Отзывы на книгу «Голод», страница 7, 228 отзывов
Очень любопытная история писателя, который находится на грани выживания. Но точно не стоит брать пример с безымянного главного героя, если жизнь припрёт, как говорится.
Герой перебивается небольшими статьями, да и то не особо у него получающимися. Он живёт не по средствам. Как только ему удаётся выручить какие-то деньги, он тратит их — раздаёт, чтобы не подумали, что он беден. Он врёт, что он написал четырёхтомник, который открыл новые горизонты. Собирается “разнести в пух и прах некоторые из Кантовых софизмов”. Но складывается впечатление, что герой сам себе вставляет палки в колёса. Не берётся за те тексты, которые, как он полагает, должны принести ему хорошие деньги. Да, он пишет статью, за которую получает гонорар, но в основном творчество идёт плохо. И не может прокормить героя. Как только он обдумывает очередной текст, то отвлекается на то, что нужно забрать карандаш из жилета, который он только что заложил. А деньги отдал.
Если творчество не приносит ничего (к слову, даже удовлетворения, так как ему везде отказывают), то можно ли было найти ещё какую-то работу? Где можно было бы проявить себя и уж точно не нужно было бы считать. У писателя была попытка устроиться счетоводом, но он умудрился запутаться в цифрах.
Благодаря тому, что мы “слышим” все мысли героя, создаётся впечатление, что перед нами человек, который гонится за какой-то неисполнимой мечтой. Человек, для которого вымысел и реальность размываются. Он просто не способен позаботиться о себе. Он взывает к Богу и судьбе, вопрошая, почему они так жестоки.
Но что привлекает в этом человеке — он не унывает. Еще недавно он был готов забиться под корягу и остаться там навсегда. Но вот наступает новый день и он вновь ему радуется.
Чем сильнее его бьёт судьба, чем беднее и голоднее он себя чувствует, тем усиливается в герое чувство собственного достоинства. Он не готов просить милостыню, в грубой форме возвращает деньги приказчику.
Постепенно отказавшись от квартиры, продав все свои вещи, он нанимается матросом на корабль.
Перед нами внутренний монолог. Чем дольше герой голодает, тем более бессвязны его мысли, а вместе с этим и повествование. Но это лишь позволяет лучше узнать героя, понять его мотивы, его внутренний мир, проследить за переменами в человеке и что к ним привело.
Поступки героя и их объяснения неоднозначны. Пока в своей голове он “право имеет”, в реальном мире герой всё больше становится “тварью дрожащей”. Однако он не идёт мстить обществу, как тот же Раскольников. Герою Гамсуна не приходит в голову мысль обвинять общество во всех его бедах. Хотя он и готов обвинять во всём судьбу и Бога.
Казалось бы, перестань ты. Брось эту глупую затею. Работу найди нормальную. Вон например в булочной хлеб продавай, там хотя бы сыт будешь. Но нет, это не путь главного героя книги. Его путь - искусство. Несмотря на все трудности, он с грустью понимает, что другого пути для него не существует.
Лично мне очень трудно представить: как возможно в такой ситуации оставаться верным себе? Как можно оценить, что ты создаешь что-то ценное, а не второсортный товар? Книга во многом автобиографичная, отчего отдаю низкий поклон автору, который заставил меня задуматься над той пропастью которая отделяет творца и обывателя.
Удивительно тяжёлая, давившая обреченностью книга, которая при общей статичности повествования, сложенного из довольно мелких событий, повседневных и жутких, производит впечатление неких закольцованных американских горок — череды внезапных взлетов, дарующих надежду, и головокружительных падений в отчаяние и мысли о смерти. Главный герой одержим мыслями о писательстве, он пытается писать, мучаясь от постоянно растущего голода, мечется между насущными проблемами (еда, место для ночлега) и потребностью творить. Но его возможности с каждым разом уменьшаются, ему больше нечего продать. Голод возрастает, жизнь превращается в попытки балансировать на тонкой дощечке, простирающейся над бездной безумия. Физическое состояние, как и психическое, ухудшаются, герой едва бредет сквозь череду неудач, отчаянно пытаясь хоть как-то выжить.
