Читать книгу: «Запад против Москвы. От Ивана Великого до Ивана Грозного», страница 3

Два года ожиданий

Вольпе в Москве оказался раньше своих итальянских эмиссаров – он привёз московскому князю последние согласования о предстоящем браке с Зоей. Но Иван III не торопился. На севере в очередной раз попытался уйти под покровительство Казимира мятежный Новгород, а на юге и востоке поджимали татары.

Новгородцы подписывают с Казимиром «докончание» – договор о переходе права сбора пошлины с Новгорода от Москвы к Вильно. Казимир гарантировал горожанам свободного города, что не будет строить римских католических церквей, и заверял, что, если Москва нападёт, Литва военным путём защитит своих данников. Иван III не стал этого ждать и нанёс стремительный удар в битве на реке Шелони.

Скорость, с которой Москва одержала победу, была связана с сообщениями московских агентов, что, де, Казимир успел заключить с ханом Ахматом договор о совместных ударах. И все дело было в упреждающем ударе. Принимая решение о сражении на Шелони, Иван III не стал медлить: нельзя было допустить союза татар, поляков и новгородцев.

Рано утром 30 июля 1472 года великий князь был разбужен. Ему сказали, что Ахмат почти подошел к Алексину. В последний момент полки разных воевод успели преградить путь хану на левый берег реки Оки. Стало ясно, что никакого антитурецкого союза с Ахматом Москва не будет заключать. Для Москвы что Казимир, что Ахмат были серьёзной военной угрозой. Понимая это, западные послы решили действовать более хитро.

Через несколько месяцев после победы над Новгородом из Венеции в Москву прибыли послы Антонио Дижларди (прозванного Антоном Фрязиным) и секретарь венецианского сената Иван Тревизано. Последний попросил отправить его с московской охраной к хану Ахмату.

Итальянский посол хочет убедить хана начать войну против Османов. Тревизано дни напролёт проводит в доме Вольпе, разрабатывая тонкости антитурецкого замысла. Первым пунктом этого плана была идея геополитического обмена: Запад отдаёт Московии дочку византийского императора (хоть и бывшего), а русские проявляют гибкость в вопросах смены веры и поддержки антитурецкого союза.

Приданое Папы Римского

Всем на Западе было известно, что Зоя была бесприданницей. Знал об этом и Иван, но это его не смутило. Однако у Римского Папы присутствовал свой расчёт. Это была Морея. Небольшое государство, подчиненное византийским императорам (деспотам), располагалось на южной оконечности Балканского полуострова. Мореей (despoti Misistre) правили братья Фомы Палеолога – Фёдор, Константин и Димитрий. В 1460 году Морея была захвачена турками, но папский престол хотел чужими руками вернуть утраченную территорию. Поэтому Папа Павел II хотел, чтобы об этом приданом стало известно московскому князю, который, по его плану, обязательно должен был отвоевать его у турок. Таким образом, начав войну за Морею, Москва заглатывала коварный антитурецкий крючок. Дальше русским пришлось бы воевать с турками в чужой войне за западные интересы.

Чуть позже, когда в 1472 году Зоя поедет в Москву через территорию некоторых римских городов, в торжественных сопроводительных речах будет сказано, что «королева руссии» (la regina de Russia) обладает морейским приданым и обязательно спасёт народ Мореи от османов. В городах Витебро и Виченца сопровождающие кортеж с принцессой произнесут пламенные речи на центральных площадях о том, что «папа дал ей в приданое всю Морею и все владения, которые были в руках у султана. И король России должен будет отвоевать их у него».

Кроме Мореи Папа Римский Сикст IV выдал Зое немного денег. Но 5400 флоринов хватило только на то, чтобы покрыть дорожные расходы.

Подготовка к обручению

Перед тем как Зоя приедет в Москву, Иван III настоял на том, чтобы на территории Италии организовать с невестой заочную помолвку, поскольку сам жених присутствовать не сможет.

В один из майских дней во дворце Папы Римского проходило секретное заседание папской консистории. Папа Сикст IV пригласил на него послов Милана, Венеции, Неаполя, Феррары, епископов и прелатов. В зал вошли московские послы, которые несли несколько связок ценных мехов и лист пергамента с висячей золотой печатью. «Князь Белой Руси Иван челом бьёт. Шлёт привет великому Сиксту, римскому первосвященнику, и просит оказать доверие его послам», – было написано в посольской грамоте.

