Читать книгу: «Звезда под странной луной», страница 2

– Я здесь родилась, – сказала она, надеясь, что это сможет его удивить, спасти этот ланч и очевидное нежелание Тьерри Вальдона взять ее на роль. – Моя мать француженка. Отец был американским солдатом.

– Вот как, – ответил он, невозмутимо кивнув. – Ваша мать скучает по Парижу?

Джемма наклонилась и дернула себя за воротник. Она уже больше года пыталась уговорить мать приехать в Европу – в Лондон – погостить, но мать отказывалась, вероятно из-за того, что ей не нравился Чарли.

– Она утверждает, что нет, но я думаю, ей невыносима мысль о возвращении в тот мрачный Париж. Она боится того, что может найти.

– Многие не вернулись, – грустно произнес он, поудобнее устраиваясь на стуле. – Они всё и всех погрузили на грузовики. Моя мать посадила меня в поезд и отправила в окрестности Амбуаза, чтобы спасти от опасности. Я узнал о том, что отца расстреляли как участника Сопротивления, только после окончания войны. Он умер двадцать четвертого августа тысяча девятьсот сорок четвертого года. В мой день рождения. Всего один день – и он бы увидел освобождение Парижа. Всего один день.

Он опустил ладонь на стол, взгляд его стал острым, воспоминания оборвались. Он снова сосредоточился на ней.

– Ваша карьера… – он старался найти английское слово, – рушится. Да?

Джемма почесала шею, чувствуя, как ей становится жарко. Она думала, что обмен любезностями продолжится еще некоторое время, но она ошибалась. Раньше она была способна очаровать любого режиссера светской беседой, но сейчас, возможно, лучше перейти к делу и встретить неизбежное.

– Боюсь, это так.

– Почему? – Он склонил голову к плечу в ожидании ответа.

Такой прямой вопрос поразил ее. В Голливуде никто никогда не говорил по сути дела. Деловые вопросы решались через посредников, а плохие новости подавались так мягко, что часто вы даже не понимали, что ваша карьера закончилась. Она часто с таким встречалась.

– Простите?

– Почему ваша карьера рушится? – На этот раз Вальдон справился с английским.

Что она могла ответить? Что она, очевидно, переоценила свой талант? Что предлагаемые ей роли в фильмах о серфинге были такими скучными, что она их даже читать больше не могла и поэтому рискнула попробовать сняться в вестерне, а потом в триллере? Могла ли она признаться режиссеру, что ее последний фильм загубили в результате монтажа? Нельзя винить монтаж, это непрофессионально. Настоящим ответом было бы то, что она глупо рискнула своей карьерой и сделала плохой выбор, но не она одна виновата в провале этих лент, хотя всю вину свалили на нее.

– Простите, – сказал он. – Невежливо задавать такой вопрос.

Она не стала возражать; возможно, ей следовало проявить деликатность, но он ведь не щадил ее чувства.

– Я изо всех сил старалась лучше сыграть в каждом новом фильме, мсье Вальдон, и рисковала. Я горжусь своей работой, но не все согласны, что мое исполнение этих ролей было… – Она умолкла, у нее сорвался голос. – Ну, что оно чего-то стоило.

Сказав это, она перевела взгляд на пол, надеясь, что он просто закончит это глупое интервью и пригласит вместо нее Жанну Моро. Она чувствовала себя опустошенной. Все это оказалось насмешкой – ее встреча со славой, вся ее карьера.

Он наклонился к ней через стол и положил ладонь на ее голову.

– Знаете, в чем проблема, по-моему?

Она мрачно покачала головой и прикусила губу, ей было страшно услышать, какой ее недостаток он сейчас назовет.

– У вас никогда не было гениального режиссера, – произнес он и улыбнулся так широко, что показал все белые волчьи зубы. Его передние зубы чуть находили друг на друга, и этот маленький дефект делал запоминающимся все его лицо.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Это был действительно интересный вывод. Ее брови приподнялись, и она закончила его мысль:

– Но с гениальным режиссером… – Она не договорила, подняла голову. Когда-то, еще юной девушкой в танцклассе, Джемма никак не могла научиться вальсировать.

«Нет… нет… нет… – твердил в отчаянии инструктор, показывая на ее несчастного партнера. – Ты пытаешься вести; позволь ему вести». Она тогда так и не поняла, что он хотел этим сказать, поняла только сейчас.

