Читать книгу: «Звезда под странной луной», страница 7

– Де Голль сбежал из страны на день, – сказала Дафна. – Вы можете в это поверить? К счастью, мы были в Сен-Тропе. Там было не так плохо, только несколько служащих гостиницы устроили протест.

– Мы тоже об этом узнали, – сказала Манон.

– Кажется, все наладилось, – сказал Лорен. – У нас в Валь-Гилья тоже была битва в марте. В воздухе чувствуется недовольство.

Словно по сигналу, двери кухни распахнулись, слуги в смокингах внесли блюда под колпаками и бесшумно поставили их на стол. Это так отличалось от скудных кусочков хлеба с сыром, которые Джемма с трудом доставала в Париже, и ей с трудом верилось, что она находится в той же стране. Слуги одновременно сняли серебряные колпаки, и под ними оказались зеленые чаши с весенним овощным рагу с артишоками, весенним луком, горошком и панчетта²³ с петрушкой и мятой.

– Этот дом великолепен, – сказал Мик, поддерживая светскую беседу.

– У него довольно мрачная история. – Тьерри жевал свою еду, его глаза вспыхнули от предвкушения.

– Обязательно об этом говорить? – Манон теребила салфетку.

– Водитель что-то рассказывал об этом, правда, Джемма?

– Да, – ответила Джемма, гадая, такой ли у супа великолепный вкус, как его вид. – Что-то насчет умершего здесь художника.

– Пожалуйста, расскажите нам эту историю, – попросила Дафна. – Она вдохновила вас на создание «Странной луны»?

Тьерри начал свой рассказ, словно легенду о призраках, тени от огоньков свечей плясали на его лице.

– До революции этот дом принадлежал богатой семье, занимавшейся сельским хозяйством, его построили, чтобы быть ближе ко двору. Старшему брату принадлежала земля, а младший брат был художником-любителем.

– Я бы не назвала его любителем, – фыркнула Манон. – Валери Арно был известным портретистом своего времени.

Тьерри подождал, пока она закончит, и немного помолчал, чтобы дать ей понять, что он не согласен с ее оценкой славы художника, потом продолжил:

– Ходили слухи, что они поссорились из-за женщины и перестреляли друг друга на дуэли, но женщина успела заслонить собой своего возлюбленного и первая приняла пулю. Все трое скончались прямо на нашем газоне вон там. – Он махнул рукой в сторону террасы.

– Это выдуманная история, – сказала Манон, бросив быстрый взгляд на мужа. – Мой супруг любит ее приукрашивать. Не обращайте на него внимания.

Тьерри пожал плечами.

– Говорят, что в доме водятся привидения, что по ночам можно услышать крики женщины и выстрелы.

При этих словах Джемма подняла глаза.

– Выстрелы?

– Только не в новом крыле. – Он улыбнулся и отмахнулся рукой. – Вы все в безопасности.

Внезапно произошло нечто, словно сам замок Веренсон почувствовал необходимость сказать свое веское слово об этой истории. Двери на террасу с грохотом затряслись на петлях и распахнулись, порыв ветра пронесся по столовой, гася свечи и расшвыривая по столу салфетки. Джемма вскочила с места, сердце у нее неровно забилось от ужаса. Слуги бросились закрывать двери и поворачивать ручки запоров. Один из них вскрикнул и убежал обратно в кухню вместе с подносом.

Лорен, сидевший ближе всех к дверям, вскочил с места, чтобы помочь старшему слуге задвинуть засов на двери, к нему присоединился Мик с другого конца стола.

Джемма прижала руку к груди, пытаясь унять сильно бьющееся сердце. Она встретилась взглядом с Манон Вальдон и увидела, что женщина испугана не меньше, она царапала ногтями свои обнаженные руки, налет показного спокойствия всего на секунду испарился.

– Ради бога, что это было?

Манон энергично затрясла головой.

– Я не знаю.

– Ветер из долины, – ответил Тьерри Вальдон. – Он часто бывает в июне.

– Ничего подобного, – резко возразила Манон.

– Ничего себе ветер из долины, – заметил Мик, возвращаясь на свое место.