Помимо голода физического его также мучает и голод духовный, удушливый кокон одиночества. Герой словно отрезан от социума, заключен в невидумую клетку, которая позволяет соприкасаться с миром. Но все эти контакты настолько неглубокие, что не дают настоящего ощущения тепла. Отсюда и странные разговоры лишь бы говорить, и внезапная симпатия к некой женщине, из которой он сотворил абстрактный идеализированный образ.
Все эти ощущения переданы так ярко, что невольно пробирает дрожь, страх. Всё это ощущение лихорадочной деятельности, выскальзывающая из объятых тремором пальцев реальность. Финал даёт некую надежду на то, что жизненные условия героя улучшатся, а, если физически ему станет легче, то тогда, карабкаясь вверх по системе потребностей, известной как пирамида Маслоу, он сможет реализовать и более сложные желания.
Снизила оценку, так как бездействие героя в самом начале, когда ещё были шансы найти любую работу, мне не было понятно. Конечно, если бы у героя было чуть больше здравого смысла и чуть меньше одержимости идеей написания статей, то этой книги и не было бы.
я не хотел падать, я хотел умереть стоя.
Читая книгу ("романом" это произведение Гамсун отказывался называть), некое внутреннее чутье твердио мне о её автобиографичности. Чтобы написать подобное, все описываемое нужно пережить. И, действительно, в основе книги лежит жизнь автора в очень тяжёлых условиях в Америке. Повествовование о его жизни ограничего: мы не знаем его прошлого, читаем только о настоящем, а будущее можем лишь предугадать. Примечательно, что главный герой без имени и фамилии, неизвестный писатель, борется с двуликим голодом. Его сознание, порой целый поток, в книге главенствующее. Оно помутняется, непредсказуемо ведёт себя и заставляет своего собственника вести несоответствующим образом. Его поступки вызывают подозрение и редко находят оправдания в глазах других. Физический голод тянет за собой душевный. Человеку, чьё тело истощено, все равно нужно общество. У меня главный герой вызывает сочувствие, а книга заставляет задуматься об очень важных жизненных вещах.
Главный герой данного романа – Голод. Тот самый, изматывающий, съедающий изнутри, медленно убивающий, сводящий с ума. Как это не удивительно, но страшное и угнетающее произведение принесло автору славу. Кнут Гамсун утверждает, что роман во многих деталях является автобиографическим. Действительно, случилось чудо. Персонаж книги не имеет имени. У него есть только талант и доброе сердце. На пропитание молодой человек зарабатывает написанием газетных статей. Но его труды плохо покупаются издателями, вследствие чего ему приходится голодать. На протяжении всей книги неудачный журналист встречается с разными людьми, общается с ними на разные отвлечённые темы и фантазирует о прекрасной даме. Видимо, герой таким образом спасается от Его Величества Голода. Книга тёмная и трудная, но в конце она наполняется светлой надеждой. Мне хочется верить, что путешествие и новое занятие принесут счастье и стабильность в судьбу этого хорошего человека. Я точно знаю, что жизнь талантливого перфекциониста наладится.
"Голод" - это повествование, которой потрясает с первой минуты чтения, повествование от лица молодого журналиста, который голодает на протяжении всего действия романа в буквальном смысле этого слова.
Гамсун, в этом своем первом, полуавтобиографическом романе, опубликованном в 1888 году, добился потрясающего эффекта, когда рассказ от первого лица показывает нам человека, достигшего критической точки психологического напряжения. И если теперь, для современных авторов, такие техники повествования обычны, то для конца 19 века такие романы были редким явлением в литературе.
В этом замечательном романе безымяный главный герой рассказывает о воображаемых действиях других, представляет себя другим человеком и все время находится на некой грани существования, на грани, которая кажется уже сюрреализмом.
И как результат - прекрасная чистая проза о, в общем-то, жизненном кошмаре. Красота и сила этой книги делают ее незабываемой.
