Боги как боги

Ближе к окну сидит грациозная, красивая, как с картинки, девушка Ганна. Полупрозрачное белое платье, малюсенькие серёжки и почти невидимый кулон в ложбинке меж ключиц, стрижка-шапочка, на ногах педы в цветочек. Тонкая белая шея, глаза голубые, как детская чашка. Девушка пьёт безалкогольный мохо в запотевшем стакане, зажёвывает его чем-то сдобным и читает журнал для интеллектуалов. За соседним столиком невзрачный молодой человек, Ингварь. Одет не по погоде, в футболке, блёклых дырявых денимах и растянутой вязаной кофте. Угри на щеках, в глазах тоска. Исподтишка пожирает девушку глазами. Та чувствует его взгляд и раздражённо качает точёной ножкой, что делает тоску в глазах молодчика ещё более концентрированной.

И тут небо внезапно темнеет. Не как в грозу, а резко, беспощадно наливается венозно-красным цветом. Земля начинает меленько дрожать, жестокий порыв ветра уносит тенты, батуты с детской площадки, мелких крысовидных собачонок, пакеты из рук прохожих – всё, что плохо лежит, стоит, идёт.

Потом на границе слышимости появляется гул. Он постепенно нарастает, нарастает, нарастает так, что уши закладывает, сжимает грудь, перехватывает дыхание. Мохо в стакане Ганны неожиданно закипает, как и всё жидкое вокруг. Подошвы пед плавятся, стекло витрин трескается. Посетители кафе выбегают на улицу в ужасе, в смятении. На багровом небе чётко видны пылающие слова:

ВАШ МИР ЯВЛЯЕТСЯ НЕЛИЦЕНЗИОННОЙ КОПИЕЙ ПРОИЗВЕДЕНИЯ «ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ»^© И В ЦЕЛЯХ ЗАЩИТЫ АВТОРСКОГО ПРАВА ПОДЛЕЖИТ УНИЧТОЖЕНИЮ.

ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗА ДОСТАВЕННЫЕ НЕУДОБСТВА.

Потом эти слова пропадают и загораются цифры обратного отсчёта. 20… 19…

Невзрачный Ингварь подбегает к девушке в белом, обнимает и страстно целует в губы. Она закидывает руки ему на плечи. Ганна дрожит, глаза закрыты, по щекам бегут слёзы и тут же испаряются, оставляя белые соляные дорожки.

А потом для этого мира наступает полное небытие.

Потому что борьба с пиратством – наша приоритетная задача.

О влиянии муз

Вообще-то боги в муз не верят. Музы невидимы, немногочисленны и приходят, в основном, к креаторам (а уж те скорее руку себе по плечо отгрызут, чем признают вклад постороннего существа в свой великий шедевр). Незримые вдохновительницы не возражают: они навещают творцов не ради славы, а для удовольствия – и пополнения запасов энергии. Всякие побочные эффекты, вроде появления каких-то там шедевров, их мало волнуют. Когда в наличии нет готового к новым свершениям креатора, музы заглядывают к обычным богам: тем, кто безуспешно ищет прибыльную бизнес-идею, или слова для признания в любви, или симпатичную лепнину в бальную залу, или рецепт для праздничного салата.

К примеру, эта муза-пампушка долгое время окучивала одного нескладного бога. О, какие мощные у него творческие порывы и приливы, какие всеохватные метания, какая могучая депрессия, когда что-то не получается, и какое исполинское чувство облегчения и застенчивой гордости, когда работа великолепно выполнена! Но увы, сейчас он опустошён, погряз в мелких житейских проблемах и творить пока не в силах. Да и сама муза поизмоталась от напряжения и сильно располнела от пиршества эмоций и переживаний. Пора поискать что-нибудь менее калорийное. Ну-ка, ну-ка… вот, девочка хочет очаровать какого-то олуха, но не знает, как подступиться. Отличное похудательное средство.

Удобно устроившись в шаге позади намеченной кормилицы, в ладони над её головой, муза-пышечка принялась потихоньку вдохновлять юную богиню, – ну то есть стимулировать у донора выработку способствующих похуданию планов и задумок. По сути, музы – паразитические создания, только при них так не говорите.