– Oui, – сказал Вальдон. – У гениального режиссера вы могли бы сыграть роль, которая запомнится на всю жизнь. – Теперь он говорил серьезно и барабанил пальцами по столу. – Скажите, кто был первым режиссером, вдохновившим вас? Дайте интересный ответ, пожалуйста. Не заставляйте меня пожалеть об этом.

– Жан Кокто, – ответила она слишком быстро. Она не ожидала увидеть презрения, тут же появившегося на его лице.

– Какого черта вы выбрали его? – Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, сделавшись похожим на задумчивого профессора. – Не Джон Форд и не Хичкок?

Она обмякла на плетеном стуле, у нее вытянулось лицо. Всякий раз, когда ей кажется, что ей удалось нащупать контакт с этим человеком, она все портит. Эта роль слишком важна, она не может ее упустить, и мысль о том, что она недостойна такого человека, как Тьерри Вальдон, была сейчас невыносима. Она почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, и усиленно заморгала. Она надеялась, что этот ланч сотворит метаморфозу. Что она не вернется в Лондон – к Чарли – и снова станет Джеммой Тернер.

Всматриваясь в лицо Вальдона, она старалась понять, чего он от нее хочет. Как актриса, как женщина, она раньше владела этим искусством.

– Я захотела стать актрисой, посмотрев «Красавицу и Чудовище». Посмотрите, что сделал Кокто для Жозетт Дэй⁴. Он добился от нее несравненной игры.

Он медленно, неохотно кивнул в знак согласия.

Джемма кротко улыбнулась ему.

– Можно вам кое в чем признаться? – Мик пришел бы в ярость от того, что она сейчас скажет. Он всегда предостерегал ее против слишком преувеличенной реакции.

Вальдон заинтересованно склонил набок голову.

– Конечно.

Она наклонилась ближе, словно сообщая ему некую тайну.

– Я немного писала в колледже, ничего подобного тому, что делали вы, разумеется. – С этими словами она опустила глаза, уступая ему. – Но я написала свою собственную версию «Красавицы и Чудовища». На этот раз Красавица была чудовищем.

– Вы пишете? – Он сдвинул брови. – Красавица в роли чудовища. Это умно.

Она ступила на опасную почву. Она должна заинтересовать его, но не поставить себя под угрозу.

– Un peu⁵. – Она сдвинула кончики пальцев. – Трудно представить себе, что кто-то полюбит женщину-зверя, но мне нравятся истории, которые гладят против шерсти. Именно этого вы добиваетесь в ваших фильмах, мсье Вальдон.

Она широко развела руки в стороны и увидела, как он расцвел, прямо-таки раздулся от гордости у нее на глазах.

– Когда я был мальчишкой, у нас телевидение появилось не так быстро, как у вас, американцев,– сказал он, поднимая указательный палец, чтобы подчеркнуть значение своих слов.– Мы с друзьями ездили на машине в Тур, чтобы посмотреть на ваших киношников. Многие у нас во Франции терпеть не могут американских режиссеров, таких как Николас Рей и Орсон Уэллс. Но не я. Мне очень понравился «Гражданин Кейн»⁶. – Тут он пожал плечами. – Забавно, что вас вдохновляет Кокто, а не один из ваших режиссеров. – И без паузы кивнул на меню. – Здесь отлично готовят утиную ножку конфи.

Она заметила маленькие пучки черных волос, выглядывающих из-под манжеты на его рукаве. Он так непохож на Чарли, у того лицо херувима, лишенное каких-либо углов, и нежные русые кудри. Она заметила у Тьерри Вальдона тысячи мелких деталей: затяжки на свитере, безупречный нос, очень подвижные брови. Он поймал ее взгляд, и она увидела на его лице нечто неожиданное. Тьерри Вальдон нервничал. Актрисы привыкли к нервным фанатам, но мысль о том, что она, кажется, привела его в замешательство, потрясла ее.

– Вы все время это делаете. – Она выдавила лимон в свой бокал с водой с уверенностью человека, который только что почувствовал, что разговор складывается в его пользу.

– Что?

– Смотрите на меня. – Она перевела взгляд с лимона на него.

– В этом нет ничего странного. Я пригласил вас на ланч именно для того, чтобы на вас посмотреть, мадемуазель Тернер. Я снимаю фильмы, я художник-визуал, а ваше лицо расклеено на рекламных щитах по всему Парижу. Я думаю, вы должны были к этому привыкнуть.