Один из самых любимых романов одного из самых любимых писателей.
— Обождите, сударь, я дам вам пару крон, вы явно голодны. — А? Не, парень, всё окей. Я только с боду… с корабля сошёл. — Ну что же вы, неужели отказываетесь из чувства гордости? Боюсь, я никогда не умел ладить с гордецами, и если я вас задел, покорнейше прошу простить. Но гордость вас не накормит, возьмите хотя бы крону. Просить о помощи не стыдно. — Какая гордость, о чём ты? Иди своей дорогой, а я пойду своей. — Постойте, ну куда же вы! Ладно, допустим, не из-за гордости, тогда почему вы отказываетесь? Вы так бледны и худощавы, что даже моё сердце дрогнуло. Я знаю, что голод корнями уходит в бедность, а значит, у вас в карманах нет ни эре, и вы наверняка давно не ели. — Ты псих, что ли? Где ты тут нищего и голодного увидел? Сейчас как вкачу по мордасам бледной и тощей рукой, мало не покажется. — О, сударь умеет играть словами, ха-ха. Уж коли чувство юмора вас не покинуло, вы, наверное, не так уж и голодны. Простите мне мою искреннюю назойливость. — А я о чём тебе битый час толкую. — И всё же… — Никаких «и всё же». Я не голоден, и точка. Я умею играть словами, и точка. Ты псих, и точка. Отцепись уже от меня! — Ох, кажется, я всерьёз ранил ваши чувства… Почему вы так остро реагируете? Может быть, я прав, и вам досадно, что вас раскусили, вам мучительно стыдно, что кто-то может думать о вас как о нищем, и поэтому вы так резко отвечаете? Я ведь по себе знаю, каково это — голодать, я понимаю, как тяжело вам может быть. — Так, мужик, захлопнись — или я тебя захлопну. — Вот! Я тоже был агрессивным, бросался на ни в чём не повинных людей, которые только хотели мне помочь, и потом меня часами мучила совесть, но зато я был сыт уже от того, что кто-то хотел мне помочь… — Ну точно тронулся. И что мне с тобою делать? — Вот, возьмите пять крон. Но если вы не ели несколько дней, выпейте сперва горячего молока, иначе вас будет нещадно тошнить, и ни единая крошка еды в желудке не удержится. Очень обидно было бы, не правда ли? — Ох, парень… Ты какой-то неправильный. Иди-ка сюда, дай, я на тебя посмотрю. — Ну что вы, право, не стоит… — А ты часом не тот знаменитый местный псих, про которого каждая собака в городе лает? Он был когда-то журналистом, потом обнищал и от голода сошёл с ума, поэтому на улицах часто пристаёт к приезжим с какими-то выдумками, и те от страха или из жалости откупаются от него парой монет. Говорят, он когда-то писал отличные статьи, но сильно истратился и, в конце концов, голод довёл его до ручки. Ха-ха-ха, не буквально. — Сударь, как вы могли подумать подобное обо мне?! Если вы хотели этой отповедью показать, как вам неприятно общение со мною, могли бы уж сказать это прямо. Вы оскорбили меня. — Да не, спокуха, если ты — не он, то тут и оскорбляться нечего. Но всё же интересно, что с ним сталось? Я слышал, он был ещё тем гордецом и мог швырнуть чудом свалившиеся на него деньги в лицо женщине, которая в грубой форме требовала с него уплаты долга. — Мог, а после наверняка раскаивался, если он был так голоден, как вы говорите. И всё же поверьте, сударь, я — не он, я уже научен горьким опытом и не постыдился бы попросить прямо. — Ах да, говоришь, тоже голодал. И что же, неужели смог бы прямо сказать: «Несколько дней кряду нестерпимый голод терзает меня. Господин, не найдётся ли у вас лишней монетки?» Так что ли? — Знаете, одной фразой, пожалуй, не описать всю глубину