Читать книгу: «Цвет мести», страница 4

Бальбулус в своей башне приступил к последнему персонажу. Он испытывал облегчение, что хотя бы для него не понадобился серый краситель, и рисовал Сажерука так, как уже не раз изображал его раньше: в красно-черном наряде Огненного Танцора.

У смерти много красок

Для чего Бог дал мне такой великолепный талант? Он для меня как проклятие, но и как великая милость.

Альбрехт Дюрер

Последнюю книгу, над которой работал Великий Бальбулус, Виоланта заказала ему по случаю дня рождения. Она должна была стать настоящим чудом Омбры, начиная от текста и заканчивая иллюстрациями: не только нимфы и огненные эльфы, но и жабы с рыбами, дикие кабаны, волки и рыжие лисы, стрекозы, бабочки, дикие цветы на лугах и у рек – все богатство ее княжества, созданное без участия человека. Бальбулус был не особенно рад такому заказу. Он предпочитал изображать мир людей. Все остальное было лишь более или менее привлекательным декором. Писцы прислали ему готовые страницы накануне вечером. Он, как всегда, был недоволен качеством чернил и шрифтом. Однако Бальбулус давно перестал донимать Виоланту просьбами найти других писцов. Ответ ее всегда был одинаков: Бальбулус, у этих людей есть семьи, которые надо кормить. Еще бы! Но разве было это оправданием тому, что они сами лишали себя посмертной славы этими уныло начертанными буквами и слишком бледными чернилами? Искусству нет дела до пары голодных ребятишек! Подлинное искусство требует жертв! А эта книга призвана была стать подлинным искусством, хотя ему и пришлось изобразить для нее обыкновенных рыб и – смех да и только – ос и мух. Что ему еще оставалось, если не прибегнуть к волшебным пигментам, чтобы даже эта работа вызвала зависть конкурентов?

Бальбулус бросил беспокойный взгляд на сундук, в котором хранил книгу, за счет которой были получены краски. Его радовала мысль, что скоро от нее можно будет избавиться, передав тому хитрому трубадуру и его стеклянному человечку. С тех пор как Бальбулус нарисовал серые инициалы, Омбра наполнилась слезами и мрачными слухами. Исчез Перепел вместе со всей своей семьей, и не только он. Куда девался Чернильный Шелкопряд, где подруга скоморохов Элинор Лоредан? Где красавица Роксана и ее дочь Брианна, которую Виоланта любила даже больше, чем свои книги? Огненный Танцор якобы даже отправился к Белым Женщинам, чтобы расспросить их о пропавших.

Судя по всему, он их там не нашел.

Бальбулус быстро оторвал кисть от пергамента, чтобы не испортить портрет голубого зимородка, который мастерски окружил рамкой из болотных лилий и жабьего щавеля. Он снова ощущал дрожь в пальцах. В последнее время это случалось слишком часто, и не только с его живой рукой. В последнее время? Бальбулус точно знал, когда началась эта дрожь. С тех пор как закончил работу над Серой книгой. Да, Бальбулус так ее и назвал, хотя все страницы, за исключением десяти инициалов, были снабжены роскошными цветными иллюстрациями. Перед тем как преподнести книги Виоланте, переплетчики всегда приносили их Бальбулусу, чтобы он довел иллюстрации до совершенства. Но эта книга, эта маленькая, коварная, проглатывающая людей книга… Бальбулус не хотел не только к ней прикасаться, но даже видеть ее! Стоило ему раскрыть книгу и приступить к работе над каким-нибудь инициалом, как пальцы начинали дрожать, и ему казалось, что это Серое стирает из памяти все остальные краски. Обычно Бальбулус гордо выставлял готовую работу у себя в мастерской. Эту книгу он, словно вор, прячущий награбленное, поместил в сундук, где хранил лишь использованный пергамент и льняное масло. Крышка его была до того тяжелая, что поднять ее составляло немало труда, но Бальбулус продолжал ловить себя на том, что то и дело ищет взглядом этот сундук. Он будто бы опасался, что Серость могла просочиться и сожрать его так же, как всех пропавших. Они, должно быть, застряли где-то в книге, разве нет? Его искусство пригвоздило их к страницам. Да, Бальбулус знал, что эти мысли попахивают сумасшествием, но не мог перестать возвращаться к ним, хотя и пытался успокоить себя тем, что Черный Принц и Сажерук никуда не делись. Хорошо, пусть для Сажерука он не воспользовался серым пигментом, а что до Черного Принца…