Послы Ивана III начали поздравлять Папу с избранием на престол, при этом выражали всяческую покорность. Папа в ответ поблагодарил московского князя и неожиданно сказал, что признателен за принятие правил Флорентийской унии. Послы удивленно переглянулись: они вспомнили, как отец князя Василий II с проклятиями выгнал из собора униата Исидора. Папа продолжал свою речь. Он назвал невесту Зою дочерью апостольского престола и святой коллегии и высказал желание организовать помолвку в соборе Петра и Павла с участием католических прелатов.

Сикст не просто так называет Зою «дочерью апостольского престола». Он намекает на то, что Зоя – католичка, и Ивану, чтобы пойти на смешанный брак, нужно дать гарантию Папе Римскому, что дети от такого брака тоже будут католиками. Таков их закон. В Европе помнили, как женились сыновья германского императора Мануила. Их жёны исповедовали католичество, и дети тоже стали католиками. Вольпе знал своё дело и играл по всем правилам придворного этикета.

Вскоре после приёма послов у Папы Сикста IV в Рим явилась одна из первых светских дам Европы Клариче Орсини, супруга одного всемогущего итальянского банкира и олигарха. Вместе с ней приехал знаменитый в Италии поэт Луиджи Пульчи. Он посетил резиденцию, в которой Зою готовили к помолвке. Принимал Пульчи брат Зои. Утонченный поэт в предвкушении созерцания византийского изящного застолья был взбешён. На аудиенции стол оказался пуст – никакого вина и богатой закуски, как будто гостю были очень не рады. Такого унижения Пульчи стерпеть не смог и в письме своему другу Лоренцо Медичи написал: «Я расскажу тебе об этой горе сала, к которой мы приходили… Мы вошли в комнату, где сидела эта жирная, как масленица, женщина. Представь себе, у неё на груди две больших литавры, ужасный подбородок, огромное лицо, свиные щёки и шея, погруженная в груди».

В отличие от Пульчи, Кларисса Орсини, знаток женской красоты и икона итальянского придворного стиля, напротив, признала Зою очень симпатичной. Выходило так, что Пульчи просто придумал собственный карикатурный образ Зои, чужестранки и бесприданницы. Чужаки на Западе всегда воспринимались людьми второго сорта.

Обручение

В назначенный для помолвки день в церкви Петра и Павла собрались далеко не первые люди Италии. Приехала даже «самая несчастная из всех королев» – вдова короля захваченной турками Боснии. Присутствовала и светская львица Орсини, какие-то патрицианки Сиены, Рима и Флоренции. На церемонии была еще одна несчастная особа – невеста императора Константина Палеолога, дяди Зои. Ее звали Анна. Она мечтала об основании независимого греческого государства. Для этих целей она прикупила даже руины замка.

Получалось так, что несчастные женщины – супруги своих несчастных мужей (в прошлом – правителей) и европейские третьесортные патрицианки смотрели на Зою глазами надежды. Ещё немного, и птичка упорхнёт из тесной европейской клетки в русские просторы, став женой «царя рутенов», которому ни императоры, ни султаны с римскими папами не указ.

Во время венчания Ивана III представлял Лис Вольпе. Именно с ним Зоя должна была обменяться кольцами. Это западное правило в Московии было не принято, вот Вольпе и забыл привезти кольца от московского князя. Разразился скандал. Но вскоре решили обручаться без колец, чтением Святого Писания и пением псалмов. На том и порешили.

С соборных фресок за обрядом наблюдали ветхозаветные пророки, Христос, Дева Мария и царь Давид. Глаза Христа были грустными, словно Он горевал о бесчинстве османов во втором Риме. Очередной Рим погиб. Новый уже жарко дышал в далёких московских лесах, куда совсем скоро отправится Зоя.

Организуя такой странный брак, римские папы мечтали увидеть мир, в котором Московия навсегда покорится pax romana. Во всей европейской конструкции XV века папы мыслили себя Vicarious Christi – наместниками Христа. Брак с византийской принцессой должен был только укрепить это положение вещей.