Невольная поставщица здорового питания – изящная, длинноволосая, со множеством висюлек на шее, запястьях и щиколотках – сидела, пригорюнившись, катала в ладонях пульсирующий коралловый мирок, который так и не удосужилась доделать. Размышляла о том, какая она глупая, ничем не выдающаяся, ей никогда не заинтересовать такого эрудированного, гениального, ранимого, скромного, трогательного… стоп! Хотя… Жертва безответной любви вскочила, принялась решительно вышагивать по будуару (преобразованному в святилище неуклюжего творца) и почём зря дёргать нервно колышущиеся пряди.

Ведь у задачи есть сразу несколько возможных решений! Во-первых, можно обратиться к специалисту. К богине, у которой отбоя нет от кавалеров. Или даже к богу пикапа. Понятно, что он специализируется на дамах, но ведь он должен знать, что нравится мужчинам! Во-вторых, нужно побольше узнать о нём: любимые места, любимые хобби, любимые блюда. В-третьих, нужно чаще попадаться ему на глаза, притом так, чтобы у него всегда был очевидный повод о чём-то спросить или что-то в её облике похвалить. В-четвёртых, можно подстроить встречу невзначай. В том числе, самой подойти с простеньким вопросом или замечанием. Он вечно пачкается, а то и напяливает одежду задом наперёд. А в-пятых, можно разыграть дамочку в беде. Ведь он благородный и отзывчивый, обязательно поможет. А там всё само собой завертится. Нет, ну какая я умница!

Довольная муза отсоединилась от ничего не подозревающего донора. Прекрасно, теперь немного контрастных физических упражнений: в солнечном ветре, в Хаосе Изначальном, в плотных облаках. А там можно и об ужине подумать. Только на ночь не наедаться!

Оставив изящную богиню самостоятельно разбираться с последствиями внезапного вдохновения, муза-плюшка унеслась навстречу тёплым лучам света. А влюблённая красавица развила бурную деятельность.

Вначале заявилась к одной из богинь любви (не из самых знаменитых, понятное дело: к тем не пробиться). Протолкалась через толпу её поклонников, заваливших подступы к нежно-розовому особнячку букетами, конфетами, игрушками, диковинами, притащенными из Хаоса или из ЛиМа. После долгих препираний с чопорной богиней-экономкой добилась аудиенции у хозяйки. К сожалению, впустую. Богиня любви не посоветовала ничего путного, а только пожаловалась на свою тяжёлую долю: на улицу не выйдешь, чтобы мужики в штабеля не укладывались. Шагу не ступишь, чтобы кто-нибудь не подстелил под сандалии плащ или не бросился навязчиво предлагать руку, сердце, печень, почки, имения, акции, душу, лучшую свору охотничьих сфинксов и тому подобную дребедень. Вон как мостовую вокруг её усадьбы захламили, боги-садовники не справляются (зато их жён каждый вечер ждёт слегка отряхнутый сюрприз)! Секрета неотразимости у этой обольстительницы не было: красота и недюжинный магнетизм были при ней с рождения.

Заставив себя не унывать, влюблённая направилась к богу пикапа. Тот вначале был удивлён её просьбой, потом вроде начал говорить что-то дельное. Завёл красиво, издалека, но очень скоро стало ясно, что он аккуратненько к ней клеится. Пришлось столь же аккуратненько отклеиться и удалиться ни с чем.

Слежку за объектом любительница украшений-висюлек спорадически вела с того самого момента, как впервые увидела щуплого креатора: растерянно моргающего, смущённого, окружённого толпой незнакомцев, поздравляющих с победой в конкурсе. За всё это время узнать удалось не так много: прогуливался он одним и тем же маршрутом, и сколько ни пыталась девушка ему на этом маршруте невзначай попасться на глаза, ничего не выходило: неловкий гений был весь в своих мыслях и рассматривал, в основном, траву или мостовую под ногами. В еде особых предпочтений не имел, а искусство создания миров захватывало его настолько, что, похоже, не оставляло места для других интересов.

Несколько раз предприимчивая богиня подстерегала кумира на прогулке. Поравнявшись, роняла какую-нибудь очаровательную мелочь и не слишком быстро шла чуть впереди, надеясь, что предмет её воздыханий сообразит окликнуть или догнать. Ничего подобного: всякий раз оброненную вещицу приносил более расторопный бог, всячески выражавший желание познакомиться.