страданий. Если бы я хотел достучаться до человека, я зашёл бы с другого конца. Сделал бы это более поэтично или совсем как в романе. Всё же, если рассказать, как мучаешься стыдом от подобного унижения, но настолько ослаб, что даже не можешь заработать несколько эре честным трудом, и тебя уже преследуют галлюцинации… Думаю, это могло бы подействовать сильнее. — А они тебя преследуют? — Ну что вы, сударь, я же не сумасшедший, у меня нет ни галлюцинаций, ни бреда, ни расстройства восприятия, ничего такого. — Да? Уверен? Уверен, например, что я не твой глюк? Мне по пьяной стельке и не такое мерещится. — Я более чем уверен, что вы, человек из плоти и крови, стоите сейчас здесь и потешаетесь надо мной. Не стыдно вам подрывать мою уверенность в себе? Как я уже вам говорил, мне довелось голодать, я побывал на грани безумия и вернулся, поэтому сейчас я точно знаю, что это не оно. — Ну, не знаю, не знаю. Может быть ты, весь такой уверенный в себе, стоишь сейчас на тёмной грязной улице и разговариваешь с пустотой, умирая от истощения. Как тебе сценарий? — Что ж, я был бы счастлив вот так умереть. — Как так? — Я хотел бы умереть стоя. Не падая, пусть даже и пребывая во власти бреда, что это не мне нужна помощь, а я хочу кому-то помочь. — Ах вот оно что!.. — И всё же надеюсь, что я сейчас не умирю от истощения, хотя и вам, насколько могу судить, не требуется моя помощь. — Да, всё окей, парень, спасибо. Впрочем, есть кое-что, с чем ты бы мог мне помочь. Как в этом городе с бабами? — Хм… Признаюсь честно… Когда я был молод и часто веселился в кабаках с друзьями, здесь было много хорошеньких женщин. Потом, когда я поистратился и ел только от случая к случаю, каждый добытый кусок хлеба пьянил меня не хуже вина, и я однажды даже влюбился. Та девушка, правда, принимала меня за пьяного, но я уверен, что она была влюблена в меня, и если бы не мои обстоятельства, всё у нас сложилось бы счастливо. — Ты хочешь сказать, она узнала, что ты не пьяница, а нищий, и потеряла к тебе интерес? Впрочем, логично же: пьёшь, значит, есть деньги. — Кхм… Простите, но я не думаю, что вы можете судить об Илаяли, не будучи хотя бы представленным ей, поэтому просто поверьте на слово, что всё было не так. — Ила-чего?.. Ой, лады, проехали. Так а что сейчас? — А сейчас я уже много недель кряду не видел ни одной симпатичной девушки в этом городе, так что, боюсь, как раз в этом я не смогу вам помочь. В этом отношении я даже хуже монаха. — Чёрт тебя побери, так бы сразу и сказал! А я-то уши развесил. Тогда давай, вспоминай дни бурной молодости и показывай ближайший кабак. — Право, не стоит вам идти со мною: я не самый весёлый спутник, которого вы могли бы себе подыскать. Ваши слова всколыхнули во мне сомнения, и я хотел бы отправиться к своему очагу, чтобы убедиться, что он у меня вообще есть. — Да какая разница, настоящий я человек или глюк? Может быть, ты и подыхаешь сейчас в какой-нибудь подворотне, так давай хоть повеселимся напоследок. Между прочим, это тоже неплохой способ убедиться, что ты живой. Давай, давай, топай. Куда нам идти? — Если вы так настаиваете… Вот здесь налево. — Идём-идём. Что бы ты хотел съесть первым делом, друг? И бросай эти свои «выканья». — Как скажете… как скажешь, друг. Может быть, по отбивной? Только мне бы сперва молочка выпить… — Ах, да, молоко, помню-помню. Будет тебе молоко, от самой лучшей коровы! Ха-ха-ха, если понимаешь, о чём я. Идём, друг. — Идём...