Смотрящий

Сикст IV не во всём доверял Вольпе. Он считал его полезным двойным агентом, который прислуживает Риму и одновременно «московскому деспоту». К тому же Вольпе был лицом светским. Папе нужен был свой человек, облачённый в духовные одежды, который поехал бы с невестой в Москву и там, возможно, склонил Ивана к подготовке такой долгожданной унии.

Выбор Папы пал на епископа Антонио Бонумбре. Епископ был типичный папский евробюрократ XV века. В течение пятнадцати лет Бонумбре проходил путь от простого монаха августинского монастыря до ректора одной из церквей. От епископа беднейшей кафедры на Корсике до главного сборщика всех корсиканских податей и налогов. После избрания Сикст IV даёт Бонумбре административные задания уже в Риме. И вот настаёт звездный час образцового бюрократа: он должен вместе с Зоей поехать в Москву.

Для придания статуса Бонумбре получает двойной титул: папского легата и одновременно нунция. Должность нунция уже политическая, ведь он признаётся святым престолом в качестве официального дипломата Римского Папы. Помимо установления международных контактов нунции активно управляют разведкой Ватикана на тех землях, куда будут посланы.

Сикст IV даёт Бонумбре политическую инструкцию: «Мы ничего так горячо не желаем, как видеть вселенскую Церковь единой… Вот почему мы охотно изыскиваем средства, при помощи которых наши желания воплотятся». От Папы Бонумбре получает полный карт-бланш в вопросах применения католического права на русской территории. Папа знает: Бонумбре – фанатик, он будет делать всё, как полагается.

Папа стремился превратить поездку Зои в мероприятие, которое бы убеждало население европейских городов и стран в силе Ватикана и почти свершившемся союзе с далёким московским князем. Сикст IV приказывает в городах следования кортежа зачитывать небольшие пропагандистские послания местному населению.

«Наша дорогая дочь во Христе, – говорилось в одном из посланий, – знатная матрона Зоя, дочь законного властителя Византийской империи Фомы Палеолога, спаслась от нечестивых турок. Она укрылась под сенью престола апостола Петра после падения столицы Востока… Она едет к нашему дорогому сыну, благородному государю Ивану, великому князю Московскому, Новгородскому, Псковскому, Пермскому etc., сыну знаменитого великого князя Василия…»

Произнося такие вирши, понтифик каждое слово пытался сделать политическим. Московский князь Иван, названный «дорогим сыном», воспринимается в Европе практически как униат, без пяти минут католик. А перечислением в титуле территорий московского князя Сикст IV давал всем понять: спустя всего лишь год после битвы на реке Шелони святой престол признал Новгород частью Руси, как бы косо в сторону Рима ни смотрел за это король Казимир, из чьих рук год назад Новгород упорхнул под руку Москвы.

Многие итальянские города, через которые проезжала Зоя со свитой, ее встречали торжественно. Интересное событие произошло в родном городе Вольпе – в Виченце. Молва о том, что Вольпе в последние годы не выезжал из России, разнеслась далеко. В представлении земляков он давно уже стал «русским московитом». Горожане называли Вольпе «казначеем и секретарём русского короля», в то время как Вольпе в Москве был всего лишь монетным откупщиком, получившим право на контроль чеканки монет. О, сколького жители Виченцы про Вольпе не знали! Особенно про его тайные дипломатические вояжи в интересах первых лиц Запада. Да и незачем им была эта информация. Мир европейского обывателя всегда был тесным и затхлым, как маленькая деревенская пивнушка.

Зато в день приема Зои горожане провезли по центральной улице огромную двадцатиметровую колонну, украшенную рельефами. На ней был изображен человек в царском одеянии, держащий в руке меч и весы. Внизу красовался двуглавый орел, грозно скалящий клювы, из которых выпадали огненно-острые языки и какой-то юноша с красным знаменем. Так получилось, что многое на этой колонне превратится в разные государственные символы России – страны, которая возродится, в том числе благодаря Зое.

Рождение Софии

Далее, минуя земли Максимилиана II, процессия добралась до русского города Юрьева, где Зою уже встретили люди Ивана III.