Потрясенные слуги вернулись к прерванной трапезе, но все они были на грани нервного срыва, подавая следующее блюдо – форель в белом масляном соусе, посыпанную жареным миндалем, со щедрой порцией спаржи. У одного слуги тряслась рука, когда он наливал на тарелку соус. Несмотря на великолепно накрытый стол перед Джеммой, она не отрывала глаз от двери, полная страха.

– Спаржа из сада Манон, – сказал Тьерри, подмигнув жене; он старался вести беседу дальше.

– Надеюсь, никто там не погиб, – заметил Мик с принужденным смехом. – Хватит и поврежденной живой изгороди… не уверен, что ваши двери выдержали бы более сильный напор.

При этих словах все рассмеялись несколько натянуто. Ножи скрипели о тарелки, пока Роберт заново зажигал свечи.

Лилось вино, а тарелки пустели, пока все шестеро вели легкую беседу на нескольких языках о книге Жан-Поля Сартра «Слова», последнем фильме Трюффо и о знаменитостях вроде Джейн Биркин, которая проводит отпуск в Сен-Тропе. Лорен и Дафна работали вместе с Манон в нескольких фильмах, и Джемма поняла, что мадам Вальдон отобрала большинство актеров на роли в этом фильме, в том числе Пьера Ланвена, за единственным исключением актрисы на главную роль.

– Итак, Джемма, – сказал Тьерри, разрезая свою форель. – Хватит светских разговоров. Что вы думаете о сценарии?

– У вас есть сценарий? – Лорен удивленно поднял брови.

– Тихо, – с игривой улыбкой бросил Тьерри итальянцу.

– Тьерри каждое утро выдает нам наши страницы, – продолжал Лорен. – Никогда полный сценарий.

– Ты такой артист, Лорен, тебе они раньше не нужны, – поддразнила его Дафна.

Джемма посмотрела ему в глаза. Хотя они встречались только один раз, ей показалось, что он похудел с тех пор. У него вытянулось лицо, под глазами появились темные круги, раньше их скрывал загар. Она поднесла к губам салфетку, а все смотрели на нее в ожидании. Она не принадлежит к узкому кругу этих людей, поэтому ей нужно быть осторожной.

– Мне он понравился, – сказала она и снова принялась резать свою спаржу, внимательно глядя в тарелку.

– Он не домашнее животное. – Вальдон медленно жевал, на его губах появилась скупая улыбка.

Услышав это, Манон прочистила голос, привлекая к себе общее внимание.

– Мой муж никому не показывает свой сценарий заранее, так что он оказал вам большую честь, поделившись им с вами, Джемма. Они с Полем Жермейном, главным сценаристом, долго бились над ним. Ты был очень доволен вторым вариантом, правда, дорогой?

– Нет, – ответил он спокойно, но резко, словно продолжая старый спор с ней. – Я еще никогда не был доволен сценарием. Тебе это известно. – Он заговорил быстрее, казалось, он резко меняет тему разговора, что заставило Манон выпрямиться на своем кресле. – Вам всем было известно, что я презираю театр?

Сбитые с толку гости переглянулись, удивляясь, каким образом беседа коснулась театра, о котором только что никто не упоминал.

– Нет, – ответил Лорен. – Это неожиданно, учитывая то, что твоя жена все еще одна из гранд-дам сцены.

– Я совершенно не понимаю, как вы, актеры, играете в театре, – продолжал он, презрительно фыркнув. – Я хочу сказать, что Манон много лет произносила одни и те же реплики по сценарию вечер за вечером, будто домашний попугай.

При этих словах Манон стала вертеть в пальцах ножку бокала с вином, ее улыбка исчезла. У остальных гостей челюсти отвисли, так удивила их намеренная жестокость его слов.

– Иногда даже дважды в день, – продолжал он. – Это все равно что ездить на работу изо дня в день одним и тем же автобусом, словно ты банкир. – Он описал головой круг, как бы иллюстрируя это. – Через какое-то время ты уже не слышишь слов, не так ли? Только монотонное повторение одних и тех же фраз. Это мастурбация, правда, – произнес он резким, покровительственным тоном.

– Ты заряжаешься энергией от зрителей, любимый, – сказала Манон, подавившись последним словом, а выражение ее лица стало жестким.