Пару раз девушка демонстративно падала чуть ли не под носом у талантливого недотёпы, делала вид, что подвернула ногу, но в расставленные силки попадалась совсем не та добыча, на которую она рассчитывала. Подойти и заговорить первой не было повода, а когда повод находился, то не хватало смелости. Или же вмешивались лишние свидетели, как было в Музее современного искусства, например.

В растрёпанных чувствах бедняжка неприкаянно бродила по улицам, пока исподволь не вышла на берег Хаоса Изначального. Села на песок, обхватив колени. Рассеянно понаблюдала за членистоногой дрянью, выползшей из пучины. Потом, когда дрянь нагло протянула хватальца к блестящим висюлькам на щиколотке, богиня встала и брезгливым пинком отправила членистоногое в родную стихию. Подняла взгляд и обнаружила, что она на берегу не одна.

Неподалеку гибкий рыжеволосый бог сноровисто бросал сгустки Хаоса Изначального в садовую тачку. Заразительно улыбнулся, помахал. Длинноволосая богиня сдержанно кивнула.

Неподалёку стояла тележка, запряжённая беспокойным грифоном-доходягой. Рыжий подвёз полную тачку к тележке и принялся перегружать добро.

– Я бы с удовольствием обошёлся без тачки, но эта глупая скотина отказывается подходить к Хаосу ближе.

– Наверно, у скотины есть на то причины, – в рифму отозвалась девушка, мимоходом пнув очередного мелкого выползня.

Молодой бог пожал плечами и повёз тачку за новой порцией комковатого сырья.

– Вы, наверное, креатор? – предположила богиня.

– Скорее, подмастерье. Кстати, вас не интересуют репродукции?

– Репродукции?

– Ну да, сейчас это в тренде. Знаю мастера, в день заказа шикарную копию вам сваяет. От оригинала почти не отличишь! И недорого! Бог моды себе аж две заказал.

– Но копии и репродукции чего, простите? – не поняла длинноволосая.

– Одной известной конкурсной работы, – подмигнул рыжий, ловко орудуя лопатой.

– Мне больше по душе оригинал, – тихо проговорила изящная богиня в висюльках.

Тут пришлось упереть взгляд в неведомую даль и силой воли угомонить прыгающий подбородок.

Рыжий внимательно посмотрел на собеседницу.

– Я тут почти закончил. Сейчас только в тележку всё это безобразие переложу. Вам приходилось кататься на верховых грифонах?

– Не нужно меня утешать, – дрогнувшим голосом сказала безответно влюблённая.

– И не думал, Хаос унеси! Жалость к себе – такая приятная штука. И сидеть на холодном мокром песке, на ветру, среди сотен копошащихся порождений Изначального – это очень романтично.

Красавица хлюпнула носом и стряхнула с рукава чешуекрылую гадость.

– А если так нравятся порождения Хаоса, милости прошу. У меня дома шикарная коллекция всякой всячины. Одно время продавал, но самое интересное себе оставил. Если угадаете назначение хотя бы трёх предметов, с меня мороженое.

На холодном мокром песке и впрямь было очень романтично – и очень неуютно. Девушка поднялась, отряхнулась.

– Вообще-то, у меня есть парень, – весьма правдоподобно соврала она.

– Жестокий тиран, запрещающий рассматривать коллекции, есть мороженое и кататься на грифонах?

– Вроде того.

– Эта скотина всё равно не верховая, а упряжная. Вот в стойле у меня холёный скакун, любо-дорого посмотреть, а тем более оседлать.

Закончив выгружать сгустки Хаоса в тележку, рыжий устроил тачку и лопату сверху, вытер руки о замаранную тогу и взял животное под уздцы.

– Но если ваш парень жестокий тиран, можете просто проводить меня. Покажу моего любимца издали. Этого вам не запрещают?

Богиня с медленно колышущимися волосами выстрелила пробной улыбкой.

– Обычно кавалеры провожают дам, – заметила она. Подошла к упряжному доходяге, погладила уродливую, но на удивление очаровательную морду.

– Как скажете: сначала вы меня, потом я вас.

Юная красавица задумчиво провела ладонью по тонкой шее зверя. Уныние и безвыходность положения ей порядком надоели, очень хотелось развеяться. Этот бледный незнакомец, судя по всему, приятный, весёлый, интересный бог. Решено: посмотрю его коллекцию, но не более того. Пусть губы не раскатывает.

