Читать книгу: «Психогенез душевных болезней», страница 2

26 Из этой цитаты следует, что Пеллетье связывает кататонические символы с расстройством внимания. В пользу этого предположения говорит и тот факт, что символы давно считаются обычным явлением в грезах и сновидениях.

27 Психология негативизма, которой в настоящее время посвящено множество публикаций, заслуживает внимания сама по себе. Безусловно, симптомы негативизма не следует рассматривать как нечто ясное и определенное. Существует множество форм и степеней негативизма, которые еще не были клинически изучены и проанализированы с надлежащей тщательностью. Разделение негативизма на активный и пассивный вполне понятно, ибо самые сложные психологические случаи принимают форму активного сопротивления. Будь в этих случаях возможен анализ, во многих из них мы бы обнаружили достаточно четкие мотивы для сопротивления; в таких обстоятельствах говорить о негативизме едва ли уместно. Нередко и пассивные формы с трудом поддаются толкованию. Тем не менее имеется немало случаев, когда совершенно очевидно, что даже простые процессы волеизъявления неизменно трансформируются в свои противоположности. На наш взгляд, негативизм в конечном счете всегда зависит от негативных ассоциаций. Существует ли негативизм, имеющий своим источником спинной мозг, я не знаю. Наиболее широкого взгляда на вопрос негативизма придерживается Блейлер⁶⁹. Он показывает, что «отрицательная внушаемость», или стремление выдавать противоречащие ассоциации, есть не только составляющая нормальной психики, но и распространенный механизм патологических симптомов при истерии, навязчивых состояниях и dementia praecox. Механизм противоречия – это функция, существующая независимо от нормальной ассоциативной деятельности и всецело коренящаяся в «аффективности»; следовательно, он активируется главным образом представлениями, решениями и прочим, окрашенными интенсивным чувственным тоном. «Этот механизм призван оберегать от опрометчивых поступков, побуждать человека взвешивать все за и против». Он действует как противовес внушаемости. Внушаемость – это способность принимать и реализовывать представления, несущие эмоциональную нагрузку; механизм противоречий делает прямо противоположное, посему предложенный Блейлером термин «отрицательная внушаемость» вполне уместен. Тесная связь этих двух функций объясняет, почему клинически они встречаются вместе. (Внушаемость соседствует с непреодолимыми противовнушениями самого пациента при истерии, а также с негативизмом, вынужденным автоматизмом и эхопраксией⁷⁰ при dementia praecox.)

28 Важная роль, которую отрицательная внушаемость играет в повседневной психической жизни, объясняет, почему противоречивые ассоциации наблюдаются так часто: они всегда «под рукой»⁷¹.

29 Нечто подобное мы находим и в языке: слова, выражающие общеизвестные противоположности, образуют прочные ассоциативные пары и обычно попадают в категорию избитых сочетаний (черное – белое и т. д.). В примитивных языках для обозначения противоположных понятий иногда используется одно и то же слово. Таким образом, согласно Блейлеру, для возникновения негативистских явлений требуется лишь относительно легкое нарушение в чувственной сфере. Как показал Жане⁷², при навязчивых состояниях abaissement du niveau mental вполне достаточно, чтобы запустить «игру противоположностей». Чего же тогда ожидать от «апперцептивного отупения» при dementia praecox! Здесь мы действительно обнаруживаем ту внешне неконтролируемую игру позитивного и негативного, которая часто находит отражение в словесных ассоциациях⁷³. Стало быть, по поводу негативизма у нас есть все основания полагать, что и этот симптом тесно связан с «апперцептивным отупением». Центральный контроль психики ослабевает настолько, что уже не может ни содействовать позитивным, ни препятствовать негативным актам, и наоборот⁷⁴.

