Читать книгу: «Запад против Москвы. От Ивана Великого до Ивана Грозного», страница 6

Бог Марс против Московии

Вскоре до Плеттенберга доходит интересная информация. В апреле 1500 года на службу Ивану Третьему переходит внук Шемяки Василий, а юго-западные князья один за другим подчиняются Московии: Новгород-Северский, Черниговский, Гомельский, Любечский. За каких-то пять лет от Литвы естественным путём, провозглашая московское подданство, отходит до трети земель. Как говорится, «самоопределение вплоть до отделения».

Литовский король Александр в ярости: если этот «парад суверенитетов» продолжится, то от Литвы вскоре ничего не останется. Плеттенберг также считает ситуацию опасной: в случае перехода Литвы под контроль Московии орден остаётся в военной изоляции.

Плеттенберг и Александр заключают антимосковский военный союз. «Если с помощью благоволящего к нам бога Марса кто-либо из участников нашего союза в земле московитов захватит или удержит какие-либо места и города, то он может пользоваться ими и удерживать за собою», – значится в тесте договора.

Расчёт Плеттенберга идеален и точен: русские, потеряв Новгород и Псков, навсегда откажутся от своего дерзкого плана контроля балтийского хаба.

Получив поддержку Александра, Плеттенберг призывает парламенты ливонских городов активно вооружаться к предстоящей войне с московитами. Ландтаги один за одним принимают решения запретить продавать русским товары и материалы военного назначения (пушки, селитра, порох), а также коней, медную проволоку и металлическую посуду. Запад понимает: если не война, то санкции – лучший ответ на дерзость великого московского князя.

Специальная военная операция Ивана Третьего

Поводом к началу военных действий стал эпизод с арестом 150 псковских купцов. К началу августа ко Пскову прибыли войска воевод Василия Шуйского и Даниила Пенко с приказом от Ивана III самостоятельно не вступать в бои, ждать великокняжеской воли. Ожидание не продлилось долго, и воля была проявлена уже через несколько дней.

Летним утром 1501 года во Псков прибывает гонец. Тараща глаза, он говорит: «Немцы жгут, грабят и секут головы. Оставшихся в живых русских уводят в свои земли!» Иван III приказывает кратко: «На Запад!» Против ливонско-орденской военной машины выступают три военные группировки: западная (Z) – на Торопец и Белую, южная (U) – на Северскую область и центральная (O) – на Дрогобуж и Смоленск. Военачальниками группировок великий князь утверждает своих лучших воевод: Даниила Пенко, Даниила Щеню, Юрия Захарьина, Тимофея Тростенского и Александра Оболенского.

На севере Плеттенберг добивается пирровой победы на реке Серице и неожиданно уходит в Ливонию. Этим сразу же воспользовались войска Ивана III. Оставив поля неприятельских трупов в дерптских землях, воеводы двигают армию к Ивангороду. Победным и разгромным маршем русские войска проходят через Рижское и Ревельское епископство, через Мариенбург, Адзель, Трикатен, Везенберг, Нарву и Фландрию.

Во время отступления ливонской армии из-под Пскова на поле боя около озера Смолино некий человек по имени Лукас Хаммерштедт в пылу сражения неожиданно отрубает руку орденскому знаменосцу, перебегает в русский стан и сам возглавляет атаку на передовые ливонские полки. Войско, руководимое лично Плеттенбергом, позорно бежит.

Летом 1502 года с юга в Москву приходят отличные новости: союзник России Менгли Гирей уничтожил Большую орду. Иван III от радости теребит на правой руке памятный перстень с частицей рога каргеденя – подарок Менгли. Это необычный дар! Если опустить перстень в отравленное вино, то из бокала раздастся змеиное шипение. Великий князь понимает: теперь, когда Орда окончательно повержена, можно все силы бросить на завоевание Смоленска. На захват города Иван отправляет своего сына Димитрия.

Пока русские крушат врага в Ливонии и Литве, Плеттенберг пытается хоть как-то собрать развалившуюся антимосковскю коалицию. Пруссия мямлит что-то нерешительное (она не заинтересована в усилении Польши и Литвы), даже Папа Римский, понимая, что Россия ещё пригодится против турок, отказывает магистру Плеттенбергу в помощи.