Уставшая после интенсивной тренировки муза-ватрушечка посмотрела вслед уходящей паре. Эта девица, конечно, донор что надо, но чтобы придумывать кокетливые фразочки, вдохновение ей вовсе не нужно. Ничего, к этой заскочим в следующий раз. Мало ли богов на свете!

Муза-пончик бойко замычала себе под нос, при этом отчаянно фальшивя (а разве она обязана обладать идеальным слухом?), и отправилась искать полезный, а главное, лёгкий ужин.

Немного куншта для Тасеньки

Я – бог-коллекционер. Моя страсть – курьёзные миры. Такую прорву собрал – впору музей открывать. Здесь и не снискавшие славы творения известных креаторов, и единичные всплески вдохновения знаковых личностей, и даже необычная сувенирная продукция. В последнее время начал гоняться за пиратскими ЛиМ-копиями. Каждая из них по-своему ущербна, а следовательно, неповторима. Теперь, когда копии начали повально уничтожаться, стараюсь перекупить их всеми правдами и неправдами – благо, средств хватает. Недавно получил с курьером отличный образчик в идеальном состоянии. Этот мне уступили даром, не считая оплаты пересылки – редкий случай.

Когда маюсь бессонницей, люблю побродить инкогнито по мирам своей коллекции. Люблю вселиться в кого-нибудь и ощутить мир изнутри. Если попадается интересная история, стараюсь проследить её от завязки до самого конца. Вот, кстати, что на днях подсмотрел в своём новом приобретении.

***

За Андриком, значт, иду. Башка вразлом: гульнули давеча. Смотрю – у перехода чалится дружочек. Разубрался на отлично, только я моржа чую издаля. По глазам вижу. У нас тут-то законов немного, но моржей лучше обходить всё ж таки.

Такого я здеся не видал раньше. Ну и пусть: я своей дорогой, а ты стой, дружочек. Ох, трещит чердак по швам. Присесть. Присяду, никуда Андрик не денется. Он первая буза в классе, налюлять может нежидко. И к чужим не идти научен.

Ой, и что мы вчера так наколдырились! Будто впервые знатно разжились. Но хотя та-то хатка богатая оказалась, за неделю всё не сбыть, за месяц не прокутить. Серёжки женухе куплю. А то и не куплю. Облезет, нечего было хайло своё на меня вчера разевать. Правильно я её бланшем украсил… Или купить?

Не, купить жирно будет. А есть один хитрец знакомый, золотишком подшабашивает. Вот его прижму покрепче, должок выну. Этот дружочек – дрожащий хвост. Не только женухе, но и левухе серёжки подгоню.

Нет, зря я за Андриком тронулся. Надо было пооклёмываться, подремать. Сработал справно – гульни, гульнул – отдохни. А за пацаньём ходить – бабье дело. Ну хотя что ж. За этим можно. Вон, вымахал! Первая буза, отцова отрада. Того и гляди, в форточки сам будет лазить, а то и дружочков сторожить в укромном уголке. Андрик разок тюкнет – дружочек с ним всем поделится. Ловкач, весь в меня!

Что это ты притираешься, морж? Звали тебя, что ли? Вали, вали, покуда цел.

– Курить есть? – спрашивает.

Есть, а то. Вежливый, значт.

– Ну, – сижку даю.

Иди кури на свой пятачок, а я тут чутка… Ну, топай, что прилип?

– С интересом или так, уши проветриваешь? – спрашивает.

– Какой тебе интерес до моего интереса? Моржируй мимо, не замай.

Брови бычит, сижкой тычет:

– Где моржа увидал?

– Ха, дури кого попроще. Я жёваный, разбираюсь.

Крутит сижку в пальцах.

– Ну что же, значит, бессмысленно отпираться. Тогда поговорим по-другому. Вам интересен мой ассортимент?

– Сортимент, вишь. Мы не ристократы и не моржи какие. Нам в инсаниторий сто лет не надо. Иди, не трогай честных людей.

– Как скажете. Я здесь часто обретаюсь. Мой куншт всегда к вашим услугам.

И пошёл.