30 Подведем итог вышеизложенному: упомянутые авторы в основном установили, что снижение внимания – или, говоря более обобщенно, «апперцептивное отупение» (Вейгандт) – есть характерная особенность dementia praecox. Поверхностность ассоциаций, символы, стереотипии, персеверации, вынужденный автоматизм, апатия, абулия, нарушения воспроизведения и (в ограниченном смысле) негативизм – все это, в принципе, обусловлено расстройством апперцепции.

31 Тот факт, что общая деградация, как правило, не затрагивает функции понимания и сохранения внимания, на первый взгляд может показаться странным. При dementia praecox (в доступные для общения с пациентом периоды) часто обнаруживается, на удивление, хорошая, почти фотографическая память, склонная подмечать самые обыкновенные обстоятельства, которые обычно ускользают от внимания нормальных людей⁷⁵. Но именно эта особенность показывает, что это за память: она есть не что иное, как пассивная регистрация событий, происходящих в непосредственном окружении. Все, что требует напряжения внимания, остается незамеченным или, самое большее, регистрируется на том же уровне, что ежедневный визит врача или ужин, такое, по крайней мере, складывается впечатление. Вейгандт дает прекрасное описание этого недостатка активного усвоения впечатлений. Способность к пониманию и осмыслению происходящего обычно нарушается только в периоды возбуждения. Понимание и сохранение внимания большей частью пассивно протекают в нас без особых затрат энергии, как не сопровождающиеся вниманием видение и слушание.

32 Хотя вышеупомянутые симптомы (автоматизм, стереотипии и т. д.) в некоторой степени можно вывести из понятия «апперцептивное отупение», предложенного Вейгандтом, его недостаточно для объяснения индивидуального многообразия симптомов, их изменчивости, специфического содержания бреда, галлюцинаций и т. д. Найти разгадку попытались сразу несколько исследователей.

33 Странски⁷⁶ изучал проблему dementia praecox с клинической точки зрения. Отталкиваясь от понятия «эмоциональное отупение» Крепелина, он приходит к выводу, что под этим термином следует понимать, «во-первых, бедность или поверхностность эмоциональных реакций; во‑вторых, их несоответствие идейному содержанию, преобладающему в психике в определенное время»⁷⁷. Таким образом, Странски разделяет теорию Крепелина на две составляющие, подчеркивая, что «эмоциональное отупение» – это отнюдь не единственное, с чем мы сталкиваемся в клинической практике. Поразительное несоответствие между идеей и аффектом, которое мы ежедневно наблюдаем при dementia praecox, более распространено в начале заболевания, чем «эмоциональное отупение». Это несоответствие вынуждает Странски предполагать существование двух различных психических факторов, noöpsyche и thymopsyche⁷⁸, причем первый включает в себя все сугубо интеллектуальные, а второй – все аффективные процессы. Эти понятия в целом сопоставимы с интеллектом и волей Шопенгауэра. Здоровая психика характеризуется непрерывным, слаженным взаимодействием этих двух факторов. Возникающее несоответствие равнозначно атаксии и дает картину dementia praecox с ее несоразмерными и непонятными аффектами. В этом смысле разделение психических функций на ноопсихические и тимопсихические согласуется с реальностью. Вопрос в том, выглядит ли совершенно обычное содержание, сопровождаемое сильнейшим аффектом, несоответствующим не только для нас, при наших весьма ограниченных представлениях о психике пациента, но и для субъективного восприятия самого больного?

34 Поясню этот вопрос на примере. Как-то раз я зашел к одному человеку в его контору. Внезапно он в ярости вскочил с места и принялся отчаянно бранить сотрудника, который положил газету на правую, а не на левую сторону стола. Я был потрясен и про себя отметил его странную нервозность. Впоследствии от другого служащего я узнал, что упомянутый сотрудник уже десятки раз совершал одну и ту же оплошность, а потому гнев начальника был вполне оправдан.