Во Пскове с Зоей произошло удивительное событие. За несколько вёрст до города папский легат Бонумбре основательно нарядился: огненно-красный шелковый плащ, черные перчатки с золотым католическим распятием, на голове – католическая митра. Всё это, по его замыслу, должно было символизировать триумф католичества, милость папского престола по отношению к диким варварским рутенам, которым предстояло испытать благо скорого ожидаемого принятия унии. Но, как только процессия приблизилась к городу, всё пошло очень непредсказуемо для наивного папского легата.

От ворот городского кремля навстречу процессии торжественно вышло местное священство. Епископ и высшее духовенство в золотых царских одеждах вынесли старинные иконы, украшенные драгоценными камнями. И вдруг Зоя упала на колени перед иконой Богородицы и начала креститься. После чего встала и царственным движением руки предложила Бонумбре сделать то же самое. Легат оцепенел. Ещё недавно Бонумбре виделась совсем иная картина. Он думал, что дикие русские варвары, едва он взмахнёт своей костлявой рукой, упадут в страхе ниц и будут наперебой целовать золотой католический крест на его чёрной как смоль перчатке. Зоя второй раз, уже более резко, показала легату на икону. Толпа затихла. Бонумбре, морща нос, встал на одно колено и пренебрежительно коснулся губами края оклада.

В этот момент Зоя, византийская принцесса, «дочь престола апостола Петра», бесприданница и марионетка в руках Ватикана, превратилась в Софию, будущую соправительницу царя независимой Руси.

Богомерзкий крест

Когда процессия приблизилась к Москве, выяснилось, что «латинянин в красном плаще» из свиты Софьи на подъезде к каждому городу выходит навстречу жителям с латинским крестом, на котором изображен распятый Христос отдельной рельефной фигурой. Жители изумляются, пучат глаза и истово крестятся: «Господи, помилуй». Фигура на католическом кресте меньше всего была похожа на Богочеловека.

Такого у кремлёвских ворот допустить было нельзя! Узнав о проделках фанатика Бонумбре, Иван III обращается к митрополиту Филиппу за советом, а тот строго отвечает: «Если он войдёт в эти ворота, то я, отец твой духовный, тотчас выйду в другие». Стало понятно, что нужно либо отбирать крест, либо запирать папского легата, как собаку, в клетке, либо отправлять его назад. Два последних варианта грозили неслыханным дипломатическим скандалом. Поэтому деликатную миссию первого варианта поручили человеку, многоопытному в таких поручениях, боярину Фёдору Давидовичу по прозвищу Хромой. Поэтому за несколько вёрст до Москвы было решено провести спецоперацию по смирению легатоса и конфискации богомерзкого креста.

Боярин Фёдор Хромой торопил свой отряд (он и правда, когда быстро шёл, нелепо припадал на левую ногу). Коней торопили. Те фыркали, из их ноздрей вырывался струйками пар. Людям Хромого нужно было успеть во что бы то ни стало остановить кортеж с латинянами, не дать ему въехать в Москву. Хромой, нагнав латинян, приказал своим людям окружить повозку с легатосом. Затем он отобрал богомерзкий крест у Бонумбре и спрятал его под сено, в одну из телег.

На шум вышел Лис Вольпе и начал говорить на ломаном русском языке, что Хромой нарушает обязательство, наложенное на легата самим Римским Папой. Хромой только с довольным видом почесал бороду и сплюнул в снег. Крест так и не отдал.

Уже в великокняжеских палатах учтивые дьяки объяснили Антонио Бонумбре, что на Руси крест латинский не может быть символом никакого действия, даже царского брака: василевс здесь другой, а наместника Иисуса на земле просто не существует. Такие правила! Такая страна!

После торжественной встречи Софьи у ворот Кремля (на которой Бонумбре был не так по-ватикански грозен) состоялся приём у матери Ивана III, княгини Марии. Здесь, в материнских теремах, московский князь впервые увидел свою невесту. Иван смотрел на мать и вспоминал про слухи, которые ходили по Москве в год, когда была отравлена первая его жена, княгиня Мария Борисовна Тверская.

Затем молодых венчал митрополит Филипп православным правилом. За всем этим наблюдал легатос Бонумбре, сжимая кулаки. Окатоличивание варварской Белой Руси, похоже, откладывалось.

Последняя гастроль Бонумбре

Расстроенный провалом своей миссии, папский легат Бонумбре провёл в Москве почти три месяца. За это время он лишь однажды повёл себя вызывающе. Бонумбре предложил Ивану III провести религиозный спор: чья вера лучше? Русскую сторону представляли митрополит Филипп и некий ученый книжник Никита Попович. Бонумбре диспут проиграл, ему не хватило аргументов. Только утёр нос и произнёс с сожалением: «Эх, жалко, что нет со мною книг…»

В январе 1473 года Бонумбре, щедро одарённый московским князем, отправился в обратный путь. При посещении Литвы папский легат всё же утешился тем, что хотя бы на границах Московии есть территории, которые хотят признать унию с католической церковью. Епископ Смоленский Мисаил отправил с Бонумбре бумагу, в которой всячески убеждал, что Литва готова стереть все границы церквей и принять униатство. Мисаил был верным сторонником униата Исидора, которого со скандалом в свое время выгнал из Москвы Василий III.

Судьба распорядилась так, что имя Бонумбре, написанное в бумаге, подписанной Мисаилом, – последнее упоминание об этом папском легате. Бонумбре, проваливший спецоперацию «Зоя», просто исчез. Ни в Риме, ни в других городах Италии о нём больше никто ничего не слышал.

Племянник

Племянник Вольпе Антонио Джисларди во многом продолжал линию дяди. На момент венчания Софьи Палеолог и Ивана III Джисларди был в Москве. За несколько лет до главной московской свадьбы он выступал в Венецианском сенате с программой договора с ханом Орды Ахматом против турок. Племянник Вольпе по таинственному стечению обстоятельств принял на время его дела, связанные с попытками установления Ордынско-Венецианского военного союза под покровительством Папы Римского.

Знатный фантазёр в 1473 году вернулся в Рим и на приёме у Сикста IV сказал, что русские хотят унии и не прочь признать Папу законным преемником святого Петра. Папе эти слова понравились, и он, наградив Джисларди новым титулом Scutifer (защитник веры), посоветовал ему вернуться в Россию.

Что же вынудило Джисларди срочно выехать в Италию из Москвы? В чем была такая срочность?

Скифское предприятие

Когда все трое (Джисларди, Вольпе и Тревизано) были в Москве, празднуя венчание московского князя с Софьей, Ивану III передали странную бумагу, написанную на итальянском языке и подписанную легатом Бонумбре. Толмач перевел. Это был донос на Тревизано. Из прочитанного стало понятно: итальянцы ведут какую-то свою собственную игру при московском дворе.

Выходило так, что Джованни Тревизано не был очередным племянником Вольпе, а являлся самым настоящим венецианским послом. Вольпе и Тревизано хотели из Москвы ехать прямиком в Орду, договариваться с Ахматом о союзе против турок. И всё это тайно, без ведома Ивана III. Вольпе просто соврал московскому князю, представившись дядей Тревизано.

Свой турецкий план Вольпе рассказал в пламенной речи к Венецианскому сенату ещё в 1471 году. Он пытался убедить сенаторов, что договорился с ханом Ахматом о войне против турок. Дело оставалось за малым: якобы Ахмат запросил денег. На ведение боевых действий Орде требовалось 10.000 дукатов ежемесячно и 6.000 дукатов «на подарки». Тогда Сенат отказал Вольпе. Но хитрый Лис не унимался, он хотел заставить Ивана III заплатить эту сумму Ахмату.

Итак, узнав от Бонумбре, что Тревизано и Вольпе ведут свою тайную игру, Иван III приказал сослать Вольпе в Коломну, его жену и детей арестовать, а Тревизано непременно казнить. Узнав о таком эффекте от своего доноса, Бонумбре идёт на попятную и убеждает Ивана III отменить казнь.

В этот момент третий участник этого плана, Джисларди, успевает уехать в Венецию, где он решает повысить свой авторитет в глазах Папы Сикста IV, рассказав ему, что московиты готовы принять унию и что он, де, обо всём договорился. Вот почему Джисларди соврал Папе о русских, которые якобы мечтают об унии.