Тьерри ударил кулаком по столу.

– Я обожаю кино, потому что можно взять сценарий и дать актеру одну страницу прямо перед сценой – и получить нечто живое и настоящее. Вот что такое «новая волна». Не эта многократно отрепетированная, стилизованная чепуха. Но я действительно поделился с вами моей идеей, мадемуазель Тернер, поэтому теперь вы мне скажите… – Он повернулся к Джемме, уставился на нее в упор, а его голос поднялся до крика: – Что вы думаете о тех предварительных набросках, которые я вам прислал?

Услышав заявление Вальдона о превосходстве кино, Джемма почувствовала, что не может удержаться от смеха, и громко фыркнула. Раньше она относилась к Тьерри Вальдону с огромным уважением, но, несмотря на всё его самомнение, его сценарий – или предварительные наброски, как он их называл, – был просто ужасным. Если бы Лорену Маранцу давали больше двух страниц в день, он бы сбежал обратно во Флоренцию. Она тут же поспешно прикрыла ладонью рот, но фыркнула еще раз.

Теперь, после вырвавшегося у Джеммы смеха, все за столом сидели на краешках стульев.

– Джемма? – Мик нервно рассмеялся. – С тобой все в порядке?

– Прошу прощения, – ответила Джемма, прижимая ладонь ко рту, чтобы заставить себя прекратить смеяться. Она отмахнулась от Мика. – Я думала о чем-то другом. – Сжимая вилку и нож так, что побелели костяшки пальцев, она смотрела в тарелку и пыталась сформулировать ответ. Провалится ли фильм в прокате, или ее уволят, в любом случае это ее последний шанс сделать хоть какую-то карьеру, поэтому у нее нет хорошего ответа. Неужели тот Вальдон, с которым она встречалась на ланче в Париже, был иллюзией? Неужели ей так отчаянно хотелось уйти от Чарли, что она превратила этого человека в киношного героя? В Кокто? Сейчас это сравнение казалось смехотворным. Оглядывая стол, она понимала, что каждый из актеров пострадает, если она не выскажется.

– Мне очень жаль, – произнесла Джемма. – Я чувствую, что персонаж Жизель слишком уж знаком, слишком банален.

Он подался к ней, будто прикидывал, примеривался, как бы ее проглотить, и краем глаза она увидела, как Лорен и Дафна с тревогой переглянулись.

– Не хотите ли вы сказать, что я снимаю один из хаммеровских фильмов, мадемуазель Тернер? – спросил он.

– Вовсе нет, – ответила она, стараясь найти хотя бы намек на возникшую между ними на ланче в Париже общность взглядов. Ее мнение по этому вопросу было очень определенным. Ему повезет, если он снимет один из хаммеровских фильмов, но ей надо ступать очень осторожно. – Я понимаю, что вы пытаетесь сделать: убаюкать зрителей, которые ожидают увидеть привычный фильм ужасов – знакомый фильм о вампирах, как у Хаммера, а потом обрушить на них более зловещий, реалистичный ужас, скрытый внутри. Это история о вторжении одного народа. Эта конструкция великолепна, мсье Вальдон. Признаюсь, что я любительница фильмов студии Хаммер. Я не смотрю на них свысока, и, по моему скромному мнению, Жизель используют во многом так же, как всех женщин в фильмах ужасов. Она жертва, пешка. В этом нет ничего нового. Но, опять-таки, это просто мое мнение, ничего более.

Над столом повисло молчание, и Джемма съежилась на стуле, как собака, ожидающая удара от хозяина. Краем глаза она видела, что Манон Вальдон улыбается.

– Джемма, – заговорил Мик, указывая на нее вилкой. – Я думаю, тебе надо насладиться обедом. Ты не съела ни крошки. – Он рассмеялся, скаля зубы. Она хорошо знала, что это у Мика такой тик. Он проявлялся, когда он злился. – Не обращайте на нее внимания, Тьерри, она воображает себя писателем. Черт, она повсюду таскает с собой эту портативную пишущую машинку, люди думают, что она моя секретарша. – Он махнул на нее рукой, как на нечто незначительное.

Тьерри Вальдон сжал зубы.