35 Не получи я последующего разъяснения, у меня сложилось бы в корне неверное представление о психологии этого человека. При dementia praecox мы часто сталкиваемся с подобной ситуацией: характерная «замкнутость» таких больных не позволяет нам заглянуть в их разум, что подтвердит любой психиатр. Вполне возможно, что их возбуждение часто непонятно нам только потому, что мы не видим его ассоциативных причин. То же самое может случиться и с нами: временами у нас внезапно портится настроение, но мы не осознаем, что вызвало эту перемену. Мы отвечаем излишне категоричным и раздраженным тоном и т. д. Если даже нормальному человеку не всегда ясны источники его плохого настроения, то что мы можем знать о психике больного dementia praecox! В силу очевидного несовершенства методов психологической диагностики мы должны быть очень осторожны, предполагая реальное несоответствие в трактовке Странски. Хотя в клинической практике несоответствие встречается часто, дело ни в коем случае не ограничивается dementia praecox. Несоответствие при истерии – это тоже обычное явление; в частности, его можно обнаружить в распространенных истерических «преувеличениях». Противоположностью этого состояния является типичное для истериков belle indifference⁷⁹. Кроме того, мы нередко наблюдаем сильное возбуждение из-за ерунды или скорее из-за чего-то, что как будто нисколько не связано с возбуждением. Психоанализ, однако, позволяет выявить мотив, и реакция пациента мгновенно утрачивает прежнюю необъяснимость. Что касается dementia praecox, то пока мы не можем проникнуть в психику больного достаточно глубоко, чтобы выявить соответствующие связи, а потому вынуждены предполагать, что между ноопсихикой и тимопсихикой существует некое промежуточное звено – атаксия. Благодаря анализу мы знаем, что при истерии никакой атаксии нет – есть просто сверхчувствительность, которая, стоит нам отыскать патогенный комплекс представлений, сразу становится ясной и понятной⁸⁰. Зная, как возникает несоответствие при истерии, разумно ли предполагать наличие совершенно нового механизма при dementia praecox? В целом мы слишком плохо понимаем психологию нормальных людей и истериков⁸¹, чтобы допускать существование совершенно иных, неизвестных науке механизмов, пусть даже само заболевание представляется нам в высшей степени сложным и загадочным. Там, где это возможно, следует воздерживаться от новых принципов объяснения; по этой причине я отказываюсь принимать гипотезу Странски, какой бы прозрачной и оригинальной она ни была.

36 Что же касается экспериментального труда Странски⁸², то он заслуживает всяческого восхищения, ибо обеспечивает основу для понимания одного важного симптома, а именно речевой спутанности.

37 Речевая спутанность есть продукт основного психологического расстройства. (Странски называет ее «интрапсихической атаксией».) В случаях, когда отношения между эмоциональной жизнью и идеацией нарушаются, как при dementia praecox, а центральная идея, задающая мыслям то или иное направление, отсутствует (Липман), неизбежно развивается мыслительный процесс, напоминающий полет идей. (Как показала Пеллетье, законы ассоциаций сильнее, чем влияние направляющей идеи.) В речевой сфере наблюдается увеличение количества поверхностных связующих элементов (словесно-моторных ассоциаций и реакций по созвучию), что мы наглядно показали в наших экспериментах с отвлечением внимания. Одновременно с этим происходит уменьшение количества значимых сочетаний. Другие характерные нарушения включают учащение опосредованных ассоциаций, бессмысленные ответы, повторения слова-стимула (часто многократные). В условиях отвлеченного внимания персеверациям свойственно контрадикторное поведение; в наших экспериментах их количество увеличивалось у женщин и уменьшалось у мужчин. Во многих случаях мы могли объяснить персеверацию наличием сильного чувственного тона: представления с ним склонны персеверировать. Повседневный опыт подтверждает это наблюдение. Отвлечение внимания создает своего рода вакуум сознания⁸³, облегчающий персеверацию, в отличие от состояния сосредоточенного внимания.