Куншт. Засунь его себе в дырку и прокрути раза три. Или я подсоблю. Уже упекли их в инсанитории, – нет, лезут, как тараканы, нормальным дружочкам крышу с места сворачивают, кунштом подманивают – и привет! Врёшь! Мы в уме ещё, сын отличник и отцова отрада. Женуха мазовая: кому хошь рыло выправит, да ещё облялякает так, что не отмоешься! Сам ночами работаю, лювелирно и без лишней мокроты. И в общий казан с каждого улова кладу по меркам. Всё чин-чин!

Только Таська подвела. Шесть годков всего, а как скажет чего, как посмотрит – мурахи по коже. И глаза как у моржа того. Моржиналы, чтоб им. То ли мы не уследили когда за девахой? Что она так с высоты на нас на всех? И будто печалится. И будто жалко ей нас…

Пора вставать, растёкся. Надо забрать старшого. Отцову отраду. Того и гляди, за высокий забор угодит – вот где настоящая учёба будет! Мужика из него сделают, настоящего. Ну рано, рано. Годик-другой ещё. Ох, башка… всё, иду.

***

У хвоста дрожащего цекавые серёжки выманил. И женуха довольна: ногу лечит, а про то, почему лечит, уж и не вспоминает. И лается меньше. Левуха тож рада. Не ко всякой такой кохаль ходит, не всякой цацки-пецки жёлтенькие носит.

И Андрик порадовал: лучшую заточку на трудах смастерил. И быстрее всех решётку перепиливает. И ловчее всех отмычки делает. Селерат! Хотят на соревнования отправить, да взнос нужен. Ничего, это всегда подшустрить можно.

А вот с Таськой – одна маета. На рисовании купюрку задают перекатать – она: «Зачем?» На уроке уличному бою учат: куда больнее ударить, как ловчее напасть – она не бьёт, сразу в слёзы. Дома сидит, мычит себе под нос. А то и малюет. Мать нашла – по щекам отхлестала. «В инсаниторий захотела? В дурку? Где на картиночки любуются и сифонии слушают?» У кого Таська насмотрелась? И при таком-то брате… Беда бедовая.

***

А как придёт, как положит головёнку на колени… «Папочка, зачем ты маму бьёшь? Папа, почему если я не хочу ударить, это плохо? Почему рисовать деньги хорошо, а рисовать картинки – нельзя?» Что ей скажешь… Потому что мама и папа когда-нибудь угодят в подземную коробочку без окон, без дверей, и как ты жить-то будешь в этом мире, цветочек? Для мягеньких да добреньких одна дорога – к моржам в инсаниторий. А этого я для тебя не хочу.

***

Сегодня прям отмутовала женуха Таську. Слился, не смог смотреть. Тащусь-волочусь, сам не знаю, куда. Заприметил этого, моржа. Ноги к нему идут. И хочу по тормозам, а не могу.

– Здоров, чертила. – Вежливость, значт, проявляю.

Этот брови поднял, мол, не ждали.

– Здоровее видал. Что вас привело сюда?

– Ты это брось, выкать со мной, а то так и по скворечнику словить недолго.

Он харкнул совсем как нормальный дружочек. Только глаза вот – что у дочи моей. С печалью и жалостью.

– Чего надо, братюнь? – спрашивает.

– Покажи товар-то, – говорю. А сам обмираю. Это ж надо, докатился хрен до днища.

– Для себя или в подарок? – щурится, хороняка.

– Малой своей. Шибко расстроилась сегодня.

Он полез в куртёху. В карманцах карты, что игральные. А на них картинки – как с печенной коробки. Яркие, цветные. Целая стопка. И что ей из этого понравится?

Видит, дергун ему в ноги, что я в непонятках.

– Посоветовать?

– Сам, – говорю.

Выбрал пять. На одной бандурина лепная со зверями. На другой – цветуёчки какие-то. На третьей – малые бегают по траве. На четвертой – хавка на столе, но красиво. На пятой – деваха в платье и с моськой.

– Что стОит?

Он назвал. Это за бумажки швахные?! Покряхтел я, но делать нечего: сам влез.

– А это от меня. – Ещё одну даёт, с ёлками-палками.

Спрятал я товар. Будто жжёт через подкладку. Иду и чую, как моржила на меня зырки пучит и ухмыляется. Женуха узнает – репу мне проломит.

***

Лежит Таська, отвернулась. Не спит. Знает, что я к ней.

– Цветочек…

Носом шмыгает.

– Цветочек, не злись на неё. Она для тебя же.