Плеттенберг маниакально желает наступать, в то время как от Папы Римского приходит сигнал: дабы русские окончательно не разгромили всю Ливонию, необходимо срочно искать с ними перемирия. В Москву приезжают ливонский, литовский и римский послы.

Перед подписанием мира, больше похожего на перемирие, послы получают инструкцию: добиваться мира на 20 лет, вернуть ливонские земли, захваченные русскими. Московский великий князь должен подписать крестоцеловальную «перемирную грамоту» с Литвой, отдать ганзейцам конфискованный товар.

В начале марта 1503 года совместное ливонско-ганзейско-литовское посольство прибыло в Москву. Неожиданно на территории Кремля послы наткнулись на венгерского посла Сигизмунда Сантая. Тот был уполномочен самим Папой Римским, венгерским и литовским королём вести переговоры о присоединении к антитурецкому союзу. Ни Иван III, ни некогда его отец не хотели, чтобы русские люди становились пушечным мясом в антитурецкой игре Запада. Сантаю было отказано в продолжении диалога по этой теме. Тогда венгерский посол присоединился к переговорам о мире с Ливонией.

Иван III сразу дал понять, что в первую очередь говорить он будет с литовскими послами, а ливонским было приказано обождать. Московский князь разделял и властвовал. Заключив мир сначала с Литвой, он грамотно не допустил никаких возможных союзов против Москвы.

Ливонцев-«немчинов» князь принял дважды и сразу твёрдо озвучил им русские условия: возместить Новгороду и Пскову убытки, вернуть всех пленников до последнего крестьянина, открыть русские церкви в Ливонии и позволить в них создавать склады с русским товаром. В заключительном акте договора ливонцы «должны челом бить».

В начале апреля 1503 года состоялось крестоцелование литовских послов – перемирие было подписано. Однако ливонским дипломатам был вручён только проект мира с чёткими московскими условиями.

Вскоре Ливония заключила несколько дробных договоров с Новгородом и Псковом. В грамотах устанавливалось 6-летнее перемирие, межевание границ по реке Нарве, освобождение купцов и свободный путь для торговли. В довесок русские дипломаты заключили мир со Швецией, по которому она обязывалась не поддерживать военным путём Ливонию, Литву или Данию, если кто-то из них задумает напасть на Россию.

Специальная военная операция Ивана III показала Западу, что Московия намерена военным путём бороться за контроль не только над балтийским торговым хабом, но и над литовскими землями.

На рубеже столетий Вальтер Плеттенберг оказывается самым опасным антирусским политиком. Однако, стремясь объединить европейские монархии против Московии, он не учитывает одного: нет никакого коллективного Запада, есть только большая банка с пауками, готовыми при первой возможности поглотить друг друга.

В это время Московия впервые как единое централизованное государство заявляет свои права на Балтику. Иван III начинает путь, по которому предстоит пойти всем правителям Руси и Российской империи. Путь, который сделает Россию великой балтийской державой.

Глава 4
От апокалипсиса до заговора

Отмена Апокалипсиса по-московски

Юрий Траханиот был человеком образованным и своим во многих европейских странах. Настоящий «head hunter». Не так давно он вернулся из Милана и Венеции, где искал подходящих спецов: пушечных дел мастеров, архитекторов, врачей, монетчиков; и вот уже пришло время отправляться снова в Рим. На пышном приёме, в присутствии нескольких кардиналов Юрий просит посодействовать в одном деликатном деле.

Все на Руси знали, что совсем скоро, в 1492 году, заканчивается седьмая тысяча лет от сотворения мира. На Руси ждут конца света, бушуют ереси, толкующие близость последнего дня – каждая на свой лад. Неспокойна и душа великого московского князя. Траханиот просит у Папы помощи в составлении новой пасхалии, которая «отменит» светопреставление и даст миру шанс. В месяцесловах на Руси после 7000 года просто отсутствовали таблицы празднования Пасхи (они-то и назывались пасхалиями).

Конец времён должен был наступить именно в 7000 году от сотворения мира. Люди на Руси волновались, смотрели в небеса, искали знамения. Чем ближе к заветному году, тем больше знамений видели на Руси. Самое странное явление привиделось новгородцам: однажды на небе солнце раскололось надвое – одна половина пылала на месте, а другая «опустилася къ западу». Горожане растолковали так: Антихрист, как тот кусок луны, придёт с Запада – то ли из Литвы, то ли «из германцев». Затем на севере Руси пронеслось несколько комет и состоялось три затмения.