38 Позже Странски изучил, что происходит с непрерывными последовательностями словесных ассоциаций в условиях ослабленного внимания. В течение минуты испытуемые должны были говорить перед фонографом все, что приходило им в голову, но при этом не сосредоточивать внимание на содержании сказанного. В качестве отправной точки предлагалось слово-стимул. (В половине экспериментов отвлечение внимания обеспечивалось внешними факторами.)

39 Эксперименты дали интересные результаты: последовательность слов и фраз напоминала устную речь (а также фрагменты письменной речи), которые мы наблюдаем при dementia praecox! Четкая направленность речи исключалась самой структурой эксперимента; слово-стимул задавало более или менее общую «тему» лишь на очень короткий промежуток времени. Странски обнаружил выраженное преобладание поверхностных соединительных элементов (отражающих распад логических связей), множество персевераций (или повторений предыдущего слова, что приблизительно соответствует повторению слова-стимула в наших экспериментах), а также многочисленные контаминации⁸⁴ и тесно связанные с ними неологизмы (новообразованные слова и словосочетания).

40 В качестве иллюстрации приведу несколько примеров из обширного материала, собранного Странски:

Аисты стоят на одной ноге, у них есть жены, у них есть дети, аисты приносят детей, приносят детей в дом, в этот дом; представление, которое сложилось у людей об аистах, о том, что они делают; аисты – крупные птицы с длинным клювом, они питаются лягушками; лягушки, плюшки; плюшки пышные, как пышки; с пылу с жару с утра, с утра на завтрак (Fröschen, Frischen, Froschen, die Froschen sind Fruschen an der Früh, in der Früh sind sie mit – Frühstück); кофе, с кофе пьют коньяк, с коньяком пьют вино, а с вином пьют все что угодно; лягушки – большие животные, которые питаются лягушками; аисты питаются птицами, птицы питаются животными; животные большие, животные маленькие, животные – это люди, животные – это не люди [и т. д. и т. п.].

Эти овцы… были мериносами, с которых срезали жир килограммами, с Шейлока срезали жир, срезали полкило [и т. д.].

К… был К… с длинным носом, с носом барана, с носом-тараном, таранить, человек, который таранит, которого таранят (К… war ein K… mit einer langen Nase, mit einer Rammnase, mit einer Rampfnase, mit einer Nase zum Rammen, ein Rammgift, ein Mensch, welcher gerammt hat, welcher gerammt ist) [и т. д.].

41 Из этих примеров видно, каким ассоциативным законам подчиняется мыслительный процесс: главным образом это сходство, сосуществование, словесно-моторные сочетания и созвучие. Кроме того, налицо многочисленные персеверации и повторения («стереотипии», по Зоммеру). Сравнив этот материал с ассоциативным рядом при dementia praecox, приведенным ранее Пеллетье, мы обнаружим много общего⁸⁵: в обоих случаях действуют одни и те же законы сходства, смежности и ассонанса. В анализе Пеллетье отсутствуют лишь стереотипии⁸⁶ и персеверации, хотя в ее материале они, несомненно, есть. Позже Странски подкрепит это очевидное совпадение превосходными примерами из dementia praecox.

42 Следует отметить, что в экспериментах Странски с участием здоровых людей встречаются многочисленные объединения слов и фраз, которые можно охарактеризовать как контаминации. Например:

…мясо, никак не выходит из головы, от мыслей не убежишь, особенно когда они неотступны, неотступны, не отступать, ступать, ступенька (uberhaupt ein Fleisch, welches man nicht mehr losbringen kann, die Gedanken man nicht losbringen kann, besonders wenn man perseverieren soll dabei, perseverieren, perseverieren, severieren, Severin) [и т. д.].

43 Согласно Странски, в этой совокупности слит следующий ряд представлений:

а) в Англии потребляют много баранины;

б) я не могу отделаться от этой мысли;

в) они повторяются бесконечно;

г) я должен говорить все, что приходит мне в голову.

