Читать книгу: «Ведьмины сказки», страница 2

Имболк

В одном маленьком, однако волшебном городке, затерянном среди густых лесов и покрытых мглой лугов, жила молодая пара – темноволосый парень по имени Артем и рыжеволосая девушка по имени Эйра . Эйра была ведьмой, обладательницей магии, которая передавалась из поколения в поколение. Она умела видеть мир не просто глазами, а всем своим существом, чувствовать каждый кружок жизни и каждый вздох природы.

Приближался Имболк – древний праздник, который обозначал середину зимы и готовил землю к пробуждению. На этот раз пара решила провести ритуал на плодородие, украсив свой дом атрибутами, символизирующими весну и изобилие. Их квартира была наполнена ароматами свежего молока, и даже воздух словно трепетал от ожидания волшебства. Эйра уже приготовила много свечей различного цвета, каждая из которых олицетворяла особую магическую силу, а также несколько кукольных фигурок, сделанных из соломы, которые символизировали плодородие и изобилие.

Артем с восхищением смотрел на Эйру, когда она нежно перетаскивала по дому духи весны. Он был очарован её способностями, но иногда чувствовал лёгкий страх перед тайнами, которые она скрывала. Тем не менее, эта ночь обещала быть особенной, и парень старался не думать о том, что может пойти не так. Он расправил плечи, пытаясь показать своей возлюбленной, что целиком доверяет ей и верит в их совместную магию.

В углу комнаты сидела их верная кошка по имени Луна, которая умело наблюдала за ними своими золотыми глазами. Луна всегда была помощницей Эйры в ритуалах. Как только начинались магические подготовки, кошка живо реагировала на энергии, наполняя пространство своим загадочным присутствием. Эйра погладила её за ушком и произнесла нараспев: "Луна, сегодня наша ночь. Мы извлечем из сердца природы все, что нам нужно".

Когда солнце зашло за горизонт, Артем и Эйра начали собирать свои атрибуты для ритуала. Свечи были расставлены по всему кругу, образуя таинственный символ, а соломенные куклы заняли центральное место. Каждый элемент ритуала был важен, ибо они представляли собой связь между людьми и природой. Эйра произнесла заклинание, которое она знала с детства, а Артем, сдерживая дыхание, закрыл глаза и сосредоточился на том, что он пожелал.

Их голоса сливались воедино, как шёпот летнего дождя, проникающего в самое сердце земли. "Мы призываем силы плодовитости, благосостояния и любви, которых мы жаждем", – сказала Эйра , а Луна, словно понимая важность момента, прокралась в центр круга и, усевшись, начала мыть свои лапы.

По мере того, как ритуал продолжался, комната наполнялась мягким светом свечей, создавая мистическую атмосферу. Эйра начала вдыхать запах молока, приготовленное для заговора, и вскоре романтическое настроение охватило их обоих. Артем, чувствуя, как его сердце начинает биться ещё быстрее, вложил всю свою любовь в этот ритуал. Каждая капля молока, каждый взгляд и движение его возлюбленной наполняли его душу глубокой магией.

Но внезапно в комнате послышался треск, как будто кто-то грубо взорвал покой волшебного вечера. Кошка Луна вдруг изогнулась и с шипением бросилась к двери, словно ощутив приближение невидимого существа. Артем с Эйрой обменялись взглядами, и в этом мгновении связь между ними усилилась. "Это только ветер", – попытался успокоить Артем, но сам чувствовал, что что-то действительно происходит.

Эйра посмотрела в ту сторону, откуда доносился звук, и её глаза наполнились тревогой. "Это не ветер. Я чувствую, что в воздухе есть нечто". Она задумалась на мгновение и решила, что необходимо закончить ритуал, чтобы защитить их обоих. Однако как только она сделала шаг к ним, двери приоткрылись, и в комнату вошла тень, окутанная дымкой.

Это было существо, облачённое в темные ткани, с глазами, которые светились как звезды, и голосом, раскатывающимся как гром: "Я пришла забрать то, что принадлежит мне…" Эти слова звучали как предостережение, и Артем ощутил резкую волну страха. Эйра, как будто перевоплотившись в своего предка – древнюю ведьму, встала на защиту своего дома и любимого. Она произнесла слова заклинания, которые с детства слышала от матери. Древнее заклинание стало её щитом.