...И эти двое заспешили по переулкам, до конца не уверенные, кто кому мерещится (и кто будет платить), но всё же полные надежд хорошо поесть, выпить и повеселиться. День клонился к закату, и солнце окрашивало в живые тёплые тона их бледные лица: одно, отдающее зеленцой, и другое, уходящее в синеву. Они долго и со вкусом говорили о голоде, но вот их голодные препирательства подошли к концу, оглушённые кабацкой дверью и близостью еды. И сторонний наблюдатель вроде нас с вами не смог бы точно сказать, что же это было. Разве кому-то из нас доводилось испытать нечто подобное? Какую лепту мы могли бы внести в этот лиалог? Да и можно ли здесь что-то сказать? Всё уже сказано — не нами.
В итоге я не нашел общего языка с Кнутом Гамсуном, хотя оценил основательность образов в "Плодах земли" и вполне допускаю, что произведение стоит Нобелевской премии. "Голод" же когда-то так заинтересовал, что на автомате прочитал еще несколько книг автора, прежде чем понял, что в общем-то писатель не мой.
Постмодернистский поток сознания в "Голоде" вполне осознан, еще не пришли времена Джойсов, а Кнут Гамсун, судя по всему, всегда умел выражаться предельно ясно и предельно просто. И это при такой форме. Генри Миллер, определенно, читал это произведение. Мощнейший эмоциональный посыл Гамсуна пробьет любую защиту, насколько равнодушны бы вы не были к копошащимся людишкам на этой планете.
Книга когда-то меня реально потрясла, прочитал я ее по рекомендации Гришки Черных из "Республики ШКИД", который искал ее на полках библиотеки, а в результате слямзил много старых книг и в итоге они с Пантелеевым обогатились. Этот эпизод говорит о многом, потому как отчаянным голодным беспризорникам этот труд Кнута Гамсуна пришелся очень впору.
Мне кажется, за эмоциональным посылом, ужасающим по своей силе, когда мы вместе с главным героем "Голода" бродим по улицам практически в невротическом припадке, подкрадывается почти физическое ощущение боли. Этот микс наваливается в полной мере, начинаешь слетать с катушек и на этом свете тебя держит только чувство собственного достоинства. Об этом я в последствии много думал и нашел какую-то связь с немецкой правильностью, может именно поэтому Гамсун когда-то поддержал гитлеровскую Германию.
"Голод", помимо всего, еще и песнь одиночеству. Одиночеству концептуальному, которое по большому счету с человеком всегда. Лишь в минуты настоящего осознания себя мы ощущаем нашу космическую пустоту. Насчет христианского посыла в "Голоде" не уверен, есть какое-то надуманное страдание, но оно скорее социального порядка. Во всяком случае о каком-то покаянии и прощении речи не идет.
В конце вполне предсказуемо приходит мысль о смерти. Здесь я о себе, а не о главном герое. И в итоге остается только умереть, а главный герой - он пусть живет и дальше, его задача и дальше шокировать своим "Голодом". Великая книга.
Страшно читать о муках голода, которые на протяжении довольно долгого времени испытывает главный герой этой книги. Написано весьма эмоционально и реалистично, так что читатель не может не прочувствовать на себе все те терзания, грызущую боль и муку, подъем и уныние, горечь и понимание падения, через которые прошел молодой писатель. Не раз спрашивал себя с горечью герой книги: как так получилось, что, казалось бы, в благополучное время человек, желающий и умеющий работать, не в состоянии заработать себе на кусок хлеба. И хотя это произведение написано белее ста лет тому назад, с такой ситуацией сталкиваешься и поныне. Печально, что любой человек может оказаться не месте этого персонажа, когда рассчитывать не на кого и неоткуда ждать помощи. Каждый выживает, как может. Я рада, что автор дал шанс своему герою и не позволил погибнуть глупо и обреченно. Неизвестно чем закончится новая попытка изменить свою жизнь, предпринятая в момент отчаяния, но он борется до последнего и это здорово. Примечательно, что внутренняя душевная гордость не позволяла писателю просить милостыню или воровать при удобном случае, когда молодой человек не ел несколько дней, а голод изрядно подорвал здоровье и психику.
Начислим
+7
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе









