Читать книгу: «Бездна», страница 4

Тогда я поступил иначе, иначе я поступал и потом.

Следующий день прошёл ровно и плавно словно катился по хорошо накатанным рельсам. Я наслаждался безмятежностью уравновешенных чувств.

Но тот день прошёл, прошла и с крывшая его ночь. А утром, ближе к полудню пришёл Дэн. Он был взволнован слегка пьян, заметно путался и говорил невпопад. Я понимал, что за дежурностью фраз в его визите кроется серьёзная причина.

– Дэн, ты не о здоровье моём спросить пришёл. В чём дело?

– Хм, да… Сегодня, скорее вчера, в общем, ночью. Петрик с Саней… в общем, как и ты только насмерть.

Он сел на край моей кровати, локтями упёрся в колени, а руками закрыл лицо. Щёки его пылали от смятения. Новость была настолько ужасная, что я как ошарашенный лежал на кровати и не мог спросить, как и почему это произошло.

Прошло, наверное, минут пять пока Дэн снова собрался с мыслями. Он достал из кармана фляжку и отхлебнул продолжительным глотком часть содержимого.

– В хлам обдолбанные, видимо, от большой радости… – он хлопнул в ладоши, – слетели с моста над железной дорогой.

После этого Дэн замолчал, молчал и я. Мы не хотели это обсуждать, я понимал, от такой же участи проведение спасло меня чудом, я думаю, это понимал и Дэн.

Снежинки за окном кружились в безветренном небе, иногда нежно прилипая к стеклу. Я смотрел на них и думал о том, что они очень красивые, думал, что не справедливо их жизнь длится так коротко – всего одну длину падения, а потом они превращаются в однородную массу льда, уходят в землю, они прикрывают её от мороза, наверное, выполняют свой долг. Но по отдельности каждая из них красива только в полёте. Падение это и есть жизнь снежинки.

Странно кода узнаёшь, какую-то страшную новость редко сразу начинаешь её обдумывать, вначале, очень долго размышляешь о чём-то отвлечённом, как и я в тот день о снежинках. Мне казалось очень важно понять, как и зачем они живут. Я думал над смыслом их жизни, она выглядела такой красивой и короткой.

Я представил, как души холодных, ажурных снежинок собираются из капель пота тёплого океана, как из утренней росы они становятся дождевыми облаками и в бело серых стаях летят на север, чтобы вселиться в прекрасный узор, сотканный для них морозом. Над холодными просторами севера происходит их рождение. Они вначале с высоты, как бы в мутной дали, видят мир, для которого покинули лоно приютившего их серого облака. И вряд ли им удаётся сразу различить очертания пока ещё далёкой земли, покрытой однородным слоем белого снега. Но, несмотря на это, снежинки стараются предугадать место своего падения, им интересно как примет их земля. Они не знают, в какую сторону подует ветер и в каком бешеном танце их может закружить холодная вьюга. С другой стороны, ветра может и не быть, тогда они, свободно паря, медленно и плавно спустятся вниз привлекаемые общем для всех законом. А может, на земле уже потеплело и течёт капель зимнего оттепеля, тогда их ювелирные грани, сотканные по тончайшему закону природы, начнут терять форму ещё не долетев до земли и они, обременённые тяжестью талой воды налипнут на ветках деревьев. А может, уже вообще наступила весна и трели перелётных птиц встретят их дождевыми каплями. Тогда снежинки станут бестелесными душами раньше, чем достигнут земли. Но всё равно выполнят свой долг питая побеги молодых растений так бережно сохранённые их предшественницами.

Снежинкам, скорее всего ,всё равно, в каком виде они выполнят свой долг, тем более что он заключается только в том, чтобы просто упасть на землю. Людям в отличие от снежинок лучше не падать с высоты, Саня с Петриком доказали это этой ночью. Иначе мы можем недовыполнить свой долг?! Или наш долг, так же как долг снежинок вполне обусловлен общим законом тяготения и всё равно приведёт к растворению в земле, чтобы потом наши души подземными путями собрались в едином течении мирового океана и вместе с паром поднялись к небесам. Жизнь людей обусловлена падением от рождения к смерти, или нет? Люди особенные, они не такие, как снежинки? Правда?

– Правда?

– Что, правда?

– Правда, Дэн, что люди не такие, как снежинки?

– Снежинки… это те, что падают…? Наверное, хотя может и нет. Но точно не такие беззаботные.

– Дэн, а как ты думаешь, мы падаем так же, как снежинки?

– Не знаю, может, и падаем, а может, и нет. Мы же всё-таки не снежинки. А что это тебя вдруг?

– Я просто думал, что если снежинки живут, только когда падают, то может и жизнь людей – это падение, снежинки не могут не падать, значит, если люди на них похожи, то они тоже падают.

– Снежинки не думают о том, как падают, они просто падают, и всё. А люди хотят падать, так как им хочется, пытаются выгадать предугадать…

– Дэн, а тебе не кажется, что из-за этого мы не видим всю красоту полёта.

– Что ты имеешь в виду?

– Вот смотри, если люди падают, то какая разница, как падать всё равно не предугадаешь всего и не поймёшь где упадёшь…

– И что?

– А мы стараемся падать по-особенному, хотим управлять полётом, знать куда приземлимся, стараемся создать парашют, в котором нет необходимости. И поэтому нам не хватает времени посмотреть по сторонам увидеть всю красоту жизни…

– Ладно. Понял, что ты имеешь в виду. Сложно тебе, что ни будь ответить… Мне пора идти, зайду ещё завтра, наверное, постараюсь. Вряд ли Дэн проникся символизмом летящего за окном снега. Не стало двух его лучших друзей, и если бы он решил, что у меня поехала крыша, возможно, был бы прав.

Смерть Петрика с Саней что-то снова изменила во мне и, по-моему, не в лучшую сторону. В любом случае это событие скинуло меня вглубь бурлящего потока негативных чувств с верхушки скалы душевного умиротворения, на которую я с таким трудом забрался накануне.

После того как Дэн ушёл, внутри меня снова открылась бездна. Бездна белых снежинок, бессмысленно стремящихся вниз. Они летят с неба и падают вокруг меня. У них нет цели, как у снежинок за окном. Под ними нет земли, которую они должны были бы укрыть от мороза, впереди нет почвы, которую они должны оросить и нет мирового океана, из которого они с паром снова взлетели бы к облакам. Я стоял между ними, а может сними падал. Усердно старался понять: где же я должен приземлиться. Но я не видел земли, может, она была слишком далека и белое молоко падающего снега застилало её от меня, а может конца падению не было вовсе. Я не знал. Я не знал, стою или падаю, я просто смотрел на снежинки…

***

На следующий день должен был прийти Дэн, а пришла Лис. Она была в изящном чёрном платье, волосы аккуратно собраны и перевязаны того же цвета лентой. Слёзы ещё едва текли из её глаз, но первая буря уже прошла.

– К тебе вчера заходил Дэн? Он рассказал?

– Да.

– Почему? Скажи почему? Вначале ты, потом ребята, может нас кто-то проклял? Такое не бывает просто так!

Лис стояла посреди комнаты, нервно теребя большой палец левой руки. Она была взволнована, растеряна и напугана одновременно.

И снова вопрос:

– Почему?

– Я думаю, потому же, почему и снежинки падают. – Сказал я ей. Находясь ещё в состояние ступора со вчерашнего дня.

– В смысле?

– Ну, по тому же самому закону…

– Идиот! Ты что шутишь, что ли?!

– Не шучу. Вчера, после ухода Дэна, я весь день думал про снежинки и до сих пор не могу понять похожи мы на них или нет.

Лис зарыдала навзрыд, забыв про свою обыкновенную сдержанность, резко опустилась на мою кровать, чуть не сломав мне заново ноги. Она обняла меня и плакала, наверное, решила, что я схожу с ума. От неё пахло духами, и виски, а солёные слёзы, так обильно покидавшие её глаза, капля за каплей собирались в ложбинке моей ключицы.

Я продолжал думать о снежинках, о коридоре, по которому теперь должны были идти Петрик с Саней. Мне впервые после аварии захотелось выпить. В таких состояниях не чувствуешь душу, она куда-то уходит из тела, как небожитель, не предназначенный для страдания, оставляет его в безысходном одиночестве горькой пьянки.

– Тебя через неделю выпишут. – Произнесла сквозь слёзы Лис. – Я буду постоянно с тобой, я не оставлю тебя, буду за тобой всегда ухаживать.

Она плакала всё громче и громче, всхлипывала, надрывала лёгкие, словно что-то внутри неё рвалось наружу и никак не могло найти выход. Я готов был поверить, что она меня любит, но я не мог себе представить, что Лис действительно будет ухаживать за мной.

Она не уходила очень долго, вечером, заснула возле меня в кресле. Не отходила от меня и утром. Её колотил лёгкий озноб: скорее всего, из-за этого она и не могла расстаться со мной. Лис сказала, что любит меня. Я сказал, что люблю её. Но, я сомневался, что любить это – значит нуждаться. А в тот момент Лис нуждалась во мне больше чем всегда. Возможность внезапной смерти словно оголило её перед жизнью. Может, так же как и я, она почувствовала бездну в душе. Неверное, хотела заслониться от неё любовным чувством, спрятаться в нём как в подушке от ночного кошмара. Мне всё это было знакомо, поэтому я не оттолкнул её…

К вечеру второго дня она всё-таки ушла.