А потом смотрю – все ноги у ней синие. Отбила, мразота в серёжках. Ну, обожди…

– Цветочек. Повернись, я сюпризик цекавый принёс.

Повернулась. Глаза сухие уже.

– Только никому. И заховай, чтобы не видели.

Достал кунштовые карты. Она прям как осветилась вся. Ручки протянула, рассматривает, улыбается.

– Папочка, откуда ты это чудо взял?

– Секретик. Большой-большой секрет. Запомни только: никому. Никогда. А то беда бедовая.

Поняла. Она умная очень, хоть и в школе ругают.

Прижалась ко мне. И хорошо, и тепло, и страшно. Что я заварил?..

***

Что ни ссора, что ни огорчение – хожу к моржу этому хитромордому. Спускаю десятину на куншт для Таськи. Это я?

Уж и места его любимые знаю. И набалотыкался в сортименте. И приметил других моржей пару, но к тем не суюсь: так вернее.

Хитромордый ухмыляется и разговоры заводит:

– Что вас побудило ко мне обратиться? Как вы поняли, что нужно вашей дочке? Может, побеседуем, как приятели?

Мне поскорей бы слиться. Но надысь спросил:

– Сам малюешь или как?

– Я больше музыку пишу. И распространяю куншт. Это не все из нас могут.

– Не воткнул.

– Не все «моржи», как вы нас называете, находят в себе силы, чтобы напрямую соприкасаться с миром за забором инсаниториев. Я – один из немногих.

Валить, валить швыдче. Не спрашивать, не трындеть. Хватит и того, что беру его товар. Во что я Таську вмешал?

***

Пробовал бросить. Но посмотрю на неё – и не могу. Она так радуется, когда новый куншт ей приношу… Как отказать?

Женуха то ли прочухала что-то. Ходит, носом водит. Ищет Таськины схоронки, но не находит. Огребает Таська ни про что. Женуха за это отхватывает немало, но не перестаёт.

А Таська говорит ономнясь:

– Папочка, отведи меня туда, где ты эти карточки берёшь. А то совсем она меня забьёт, а так я хоть на красоту посмотрю.

***

Поплыл я вкрай, что топор по реке. Пошёл в какую-то блеваловку с хитромордым.

– Таська картиночки малюет. Ударить не может, злого слова сказать не может. «Папочка, зачем ты маму бьёшь?»

Этот кивает.

– И откуда она такая к нам прилетела? – спрашиваю.

Подливает. Кивает.

– Покажешь мне инсаниторий ваш?

***

Прокрались-пробрались. Посмотрели тихонько. Никогда не видал чистоты такой. Поют, музыку играют, малюют. Каждый в своём деле. Не замахнётся никто, не рявкнет. Морж меня разубрал, чтобы не поняли, кого привёл. Только я среди них, как стекляшка швахная среди цацок-пецок. Увёл меня оттуда морж, а я как за забор вышел – что из лужи глотнул.

– Как ты и смотреть-то на нас можешь? – спрашиваю.

– Приходится. Я хочу, чтобы маргиналов стало больше. Для этого нужно как-то толкать куншт среди вас. Я хочу, чтобы весь мир стал инсаниторием. Но на это нужно время. И нужно, чтобы вы сами захотели преобразиться.

Я обхватываю руками своё горло, будто разодрать хочу.

– Не все могут.

– Да, не все.

***

– Тася… Цветочек, чего ты хочешь?

Несёт из схоронки своей карты кунштовые. Стопка целая. В руки мне суёт.

– Ещё сюпризиков хочешь?

– Нет, папочка, – говорит. – Я хочу, чтобы было вот так. Чтобы вот тут я была. И картинки рисовать.

Вздыхаю. Женуха репу мне проломит.

***

Хитромордый – хотя на деле-то не шибко хитромордый – держит мою Таську за руку. Говорит, всё на мази. Как пробивал, с кем перетёр – дергун его знает. Жёлтенького с меня не взял.

– С вашей стороны это жертва и подарок. Вы хороший отец. И вы правы.

– Не легче.

Обнял малую.

– Иди с дядей, цветочек. Там тебя научат рисовать.

– А ты будешь приходить, папочка?

– Если разрешат.

Морж гладит её по кудрям:

– Может быть. Буду передавать папе сюрпризики от тебя.