– Вы правы, мадемуазель Тернер. Я действительно хотел узнать ваше мнение и должен признаться, что согласен с вашей оценкой этого, по-видимому, никуда не годного сценария. – Хоть он и протянул ей оливковую ветвь, в его тоне звучала настоящая горечь.

Джемма с трудом сглотнула. Она зашла слишком далеко. Он был в бешенстве.

Уголки его губ приподнялись, и она увидела его передние зубы, слегка находящие друг на друга. Он был похож на волка.

– Вы возите с собой пишущую машинку, мадемуазель Тернер? – Тьерри обратился к остальным сотрапезникам за столом, будто приглашая присоединиться к шутке. – Буду знать, к кому обратиться, если нам понадобится быстро перепечатать сценарий.

Значит, это его месть? Унизить ее перед всеми, будто она интеллектуальное ничтожество? Он только что проделал то же самое с Манон, говоря о театре. Кровь Джеммы вскипела, она положила вилку и нож и сложила руки.

– Моя мать настояла, чтобы я научилась печатать. Во время войны, сказала она, профессиональный навык спас ей жизнь. По-видимому, вы думаете, что это несерьезная профессия. Простите, но я так не считаю и не нахожу это смешным.

– Джемма печатает девяносто слов в минуту, – сказал Мик, поднимая брови.

Лицо Джеммы вспыхнуло от унижения. Как Мик смеет так о ней говорить, особенно перед этими людьми, ее коллегами! Тьерри и Дафна рассмеялись вместе с Миком. Она часто задышала. Они издеваются над ней. Она чувствовала себя как Серж в отеле «Савой» – посмешищем в этой комнате.

Только Лорен Маранц и Манон Вальдон молчали, не развлекались за ее счет. Это было проявлением доброты, и Джемма почувствовала, что ее лицо стало мокрым от слез.

Затем в Джемме вскипел гнев, ведь она защищала себя, защищала свою мечту. Гордость заставила ее вздернуть подбородок, она посмотрела прямо в насмешливые глаза Мика.

– Я написала два сценария на этой машинке. Я их не просто напечатала. Тьерри спросил мое мнение, Мик. Полагаю, он может принять мой ответ.

– Ты знаешь, что говорят о мнениях, Джемма. – Мик вернулся к своей тарелке.

Манон нахмурилась, почти разозлившись на агента и его вульгарные замечания.

В комнате стало тихо, словно на испорченном семейном обеде.

– Я думаю, что это благородно, – сказала Манон.

– Да ну, ты и театр тоже считаешь благородным, моя дорогая, – сказал Вальдон.

– Хватит, – резко бросила Манон, стукнув кулаками по столу.

– Искренне прошу у вас прощения, – сказал Тьерри, поворачиваясь к Джемме. – Мы с вашей матерью почти родственники, так как оба пережили здесь войну. Тем не менее мне жаль, что вы так возненавидели мой сценарий.

– Она ничего подобного не сказала. – Лорен Маранц смял свою салфетку, бросил ее на стол и обратился к Манон. – Я обожаю театр, Манон, и ваша игра на сцене никогда не была механическим повторением заученного текста. – Он побарабанил пальцами по столу. – Что касается печатания на машинке. Во время войны я работал на союзников, печатал боевые сводки, которые отправляли Черчиллю в ходе подготовки операции в Италии, потому что я прилично знал английский. Я вам аплодирую, мадемуазель Тернер. А теперь мы можем перейти к десерту?

Джемма с благодарностью кивнула Лорену.

– Я вовсе не возненавидела ваш сценарий, Тьерри. Мне кажется, что вы пытаетесь снять фильм о тех кошмарах, которые вам до сих пор снятся. Я просто предлагаю вам нарушить еще больше условностей, позволив Жизель использовать ту власть, которой вы ее наделили, сделав хозяйкой замка. Сделайте ее вашей героиней. Это было бы редким явлением для женщины в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году. А в данный момент она просто второстепенное действующее лицо для Паскаля и Романа. В этом нет ничего нового. Она обречена.

– В конечном счете, мы все обречены, – с усталой улыбкой произнес Вальдон. Он сделал несколько глотков из своего бокала с очень безнадежным видом. – Смерть всех нас находит в конце концов.