В тот момент, когда Траханиот-младший был в Риме, в далёкой Москве некий переписчик книг Тимофей Вениаминов, тоже ожидавший последних времён, так окончил очередную книгу: «…писах к вечеру солнечного дне захода, седморичного реку века». Потом положил перо и больше книг не переписывал. Шёл 1489 год – первый год трёхлетнего царства Антихриста, за которым только конец.

Таким образом, с того момента, как Юрий Траханиот переступил порог папской резиденции, до конца света оставалось без малого три года. Ровно столько отделяло 1489 от 1492 года. В то же время Запад не сильно страшился прихода 7000 года, так как там уже давно не вели летоисчисления от сотворения мира.

Более бодро смотрели на перспективу конца света иудеи. По их представлениям, этот бренный мир был создан всего лишь в 3761 году до Рождества Христова. Это значит, что до их конца света оставалось почти полторы тысячи лет.

Отец Юрия, Дмитрий Траханиот, также интересовался страшной датой. В своё время он даже написал «Послание о летах седьмой тысячи». Траханиот-«старый» (так завали отца) предлагал ожидать конца света вообще каждые семь лет после 7000 года. В общем, к наступлению 1492 года в Московии готовились все – от юродивых на паперти до царских дьяков.

Что же Папа Римский? В Риме Юрий Траханиот получил отказ от составления новой пасхалии. Ватикан прекрасно знал о существовании еретических учений в далёком Новгороде. Известно было и то, что отступники постоянно спекулировали на теме Апокалипсиса. Они не только разрушали хрупкое централизованное государство, но и проникали в ближний круг Ивана III, являясь для него личной угрозой. Чем неспокойнее было на Руси, тем больше мучился вопросами русский человек и тем вольготнее приставали к нему ереси да прелести.

Однако во время приёма русских послов, где присутствовал Траханиот, всё же произошло интересное событие. Когда капелла запела Gloria in excelsis Deo («слава в вышних Богу»), Папа Иннокентий VIII царственным жестом пригласил одного из русских встать на ступень его трона. Не зная тонкости протокола и символизма этого действия, посол встал. Тут же по Европе пошёл слух, что Московия готова приять унию, что германский император готов надеть на голову московского князя корону, символизирующую покорность католическому миру и превращение далёкой России в западное захолустье. Приехав за новой пасхалией, русские стали объектом хитрой политической провокации.

К тому же агенты святого престола в Риме регулярно докладывали через папских нунций, что в Москве нужные люди для некоего важного дела уже находятся рядом с великим князем и его семьей. В тот момент, когда Юрий Траханиот получил отказ в составлении пасхалии от Папы Римского, в Москве уже созрел невиданный политический заговор – ересь жидовствующих. Этот странный круг людей появился именно в тот период, когда на Руси все – от князя до последнего юродивого – ждали конца света. Всё зашло настолько далеко, что одни из главных еретиков почти ежедневно находились непосредственно в покоях Ивана III и членов его семьи. Кто эти люди и каковы были события, приведшие к заговору?

Схария

То ли был он, то ли его не было. Откуда пришёл и куда делся? Его звали Захарием. Или Захарием Гуил Гурисом, князем Таманским. Или Скарьем. Но осенью 1470 года в Новгороде его звали жидовином Схарией. На новгородском торгу шептались: мол, пришёл этот Схария вместе со свитой некоего князя Михайла Олельковича.

Князь Михайло был двоюродным племянником литовского князя Казимира Ягеллончика и двоюродным братом Ивана III. Михайло был призван новгородским вече на княжение в период, когда Новгород метался между Москвой и Западом. Часть боярства хотела отложиться от Москвы, даже договорилась с новгородским посольством, что уйдёт под руку Казимира. Новгородцы договорились отказаться от признания над собой власти московского князя, перейти под власть короля Польши и правителя Литвы, воевать против Москвы со всей польско-литовской поддержкой.

Глава семейства послал зачем-то на Волхов Михаила. Тот, побыв там немножко, покинул Новгород навсегда. Но странный человек по имени Схария, который приехал с ним, видимо, остался.

Схария был человеком с биографией. Своим он говорил, что родом из крымской Кафы, что увлекается астрологией и, как настоящий представитель своего народа, караимов, он – иудей. Местные говорили, что «он звездозаконию и волхованию упражняется».

Почти через год новгородскую вольницу пресечёт московский князь. Его полки победят северных сепаратистов в битве на реке Шелони. Однако Иван III предпочтёт в Новгород не входить. Отсутствием московского князя и воспользуется Схария со товарищи. Они начнут активно проповедовать свои идеи среди новгородского духовенства.

Помимо нескольких священников Схарию тогда поддержали ещё несколько новгородских евреев: Осиф, Шмойло, Скарявей, Моисей и Хануш. Собирались тайно, не на виду у горожан. Однажды решили так: им нужны союзники. В одной из церквей познакомились с протопопом Денисом. Тот привёл своего знакомого – попа Алексея. Дальше пошло-поехало. Алексей сделал обрезание и назвался Авраамом. А Денис так начал пропагандировать учение Схарии, что уже через год в Новгороде ещё десятки священников перешли в ересь.

Однажды на собрание своего кружка Схария принес странную книгу, «Шестокрыл». На жёлтых листах была нарисована луна и непонятные линии с цифрами. Оказалось, что, используя этот «Шестокрыл», можно вычислить лунные фазы и ближайшие затмения луны. Схария попросил никому не говорить об этом, особенно в церквях. Математическая разгадка лунных затмений разрушала тот смысл, который им придавали люди на Руси: знамения всегда – предвестник катастроф и божьих кар. Размышляя об этом, пытливый поп Алексей попросил проверить, а не будет ли какого затмения в 7000 году? По таблицам «Шестокрыла» выходило, что мир останется на своём месте, звёзды и Земля переживут эту дату.

Новгородских еретиков даже не смутило то, что вскоре сам Схария куда-то исчез. Одни толковали, что тот подался назад, к князю Михаилу Олельковичу; другие, что чуть ли не к самому Иоанну Васильевичу в Москву; третьи, что видели, как какие-то люди бросили его с моста в Волхов с камнем на шее. Но точно известно, что первые ученики Схарии поп Дионис и поп Алексей приезжали в Москву и сразу – в церкви Московского Кремля. В этот самый момент Иван III как раз задумал перезахоронить в одном из кремлёвских соборов прах человека, который в своё время много написал о грядущем конце света и последних временах.

Фотий весточку прислал

Пока следы Схарии ищут в Москве, в Кремле переполох! Великий князь приказывает извлечь из земли тело митрополита Фотия, умершего несколько десятков лет назад. Когда мужики в Успенском соборе Кремля открыли гробницу, оказалось, что тело Фотия нетленно. Лежит, словно уснул, и только указательный палец выглядывает из-под погребального савана, словно предупредить о чем-то хочет. Доложили Ивану Васильевичу. Тот приказал найти записи и проповеди Фотия: может, там что есть? Нашли быстро и обомлели. На пожелтевших страницах Фотий предупреждает: «Будут последние времена, когда истину не примут. По своему желанию изберут себе учителей, которые лукавыми духами научаеме будут, как предтеча антихриста».

Знамение про наступающий в 1492 году конец света и «последние времена» Иван III понял, однако про «лукавых учителей» в толк не взял. Вскоре после торжественного явления нетленных мощей Фотия москвичам мать московского князя княгиня Мария Ярославовна делает самое большое в истории века пожертвование Кирилло-Белозёрскому монастырю. Она помнит: именно святой Кирилл когда-то пророчествовал о последних временах, предупреждал, призывал каяться. Княгиня почти всё своё состояние в полмиллиона рублей отправляет на помин души на 15 лет.

По просьбе княгини, все поминания должны были завершится ровно к 1492, или к 7000 году от сотворения мира. Дальше молиться будет уже бессмысленно. Дальше сам Господь всех пересчитает по головам.

«Лета седьмой тысячи»

Волнения о приближающемся конце света дошли и до Новгорода. В то время главой церкви (архиепископом) впервые без выборов и жребия был поставлен епископ Псковский и Новгородский Геннадий. Он был строг во всём. Прекрасно образованный, он был в курсе западной униатской повестки. Знал, что ни Рим, ни Габсбурги русским жить спокойно не дадут, будут тащить в свой прекрасный и дивный униатский мир.