Целую. Обнимаю. Будь счастлива, цветочек. Пусть этот забор защитит тебя от мира, где нельзя не ударить. И когда-нибудь я куплю у этого моржа куншт, нарисованный твоей рукой. И когда-нибудь ты преобразишь тех, кому этот куншт попадётся в трудную минуту.

Будь счастлива, папина отрада.

А мы уж здесь как-нибудь. Мы уже не можем по-другому.

Ликвидация товара

Возвращаешься себе довольный с симпозиума. Очень приятненько посидел. Завязал нужные знакомства, поднялся ещё на одну крошечную ступеньку в этом непростом обществе закоренелых эгоистов. Пора и вздремнуть… Стоп, а это кто?

В доме трикстера хозяйничало невиданное существо. Мощное, волосатое, покрытое терракотовой шерстью. Уродливое, но при этом определённо богообразное. Головы на две выше немаленького рыжего. А морда, морда-то страшна! И среди роскошных кудрей в шаловливо бегающих искорках – маленькие закрученные рожки.

И главное, что этот чуд творит! Хватает своими огромными когтистыми лапами копию ЛиМа, насаживает на шампур и споро вертит над жаровней. Беззащитный шарик сначала надувается, идёт пузырями, потом с мягким пшиком лопается и съёживается в чёрную тряпочку. Тогда чуд берёт следующую копию и безжалостно повторяет процедуру.

– Э, а ну не трожь! – не своим голосом заорал молодой бог.

Это ж надо, плод стольких часов напряжённого труда! Ну, если по правде, то только двух часов. И не такого уж напряжённого: тяп-ляп, лишь бы побольше настряпать. Но всё равно обидно! Эти мирки можно было бы неделю продавать. И выручить за них можно было бы ого-го!

– Убирайся из моего дома!

Рыжий активировал приобретённую недавно способность произвольно менять свой рост. Уменьшился, чтобы пройти меж прутьев забора, потом увеличился так, чтобы незваное чудище казалось рядом с ним беспомощным сфинксёнком.

Цапнул волосатого страшилу в кулак – и полыхнула лазурная вспышка. Рыжий взвыл и сдулся до привычного роста. Не прерывая своих вандальских действий, круторогий сунул трикстеру под нос папирус с переливающимся знаком.

– Это что? – прохрипел рыжий, потирая обожжённую ладонь. Странное ощущение, прежде не испытанное в прекрасном плоском мире посреди Хаоса Изначального. Неужели боль из ЛиМа можно вот так запросто перетащить сюда?

– Это ордер на изъятие, хр, и уничтожение нелегальных копий «Лучшего из миров»©. – Существо гнусавило и слегка прихрюкивало. – А также, хр, на арест изготовителей и распространителей.

Рыжий опешил. Но почти сразу встряхнулся.

– Ха! Арест? А попку тебе нектаром не опрыскать?

– Арест, хр, – без эмоций повторила образина, дожаривая очередной мирок. У здоровенных копыт собралась горка жалких сморщенных оболочек. – Сейчас закончу с контрафактом и арестую, хр.

Трикстер хотел ответить убийственно-остроумно, – но не смог разлепить губ. Не смог даже замычать. Скосив глаза, – двинуться он тоже не мог, – увидел, что всё тело его едва заметно мерцает лазурью. Он был слишком новым и неопытным трикстером. Едва успел явиться из Хаоса, как тут же перешёл дорогу не тому богу. Не разобравшись, что и за что ему может прилететь, наладил бизнес. И вот результат.

Волосатое существо расправилось с последней копией, подхватило под мышку застывшего как изваяние трикстера и мгновенно переместилось – куда?

– Папа, – прогундосило чудище в пустоту громадной залы с сумрачным потолком.

– Сколько раз говорил не называть меня так. Твой номер?

– Шесть.

– С чем пожаловал?

В поле зрения рыжего пленника показался пожилой бог с искрами в густой кудрявой бороде.

– Я принёс подозреваемого. И уничтожил, хр, склад пиратских копий, – похвалилось страшилище, выпячивая грудь.

Трикстеру вернули вертикальное положение.

– Ты молодец, номер шесть. Назначаю тебя старшим. Иди и дай отбой своим подчинённым. Отдыхайте, ждите указаний.