– Давайте сменим тему. – Манон пододвинула к нему еще одну бутылку вина.

Не обращая ни на кого внимания, Вальдон потянулся через стол, налил себе новый бокал и сделал большой глоток.

– Ни один режиссер не сделал того, что пытаюсь сделать я – нарушить условности фильма ужасов и медленно снять с него шелуху. Почти как в поэзии.

Глаза Вальдона горели, как глаза священника-евангелиста – или гитариста под кайфом. Джемма несколько раз видела такой же взгляд у того, кто был влюблен в свой собственный голос. Нынешний сценарий «Странной луны» не срывал с фильмов ужасов шелуху условности, и Джемма думала, что ясно это объяснила, но она видела, что Вальдону необходимо воображать себя этаким творческим гением.

– Я хочу завернуть кошмары в несколько слоев, – продолжал он монотонным голосом, и сидящим за столом стало скучно. – Но у вас прекрасная мысль, Джемма. Я недостаточно далеко проник.

– Ну, теперь я дождаться не могу своих страниц, – сказала Дафна с едва заметным сарказмом.

Вечер завершился печеными грушами в меду и темном шоколаде, за которыми последовала сырная тарелка. После трапезы гости сидели на террасе.

Джемма нашла Манон и Тьерри в фойе, они тихо разговаривали.

– Ты сошла с ума, – говорил Тьерри. – Это смехотворно.

– Я их видела, – ответила Манон, ее голос снизился до шепота. – Я слышала выстрелы.

– Ты выбилась из сил, дорогая. Выкидыши тебя доконали.

– Как ты смеешь, – возмутилась Манон. – Ты видел, что произошло сегодня вечером, этот ветер. Это не моя истерия. Этот дом полон злобы, Тьерри. Ты знаешь это не хуже меня.

Холод пробежал по спине Джеммы, она снова отступила в столовую, прочь от них. Вышла в те самые двери, которые недавно открылись сами собой, и села в одиночестве на холодный железный садовый стул, размышляя о том, что только услышала. Их слова подтверждали то, что она чувствовала. Весь этот фильм казался неправильным. Голос у нее в голове твердил: «Беги, Джемма». Погруженная в свои мысли, она подняла глаза и увидела возвышавшегося над ней Тьерри Вальдона.

– Вы меня напугали.

– Извините, – сказал он, придвинул другой железный стул и сел напротив. – Я искренне прошу прощения за то, что меня позабавила ваша любовь к пишущей машинке. Постараюсь больше никогда вас не обижать. Я вел себя невежливо. – Он протянул ей руку. – Друзья?

Она кивнула, пожала ему руку, но не сказала, что принимает его извинение, рана была еще слишком свежей и глубокой. Печально, но этот мужчина был точно таким же, как все другие режиссеры, с которыми она работала в Голливуде. Боясь, что ей не удастся скрыть разочарование, она сменила тему. Она кивнула в сторону живой изгороди.

– Значит, дуэль произошла прямо там? – Когда она подумала о художнике и его брате, лежавших мертвыми на траве, она могла бы поклясться, что увидела какое-то движение в ночной темноте прямо за изгородью.

– Действительно там. Говорят, расстояние между пистолетами братьев увековечено этой живой изгородью, – ответил Вальдон, указывая на ряд самшитов. По его голосу она поняла, что он хочет сменить тему. – Вы написали свои замечания к сценарию?

– Я их напечатала, – ответила она, бросая ему вызов, чтобы посмотреть, не будет ли он снова над ней подшучивать. – Возможно, мне следует оставить их при себе.

– Нет, – возразил он, яростно качая головой. – Я бы очень хотел увидеть ваши предложения по Жизель. Вы правы. Я дал ей полную власть, но повел ее на бойню, как ягненка.

Джемма внимательно смотрела на него, видя всего лишь намек на того мужчину, который так очаровал ее в Париже, но она ему не доверяла. Который из них был настоящим Вальдоном? Раньше Джемма искала бы в нем хорошее, но опыт научил ее, что люди чаще всего являются смесью всех своих черт – хороших и плохих. Ее оптимизм исчез.