Тень усмехнулась и произнесла: "Ты можешь защищаться сколько угодно, девочка. Твоя сила не сравнится с той, что я ношу в себе". Она шагнула ближе, и огонь свечей начал мерцать, словно от пламени, дующего с небес. Луна, испугавшись, прыгнула в Артема, прячась от неизвестности, и он, чувствуя нужду в защите Эйры, обнял её, пытаясь дать ей поддержку.

Артем решил, что не будет сидеть сложа руки. Он подошел ближе к Эйре и, собрав смелость, обратился к тени: "Наша любовь сильнее твоей злобы! Мы не позволим тебе разрушить то, что мы создали". Эти слова стали неожиданным ударом в сердце темного существа. Она сделала шаг назад, но затем снова ринулось в атаку, её голубые глаза пылали ненавистью. "Не важно, сколько сил вы объедините. Нельзя побеждать тьму, если не познаешь её".

Эйра почувствовала, что необходимо действовать быстро. Она начала произносить укрепляющие заклинания, призывая силы природы на свою сторону. Слова, струящиеся из её уст, звучали увереннее, чем когда-либо. Вокруг них закружилась энергия, и вдруг в комнате послышался треск, подобный раскату грома. Вода из святых кувшинов начала подниматься и катиться в сторону тени. Система пробуждения плода стала действовать.

Тень склонилась, мир погрузился в тишину, темнота отступала, и в этот момент, как будто ответом на молитву, Луна прыгнула к ним и призвала ветры. Это был знак, и Артем, поняв свою роль, пальцем прикоснулся к Луне. Он произнес: "Свет победит тьму!" Когда его восклицание прозвучало, свет протянулся и начал обхватывать всё пространство кругом.

Свет пронзил тень, и вскоре она исчезла в воздухе, будто растворилась в небесах. Эйра и Артем стояли, обнявшись, наполняя полную грудь своей любовью, силой и светом, что длились на всю вечность. Они ощущали, как мир соединился с истинной магией их чувств. Луна, вновь прокрадываясь невидимой тенью, покинула в объятиях своих хозяев.

Когда тьма стала светом, наступила тишина… Эйра улыбнулась Артему, и они, полные вдохновения от произошедшего, чувствовали, что всё дело в вере и любви. Имболк стал не просто днем, а началом новой жизни, в которой они не только защищали друг друга, но и впитывали в себя силу, что освободила их от страха. Каждый миг взаимодействия с природой укреплял их отношения.

Светлый день продолжился, Артем и Эйра решили, что в их доме всегда будет тепло, радость и жизнь – ведь любовь могла преодолеть любые преграды. И это ощущение победы над темнотой было лишь началом волшебной сказки их жизни, где в каждом новом году они будут отмечать Имболк с мудростью и радостью, которых только могли себе пожелать.

Бог охоты Улль

В стародавние времена, когда Северный лес стоял в серебристой тишине, скованный морозами, правил зимой и охотой бог Улль – сын богини Сив, храбрец и защитник праведных. Он скользил на широких лыжах по снежным долинам быстрее ветра, стрелы его были метки, а взгляд прозорлив. Никто не мог убежать от Улля, чья борода искрилась инеем.

Однажды заснеженным вечером в дупле древней ели встретились филин – мудрый страж ночи, и заяц – быстрый шалун. Луна стояла высоко, рассыпая серебро по снегу, и между обитателями леса разгорелся спор.

– Говорят, никто не ускользнет от взгляда Улля, – тихо произнес филин, взъерошив пушистое оперенье. – Но редко кто может обмануть меня в зимней ночи. Что если я дам себе цель: скрыться от бога на его охоте?

– Ты видишь ночью, но я быстр и ловок, – засмеялся заяц, спрятав усы от мороза. – Я вырою нору под снегом, да так извернусь, что сам бог меня не найдет! Спорим, я лучше сумею обмануть его?

Филин согласился, и поспорили они: кто первым сможет провести самого Улля зимой. В ту же ночь бог, уловив ветер спора, явился в их лес в сверкающих снегоступах, с серебряным луком через плечо.

Филин бросился к верхушке самой густой ели. Сидел тихо, как сугроб, лишь глаза светятся звездным блеском. Под крыльями он схоронил дыхание, разомкнул мысли и затих. Улль подошел к ели, присмотрелся – ветви не шелохнутся, снег не падает. Но едва бог приостановился, как в морозном воздухе скользнула тень: филин, затаившись, не смог скрыть легкий хлопок крыла. Улль засмеялся и прошептал:

– Зимняя ночь велика, но даже самые острые глаза не спрячут тепло жизни.