Номер шестой ушёл, деликатно хрюкнув. Долго, долго ничего не говорил искробородый. Ходил вокруг задержанного нарушителя авторского права, рассматривал его, как диковинного выползня из вечно изменчивого. А рыжий всё это время перебирал варианты.

– Ну вот ты и попался, – произнёс наконец бог-организатор. – Теперь будешь отвечать перед Советом по мироустройству. Но сначала я хочу кое-что узнать.

Трикстеру вернули способность говорить. И он тут же ею воспользовался:

– А я давно мечтал поговорить с вами! Я-то думал, вы меня куда раньше найдёте.

Бородач поперхнулся заготовленными вопросами. Выдавил:

– То есть?

Рыжий блеснул неотразимой улыбкой и принялся аккуратненько вываживать:

– Вы ведь весьма знаменитый бог, поэтому обычным путём пробиться к вам нереально. Кто я такой – вчерашний плевок Хаоса Изначального, молодой божок, пытающийся пробиться в конкурентном сообществе, – бесхитростно глядя в глаза, начал трикстер. – Обивать пороги и писать письма, чтобы связаться с вами, было бы более чем бесполезно. Нужных знакомств у меня не имелось, а действовать следовало быстро. Поэтому я решил применить нетривиальный метод. Уж простите мне эту маленькую хитрость.

– Хочешь сказать, что искал аудиенции со мной? – недоверчиво уточнил организатор.

– Ну да, – закивал ловкач. – Вы сразу почувствовали недюжинный потенциал «Лучшего из миров». Я тут же понял, что вы отменный делец и тонкий психолог – и что мы сможем быть друг другу полезны. У меня множество идей и заготовок, но я не мог просто так прийти и представить их вам: незнакомца с улицы вы просто не стали бы слушать и вытолкали бы взашей.

Организатор нахмурился.

– Если хочешь наняться в фирму «Отец и сын» копиистом, то не мечтай. Я видел твои работы – это бездарные пародии, а не репродукции шедевра.

– О, нет-нет, что вы! – Рыжий до предела поднял едва заметные брови, замотал головой. Замахал бы руками, если бы им вернули подвижность. – Копии ЛиМа – это, если позволите, розыгрыш, способ обратить на себя ваше внимание. Хочешь пообщаться со знаковой личностью, – ущеми её интересы. Да, я рискнул навлечь на себя ваш гнев, но я был уверен, что вы рассудительны и сумеете увидеть коммерческую возможность, даже если она представляется весьма неожиданно и исходит от безвестного молодого бога.

Трикстер выдержал паузу, подогревая интригу на медленном огне.

Не сказать, чтобы организатор был падок на лесть. Но его отличали любопытство и изрядная алчность. Словосочетание «коммерческая возможность» раззадорило пожилого бога, и теперь всё его существо требовало подробностей.

– Я слушаю, – ровно произнёс искробородый.

Вот сейчас нужно подбирать словечко к словечку.

– Вы уже изрядно потрудились, продвигая свой продукт. Интервью с автором, мастер-классы и автограф-сессии. Но при всём моём безмерном к вам уважении, эти методы уже устарели. Что вы знаете о новейших веяниях маркетинга, POS-адвертайзинге, продакт плейсменте, контекстной рекламе?

Взгляд организатора остекленел от этой абракадабры. Пленник сыпал новыми и новыми терминами, уже довольно свободно кивая головой. Стараясь придать себе значимости, он принялся в деталях расписывать, как продать эскимо эскимосу, попутно всё больше углубляясь в запутанные теории маркетинга.

– Вы ведь хотите, чтобы копия ЛиМа была в каждом доме? Вы хотите убедить потребителя, что ваш продукт ему жизненно необходим? – напирал рыжий, чувствуя, что снова может шевелить кончиками пальцев.

– Ну да, – заворожённо подтвердил глава фирмы «Отец и сын». Он потерял нить повествования где-то между северным сиянием и тундрой. И ещё гадал, откуда ушлый юнец принёс загадочные истории о неведомых эскимосах.

– Значит, нужно красиво подать товар. Чтобы каждый, кто хоть краем уха о нём слышал, грезил о «Лучшем из миров» во сне и наяву! Как раз в этом я и надеюсь быть вам полезным.

Трикстер обезоруживающе улыбнулся и небрежно облокотился о колонну. Затёкшие ноги заметно покалывало, но в победе можно было не сомневаться.