Глядя на живую изгородь перед этим холодным, уединенным поместьем, она вспомнила слова Манон. Этот дом полон злобы. Джемма это чувствовала. За такое короткое время фильм ее мечты быстро превращался в кошмарный сон.

Глава 6

Кристофер Кент

26 ноября 1997 года

Лас-Вегас, Невада

Кристофер пробирался сквозь толпу людей, дергающих за рычаги игровых автоматов в аэропорту Лас-Вегаса, в поисках знакомого лица тети Ванды. Это был первый День благодарения их семьи без Джейсона, который в то лето стал военным летчиком. Кристофер сомневался, что в отсутствие его дурашливого кузена дом будет прежним во время праздника. Джейсон был связующим элементом, его добродушный энтузиазм в поддержку всего сентиментального всегда собирал членов семьи, и они появлялись из отдельных уголков дома и отправлялись поздним вечером к игральным автоматам в казино после того, как индейку погружали в рассол.

Он заметил тетю Ванду возле магазина подарков, она выглядела немного подавленной. Пока они получали багаж, а потом шли по лабиринту парковки аэропорта, она была необычно молчалива. Несмотря на дневное время, неоновые огни на Стрипе Лас-Вегаса за долговременной парковкой сияли, это его всегда изумляло.

Ванда махнула рукой на юг, на гору Потоси.

– Ты знал, что Кэрол Ломбард²⁴ умерла прямо там?

Кристофер поправил свой тяжелый рюкзак.

– А ты знала, что Кларк Гейбл три дня просидел в салуне Пионеров в Гудспрингз, ожидая известий о ней? Писали, что Спенсер Трейси²⁵ проехал триста миль из Лос-Анджелеса, чтобы сидеть там вместе с другом. Говорят, что пятна от потушенных о стойку бара сигарет оставил Гейбл.

Она прищурилась и гордо улыбнулась.

– Мне следовало понимать, что ты все знаешь о всех погибших звездах Голливуда, даже о самых мелких.

– Особенно о тех, кто был отсюда, – пожал плечами Кристофер. – Мы с Джейсоном любили салун Пионеров. – Как только имя кузена слетело с его губ, он тут же пожалел об этом, потому что улыбка на ее лице померкла. – Это всего один День благодарения, тетя Ванда. Он вернется.

– Вернется ли?

Кристофер всегда был высокого роста, но сейчас обнаружил, что он намного выше тети и видит, что ее волосы стали светлее из-за седых прядей, появившихся в них. Она нажала кнопку на блоке ключей от автомобиля, и тот ожил.

– Вы все разбежались кто куда. А у него несчастный вид на фото в летной форме.

– Все выглядят несчастными на снимках с тренировочной базы.

Она фыркнула, возражая. Он собирался остаться всего на два дня, а потом поехать в Лос-Анджелес на междугородном автобусе, чтобы повидаться со своей подружкой, и это было еще одним поводом для обиды.

– Ты водишь машину? – Она бросила ему ключи.

– И мы не все разбежались.

– Ты сбежал, – сказала она, открывая пассажирскую дверцу. – Наверное, это нормально. По крайней мере, Анджела здесь.

Он учился на первом курсе факультета кинематографии Колумбийского университета в Нью-Йорке и не приезжал домой три месяца, с тех пор как уехал к началу осеннего семестра.

Его двоюродная сестра поступила в Университет Невады в Лас-Вегасе и жила дома. Кристофер привык к осени на восточном побережье и снова обнаружил, что слишком тепло одет для пустыни – в кожаную куртку и футболку с длинным рукавом. Он быстро сбросил куртку перед тем, как сесть за руль.

– Напомни мне еще раз, зачем тебе нужно ехать к ней в Лос-Анджелес, если ты ее уже видел в Нью-Йорке? – Ванде не нравилась Айви Кросс, которая уже почти год была его девушкой. Его соученица по факультету кинематографии, единственная дочь продюсера Зандера Кросса, прославившегося сериалом «Городская полиция». Распространение сериала в интернете давало большую прибыль, эпизоды из него всегда шли по кабельному телевидению.

– Ты ее не любишь.

– Я этого не говорила. – Ванда на секунду замолчала. – Я думаю, что она любит командовать.