Лис навещала меня всю следующую неделю, было похоже, что в ней действительно что-то изменилось: более скромные наряды, меньше манерности. С утра она тихо приходила, пока я ещё спал, садилась рядом в кресло, ждала моего пробуждения. Убиралась в палате, не позволяла ухаживать за мной никому и всё делала сама. Мне начали приходить в голову мысли, что Аполлон победил в ней Диониса, было интересно наблюдать превращение моей прежде строптивой вакханки в музу добродетели. Но внешне я не подавал вида, что заметил в ней перемены, возможно, где-то глубоко в душе не доверял ей, интуитивно ждал подвоха, а может за время болезни степень безразличия во мне настолько возросла, что с лихвой перекрыла прежнюю эмоциональность. Но скорее всего, проводя более подробный анализ, я прихожу к выводу, что просто хотел отыграться на ней за всю ту душевную боль, которую она мне причиняла. Конечно, это было в высшей мере эгоистично, Лис и так была на грани, но я не осознавал истинного мотива своего безразличия. Вёл себя словно капризный ребёнок на которого наконец-то обратили внимание. Надо заметить, Лис нравилось такое моё поведение. Она хотела проявиться как заботливая няня, и я предоставил ей такую возможность. Похоже, что ещё одной причиной моего поведения являлась удивительная способность людей подстраиваться под интересы друг друга. Это часто происходит совершенно незаметно для самого человека и стоит только одному из нас изменить стиль поведения и в душе другого появляются, словно из тёмного чулана, совершенно незнакомые эмоции и чувства, происхождение которых практически невозможно достоверно объяснить.

Дни недели шли ровно, так как им положено, я окончательно вернулся в реальность. Лис подобно опытному диспетчеру посадила мой самолёт на нужную полосу. У меня просыпался аппетит, вкусовые рецепторы снова с удовольствием различали пищу. Лис готовила мне сама, у неё это хорошо получалось. Я не знаю, где она успела этому научиться, но в потаённых уголках моего сердца снова стали скапливаться соки любви к ней. Несмотря на это, мне не верилось в хорошую Лис, поэтому я не строил планов и не лелеял надежд. Чувства зарождались помимо моей воли, так если бы я выпил сразу много спиртного и считал бы себя трезвым до тех пор, пока оно не растворилось в крови и не накрыло меня хмельным туманом. По такому же сценарию развивались для меня и наши новые отношения. Лис в моей жизни стало настолько много, что я сразу не заметил перемен, но к концу недели уже не представлял себя без неё.

Всю последнюю неделю, проведённую в больнице, меня беспокоила мысль о Дэне. Он не пришёл на следующий день, не пришёл и в течение всей недели. Лис тоже не знала где он. Но в отличие от меня её это практически не волновало. Забота обо мне занимала всё её свободное время и в её душе не было места для других проблем, она забыла про них. Скорей всего именно для этого Лис за мной так старательно ухаживала. Она хотела забыть всё то, что открыло перед ней её бездну, пустота которой пугала своей пустотой, по-другому не скажешь. Нет ничего страшнее бездны – вечно-бесконечного ничто, страшнее судьбы снежинки, у которой нет земли, на которую она могла бы упасть. Отсутствие цели, отсутствие конца, бессмысленный конец. Всё это Лис переживала и от этого старалась убежать. Моя подруга, как и я, пыталась поймать в кулак солнечного зайчика, а он, несмотря на все усилия постоянно оказывается снаружи сжатых ладоней. У каждого человека есть своя бездна, и мы все периодически стараемся из неё выбраться, и на удивление одинаково это делаем. Разница лишь в том, что мы своё поведение объясняем по-разному, оформляем его разноцветной мишурой собственных представлений об индивидуальности.

Одни и те же события влияют на людей по-разному. Поэтому для меня смерть Санька с Петриком стала причиной унылого безразличия, а для Лис явилась сильным потрясением. Точно так же как и я, в своё время пытался заполнить свою бездну ей, она пыталась заполнить свою мной. Это я и называю ловить в кулак солнечного зайчика, то есть стараться спрятать во мраке для себя кусочек света. Лис, в отличие от меня в прошлом, не разжигала костёр вакханалии, ей хватило этих забав раньше. Её солнечным зайчиком было бережное отношение ко мне. По модулю наше с ней поведение не отличалось: крайне отрицательное моё, весьма положительное её, то и другое бесполезно при встрече с бесконечным мраком. Попыток убежать от него может быть миллионы и все они одинаковы и бессмысленны, кроме одной. Каждый тезис требует адекватного антитезиса. Тезис абсолютного мрака требует антитезиса абсолютного света. Но для понятия, содержащего в себе абсолют, антитезиса быть не может, иначе единстве абсолюта распадается, и он перестаёт быть самим собой.