44 Контаминация, таким образом, представляет собой сгущение различных представлений и, следовательно, должна рассматриваться фактически как непрямая ассоциация⁸⁷. Это свойство контаминации очевидно в патологических примерах, которые приводит Странски:

Вопрос. Что такое млекопитающее?

Ответ. Это корова, например акушерка.

45 Слово «акушерка» является непрямой ассоциацией на слово «корова» и раскрывает вероятный ход мыслей: корова – рожает живых детенышей – так делают и люди – акушерка⁸⁸.

Вопрос. Что вы понимаете под Пресвятой Девой?

Ответ. Поведение девушки.

46 Как справедливо замечает Странски, ход мыслей, вероятно, таков: непорочное зачатие – virgo intacta⁸⁹– целомудренное поведение.

Вопрос. Что такое квадрат?

Ответ. Угловой прямоугольник.

В этом случае сгущение состоит из следующего:

а) квадрат – это прямоугольник;

б) у квадрата четыре угла.

47 Из этих примеров ясно, что многочисленные контаминации, возникающие при отвлеченном внимании, в чем-то похожи на непрямые ассоциации, возникающие в состоянии рассеянности при простых словесных реакциях. Наши эксперименты статистически подтвердили увеличение количества непрямых ассоциаций в условиях отвлеченного внимания.

48 Такое совпадение результатов у трех экспериментаторов: Странски, меня и, так сказать, dementia praecox – не может быть случайным. Оно доказывает правильность наших взглядов и служит дополнительным подтверждением апперцептивной слабости, наиболее яркого из всех дегенеративных симптомов при dementia praecox.

49 Странски указывает, что контаминация часто приводит к диковинным речевым конструкциям, которые настолько причудливы, что напоминают неологизмы, характерные для dementia praecox. Я убежден, что огромное количество неологизмов возникает именно таким образом. Одна юная пациентка, желая убедить меня в том, что абсолютно здорова, как-то воскликнула: «Конечно, я нормальная. Это же бело как день!» Она настойчиво повторила эту фразу несколько раз. Это образование состоит из следующих компонентов:

а) ясно как день;

б) средь бела дня.

50 В 1898 году Найссер⁹⁰, анализируя клинические наблюдения, заметил, что новообразованные слова, как, впрочем, и глагольные корни, обычно нельзя отнести ни к глаголам, ни к существительным; на самом деле они вообще не являются словами, а представляют собой целые предложения, ибо всегда служат для иллюстрации некоего процесса. В этом утверждении содержится намек на понятие сгущения, однако Найссер идет еще дальше и прямо говорит об отображении процесса. Здесь я хотел бы напомнить читателю следующее: в своем труде «Толкование сновидений» Фрейд показал, что сновидение – это, в сущности, сгущение⁹¹. К сожалению, в настоящей работе я не могу подробно останавливаться на всеобъемлющем и чрезвычайно важном психологическом материале, представленном этим до сих пор недооцененным исследователем, иначе мы рискуем уйти слишком далеко в сторону. Вынужден предположить, что читатель знаком с этой основополагающей книгой. Насколько мне известно, до этого времени не было предложено никакого убедительного опровержения взглядов Фрейда, посему я ограничусь утверждением, что сновидения, которые в любом случае имеют многочисленные аналогии с ассоциативными нарушениями при dementia praecox, также характеризуются особыми речевыми сгущениями, состоящими из контаминаций целых предложений и ситуаций. Сходство между языком сновидений и языком dementia praecox⁹² отмечал и Крепелин. Из многочисленных примеров, выявленных мною в собственных и чужих сновидениях, приведу один, очень простой. Это одновременно и сгущение, и неологизм. Желая выразить одобрение некой ситуации в сновидении, сновидец заметил: «Это преколепно». Очевидно, что неологизм «преколепно» (Das ist feimos, fein + famos) есть результат слияния слов «прекрасно» и «великолепно».