Правда заключалась в том, что за все эти годы съемок в кино и для модных журналов Джемма привыкла ко всякому мужскому вниманию, но его спокойный взгляд не унижал ее, как взгляды тех мужчин, которые свистели ей вслед на улицах, или взгляды тех фотографов, которые надеялись затащить ее в постель после съемки. Или даже взгляд Чарли, который испытывал к ней почти животное влечение. Нет, его взгляд был добрым, он словно надеялся установить с ней мысленную связь.

– Вы меня заставляете нервничать. – Она пожала плечами и ответила таким же напряженным взглядом, предлагая ему свое откровенное признание как жертвоприношение божеству.

Последовавшее за этим молчание вызвало у Джеммы внутренний трепет. Она положила ладонь на шею сзади, ощутила ее прохладу и поняла, что ей жарко, несмотря на свежий сквозняк, возникающий в кафе каждый раз, когда открывались двери.

– Я подумал, что в фильме у вас должны быть волосы цвета меди.

Джемма поднесла руку к своим светлым волосам с рыжеватым оттенком. Они были прямыми, как волосы матери, и ей повезло, что это модный цвет. В детстве мать заставляла ее на ночь закалывать кудряшки шпильками и коротко стригла, чтобы она была похожа на Ширли Темпл⁷. Став достаточно взрослой, Джемма отрастила их ниже плеч в знак протеста. Они были густыми и тяжелыми, но цвет она не меняла, даже для съемок в пляжных фильмах, где, как она думала, ее попросят высветлить волосы и стать золотистой блондинкой.

Она на секунду попыталась представить себя с медно-рыжими волосами.

Вернулся официант и прервал неловкое молчание. Джемма заказала утиную ножку.

– Я стараюсь получить самый яркий цвет прямо из кинокамеры, не признаю никаких этих ухищрений после съемок, – сказал Вальдон, продолжая беседу с того места, где они ее прервали. – Костюмы будут сапфирово-синие и желто-зеленые. Медный цвет будет выглядеть великолепно.

Никто никогда не советовался с ней по поводу таких вещей до того, как предложить роль. Режиссеры обычно присылали пожелания через агента, они никогда не общались напрямую с актером. Похоже, Тьерри Вальдон предлагает ей роль. У Джеммы быстрее забилось сердце.

– Я в этом фильме сделаю кое-что по-другому, – сказал он и наклонился к ней, будто не хотел, чтобы кто-то в пустом ресторане подслушал их разговор. – Как вы и предлагали, я поглажу зрителя против шерсти. Я пробую себя в фильме ужасов – он называется «Странная луна», это рабочее название. Фильм о вампирах, так можно сказать. Вампиры метафорические, конечно, но жители деревни этого не знают.

– Метафорические?

– Вампир представляет нечто другое – их скрытые желания и тьму. – Одна прядка волос упала на его щеку. Она была длинная и лежала на щеке, как завиток рококо.

У нее вырвался смех, она даже будто фыркнула.

– Я понимаю, что такое метафора, мсье Вальдон. – Должно быть, он считает ее глупой, но она привыкла, что режиссеры считают актрис глупыми. И все же, подумала Джемма, концепция этого фильма кажется странной. – Я просто удивляюсь, как ее можно применить в фильме ужасов «новой волны». У вас есть сценарий, который я могу посмотреть?

– Прошу вас.– Он поднял руку, чтобы остановить ее.– «La Nouvelle Vague», не «новая волна»,– сказал он, передразнивая ее американский акцент, из-за которого она говорила как Джон Уэйн⁸. – Фильм описывает опасность вторжения. Нетрудно понять аналогию между моими вампирами и оккупацией. Съемки начнутся в июне в Амбуазе.

Две порции утиных ножек конфи принесли так быстро, что Джемма была уверена – их заказали до ее прихода. Это была мелочь, но она почувствовала, что ею манипулировали. То, что Тьерри Вальдон заказал для нее еду, ей не понравилось.

– А сценарий, мсье Вальдон?

Он покачал головой и начал резать мясо.

– Раз вы сами пишете, я бы очень хотел получить ваш отзыв о режиссерском сценарии.

– Неужели? – Джемма открыла рот от удивления. Никто, ни один сценарист, ни один режиссер Голливуда или студий Пайнвуд никогда, ни разу не спросил ее мнения о чем-то, касающемся творчества. Она была для них всего лишь куклой, которую сняли с полки и поставили на съемочную площадку.

– Конечно, – сказал он. – Мы, французы, всегда готовы к сотрудничеству. Учтите, сценарий не окончательный, мои сценарии всегда не окончательны, но у меня имеются заметки, которые я вам пришлю. Где вы остановились? В «Георге V»?