Кончай, Бальбулус! Твое дело заниматься искусством, а не размышлять.

Он сжал золотой кулак, чтобы совершенные пальцы, выкованные искусным пасынком Сажерука, перестали дрожать. К юноше прибывали клиенты даже из дальних стран, а ведь ему было всего-то пятнадцать лет. Мастерская мальчишки была уже дважды разгромлена завистниками, потому что на его фоне все остальные ювелиры выглядели дилетантами. Будь то кольцо, бюст, золотая чаша или урна, Бальбулус признавал, что мальчик, несмотря на свою юность, обладает такой же властью над металлом, как он сам над чернилами и кистью. Определенно, мальчишка сможет сделать ему другую руку, которая бы не дрожала.

Да ты что, Бальбулус? А вдруг он узнает, что как раз твое искусство и заставило исчезнуть его мать и его сестру? Довольно! Пора было кончать с этими мыслями. Его искусство сохраняло лица людей даже вопреки смерти. Он дарил жизнь, а не отнимал ее. Бальбулус опустил кисть и принялся рассматривать совершенную синеву красителя, которым закрашивал перышки зимородка. Как он сиял! Художник действительно никогда в жизни еще не видел такого цвета…

Снаружи стало темнеть. Скоро он понесет готовую книгу к красильным ямам. Неужто Бальбулус позволил сделать себя чьим-то инструментом? Инструментом человека, к которому питал отвращение, еще когда тот творил безобразия в Омбре?

Бальбулус вслушался в опустившуюся ночь.

В замке было тихо, как в могиле. Виоланта скрывалась в своей библиотеке с тех пор, как исчезла дочь Огненного Танцора. Иногда оттуда доносился плач. Что, если признаться ей в содеянном и показать книгу? Что, если существует возможность их вернуть назад? Он мог бы закрасить серое. Или вовсе разорвать свои картинки.

Бальбулус отложил кисточку и подошел к окну. Ночь зачернила крыши и стены Омбры. Лишь в той стороне, где жили Сажерук с Роксаной, огонь озарял кусочек неба. Вся Омбра любила Огненного Танцора. Даже эльфы и нимфы с ним говорили. Если он узнает, что натворил Бальбулус, не закончится ли это пожаром? А ведь когда-нибудь правда про серые картинки выплывет наружу. Так, по крайней мере, предсказывала сама книга.

Коварная мелкая вещица!

Бальбулус старался не смотреть в сторону сундука, когда вернулся к своему рабочему столу. Клюв. Нарисуй клюв, Бальбулус. О, этот желтый цвет! Даже охра из этого набора пигментов пристыжала все, что он раньше называл охрой. Может, эти цвета все же стоили того, чтобы продать за них душу. Никто не смешивает краски так, как Великий Бальбулус! Даже в Константинополе, где из манускриптов несравненного Бехзада вылетали райские птички и выскальзывали золотые ящерки, люди станут нашептывать эту фразу. Скоро все они будут одержимы желанием затеряться в ландшафтах Омбры, нарисованных Бальбулусом.

Золотой рукой он взял самую тонкую из своих кисточек, чтобы написать глаз зимородка, как вдруг какой-то шорох заставил его вздрогнуть. Бальбулус с проклятием оторвал кисточку от пергамента. Сколько раз он должен напоминать прислуге, чтобы никто не смел входить в мастерскую без разрешения? И чего им надо в такое время, когда все уже спят?