Заяц тем временем выбрал поле, где сугробы высоки, вырыл длинный лабиринт ходов под снегом, чуть выглянул на луну и юркнул поглубже. Улль ступал по полю, прислушиваясь: ни шороха, ни следа, лишь ломкая корка снега скрипит под ногами. Но пока бог принюхивался, ветер донес легкий пар теплого заячьего дыхания, и Улль, склонив руку к земле, почувствовал дрожь под снегом.

– Быстр ты, и снег твой союзник, – проговорил Улль, – но укрыться от зимнего дыхания не смог ни один зверь.

Собрал он обоих у ледяного ручья и так сказал:

– Для охотника зимой важна не только хитрость, но и уважение к сопернику. Ваша мудрость и ваша ловкость достойны восхищения, но зима не терпит одиночества, и сама охота – не борьба, а искусство видеть верную тропу друг в друге.

С тех пор в ночах морозных филин и заяц не прячутся друг от друга, а встречаются у старой ели и делятся тайнами зимы. А бог Улль, гуляя по снегам в полнолуние, с улыбкой вспоминает двух лесных спорщиков.

Такова сказка о зимнем боге Улле и о том, как хитрость и ловкость – великий дар, но ещё выше дружба, что переживёт любую стужу.

Богиня Сканди

В далекие времена, когда Солнце еще только училось подниматься над горизонтом, а ветры были молоды и не знали усталости, в северных землях жила богиня по имени Сканди. Она была дочерью первой зимы и первого снега, сестрой ледяного ветра и подругой лунного света. Мир знал Сканди по ее суровой, чистой красоте, но больше всего – по непреклонной силе воли. Ее темные волосы, переплетенные серебристыми снежинками, сияли в лунном свете, а глаза были холодны и прозрачны, как лед на вершине самой высокой горы, что когда-либо видела земля.

Сканди не знала праздности и заботилась о снежных просторах, покрывала реки льдом и одаривала леса тихим, глубоким сном зимы. Но сердце ее всегда тосковало по высотам, где не ступала нога ни человека, ни духа, ни даже иной богини. Она чувствовала незримый зов – желание испытать пределы своей воли, найти вершину, с которой можно было бы увидеть не только мир, но и собственную душу.

Однажды, когда длинная полярная ночь окутала землю, Сканди покинула свой хрустальный дворец среди северных ветров. Она завернулась в плащ из ледяных перьев, взяла посох, выкованный из мороза и серебра, и отправилась в путь туда, где, по древнему преданию, среди вечной стужи возвышалась самая одинокая гора – Крингард, «корона мира». Считалось, что тот, кто сможет взойти на ее вершину, обретет истинную силу, но путь к ней был окутан тайнами и опасностями, неведомыми даже богам.

Сканди не искала славы – ей нужна была лишь встреча с самой собой на самом краю бытия, где разлука с миром становится встречей с Истиной.

Первый этап дороги был легок: молодые снежинки кружились в танце вокруг ее ног, стелились ей под ноги мягким ковром. Древние сосны склонялись перед ней, сбрасывая с себя серебристую инейную вуаль, а северный олень-дух кивнул ей с почтением. Но чем дальше Сканди уходила от знакомых мест, тем гуще становился мрак и тяжелее становились шаги.

Наступила полярная буря, ревущая с таким остервенением, что даже звезды затерялись в молочных струях снега. По легенде, буря была воплощением тоски тех, кто когда-то пытался покорить Крингард, но пал духом. Вихри кричали, звали назад, напоминали богине о тепле дворца, о покое мягких шуб и о песнях созвездий. Ветры срывали с нее плащ, кусали ноги, мокрыми лапами цеплялись за волосы, таща ее обратно в уют и безопасность.

Но Сканди стиснула посох и шла вперед. Она заговорила с ветром голосом, холодным и ясным, как сверкающий лед. Она напомнила буре, что и она, и этот ветер – лишь братья и сестры, дети того же холода. Она не отвергала их, а принимала их иную суть, никогда не сдаваясь ни перед их уговорами, ни перед их угрозами. И постепенно буря стихла, превратившись в легкий шепот, а затем и вовсе затихла, уступив путь богине.