51 Сновидения представляют собой «апперцептивную» слабость par excellence⁹³, что особенно ясно проявляется в их известном пристрастии к символам⁹⁴.

52 Наконец, есть еще один вопрос, на который следовало бы ответить в первую очередь, а именно – действительно ли состояние сознания в экспериментах Странски, проведенных в нормальных условиях, соответствует состоянию нарушенного внимания? Прежде всего следует отметить отсутствие существенных расхождений между результатами его экспериментов с отвлечением внимания и результатами экспериментов в нормальных условиях; следовательно, ни с точки зрения ассоциаций, ни с точки зрения внимания эти два состояния не могут существенно отличаться друг от друга. Как же тогда понимать отклонения в нормальных условиях?

53 На мой взгляд, главную причину следует искать в «форсированном» характере эксперимента. Испытуемым было предложено говорить без остановки, и иногда они говорили очень быстро; в среднем участники произносили от 100 до 250 слов в минуту, тогда как при нормальной скорости речи среднее значение составляет всего от 130 до 140 слов в минуту⁹⁵. Когда человек говорит и, возможно, думает быстрее, чем привык говорить и думать об обыденных и о нейтральных предметах, он не может уделять достаточное внимание ассоциациям. Второй момент, который необходимо учитывать, заключается в том, что для подавляющего большинства испытуемых ситуация сама по себе была необычной, а значит, должна была повлиять на их эмоциональное состояние. Они находились в положении взволнованного оратора, впавшего в состояние «эмоциональной тупости»⁹⁶. В таких условиях я обнаружил необычайно большое количество персевераций и повторений. Но «эмоциональная тупость» также вызывает сильное нарушение внимания, посему можно считать несомненным, что в «нормальных» экспериментах Странски внимание испытуемых было в самом деле нарушено, хотя фактическое состояние сознания не ясно.

54 Другим важным наблюдением мы обязаны Хайльброннеру⁹⁷. Изучая ассоциативные ряды пациента, страдавшего гебефренией, он обнаружил, что в одном эксперименте 41 %, а в другом – 23 % слов-реакций относились к окружению. Хайльброннер считает это доказательством того, что фиксация возникает в «пустоте», т. е. обусловлена недостатком новых идей. Это наблюдение подтверждает и мой опыт. Теоретически было бы интересно узнать, как этот симптом связан с таким симптомом Зоммера—Лейпольдта, как «называние и касание».

55 Новые и оригинальные взгляды на психологию dementia praecox высказывает Отто Гросс⁹⁸. В качестве названия этой болезни он предлагает термин «dementia sejunctiva», подчеркивающий характерную дезинтеграцию, или сеюнкцию, сознания. Понятие сеюнкции, конечно, заимствовано у Вернике⁹⁹; с таким же успехом Гросс мог бы взять более старое, синонимичное понятие диссоциации у Бине и Жане. В сущности, диссоциация сознания означает то же самое, что и сеюнкция сознания (по Гроссу). Последний термин дает нам еще одно новое слово, хотя в психиатрии их и так предостаточно. Под диссоциацией французская школа подразумевала ослабление сознания, обусловленное отщеплением одной или нескольких последовательностей идей; они отделяются от иерархии «я»-сознания и начинают вести более или менее независимое существование¹⁰⁰. На этой основе построена и теория истерии Брейера—Фрейда. Согласно более поздним формулировкам Жане, диссоциация есть следствие abaissement du niveau mental, разрушающего иерархию и облегчающего или фактически вызывающего формирование автоматизмов¹⁰¹. Брейер и Фрейд показали, какие именно автоматизмы высвобождаются в этом случае¹⁰². Гросс первым применил эту теорию к dementia praecox. Излагая свою основную идею, он пишет: «Дезинтеграция сознания в моем понимании означает одновременное возникновение функционально прерывных цепочек ассоциаций… На мой взгляд, главное заключается в том, что сознательная деятельность в любой момент времени есть результат многих психофизических процессов, протекающих синхронно»¹⁰³.