– Я попрошу Виоланту, чтобы она лишила тебя жалованья… – Но слова замерли на губах Бальбулуса.

На пороге стоял Бальдассар Ринальди. Он закрыл за собой дверь и одарил Бальбулуса улыбкой, которая была еще масленее тряпок, которые использовались для очистки кистей.

– Что ты здесь делаешь? – напустился на него Бальбулус. – Я тебя не звал! Мы же договори…

– Я знаю, знаю, – перебил его трубадур.

Бальбулусу всегда мерещился мертвенно-зеленый цвет, когда он стоял напротив Ринальди. Очень тревожная ассоциация. Гнилостно-бледная зелень – да, такой краской он написал бы душу Бальдассара Ринальди.

– Одна из камеристок Виоланты не может наслушаться моих песен и насытиться моими поцелуями, – промурлыкал трубадур. – Она впускает меня в замок в любое время дня и ночи. И вот я подумал: Бальдассар, избавь Бальбулуса от лишних хлопот и забери у него книгу! Он наверняка у себя в мастерской.

Ринальди окинул мутным взглядом мастерскую Бальбулуса, как будто прицениваясь, что из вещей будет выгодней превратить в деньги у торговцев краденым Омбры. Глаза у Ринальди всегда были мутными. От вина ли или от чего еще – этого Бальбулус определить не мог. Сам он зависел лишь от одного – искусства.

Чтобы достать книгу из сундука, Бальбулусу пришлось повернуться к своему гостю спиной. Из-за этого он не заметил, как Ринальди мягко задвинул щеколду на двери мастерской.

– Просто возмутительно, как твой заказчик использует мое искусство в собственных целях, – сказал Бальбулус, засовывая книжку вновь задрожавшими пальцами в заранее приготовленный мешочек. – Передай Орфею, что я его никогда не любил и снимаю с себя всякую вину.

– Конечно. – От Бальбулуса ускользнула насмешка, прозвучавшая в голосе посетителя.

А вот Бальдассар Ринальди никогда не снимал с себя вины. Он исключительно охотно делал себя виноватым. Это позволяло ему с легкостью нарушать правила, и он без стеснения мог признаться, что никогда не испытывал мук совести, лишая кого-то жизни. Ринальди никогда не интересовало, что думают или чувствуют другие. То, что подобные суждения и стоят на пути его поэтического дара, до него, разумеется, не доходило.

– Вот. И я больше никогда не хочу это видеть! – Бальбулус протянул ему мешочек так нетерпеливо, будто тот обжигал пальцы.

Ринальди извлек книжку на свет и погладил серый переплет. Какая милая маленькая книжка. И какая при этом злая.

– О, вы можете быть уверены, что видите ее сейчас в последний раз, – сказал он, пролистывая страницы веером.

Там были они все, такие серолицые и тем не менее словно живые. Удивительно! Ринальди снова сунул книгу в мешочек и одарил Бальбулуса признательной улыбкой:

– Орфей будет очень доволен.

Он вонзил Бальбулусу кинжал в сердце – умело и быстро, ровно на такую глубину, чтобы тот сразу затих, а кровь не била фонтаном. О да, Бальдассар Ринальди тоже был мастером, пусть и не в искусстве рифмы. Гораздо больше он смыслил в деле убийства. Разрушение – ремесло, которым овладеть намного легче, чем созданием красоты.

Бальбулус осел с выражением удивления на лице. Удивляясь, ужасаясь и возмущаясь слишком преждевременному угасанию своего таланта.