Но покорение холода было лишь первым испытанием.

Дальше путь вел Сканди по ледяным трещинам и бездушным ущельям, где даже эхо боялось вырваться наружу, чтобы не быть замороженным навеки. Здесь обитали забытые духи, превратившиеся в ледяные тени. Они выходили навстречу богине, шептали ей древние сказания о боли, страхе и утрате. Каждый дух, которого она встречала, принимал облик ее прошлого: старые подруги, изувеченные печалью; братья, растаявшие в лучах весны; лица тех, кого она не смогла спасти от вечной стужи.

Сканди остановилась, чтобы прислушаться к их голосам. Она не прогоняла их, не отворачивалась, но и не позволяла им вцепиться в душу. Сканди знала силу памяти. Она взяла с собой их печаль, чтобы нести ее как часть себя – не как слабость, а как устоявшийся лед ниже реки, хранящий под собой всю ту боль, что закаляет сердце. Богиня не бежала от воспоминаний и потому смогла пройти через ущелья безымянных теней.

Поднявшись выше, Сканди столкнулась с тем, что многие называли самой страшной опасностью горы – безмолвием. На этом уровне не пела буря, не шептала под коркой льда память, здесь не было движения, только мраморное беззвучие и сиротская тишина. Здесь даже сама Сканди чувствовала, как внутри нее начинает расти пустота.

День сменял ночь, но казалось, что все время застыло. От этой абсолютной тишины великие духи теряли рассудок. Ведь даже боги, как и смертные, тоскуют по звуку, по чьему-то голосу, пусть даже ветреному, пусть даже страшному.

Сканди долго сидела на ледяной плите, рассматривая свои ладони и вглядываясь в мельчайшие кристаллы инея. Она позволила тишине вобрать себя полностью, будто растворившись в ней. Она вспомнила, что ее рождение было окружено этим безмолвием. И потому для нее здесь не было врага: лишь старая знакомая, пустота, которую она может принять, а не бояться.

Так она преобразила безмолвие в покой и одиночество – в твердость духа.

Когда Сканди поднялась еще выше, из-под снега начал пробиваться мягкий свет – уже не лунный, но какой-то иной, древний. Это был свет самой вершины, хранивший мудрость всех зим, что когда-либо бывали. Но к свету вела последняя преграда: обрыв, запорошенный снегом, где не было пути ни вперед, ни назад, а шаг был бы равен падению в безграничную бездну.

Сканди стояла у края, смотрела вдаль. За спиной звал уют и песни потерянных духов, впереди – лишь пустота и сияние вершины.

Здесь, в этом миге, проявлялась истинная сила воли богини. Она понимала, что не сможет долететь, не сможет перепрыгнуть, не сможет опереться ни на что, кроме себя. Внутри нее завибрировал весь северный край: и роса на лесной хвое, и шорох метели, и камень под слоем льда – все, что составляло ее суть.

Сканди доверилась себе. Она не просила помощи у ветров, не искала поддержки у древних духов – она вслушалась в свой собственный внутренний голос, в то, что едва слышен даже для богов.

Сделав шаг, она не упала и не поднялась в воздух. Она растворилась, превратилась в легкое, чистое облако инея, чтобы пересечь бездну не внешней силой, но внутренним преображением. Она вновь стала самой собой, когда опустилась на вершину Крингард, где никто и никогда не бывал ранее.

На вершине не было ни трона, ни чертога – только ледяная гладь, искрящаяся странным светом самой жизни. Здесь Сканди поняла: выживать – это не только противостоять невзгодам, не только сохранять себя в суровых условиях. Это значит – быть верным себе, сохранять внутренний свет, даже когда вокруг – одна тьма и безмолвие, когда нет ни путей, ни поддержки.

На этой вершине Сканди стала новым воплощением зимы – теперь не только богиней холода, но и покровительницей сил воли, защитницей всех, кто идет своей одинокой дорогой, несмотря ни на какие испытания. С тех пор каждый путник, поднявшийся на гору и почувствовав воцарившуюся тишину, знает: он не одинок. На вершине всегда ждет Сканди – та, чье сердце не тронули ни морозы, ни страхи, ни даже сама вечная пустота.