Чтобы не смущать народ приближающимся концом света, Геннадий заказал брату Юрия Траханиота Дмитрию написать трактат о «летах седьмой тысячи». Этот учёный грек, приехавший в своё время в свите Софьи Палеолог, написал Геннадию, что, мол, ни Иисус Христос, ни апостолы, ни пророки не говорили о конце света после седьмой тысячи лет. В конце послания архиепископу новгородскому Дмитрий привёл слова из Нового Завета: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один». Это было веским аргументом!

Следствие ведет Геннадий

Решив вопрос с отменой конца света, Геннадий принялся расследовать деятельность последователей Схарии в Новгороде. С каждым днём фактов накапливалось всё больше. Выяснилось, что многие члены секты были людьми достаточно образованными – по крайней мере, могли читать сложные богословские произведения. Геннадий узнал, какими книгами пользуются еретики. Оказалось, что используется двенадцать книг. Все они объединены двумя главными темами – проблемой конца света и критикой догматов церкви. Если первый вопрос Геннадию был уже не интересен, то второй заслуживал подробного изучения, так как был особенно опасен.

Отдельное внимание Геннадия привлёк «Шестокрыл», на страницах которого утверждалась иудейская лента времени. От византийской (от Рождества Христова) её отделяет целых 1748 лет. Выходило, что от Адама прошло 5228 лет, значит, никакого пришествия Христова ещё не было. А это уже было не что иное, как отрицание Христа – самая чёрная еретическая идея.

Помимо «Шестокрыла» и «Логики» новгородские еретики штудировали сочинения Афанасия Александрийского, Дионисия Ареопагита, а также Сильвестра, Папы Римского. Во многих текстах отступников интересовали сведения, что в прошлом критиковались основы церковного учения. Геннадий знал, что книги эти невозможно быстро и легко найти даже в Новгороде. Значит, их доставили еретикам с Запада, возможно, привезли из Литвы.

Затем погляды архиепископа начали массово доносить, что в храмах Новгорода творится что-то странное. Некие жидовины то иконы опрокидывать начинают, то отрывать колоколам языки, а иной раз и вовсе приглашённые блудницы напиваются вином прямо из священных потиров, то есть из чаш для причастия. Новгород словно постепенно впадал в блуд и безумие. И виной тому были дела еретиков.

Поразившись масштабу, с которым распространялась ересь, Геннадий пишет письма другим влиятельным представителям духовенства. Первым, кто вообще узнаёт о существовании странной ереси, был епископ Сарский Прохор. Геннадий пишет ему, как некий поп Наум пришёл и покаялся в том, что состоял в секте, видел у этих мутных людей «тетради всякие», а ещё те молились «по-жидовски». Не получив ответа от Прохора, Геннадий сообщает близкому другу великого московского князя и его жены Софьи Палеолог суздальскому епископу Нифонту, что ему как воздух необходима помощь в расследовании новгородской ереси.

Судя по всему, Нифонт передал информацию куда следует, и вскоре уже сам Иван III ответил Геннадию, что провёл без него собор, на котором кое-каких еретиков из списка новгородского митрополита вывели на чистую воду и даже назначили им казнь. Это были некие Яков и Юрий. Ещё один еретик дьяк Гридя был отослан к самому Геннадию: мол, пусть тот сам выберет наказание. В Новгороде Геннадий побоялся учинить над Гридей казнь, чтобы не прогневать московского князя. Однако Гридю с пристрастием допросили.

Выплевывая выбитые зубы, несчастный Гридя рассказывал множество интересных историй о том, как еретики чинили в городе непотребства. Рассказал, как один подьячий Алексейко снял со стены икону Успения и на неё помочился. Другой, некий крестьянин, вообще нашёл дерево, ветками похожее на крест, и вырезал на нём срамной уд. Затем, сняв штаны, бегал с ним вдоль церковной паперти.

Понимая, что ересь не уничтожена, Геннадий пишет ещё два письма: первое – бывшему Ростовскому архиепископу Иоасафу, второе – в Москву митрополиту Геронтию. У обоих тоже просит помощи. Но, по странному стечению обстоятельств, вскоре после получения писем от Геннадия оба они скоропостижно умерли. Оплакивая в своих поминальных молитвах Иоасафа и Геронтия, Геннадий ещё не знал, что на главный митрополичий престол восходит человек, который вскорости возглавит список еретиков.