– Мне такая и нужна, – ответил Кристофер, трогаясь с места и включая кондиционер. – Ты тоже любишь командовать.

Громкий смех раздался с пассажирского места, сняв напряжение, и тетя Ванда победила свое грустное настроение. Она начала рассказывать ему об их новой собаке и о любовных увлечениях Анджелы.

– Она приведет к нам своего нового парня на День благодарения.

– Он тебе нравится?

Она пожала плечами.

– Я улавливаю здесь закономерность.

– Ох, замолчи. – Она пристегнулась ремнем.

Жизнь в Нью-Йорке изменила его перспективу. Все теперь казалось меньше по сравнению с ним. Единственное, что не изменилось, – это его детская спальня, она была раза в два больше его квартирки в Гарлеме. Включив свет, он увидел знакомые постеры групп – The Smiths, The Cure, Nirvana – и, наконец, то, что он всегда искал: постер Джеммы Тернер в рамке.

«Джемма Тернер, отель „Савой“, апрель, 1968 год».

Прислонившись к дверному косяку, он рассматривал знакомую сценку. Трагическая звезда в окружении участников вечеринки. Через два месяца ее не станет. За годы после того, как Кристофер узнал о ее трагической гибели, Кристофер исследовал каждый дюйм этой фотографии в поисках подсказки. Это была смехотворная теория, но что-то в этом снимке не давало ему покоя, даже вне связи с тем, что произошло с его матерью. О, это фото по-прежнему имело над ним власть. Он прикладывал ладонь ко рту; когда ее видел, у него перехватывало дыхание. Что бы он чувствовал, находясь в той комнате вместе с ней?

– Почему она?

Раздавшийся у него за спиной голос разрушил чары. Он обернулся и увидел тетю Ванду, которая смотрела из-за его плеча. Теперь она переоделась в легинсы «Адидас» и мешковатую спортивную толстовку. Хотя Джейсон подарил ему на день рождения эту фотографию в рамке, никто из родных не знал настоящего значения этого постера – как и о его одержимости Джеммой Тернер. Он никогда никому не рассказывал подробностей о гостинице в Питтсбурге, и никто не провел пунктир, соединяющий события.

– Давай я тебе покажу. – Он достал из чулана коробку с надписями «Хрупкое» и «Не бросать» и сунул руку под тощую стопку журналов, где встречалось хоть какое-нибудь скудное упоминание о Джемме Тернер, которые он смог отыскать. Информации было очень мало. Больше ему повезло с видеопленками ее фильмов. В конце концов он нашел то, что искал, на самом дне стопки. Вот он: потертый, сложенный счет, который хранил, как безумный сувенир, напоминание о конце его детства; он каким-то краешком сознания понимал, что события того дня навсегда оставили на нем клеймо.

Он отдал ей листок и следил за ее лицом, когда она его развернула. Она пробежала глазами счет, но на ее лице ничего не отразилось.

– Я не понимаю.

– Это счет из гостиницы в Питтсбурге, куда дядя Мартин ездил за мной в тот день, – сказал он и подождал, пока не увидел, что она поняла. – Знаешь, ты никогда меня не спрашивала, что произошло в тот день с мамой.

Она перевела взгляд со счета на постер, и у нее вытянулось лицо. Она устало сложила листок и отдала его обратно.

– Так вот с чем была связана эта история с Джеммой Тернер все эти годы? – Она села на свою кровать и опустила голову. – Я так старалась не спрашивать тебя о тех днях – а это было несколько дней для меня, Кристофер, не один день. Ты провел в том номере гостиницы почти три дня, пока Пэмми была без чувств. Я просто хотела, чтобы ты это забыл.

– Я не мог забыть такое. – Он удивился, что она так оправдывается, и, как всегда, тревожился, что он доставляет слишком много хлопот и они с дядей Мартином отошлют его прочь.

Всю жизнь он постоянно перебирал в голове свои достоинства. Его отметки были лучше, чем у Джейсона, но не лучше, чем у Анжелы, которая училась на одни пятерки. Джейсон постоянно попадал в какие-то неприятности, а Кристофер никогда не создавал проблем. Он старался исчезнуть, не выделяться на фоне двух других детей, но его никогда не покидало надолго понимание того, что он одинок в этом мире. И этот страх сохранился, когда он стал взрослым.