Старуха Кайлах

В древние времена, когда горы еще сдерживали свое дыхание, а реки текли в обход людей, на окраине леса, где сплетаются ветви можжевельника и тисовых деревьев, жила мудрая старуха Кайлах. Черты ее лица затерялись в бороздах морщин – таких глубоких, что, казалось, они были вырезаны самим временем. Волосы ее были цвета инея, а глаза – цвета крепкого настоя из полыни, глубокие, как лесные омуты, в которых отражается прошлое и будущее.

Кайлах почиталась в округе как последняя хранительница древних знаний – тех, что не пишутся на пергаменте, а передаются от сердца к сердцу через легенды, песни и взгляды между строк. В деревнях ее окрестные жители уважали, но и побаивались: говорили, что Кайлах умеет шептать заклятья ветрам, отводить бурю от дому и вызывать дождь в разгар засухи. Историй о ней было много, одни нежные, другие пугающие, но все они сходились в одном – эта старуха знает то, что давно забыто, и оберегает то, что еще может понадобиться людям.

Жила у Кайлах внучка – огненно-рыжая, с глазами цвета летнего неба после дождя. Звали ее Морана. С детства Морана тянулась к бабушке, вбирая в себя каждое ее слово, ловя пальцами следы травяных снадобий и впитывая в сердце мудрость древних заговоров. Но Кайлах никогда не спешила открывать все свои тайны, потому что знала: знания – не подарок, а испытание. Для них нужна зрелость, смелость и трепет перед тайной.

Когда Мороне исполнилось четырнадцать весен, Кайлах позвала внучку к себе на опушку, где меж корней стоял их скрипучий дом. Была ночь – молодая, как серебряная лань; в небе плясали звезды, и даже совы замолчали, будто подслушивали.

– Настал твой час, – сказала Кайлах хриплым голосом, в котором слышался шелест листвы и отголоски грома. – Время пришло узнать то, что чужому уху непосильно, а разуму смертного не всегда ведомо. Сядь рядом, Морана. Пусть первый урок войдет в тебя тихо, как рассвет скользит сквозь туман.

Морана села на землю рядом с бабушкой, скрестив под себя длинные ноги. По ночной траве пробежал легкий холодок – это лес вдруг замер, угадывая что-то важное.

– Давно, когда люди были близки земле и слышали голоса ручьев, в каждой деревне жила такая, как я, – продолжила Кайлах. – Нас звали по-разному: ведуньями, кудесницами, хранителями. Мы умели помнить то, что не писалось, ткать судьбы и лечить сердца. На заре мира боги дали нам знание и запретили делиться им с теми, чья душа склонна к гордыне. Поэтому знания передаются только тем, кто чист помыслами, храбр своей уязвимостью, и способен любить без остатка.

Голос старухи был нежен, словно вечерний шелест растений.

– У каждого дара есть своя цена. Земля кормит, но требует заботы. Вода утоляет жажду, но может унести с собой. Так и магия: помогает только тому, кто служит ей, а не себе.

В эту ночь Кайлах повела Морону к сердцу леса. Там, в тихой болотистой низине, где корни вырастают выше человеческого роста, а лунный свет кажется гуще сливок, стоял древний Камень Заботы, исписанный рунами – праязыком, которым говорит Сама Природа. Говорили, что этот камень поставили еще те, кто строил звездные дороги и знал имена всех ветров.

Кайлах достала из-за пазухи мешочек, потрепанный временем, из которого вынула три семени странной, невиданной травы. Она объяснила:

– Первое семя – семя памяти. Посади его, и увидишь то, что было до тебя. Второе – семя доверия: если сумеешь вырастить его, приобретешь союзника среди зверей и птиц. Третье – семя сострадания, ибо без него любой дар станет проклятием.

Всю ночь внучка и бабушка сажали семена вокруг Камня Заботы, поливали их чистой росой и нашептывали имена предков. Морана почувствовала, как в ней поселяется тихая сила: она увидела тени женщин, склонившихся над больными, расслышала далекий плач детей и радостный смех, когда с полей возвращались уцелевшие от бурь урожаи.

Шли недели. Морана училась собирать лечебные травы и различать ту, что даст жизнь, и ту, что унесет ее. Кайлах показывала ей, как говорить с ветрами и слушать речной лед, как угадывать по полету ласточек лето и по шороху листвы – приход осени.

Иногда бабушка уводила внучку вглубь леса, где стояли тихие озера. Усевшись у воды, обе смотрели, как там отражаются облака.