56 Полагаю, эти две цитаты в достаточной степени раскрывают воззрения автора. Вероятно, мы можем согласиться с мнением, что сознание, или, точнее сказать, содержание сознания, является продуктом бесчисленных несознательных (или бессознательных) психофизических процессов. По сравнению с современной точкой зрения на психологию сознания, утверждающей, что там, где заканчивается эпифеномен «сознание», немедленно вступают в действие питательные процессы мозговых клеток, этот взгляд представляет собой шаг вперед. Очевидно, Гросс визуализирует психическое содержание (не содержание сознания) как отдельные цепи ассоциаций, возникающие одновременно. Думаю, это сравнение не самое удачное: мне кажется, правильнее допустить существование комплексов представлений, которые осознаются последовательно и констеллируются ранее ассоциированными комплексами. Связующим звеном между этими комплексами служит некий определенный аффект¹⁰⁴. Когда вследствие болезни связь между синхронными цепочками ассоциаций, о которых говорит Гросс, ослабевает, наступает дезинтеграция сознания. На языке французской школы это означает, что, когда одна или несколько последовательностей идей отщепляются, возникает диссоциация, вызывающая ослабление сознания. Однако не будем спорить о терминологии. Гросс возвращается к проблеме апперцептивного нарушения, но подходит к ней с новой и интересной точки зрения, а именно с точки зрения бессознательного. Он предпринимает попытку обнажить корни многочисленных автоматических явлений, с непреодолимой силой врывающихся в сознание больного dementia praecox. Признаки автоматизмов в сознательной жизни пациента должны быть известны каждому психиатру: «автохтонные» идеи, внезапные порывы, галлюцинации, бред воздействия на мышление извне, навязчивые последовательности чуждых идей, задержки и остановки мыслительного процесса (метко названные одним из моих пациентов «потерей мысли»), инспирации, патологические представления и т. д.

57 Гросс утверждает, что кататонические симптомы суть «изменения самой воли под влиянием агента, ощущаемого как внешний по отношению к целостности “я” и, следовательно, интерпретируемого как чужеродная сила. Разрывы в воле субъекта мгновенно заполняются вторжением другой цепи… Следует предположить, что несколько цепей ассоциаций могут присутствовать в органе сознания одновременно, не оказывая влияния друг на друга. Одна из этих цепей должна будет стать носителем целостности сознания… остальные в таком случае, безусловно, останутся “подсознательными”, или, вернее, “бессознательными”. В любой момент времени есть вероятность того, что нервная энергия в них возрастет и достигнет такого напряжения, что внимание внезапно обратится на одно из терминальных звеньев, в результате чего звено из бессознательной ассоциативной цепи неожиданно вклинится в прежде преобладавшую последовательность. В таких условиях сопутствующий субъективный процесс может заключаться лишь в том, что любая психическая манифестация будет ощущаться как внезапное вторжение в сознание и как нечто совершенно чуждое его целостности. В качестве объяснения почти неизбежно возникнет мысль, что конкретная психическая манифестация порождена не собственным органом сознания больного, а введена в него извне»¹⁰⁵.

58 Как я уже говорил, самое неприятное в этой гипотезе – допущение существования независимых, но синхронных цепочек ассоциаций. Нормальная психология не дает этому никаких подтверждений. При истерии, где отщепленные последовательности идей проявляются особенно четко, мы устанавливаем, что верно обратное. Даже когда последовательности кажутся совершенно разными, где-то обязательно отыщется скрытый мост, соединяющий одну с другой¹⁰⁶. В психике все взаимосвязано: существующая психика есть продукт несметного множества различных констелляций.

