Читать книгу: «Стужа», страница 4

– За думанье Триумвират платит тебе, а не мне, – оскалился гном. – Но, по старой дружбе, скажу: не человек это. И не зверь – уж точно. У человека сил не хватит разрывать тела в клочья, а зверя бы уже выследили. Да и не станет зверь убивать по два-три раза за ночь – не настолько он голоден.

– Может, что-то посоветуешь? – осведомилась баронесса, и в ее голосе прозвучала легкая, почти шутливая нотка.

– Конечно, – кивнул Дорк, с любовью проводя рукой по рукояти секиры. – Советую каждому заниматься своим делом. Я буду ковать металл и торговать. А ты – служить Триумвирату и рубить нечисть.

– Вот уж благодарствую за помощь…

– Всегда рад, – широко улыбнулся гном. – Обращайся, если что… У меня таких советов – мульон. И все для тебя, даром.

– Не забуду твою щедрость, – с притворной почтительностью пообещала дама, чувствуя, как усталая улыбка все же пробивается сквозь ее ледяную маску.

Девочка, проглотив последний кусок яблока, снова запела. На этот раз – старую, как сам графский замок, балладу. Ее знали все, от мала до велика, и пели каждый год в самую короткую ночь лета. Песнь о храбром юноше Гаре, что вызволил невесту из когтей оборотня, вооружившись цветком папоротника и безрассудной отвагой. Конечно, все это была ложь с первого до последнего слова. В балладе оборотень был тупым, жадным увальнем, а Гар – безупречным героем. Сами оборотни люто ненавидели эту песню. Окажись в зале сейчас хоть один, ему пришлось бы приложить нечеловеческие усилия, чтобы не вырвать глотку менестрелю и всем, кто подпевает.

– Да дайте же людям поспать! – раздался хриплый окрик из угла.

Но было поздно. К пению подхватывались все новые голоса. Старая, насквозь лживая баллада будила в окоченевших сердцах что-то теплое и забытое. Звуки гудели под сводами, отражались от сырых стен, и казалось, даже чадящие факелы от этого гимна глупой надежде горели чуть ярче.

Песня смолкла. Умолкла лютня. Умолкли голоса. Все, кроме одного – высокого, пронзительного, тянущегося звука, который не был похож на пение.

И тут Талагия поняла. Это не пение. Это – вопль.

Толпа расступилась, как под ударом топора, обнажив окровавленную шерсть гигантского волка. С его пасти на каменные плиты капала алая пена. Лапой, больше человеческой головы, зверь прижимал к полу бездыханное тело девчушки, из которого толчками еще била алая жизнь, заливая холодный гранит.

– Волкодлак! – прорвался чей-то сдавленный крик.

– Потрошитель! – подхватили другие, и в голосах слышался уже не просто страх, а животный ужас.

Люди бросились к выходу, сбивая друг друга в давке. Взгляд баронессы метнулся по залу, выискивая в бегущей толпе высокую фигуру северянина – его помощь сейчас была бы кстати. Но викинга нигде не было.

И тут на лю Ленх снизошло озарение, холодное и тяжелое, как глыба льда. Это он и есть. Оборотень. Шерсть волка была цвета пепла – точь-в-точь как волосы северянина. И глаза. Холодные, стальные. Ошибки быть не могло.

– Я же говорил – не человек, – удовлетворенно хмыкнул Дорк, не сводя глаз с чудовища.

– Ты-то чего не сбежал? – удивилась Талагия. – Только что твердил, что у каждого своя работа.

– Разве я могу тебя одну бросить? – проворчал гном, наконец вытряхивая трубку и с особым, тщательным спокойствием убирая ее в поясную сумку. Лишь затем он поднялся, твердо упершись короткими ногами в пол, и взвесил в руках секиру.

Волк медленно повернул к ним морду. Дымчатые глаза скользнули по бородачу, оценивая угрозу, исходящую от блестящего лезвия. Затем его взгляд упал на Талагию. В глазах мелькнуло презрительное равнодушие. Всего лишь девка. Один укус – и дело с концом.

Лю Ленх резким движением отстегнула пряжку. Тяжелый шерстяной плащ сполз с плеч, и она, не сводя глаз с оборотня, туго обмотала ткань вокруг левой руки, создавая жалкую пародию на щит. Правой рукой баронесса потянула меч, и клинок вышел из ножен с влажным шелестом, будто сталь содрала кожу с кости. В замерзшем воздухе этот звук казался живым.

– Как в та ночь Ротаргардских горах, помнишь? – оскалился Дорк, сжав древко секиры до хруста в суставах.

– Помнишь, – девушка прошептала ответ одними губами.

Посланница Триумвиров шагнула в сторону, шпоры звякнули в такт шагам. Она выписывала широкую дугу, заставляя волка вертеть головой, разрываться между двумя угрозами. Гном и воительница сжимали противника в клещи, лишая пространства для маневра, став двумя жерновами, медленно сходящимися, чтобы перемолоть плоть и кость, запертые в каменном мешке подвала.

Дорк первым рванул в атаку. Его коренастое тело, казавшееся столь неуклюжим, преобразилось. Он не бежал – он летел, как пущенный из пращи камень, замахиваясь секирой. Не хватило всего чуть-чуть – каких-то пары дюймов. Лезвие со свистом рассекло воздух, оставив алый поцелуй на шерсти зверя.

Оборотень отпрянул – и попал под удар Талагии. Ее клинок сверкнул, разрезая свет факелов. Сталь вошла в плоть с тихим хрустом. Боль оборотня вырвалась приглушенным рыком.

Хищник развернулся всем корпусом и удар лапы обрушился на гнома. Когти, длинные и острые как кинжалы, со скрежетом впились в стальные кольца кольчуги, скрытой под камзолом.

– Орчье отродье! – взревел Дорк, глядя на опадающие лоскуты ткани. – Мой лучший камзол!

Его следующий удар был полон ярости. Секира описала очередную дугу, но волк отклонился, и лезвие с грохотом врезалось в каменный пол, высекая веер искр. Эхо удара прокатилось по подвалу.

Баронесса, пользуясь неустойчивым положение противника, сделала выпад. Зверь изогнулся, как дым от костра, и ушел из-под клинка. Прежде чем воительница успела отскочить, оборотень рванул вперед, и его массивная голова с размаху врезалась ей в живот.

Воздух с силой вырвался из легких. Лю Ленх рухнула на спину, ударившись затыком о камень. В глазах помутнело. Меч с противным лязгом отлетел за пределы круга света, упокоившись во тьме.

Почуяв близость победы, волк с глухим рыком набросился на нее. Его пасть целилась в незащищенное горло. Талагия инстинктивно подставила обмотанную плащом руку. Раздался звук рвущейся ткани, клочья полетели по сторонам. Клыки сомкнулись на ее предплечье. Боль, белая и беззвучная, как снежная пустыня, пронзила руку до кости.

Легат изо всех сил била кулаком по ребрам противника, но удары были слишком слабыми, вряд ли северянин вообще почувствовал их. Зверь тряс девушку, как тряпичную куклу, его горячее дыхание обжигало лицо, а капли алой слюны падали на кожу.

– Иди сюда, щенок! – Дорк ухватился обеими руками за хвост и изо всех сил рванул на себя.

Оборотень взвыл – не столько от боли, сколько от унижения. Это было оскорбление, плевок в лицо самой природе хищника. Его дергали за хвост, как какого-то дворового пса! Потрошитель крутанулся, его пасть захлопнулась в дюйме от руки гнома, вырвав клок смрадного воздуха.