирония судьбы

Что? Я дернулась, не веря своим ушам. Мне сказали, что Элла получила расчет по семейным обстоятельствам. И так спешила, что даже не попрощалась. Мне приставили новую служанку. Ту самую, которая всем растрезвонила о том, что я – отравительница! Ту самую, которая подкинула в мои вещи полупустой флакон с ядом!

– А я говорил ей, что денег хватит и вовсе не обязательно идти на работу в поместье. Но она свое заладила, дескать, дочке нужно хорошее приданое! Ей скоро замуж! Вот бы денег поднакопить… – произнес доктор, опустив глаза.

– Вы сказали, ее убили? Верно? – взволнованно прошептала я, глядя на доктора.

– Да. Однажды, примерно два года назад, моя Элла вернулась домой взволнованная. Я спросил, что случилось. Она сказала, что не может сказать. Это тайна. Тайна, которую она сегодня случайно узнала. Я еще сказал ей тогда, что с тайнами богатых и влиятельных людей нужно быть поосторожней. Она все ходила по комнате и твердила, что должна рассказать госпоже. Я запретил ей вообще кому-либо о чем-либо рассказывать. Пусть не лезет не в свое дело. Но она уверяла, что обязательно должна рассказать герцогине о том, почему бедняжка не может родить наследника! Она слышала разговор. Я запретил строго-настрого! Но, видимо, мой совет опоздал.

Доктор Эгертон сжал руки на коленях.

– Ее убили вместе с моей дочерью. Неподалеку от поместья. Дочь бежала к матери с радостной и невероятной новостью о том, что к ней посватался сын богатого торговца, Джеймс Миллиган, которого она очень любила… И застала убийц. Они не могли оставить свидетеля. Потом всем объявили, что это были грабители. Но сами посудите? Какие грабители, если даже деньги не пропали? Короче, во всем виновата эта проклятая семейка!

О нет! Быть такого не может!

В комнате повисло неловкое молчание. Я пожалела, что затронула эту тему.

– Мне жаль, – искренне произнесла я, мысленно укоряя себя за свою бестактность.

– Тебя-то как зовут? – спросил доктор Эгертон.

– Нонна, – ответила я, быстро сориентировавшись.

Услышав историю доктора, я решила, что лучше помалкивать. Нонна и Нонна. Какое-то имя странное получилось. Ну да ладно!

Теперь я смотрела на лицо Эллы, запечатленное на портрете, – и понимала.

Меня спас человек, чью семью убили… из-за того, что его жена хотела спасти меня.

Она умирала – и думала обо мне. А я… Я даже не заметила, что она исчезла. Я была слишком занята своими делами и переживаниями по поводу отсутствия детей, чтобы замечать рядом кого-то кроме своей боли.

И теперь её муж спасает меня от смерти.

Такой иронии не хватило бы даже Смерти… На такое способна только жизнь.

Глава 14. Платье покойницы

– Ты можешь остаться здесь, Нонна, – предложил доктор. – Мне нужна помощница. Только не шаляй-валяй! А серьезная женщина. Чтобы я сказал – она быстро принесла. Чтобы умела бинты менять, кровь с пола вытирать, постельное и повязки стирать. Если надо – покормить пациента с ложечки… Но, боюсь, не каждой такое под силу.

– Нет, почему же? – возразила я, цепляясь за шанс начать новую жизнь и отплатить благодарностью за помощь. – Я готова вам помочь!

– Точно? – прищурился доктор. – Обмороков и «Ах, доктор, я на свидание! Пациенты, не умирайте, у меня любовь!», надеюсь, не будет?

Я кивнула. Медленно. Твёрдо.

– Нет. Не будет!

– Тогда ешь, – сказал он. – Потому что месть – дело голодным не под силу.

– С чего вы взяли, что я хочу отомстить? – удивилась я, глядя на доктора Эгертона, как на экстрасенса.

– Наверное, потому что ты сквозь зубы шептала проклятия, обещая отомстить кому-то за позор, – усмехнулся он.

Я покраснела до корней волос. Видимо, в бреду от яда я не только молилась Смерти, но и ругалась, как портовая грузчица.

На следующее утро доктор принёс мне платье – простое, льняное, с вышитыми по подолу полевыми цветами.