Когда тетя посмотрела на него, он увидел, что по ее лицу текут слезы.

– Я подвела тебя, да? Нас тебе было мало, да? – Вопрос был адресован ему, но она говорила о его матери.

Кристофер сел рядом с ней и притянул ее к себе.

– Меня здесь любили, но ты не можешь надеяться, что я забуду.

– Я только хотела, чтобы у тебя была счастливая жизнь и ты отпустил…

– Ты хочешь сказать, отпустил ее.

Она кивнула, отодвинулась и посмотрела ему в лицо.

– Кристофер, пускай ты ничего в жизни не слушаешь, послушай меня сейчас. Тебе необходимо ее отпустить. – Показав пальцем на постер, словно хотела проткнуть его, она сказала: – Это… это ненормально.

Конечно, она была права. Ненормально держать у себя в рамочке напоминание о той последовательности событий 1986 года в Питтсбурге, будто в них кроется какая-то тайна, которую он должен раскрыть. Где-то глубоко внутри он верил, что, если он смог бы прокрутить назад фильм своей собственной жизни до того самого момента и повесить на ту стену другое фото, он был вернул свою маму.

Но потом он выяснил, что у Джеммы Тернер была ее собственная тайна, и ее притяжение стало слишком сильным. Тетя Ванда могла попросить его о чем угодно, кроме этого, кроме того, чтобы он забыл. Он никогда не забывал о том фото и – что самое важное – о его связи с мамой.

Понимая, что другого момента у него, возможно, не будет, он показал на постер.

– Она обезумела, когда увидела этот снимок. Почему?

Тетя Ванда пожала плечами.

– Кто знает, Кристофер? Ее переклинивало из-за сэндвича с бананом… красного дивана… маргариток. Этот список можно продолжить, ты это знаешь. Приходилось как-то справляться с такими вещами. Нам пришлось промотать это все назад, когда ты приехал к нам жить.

– Сэндвич с бананом? – Кристофер криво усмехнулся.

– Что? – Она была сбита с толку.

– Ты считаешь, что душевное здоровье моей матери зависело от того, что она терпеть не могла сэндвичи с бананом? – Кристофер сделал то, что делал всегда в напряженные моменты: пытался разбавить напряжение юмором. Он скорчил рожицу.

– Твой дед делал их для нас. – Она смахнула слезы с лица и шмыгнула носом. – Никого из них уже нет, ты знаешь. Это трудный День благодарения. Мама, папа и Пэмми – все они ушли. А теперь и вы с Джейсоном.

– Я здесь буду еще два дня, а потом вернусь через четыре недели на Рождество. – Он придвинул ее к себе и обнял. – Но я понимаю, что ты хочешь сказать.

Она встала с кровати и расправила толстовку, вытерла слезы, поморщившись, когда увидела на руках след от туши.

– Я не могу это сделать, знаешь ли, – сказал он. – Забыть ее. И не потому, что вы с дядей Мартином чего-то мне не дали. Вы дали мне больше, чем я мог ожидать от вас, но не можете просить меня об этом. Только не об этом. – Кристофер колебался, задать ли ей следующий вопрос, но он должен был. Ему надо было знать. –  Она была знакома с Джеммой Тернер?

Ванда посмотрела на фотографию и рассмеялась:

– Мне очень неприятно раздавить твой мыльный пузырь, Кристофер, но у твоей матери были ужасные эмоциональные проблемы, она лечилась от алкоголизма и других проблем. Она была зависима. Она не была знакома с Джеммой Тернер. Возможно, она воображала, что знакома, но не в реальной жизни. В той, которая имеет значение.

Он обдумывал ее слова. Тетя Ванда любила, чтобы за ней оставалось последнее слово, а он умел давать людям то, чего им хочется. Он знал, ей нужно, чтобы история его матери была простой – сестра, которую погубили ее дурные пристрастия, – но Кристофер в глубине души понимал, что истинная история матери от него скрыта, как и от них всех. Ему просто придется самому ее узнать.

Тетя Ванда вышла в коридор, но потом снова сунула голову в дверь комнаты.