Ринальди вытер кинжал одной из тряпок, которые Бальбулус использовал для кистей. Блестящий парчовый мешочек, в котором лежала книга, был, вероятно, сам по себе ценной вещью, не говоря уже о самой книге. Ее стоимость теперь будет только расти, потому что больше не появится другого такого произведения с картинками Великого Бальбулуса. А что, если оставить ее себе? Весьма соблазнительная мысль, но Ринальди отмел ее. Орфей был в союзе с Читающей Тени. Еще попросит ту превратить Бальдассара в жабу, а то и в крысу? Поговаривают, эти Читающие часто поступают так со своими врагами. Ринальди с содроганием стянул кольцо с левой руки Бальбулуса. Нет. Никакая книга не стоила риска. Он терпеть не мог крыс, а Орфей уже не раз доказал свою мстительность.

Ринальди еще раз окинул взором свою жертву. Ах, еще золотая рука! Разумеется! Пришлось пустить в ход нож. Какая великолепная вещь и наверняка уникальна. В Грюнико она, несомненно, принесет ему солидную сумму.

Ринальди сунул ее в заплечный мешок и осмотрелся в поисках еще какой-нибудь добычи. Он потянулся к маленькой серебряной шкатулке, но внутри обнаружил лишь деревяшки, которые должны были подтвердить, что Бальбулус изобразил врагов Орфея достоверно. Нет уж, спасибо. Ринальди оставил шкатулку в покое. Эти жуткие вещи сделали свое дело и наверняка приносили несчастье. А вот серебряные столовые приборы Бальбулуса и помпезная цепь, которой он украшал себя по официальным поводам, перекочевали в заплечный мешок. Этот заказ действительно окупился, хотя Орфей платил не очень щедро.

На письменном столе лежали страницы книги, над которой Бальбулус работал в последние часы жизни. Ринальди бросил на них презрительный взгляд, прежде чем удалиться из мастерской. Неплохо. Нет, действительно неплохо. Жаль, что эти страницы еще не готовы, иначе бы их тоже можно было хорошо продать. Ну да нельзя же иметь все.

Он перешагнул через распростертое на полу тело Бальбулуса и бросил на свою жертву последний взгляд. На груди у Бальбулуса распустился красный кровавый цветок.

Ринальди довольно мурлыкал себе под нос, закрывая за собой дверь мастерской. Да, он и сам был художником. Теперь ему оставалось сделать еще одно дело.

Ключ от библиотеки Виоланты висел именно там, где показала Донателла, та самая камеристка, которую сводили с ума его стихи и поцелуи. Картина, за которой скрывался ключ, изображала Бальбулуса за работой. Трогательно.

Дверь в святая святых Виоланты покрывала искусная резьба с цитатами из любимых книг королевы, но Ринальди эти строки, конечно, ни о чем не говорили. Библиотека занимала всю башню, и он был уверен, что при свете дня из высоких окон открывается фантастический вид. Но от одного вида книг, некоторые из которых были впечатляюще толстые, у него начинала болеть голова. Потому Ринальди и ценил стихи и песни: за краткость. Он положил маленькую книжку с портретами врагов Орфея на небольшой пюпитр для чтения, который стоял у окна, так, чтобы на нее упал первый же утренний свет.

– Не беспокойся, маленькая злая штучка! – прошептал он. – Скоро Бальдассар отнесет тебя к твоему настоящему хозяину, но сперва… – он ласково похлопал книжку по серому переплету, – сперва мы загоним поглубже в глотку Огненному Танцору рыболовный крючок Орфея.

Ринальди отступил на шаг и окинул взглядом полки, уходящие ввысь, до самого расписного потолка. Раз уж он очутился здесь, почему бы не украсть пару-тройку стихотворений? Ведь те дураки, что слушали его в тавернах, и знать не знали, кто их сочинил, а слагать свои собственные порой так утомительно!

Он подошел к полке, книжки на которой были многообещающе тонкие, и вытянул одну. Ха! Стихи в ней были намного хуже его собственных! Вот тебе еще одно доказательство. Он презрительно хрюкнул и вернул книжку на прежнее место. Хотя Черный Принц и не оценил его искусство, никто не сочинял и не пел так хорошо, как Бальдассар Ринальди! И никто не убивал лучше, чем он.