– Это было у моей дочери, – сказал он тихо, не глядя на меня. – Лили так и не успела его надеть. Она хотела на помолвке быть именно в этом платье.

Я провела пальцами по вышивке. Лепестки васильков были чуть кривоваты, но такими милыми – будто шила их девочка, которая мечтала о счастье, а не о том, как выжить.

Платье село как влитое. Словно сшито для меня. Только рукава были чуть-чуть коротковаты. Но это не страшно.

– Спасибо, – прошептала я, тронутая таким подарком.

– Не благодари. Просто не растяни его на костях, – буркнул он и тут же добавил: – Хотя… ты и так на костях. Надо бы тебя откормить. Иначе пациенты начнут думать, что я тебя кормлю исключительно травяными отварами и клизмами.

– Может, не надо? – спросила я, осматривая свою фигуру.

– Что значит «не надо»? – удивился доктор. – У тебя руки должны быть сильными! Тебе вон какая работа предстоит!

Согласна.

Глава 15. Нескромные вопросы

Так началась моя новая жизнь.

Три дня я ходила за доктором хвостиком. Запоминала, где стоят зелья: «Это – от жара. Это – от лихорадки. Это – для заживления! Видишь, оно мутное…

– Мутное, – написала я, вглядываясь с дотошностью сыщика на зелье. – Для заживления.

– А это – чтобы не умереть от дурацких мыслей. Последнее – самое востребованное, – усмехнулся доктор, а я увидела огромную бутылку, похожую на те, с которыми изображают пиратов. – У них есть свои поэтические названия. Хотя, что может быть поэтичного во внутренностях, боли и безысходности? Но маги есть маги. Так что записывай. Сердце Луны – обезболивающее. Сердце дракона – от кашля.

Я пыталась уловить хотя бы тень логики, но она не падала на девственный разум магов, когда они изобретали названия.

Если бы в нашем мире так называли лекарства, я бы до сих пор смеялась. «Мария Ивановна, вам «Последний вздох влюблённого дракона» от давления или «Слёзы старой ведьмы» от изжоги?

– Не понимаю, – ворчала я, записывая названия в тетрадь. – Зачем нужно придумывать такие названия? Нельзя просто написать «От кашля», «От головной боли»?

– О, ты едва ли не постигла великий смысл бытия. Будь осторожна. Еще немного и раскроешь великую тайну! – усмехнулся доктор Эгертон. – Зелья называются не просто так. Их изначально делали для аристократов. Представь, старому барону плохо. И на весь дом орут: «Молли! Неси зелье от поноса!» или «Долли! Срочно графине нужно принести средство от соплей!». А как звучит: «Молли, срочно принести господину «Звездную Ночь»!» или «Долли! Срочно беги за «Нежным касанием»!» Или ситуация в аптеке! Ты просишь «Поцелуй старой ведьмы», а не зелье от колик! В век нашей чопорности такие названия – необходимость. Смекаешь, в чем дело?

Вынуждена была согласиться.

Теперь надо все это как-то запомнить! Только меня до сих пор забавляло. «О, а «Нежное касание» не вызывают привыкание? Тогда мне… апчхи… «Слезы единорога», две упаковки «Улыбки невесты» и… апху… «Нежное касание», три флакона. Спасибо».

А тут ещё и доктор серьёзно: «Не забудьте «Поцелуй Смерти» – он от головной боли, но вызывает привыкание. Как кофе по утрам».

О боги… Я бы точно уволилась!

Да, мне еще многое предстоит узнать!

– Можно нескромный вопрос? Почему у вас так мало пациентов? – спросила я, глядя на несколько исписанных листов в руках. – Нет, вы не подумайте, это не упрек. Вы – чудесный врач, раз смогли вытащить меня… эм… с того света! Но меня поражает, что у вас нет очередей?

Глава 16. Санитарка

– Наверное, потому что я не умею льстить! – вздохнул доктор. – Ах, какая у вас очаровательная язва, мадемуазель! Я в жизни не видел ничего прелестней этой язвы! Она напоминает цветок… Или… Сэр, у вас такие очаровательные газы! Я в жизни не нюхал ничего прекрасней! А ваша сыпь! Словно россыпь звезд на небосводе! Так бы и любовался, если бы не знал средства, как ее вылечить за неделю! А какие у вас сопли, мадам! Я видел этот невероятный оттенок в модном магазине одежды! Надо же, у вас такие модные сопли!

Доктор рассмеялся. Но смех получился грустным.

– Да, я такой. Прямолинейный. И привык называть вещи своими именами! – с ноткой раздражения в голове заметил Томаш. – Я не люблю лицемерие. Оно мне чуждо. Поэтому я предпочитаю говорить всё как есть!

Я училась мыть инструменты в кипятке с солью, специальным зельем и уксусом, отстирывать бельё в ледяной воде с пеплом и щёлоком, заваривать чай из трав, который помогает организму окрепнуть после потери крови. И тот, который помогает от лихорадки. Десятки рецептов чаев были записаны мной и теперь висели на крошечной кухоньке, чтобы я могла вовремя сориентироваться.

Все знания, которые я получала от доктора, я записывала на листочки. Но несколько раз я их путала и теряла, поэтому мои знания переехали в потрёпанную тетрадку, которую доктор достал из ящика со словами:

– Это дневник моей жены. Здесь не хватает листов. Листы вырвал я. На всякий случай. И сжёг их в камине. Так вот. Моя жена всё записывала. Даже когда я чихнул в третий раз за день. «Муж заболел. Симптомы: самодовольство и сопли». Думаю, тебе пригодится для записей. А то у тебя уже тетрадка кончилась.

Я улыбнулась сквозь слёзы, слыша нотки ностальгии в голосе. Никогда не думала, что всё повернётся именно так. Но я была благодарна доктору и всем сердцем рвалась работать!

На пятый день я проснулась от криков.

Резкие, отчаянные, разрывающие утреннюю тишину.

– Сюда! Заносите!

Глава 17. Помощница или декорация?

Я расправила платье, собрала волосы и бросилась на первый этаж, где размещалась больница.

Дверь распахнулась с грохотом, и двое мужчин внесли третьего – бледного, окровавленного, без сознания. За ними, спотыкаясь, бежала женщина в простом сером платье, с растрёпанными седыми волосами.

– Сынок! Сынок, очнись! – рыдала она, пытаясь прикоснуться к лицу раненого.

Я немного растерялась, но доктор уже был на ногах.

– В операционную! Быстро! – скомандовал он, и его голос стал ледяным, как у Абертона, только без равнодушия – с огнём внутри.

Я метнулась к седой женщине, которая тоже хотела прорваться в операционную, но я перегородила ей путь.

– Пойдёмте, сядьте, – мягко сказала я, отводя её в угол к окну. – Вы ему сейчас не поможете.

– Это сын! – всхлипнула она, цепляясь за мою руку. – Вернулся с войны… Говорил, что хочет начать всё сначала… Ухаживал за девушкой… Всё складывалось… А потом появился этот… этот… – она не договорила, только зарыдала ещё громче.

Я принесла ей стакан воды и уже подумывала сделать успокаивающий чай, но в этот момент доктор рявкнул:

– Нонна! Где ты?! Мне нужно «Сердце Луны»! Быстро!

– Простите, – сказала я несчастной матери. – Я вынуждена вас оставить ненадолго… Доктору нужна помощь…

– НОННА! – голос доктора напоминал рык. – БЫСТРО! СЕРДЦЕ ЛУНЫ!

Я бросилась к полкам, схватила первую склянку с фиолетовой меткой и тут же побежала к доктору.

– Не то! – заорал он, ножницами срезая окровавленную одежду. – Это «Слёзы Вдовы»! Хочешь, чтобы он умер красиво, но навсегда?! Что ты летаешь, как пьяная муха вокруг лампочки! Быстрее!

Я замерла на секунду – и рванула к третьей полке.

– Вот! «Сердце Луны»! – прошептала я, протягивая зелье.

– Открой!!! – заорал доктор. – Не видишь? У меня руки заняты! Я рану зажимаю!

– Д-да, – пробормотала я, пытаясь совладать с хитрой пробкой.

– Ну живее, живее… – торопил доктор, а у меня самой руки тряслись.

И я открыла зелье, протягивая ему.

– Наконец-то! – проворчал он, хватая склянку. – Следующий раз, когда я крикну – не беги к мамочке, беги ко мне! Иначе я начну думать, что ты моя помощница или декоративная ваза? Мы здесь, чтобы спасать задницы! А не целовать задницы их родственников!

Глава 18. Дар

Теперь я понимала, почему пациентов здесь немного.

Я вышла проверить, как там матушка бедняги.

– Давай, малец! Держись! – слышался голос доктора из-за приоткрытой двери. – Не вздумай мне умирать!

В этот момент побледневшая мать рухнула в обморок.

– О боги… – выдохнула я и бросилась к ней. Подняла, усадила на стул, который вытащила из соседней комнаты, плеснула воды на лицо из недопитого стакана.

– Нонна! – снова заревел доктор. – Ты там устроила спасательную миссию для всех, кроме того, кто реально умирает?!

– Иду! – крикнула я, оставив женщину приходить в себя, и бросилась обратно.

Я помогала доктору бинтовать рану на груди парня – глубокую, зияющую, будто зверь вцепился. Руки дрожали, но я держала повязку крепко.

Меня реально мутило. Я понимала, что сейчас потеряю сознание от такого количества крови. Это просто выше моих сил.

Когда всё было сделано, доктор устало опустился на стул. В одно мгновение чудовище в белом халате превратилось в старого, измученного человека.

– Молодец, – бросил он, не глядя на меня. – Хотя сначала думал, что ты устроишь тут спектакль: «Трагедия одной матери и не хотите ли чашку чая!».

Я улыбнулась сквозь слёзы усталости, вспоминая, что действительно хотела предложить чай.

– Запомни. Мне плевать на родственников, которые живы и вполне здравствуют, раз сумели сюда прийти! – произнес доктор, хмурясь. – Мне не плевать на пациента, которому нужна помощь! Поэтому никаких расшаркиваний вежливости перед родными! Это всё бестолково и бесполезно! Никаких стульев и кресел! Иначе они не уйдут отсюда! А мне здесь толпа не нужна!

Ну, здесь я его мнение разделяла, но не до конца. Я считала, что хотя бы кресло должно быть. Но пока что не решалась озвучить свои предложения.

– Проверь пульс, – вздохнул доктор, а я кивнула, беря пациента за руку, пытаясь нащупать его. Сначала мне казалось, что пульса нет. Но потом я поняла, что он просто очень слабый.

И вдруг…

Я почувствовала, как выхожу из тела. В эту же секунду я увидела того самого парня, который метался по комнате в панике. Он был полупрозрачным, словно призрак.

Мой взгляд упал на меня, сидящую рядом с пациентом, и на него, лежащего на кровати.

– Тише, – прошептала я, глядя на призрака. – Я прошу вас успокоиться…

– Успокоиться? – дернулся он. – Вы это называете успокоиться?

Он показал на свое тело, которое лежало в метре от нас.

– Всё хорошо, – сглотнула я, удивляясь, что он меня слышит. – Давайте без паники! Ладно? Вы сейчас вернетесь обратно… В свое тело…

Боже, что я говорю! Но ведь так не должно быть, чтобы душа вот так вот разгуливала по комнате отдельно!

– Всё хорошо. Мы вас вылечим, – продолжала я, видя, как парень смотрит на меня с удивлением и недоверием.

– Ты что? Костлявая? – спросил он, шарахаясь от меня.

– Нет! – возразила я. – Я – медсестра!

Я смотрела на парня. Странная мысль посетила меня.

А вдруг он не может вернуться? Вдруг он не знает, как это сделать? Но я же как-то возвращаюсь?

Глава 19. Показалось…

– Вы главное – никуда отсюда не уходите! Никуда! Всё будет хорошо! – попросила я. – Всё хорошо. Скоро вы придете в себя.

– Понятно, – произнес парень, хотя по глазам видела, что ничего ему не понятно. И страшно.

Я подошла к нему, только собралась взять за руку, чтобы попытаться затолкать его обратно в тело, как вдруг меня дернуло, и я очутилась на стуле с чужой рукой в своей руке.

– Эй, ты там уснула? – послышался обеспокоенный голос доктора. Я дернула головой и обернулась.

– Жив, – прошептала я. – Пульс есть…

– Я просил тебя посчитать пульс, а не узнать, есть он или нет! – вскипел доктор Эгертон, как чайник.

В этот момент я почувствовала себя плохо. Меня затошнило, и я бросилась прочь. Зависнув над раковиной, я понимала, что тошнота прошла, а вот легкий звон в голове остался.