Она кивнула, потеряв дар речи и утратив способность дышать. Неужели Тьерри Вальдон не только дает ей роль, но и предлагает рассмотреть его сценарий? На секунду она увидела мелькающие на экране титры фильма со своим именем не только в качестве актрисы, но и одного из сценаристов.

– Вы уверены, что говорите серьезно? Вы действительно хотите узнать мое мнение?

Его смех напоминал тихие раскаты грома.

– Именно в этом весь смысл «Nouvelle Vague». Не эта голливудская патриархальная ерунда, когда студийные боссы требуют избитых сюжетных ходов. Нет, ваши идеи на моей съемочной площадке будут приветствоваться. Однако я вас предупреждаю: Франсуа в прошлом году дал мне взглянуть на один из своих сценариев. Я так работать не могу… все делается в точности до реплик и по подробным заметкам. – Он скорчил гримасу. – Это не творческий подход. У нас есть ежедневный сценарий, на основании которого мы работаем, но я хочу видеть, как вы создаете характер Жизель Дюма. Никакого точного воспроизведения, пожалуйста. Это не Экклезиаст. – Вальдон склонил голову к плечу, ожидая ее ответа.

Джемма поняла, что тот Франсуа, которого он только что небрежно упомянул, – это режиссер Франсуа Трюффо. Тем не менее ей нужен сценарий, особенно если фильм будут снимать на французском языке. Но она была в восторге. Этот человек хочет взять ее в свой фильм.

– Я должен задать вам щекотливый вопрос. Мы уже выяснили, что вы в последнее время не работали, – сказал он, отправляя в рот кусок за куском.

– Я переехала в Европу. Работала моделью «Диор». – Она не совсем понимала, куда ведет этот разговор.

Он махнул рукой.

– Это не совсем правда, не так ли? Все в Париже видели рекламные постеры «Диор», мадемуазель Тернер, но это было больше года назад. Дело в том, что вы не работали из-за бойфренда. – Говоря это, Вальдон мрачно смотрел в свою тарелку, словно собирался с духом, чтобы произнести следующую фразу. – Не создаст ли он проблем? Его репутация опережает его.

– Нет, – ответила она, раздраженная тем, что Чарли проник в ее профессиональную беседу. – Он не создаст проблем.

– Мы будем снимать в моем доме. Я хочу ясно дать понять, что вы будете в нем жить, но он не будет. – Он поднял на нее глаза, ожидая подтверждения.

– Понятно.

Он проглотил еще два кусочка и показал на нее вилкой.

– И еще я не позволю вам опаздывать. Американские актрисы думают, что часы ходят, как им удобно. Я этого не потерплю. Вы сегодня опоздали на четыре минуты. – Он поднял четыре пальца. – На четыре.

Не успела она ответить, как Вальдон встал, встряхнулся, у него портилось настроение.

– Это был ланч, полный сюрпризов, мадемуазель Тернер, но, как мне ни жаль, у меня уже назначена встреча, на которую я должен успеть. Ничего не поделаешь.

Эта резкая перемена в разговоре так ее потрясла, что она уставилась на него с открытым ртом и слишком долго задержала взгляд. Воздух между ними сгустился. К своему удивлению, она обнаружила, что перестала дышать. По его ошеломленному выражению лица она поняла, что он тоже ощутил возникшую между ними связь, как разряд электричества. Из далекой кухни доносился металлический звон серебряных приборов.

Вальдон лихорадочно натягивал на себя пальто, не спуская с нее глаз. Одевшись, он откинул назад волосы, лицо его покрылось испариной, напряжение висело в воздухе. Он часто дышал, как будто для него было мучением пробыть с ней еще хоть одно мгновение, и все же он не уходил.

– Ох, – вырвалось у нее громко, ведь она вдруг осознала, что вместе с этим фильмом этот человек станет самым важным мужчиной в ее жизни. Глупо было так думать. Человек, с которым она делила трапезу, был известным плейбоем. Четыре года назад он даже бросил первую жену с двумя детьми ради актрисы Манон Маркиз, теперь Манон Вальдон. Она слышала слухи о нем и все-таки почему-то никогда не думала, что они будут иметь к ней отношение. По наивности Джемма считала, что устоит перед его обаянием. Это было жестоким просчетом. Его притяжение оказалось настольно сильным, что повергло ее в шок. Этому человеку нужны ее идеи. Он хотел с ней сотрудничать. Ни один режиссер Голливуда никогда с ней так не обращался – как с равной. Это опьяняло, и она чувствовала, что задыхается, голова кружится, комната плывет. Она почти не могла дышать.