Ринальди снова повесил ключ от библиотеки за картину с портретом своей последней жертвы и покинул замок тем же путем, каким пришел: через потайные коридоры, которыми пользовались слуги, уборщицы и камеристки. Стражники, что попадались на пути, лишь кивали ему. Бальдассар Ринальди порой развлекал их своими песнями в тавернах и многим из них поставлял разные не вполне законные товары.

Лишь маленькая книжка

Ты думаешь, что ты первый с начала времен, кому ведома боль и кто живет с разбитым сердцем, но потом тебе в руки попадается книга.

Джеймс Болдуин

Уродина. Мысленно Виоланта все еще называла себя так, несмотря на все лестные прозвища, придуманные подданными. Что значит быть Уродиной? Некрасивых людей стараются не замечать, и Виоланте нравилось быть невидимой, вопреки личине Виоланты Храброй, Защитницы Омбры, Заступницы слабых. Виоланта Омбрийская была живым доказательством того, что можно и собственными руками написать свою роль. Однако в последние дни, вопреки желанию, ей пришлось стать Виолантой Скорбящей. Одинокой. Виолантой Брошенной.

Прошлой ночью Ниям долго сидел подле нее и утирал своей королеве слезы. Только ему удалось наконец заставить ее несколько часов поспать. Он знал, что такое потерять того, кого ты очень любишь. Он все еще носил на шее медальон с именем сестры. Не заказать ли и ей медальон с именем Брианны? Ее брату, потому что он теперь лучший ювелир в Омбре? Брианна. Стоило Виоланте даже мысленно произнести это имя, как на глаза опять набегали слезы. Было еще темно, когда Ниям ускакал к себе в лагерь комедиантов.

– Мы ее найдем, – сказал он на прощанье. – Мы разузнаем всю правду о том, что здесь произошло.

О том, что здесь произошло… Люди, к которым было привязано сердце Виоланты, расстаяли, как сон поутру. Как тогда, когда она была одинокой девушкой без друзей, а ее мать внезапно пропала. Она умерла, Виоланта. Может, они тоже все умерли? Ни Виоланта, ни Ниям не хотели в это верить. Разумеется, она отправилась в библиотеку, как только осталась одна. А куда же еще? Виоланта ненавидела этот замок, пронизанный сквозняками, и в это утро он показался ей еще холоднее и темнее, чем обычно. Любимым временем Виоланты всегда было утро, ранние часы были единственными, что принадлежали ей одной безраздельно. Было намного легче пойти навстречу миру после того, как она начнет день с чтения.

Читать, Виоланта? Сегодня утром ты не сможешь читать.

Но она должна была попытаться. Чтобы обрести ясность, силу на предстоящий день, на решения, которые необходимо принять… Даже Ниям, сохранявший свет в самые темные для нее часы, казался растерянным, а ведь он-то всегда знал, что делать.

Таддео, старый библиотекарь, каждое утро оставлял для нее на пюпитре книгу. Тишина, наполненная умными голосами… Так Таддео описывал мир, который он обретал среди книг. Виоланта три года назад перевезла из Дворца Ночи в Омбру библиотекаря, который еще в детстве приносил ей нужные книги. Таддео теперь трудно было подниматься по крутой лесенке к верхним полкам, но разве это имело значение? Он знал еще ее мать и часто выбирал для Виоланты ее любимые книги.

В книге, которую Виоланта читала сейчас, говорилось о путешествии одного торговца за три моря, за тысячи миль на восток. Он вернулся оттуда со знаниями о дальних странах и о невиданных чудесах. Его воспоминания были сухими, но картинки к описанию были необычными и полными чудес. Виоланта любила их даже больше, чем иллюстрации Бальбулуса, хотя ему, разумеется, никогда об этом не говорила.