59 За исключением этого незначительного недостатка, я полагаю, мы можем считать гипотезу Гросса исключительно удачной. Если говорить коротко, то она гласит, что источник всех автоматических явлений кроется в бессознательных ассоциативных связях. Когда сознание «дезинтегрирует» (в силу abaissement du niveau mental, апперцептивной слабости), сосуществующие с ним комплексы одновременно освобождаются от всех ограничений и получают возможность прорваться в личное сознание. Это в высшей степени психологическая концепция, которая вполне согласуется с учением французской школы, а также с нашим опытом гипнотизма и анализа случаев истерии. Если мы ослабим сознание посредством внушения и тем самым вызовем отщепление комплекса представлений, как в постгипнотической команде, отколовшийся комплекс прорвется в сознание субъекта с необъяснимой силой. Аналогичные вторжения отколовшихся идей мы обнаруживаем в психологии экстатических сомнамбул¹⁰⁷.

60 К сожалению, Гросс оставляет открытыми следующие вопросы: что представляют собой эти отколовшиеся последовательности идей и какова природа их содержания?

61 Задолго до появления труда Гросса Фрейд блестяще ответил на этот вопрос. Еще в 1893 году он показал¹⁰⁸, что галлюцинаторный делирий возникает из аффекта, невыносимого для сознания, что этот делирий служит компенсацией неудовлетворенных желаний и что человек находит прибежище в психозе, дабы в сноподобном бреду обрести то, чего он лишен в реальности. В 1896 году Фрейд проанализировал случай паранойи, одну из параноидных форм dementia praecox, выделенных Крепелином, и показал, что симптомы развиваются в точном соответствии с трансформационными механизмами истерии. Фрейд утверждал, что паранойя – или группа заболеваний, классифицируемых как паранойя, – представляет собой невропсихоз защиты; что, подобно истерии и навязчивым идеям, она обусловлена вытеснением мучительных воспоминаний; что ее симптомы определяются содержанием вытесненного¹⁰⁹.

62 Ввиду особой важности такой гипотезы стоит несколько подробнее остановиться на классическом анализе Фрейда.

63 Пациентка¹¹⁰ – 32-летняя женщина со следующими симптомами. Ей казалось, что все вокруг изменилось, что окружающие больше ее не уважают, стремятся обидеть, следят за ней, «читают» ее мысли. Позже ей пришло в голову, что по вечерам, когда она раздевается, за ней подсматривают; в дальнейшем появились неприятные ощущения внизу живота, вызванные, по ее мнению, непристойными мыслями со стороны горничной. Затем возникли образы женских и мужских гениталий. Всякий раз, когда больная оставалась наедине с женщинами, у нее возникали галлюцинации женских половых органов; в то же время она была убеждена, что другие женщины тоже видят ее нагой.

64 Анализируя этот случай, Фрейд обнаружил, что поведение пациентки напоминало поведение истериков; она выказывала такое же сопротивление и т. д. Нетипичным казалось то, что вытесненные мысли появлялись не в виде слабо связанных фантазий, как это происходит при истерии, а в форме внутренних галлюцинаций; сама больная сравнивала их с голосами. (Позже у меня будет возможность представить экспериментальное доказательство этого наблюдения.) Галлюцинации начались после того, как пациентка увидела нескольких раздетых женщин в купальне водолечебницы¹¹¹. «Надо полагать, что эти образы возникали лишь потому, что вызывали особый интерес. В дальнейшем пациентка сообщила, что ей было стыдно за тех женщин». Этот несколько компульсивный, альтруистический стыд представлялся весьма необычным и указывал на некие вытесненные переживания. Позже больная «воспроизвела ряд сцен с семнадцатого года жизни по восьмой, в которых она стыдилась своей наготы перед матерью во время купания, перед сестрой, семейным врачом… ряд завершился эпизодом, когда в шестилетнем возрасте она разделась в детской перед сном, нисколько не смущаясь присутствия брата». Выяснилось, «что брат и сестра, перед тем как лечь спать, имели обыкновение показываться друг другу обнаженными», при этом больная не испытывала стеснения. «Теперь же она компенсировала чувство стыда, отсутствовавшее в детстве».