– Запомни, Морана, – говорила Кайлах, – настоящее знание – как вода: прячется в глубинах, не рвется к свету, но отдает себя тому, кто не жаждет власти. Если когда-нибудь кто-то попросит у тебя чуда, подумай: не ранит ли оно больше, чем вылечит.

Наступила долгожданная зима. В небольшую деревню, что раскинулась у подножия холма, пришла беда: младший сын кузнеца заболел, его лихорадило, а врачи не знали, чем помочь. Отец мальчика пришел к Кайлах, склонил седую голову до самой земли:

– Помоги, мудрая! Не дай ребенку погибнуть…

Кайлах взяла Морону за руку и сказала ей:

– Сегодня твой первый самостоятельный путь.

Морана натерла кору ясеня, смешала ее с медом и тмином, поднесла к губам мальчика, нашептывая заговор. Её голос струился, как ручей после зимы. В этот момент она почувствовала, как ее руки наполняются теплом – не своим собственным, а той древней силой, которую можно получить только даром. Лицо мальчика постепенно посветлело, лоб его стал прохладным, и он тихо заснул.

После этого случая Морону стали приглашать к больным и детям, к старикам и даже к самым суровым охотникам, что редко склоняли головы. Девушка помогала, но всегда помнила учение Кайлах: не всякая просьба – благо, и не всегда боль – враг.

Зима прошла под знаком новых уроков. Однажды, когда лес окутал густой туман, Кайлах сказала:

– Один урок остался тебе, внучка, самый трудный.

Старуха вывела Морону в самую глухую чащу, где ветви были так плотны, что не пускали ни луну, ни солнце. Там стоял овраг, на дне которого покоился мохнатый зеленый камень. Кайлах велела Мороне лечь на землю и довериться лесу целиком.

– Страх – древний хранитель знания. Кто его примет – станет мудр; кто отвергнет – потеряет себя.

Морана легла, и лес поднял свои песни: скрипели корни, звенели капли, шагала лисица, свистел сырой ветер. Сердце девушки сжималось и било тревогу, но она не сопротивлялась, позволив страху заполнить себя до краев. Постепенно темнота развеялась; вместо нее пришла светлая, радостная тишина. Девушка поняла: страх лишь тень желания уберечь то, что любишь. Принять это – значит стать частью мира, где всё связано.

Вернувшись домой на рассвете, Морана увидела: Кайлах сидевшую у двери, тихо улыбаясь. Ее глаза были наполнены глубокой печалью и гордостью.

– Теперь ты – хранительница, – сказала старуха. – Не рыжие твои волосы, не песни твои, даже не мудрость рук делает тебя продолжением родовой нити. А твоя способность обнимать этот мир без страха, даже когда он обращается к тебе лицом боли.

Весной Кайлах стала угасать, словно костер после долгой ночи. В ее волосах рассыпались последние искры серебра, голос стал тихим, едва различимым, но взгляд не потускнел. Морана заботилась о ней, вспоминая все те уроки, что получила.

В последнюю ночь, когда небо было беззвездным, а к их дому пришли друзья и те, кому Кайлах когда-то помогла. Старуха позвала Морону к себе.

– Всё, что я знала, теперь хранится в тебе. Но помни: знания растут, если их сеять с любовью.

Рано утром Кайлах ушла, не оставив после себя ни одной вещи – только лес, переменившийся, как будто что-то большое и значимое произошло, и только внучку с глазами цвета неба после шторма.

С того времени прошло много лет. Морана стала звездочетом, хранительницей леса и учителем для тех, кто искал исцеления и советов. Рассказывали, что порой под тенью старого ясеня, когда ветер приносит запах можжевельника, к ней приходит старуха с лицом из морщин и волосами из инея. Они долго-долго беседуют до рассвета – о том, что для мира главнее не заклятия и сильные травы, а простая доброта и сила прощения.

Так продолжается древний круг: знания живут, когда сердце открыто, а память – как родник, никогда не иссякнет, пока есть те, кто готов слушать и учиться. И в каждом лесу, на каждом холме вновь и вновь рождаются новые Кайлахи и новые Мораны, следуя заветам любви и служения великому миру.

Вот и сказке конец, а кто слушал – тот принял в себя немного магии старухи Кайлах, что живет там, где между ветвями шепчет ветер и рождаются новые легенды.