Она как раз взяла труд путешественника и раскрыла его, но тут заметила у окна другую книгу. Неужто Таддео стал настолько забывчив, что не запомнил, какую книгу она читала накануне?

Виоланта решила, что повествование торговца-путешественника подождет. Книжка на пюпитре была миниатюрной, размером с ладонь, в пепельно-сером кожаном переплете. Это было странно. Мортимер не использовал кожу. Он переплетал свои книги в полотно винно-красного цвета. Неужто он захотел удивить ее и оформил обложку так непривлекательно из-за мрачного содержания? Но ведь теперь и не узнаешь…

Каким холодным стало опять ее сердце.

Она выслушала уже столько сообщений о случившемся – от Йехана, от Силача, от Нияма… Все они говорили одно и то же: они просто растворились в воздухе. И тем не менее Виоланта разослала во все концы разведчиков. Бессилие было хуже всего. Как будто заплутал в собственном сне, из которого не можешь вырваться.

Виоланта погладила серую кожу. Никаких тисненых листиков, цветов или звезд, какие использовал для оформления Мортимер. Бумага форзаца тоже была серая, однако следующие страницы были оформлены, без сомнения, Бальбулусом. Конец истории. Больше на титульной странице ничего не стояло, даже имени автора. Первый же разворот оказался странным. Страница была заполнена причудливо перевитой буквой «Ф», хотя текст на соседней странице справа начинался с буквы «Ж». Таких ошибок Бальбулус никогда не допускал. Кроме того, вся «Ф» была выдержана в серых тонах, как и лицо, которое проглядывало сквозь букву. То был Фенолио, Чернильный Шелкопряд.

Взгляд Виоланты беспокойно скользнул к тексту на странице справа. Рисунки, обрамляющие его, были цветными, и Виоланта осеклась, как только прочитала первые слова. Их написал явно не Фенолио. Его слова пели и сразу оживляли картинки, эти же оставались странно беззвучными и читались так, будто оказались поставлены в один ряд случайно.

Жил-был однажды человек, которого все называли Огненным Танцором, потому что языки пламени любили его и делали все, о чем он просил. Однажды он пропал в другом мире, по слову одного старика и по голосу одного переплетчика. Многие годы он скитался по чужой истории, пока не встретил однажды человека, голос которого был так хорош, что вернул его назад, домой. Огненный Танцор снова смог обнять свою красивую жену и дочь. Он обрел счастье, славу и могущественных друзей. Но поблагодарил ли он того, кто все это ему вернул? О нет. Он предал своего помощника. Он заключил союз с его врагами и вверг его в беду. И тот поклялся отомстить.

Последняя фраза отозвалась эхом в сердце Виоланты, когда она перелистнула страницу.

Буква «М». Такой инициал стоял на следующей странице. Бальбулус и его нарисовал в одних лишь серых тонах, и за этой буквой стоял Мортимер, словно пойманный в первую букву своего имени. Перепел получился настолько похожим, что Виоланте даже почудилось, что она слышит его дыхание. Но что это взбрело Бальбулусу в голову – при всех его дорогих кисточках изобразить спасителя Омбры в виде серой тени?

Тени…

Она пролистнула дальше. Еще одна «М». Мегги, дочь Мортимера. На букву «Р» шла Реза, его жена… Виоланта торопливо перелистывала страницы. Из буквы «Э» выглядывала Элинор Лоредан, подруга жонглера, как ее называли в Омбре. За буквой «Д» стоял чтец Дариус, про которого Таддео утверждал, что тот знает о книгах не меньше, чем он.

Нет, этого не могло быть!

Она перевернула еще одну страницу размером с ее ладонь. Там из серой буквы «Р» выглядывала Роксана, жена Сажерука.

Виоланта помедлила. Пальцы ее не слушались. Но все же она перевернула еще одну страницу.

«Б». Букву, сквозь которую смотрела Брианна, Бальбулус изобразил в виде лианы ежевики. Эта лиана цеплялась за платье девушки и оплетала ее руки. Виоланта прикоснулась к серому лицу и длинным вьющимся волосам, которые в жизни так и пылали рыжим огнем. Текст на правой стороне разворота Бальбулус окружил белладонной и аконитом:

Огненный Танцор очень любил и свою дочку. Так что человек, которого он обманул, забрал и ее. Посредством той же книги, которая поглотила и остальных. Он наполнил ее волнами серого колдовства, в котором все они сгинули.

Виоланта с такой силой оттолкнула от себя книгу, что она соскользнула с пюпитра и упала на плиточный пол.

Королева продолжала стоять без движения и смотреть на книгу, когда снаружи послышались шаги. Они приближались к двери библиотеки. Неужто возвращается Ниям? Нет, шаги звучали медленнее и пугливей. Хотя ее и называли иногда «Доброй», Виоланта никому не позволяла прерывать ее чтение в эти ранние утренние часы. Все знали, что она унаследовала взрывной темперамент своего отца Змееглава. «Ты должна научиться держать его в узде, – сколько раз уже говорил ей Ниям? – Иначе ты всегда будешь чувствовать позади себя его тень». Легко сказать.

Кто бы ни стоял там за дверью, он наконец решился постучаться. Робко, но настойчиво.

– Что такое? – Виоланта постаралась, чтобы голос звучал не слишком резко.

В дверь просунулась служанка. Она тревожно обвела глазами полки, уставленные книгами. Как будто опасалась, что госпожа запустит в нее какой-нибудь том потяжелее. Нет уж, если бы дело дошло до этого, Виоланта запустила бы в нее своим башмаком. Надо признаться, такое уже случалось. Никуда не денешься, дочь своего отца.

Но Розетта (так звали служанку) опасалась книг Виоланты по другой причине. Розетта боялась букв и слов, потому что ее отец утверждал, что с их помощью можно навести порчу на человека и на скот.

– Простите, ваше высочество! – заикалась она. – Я знаю, что по утрам нельзя вам мешать, но это так страшно.

Она подняла ладони, они были в крови.

– Там всё в крови, ваше высочество! Я думаю, он мертвый!

И Розетта залилась слезами, оплакивая человека, который обращался с ней, как и с любой другой прислугой, не более уважительно, чем с лошадьми в дворцовой конюшне. Но иллюстрации Бальбулуса когда-то объяснили Розетте мироустройство. Не надо было уметь читать, чтобы понимать картинки. Они и были словами для бедных, и вот теперь служанка заливалась слезами по Великому Бальбулусу, хотя тот всегда ругал ее, когда она забывалась при уборке, залюбовавшись его искусством.

Бальбулус все еще лежал в луже собственной крови, когда Виоланта пришла вслед за всхлипывающей Розеттой в его мастерскую. Кровь была не столь яркой, какой он изображал ее на картинках. Смерть окрасила ее в грязно-коричневый цвет, и одежда миниатюриста была до того испачкана, что казалось, будто краски покинули его вместе с жизнью. Убийца украл золотую руку Бальбулуса, и теперь Виоланта корила себя за то, что повелела пасынку Огненного Танцора изготовить ее из такого дорогого материала. Ибо ради чего же еще вор убил иллюстратора?

На рабочем столе Бальбулуса лежала незаконченная иллюстрация зимородка. Видимо, он работал над книгой, которую она заказала ко дню рождения. Рядом стояла шкатулка. Когда Виоланта подняла крышку, оттуда выглянули знакомые лица. Они были вырезаны в маленьких деревяшках с такой точностью, что на мгновение королеве почудилось, будто она слышит их дыхание. То были деревяшки всех пропавших – и еще одна – Сажерука.

– Беги к стражникам, – приказала Виоланта все еще плачущей Розетте. – Да поторопись. Пусть приведут ко мне Огненного Танцора!