– Я потерял дар речи, – сказал он с нервным смехом. – Мне действительно надо идти. Мне очень жаль. Этого нельзя избежать.

– Разумеется, – ответила она, грустно улыбаясь уголками губ.

Он двинулся к выходу, но обернулся и взялся руками за спинку стула.

– Я не согласен с критиками. Вы чудесно сыграли в том триллере. Монтаж сделал фильм кошмарным. Это видно любому, кто разбирается в кинематографе.

Он быстро поклонился, словно был мужчиной из другого времени, когда учтивость была в моде, потом снова повернулся к двери.

– Я пришлю вам в гостиничный номер вариант режиссерского сценария, который я закончил. – Он показал рукой на стол: – Счет оплачен, так что, прошу вас, останьтесь и получите удовольствие.

А потом он ушел, а запах его мыла задержался, когда волна холодного воздуха окатила зал.

Лицо Джеммы вспыхнуло. Она чувствовала себя так, будто ее только что бросил возлюбленный, и пустой стул напротив вызывал тоскливое желание вернуть его. Через несколько минут подошел официант, убрал брошенную тарелку и смахнул несуществующие крошки с места Вальдона, словно его там никогда и не было. Вот только режиссер оставил в ней какое-то неизгладимое впечатление, словно клеймо.

Она услышала, как где-то далеко звонит телефон. Вернувшийся к столику официант выглядел шокированным.

– Простите, мадемуазель, но вас требует к телефону какой-то очень сердитый человек из Лондона. Он утверждает, что обзвонил все рестораны Монпарнаса в поисках мсье Вальдона и приглашенной им на ланч гостьи.

Джемма закрыла глаза, она чувствовала, как в ней закипает гнев. Как Чарли смеет звонить повсюду, разыскивая ее, словно сбежавшего подростка? Задержись Тьерри Вальдон еще хоть на минуту, он бы услышал, что звонит ее «бойфренд», и все бы пропало. Она могла себе представить, что бы сделал Вальдон, если бы услышал это. Он бы, конечно, закончил все переговоры с ней об этой роли. Она выдохнула и схватилась за край стола, сердце ее сильно забилось.

Но ей повезло – или судьба вмешалась.

Теперь Джемме все равно, пусть даже тот сценарий, который пришлет Вальдон, будет чепухой, хотя она в этом сомневалась. Она поедет в Амбуаз и сыграет главную роль в этом фильме.

Она последовала за официантом к телефону на стене, как заключенный на виселицу. Устало приложила трубку к уху, не сомневаясь, кто на другом конце линии.

– Чарли?

Его голос дрожал от гнева.

– Тащи свою задницу на самолет и сейчас же возвращайся сюда, иначе, клянусь, я спрыгну. Ты меня слышишь?

Она представила себе его на карнизе отеля «Савой» в Лондоне; представила, как он выпрыгивает из номера Моне – ох, этот несчастный номер Моне, – самого знаменитого номера, который был похож на свалку, когда она улетала в Париж. И все же она сомневалась, что он прыгнет с балкона отеля на набережную внизу. Чарли никогда не оставался один, он и сейчас не один. Быть его девушкой означало терпеть женщин, которые, по его утверждению, «не имеют никакого значения». Все эти девушки – а их было так много – понятия не имели, что значит быть с Чарли изо дня в день. В конце концов она решила, что он прав: ни одна из них не имеет значения, и она в том числе. Она просто обманывала себя, считая, что отличается от остальных. Кроме него самого, никто не имел значения для Чарли Хикса.

– Я тебе говорила. Вернусь утром.

– Сейчас же, – пролаял он. – Ты мне нужна здесь, сейчас.

– Завтра, – ответила она, цепляясь за это слово, как утопающий за соломинку. Она знала, что есть рейсы в Лондон во второй половине дня, и прежняя Джемма полетела бы одним из них только для того, чтобы прекратить его истерику.

– Сейчас же, – сказал он и швырнул трубку.

Когда она вернулась в свой отель, на стойке регистрации ее ждал конверт. В нем лежало семьдесят страниц «Странной луны» с адресом и датой. Быстро листая страницы, она гадала, какими могут быть съемки фильма с таким человеком, как Вальдон. Потом закрыла дверь номера и сняла трубку с телефонного аппарата.

Упала на кровать, стряхнула туфли с ног и открыла первую страницу сценария.