Читать книгу: «Амнезия. Мой не бывший», страница 5

Глава 14

Что происходит?!

Как?! Как он мог исчезнуть, пока меня не было? Это невозможно… он же только что пришел в сознание, выйдя из комы! А теперь… теперь его просто НЕТ. Словно вырвали из моей жизни. Вчера он был рядом, я держала его за руку, а теперь – пустота.

– Вы что здесь делаете? Вам больше нельзя сюда ходить, – начинает медсестра, вошедшая в палату, но я прерываю ее.

– Где Воронов, он лежал вот здесь? – не хочу верить в худшее, но не могу не спросить дрогнувшим голосом. – Он же в порядке? Жив?

– Жив, конечно. Выйдите из палаты, – еще настойчивее пытается меня выдавить.

– А где он? Перевели? Ему же еще было плохо, он же только очнулся!

– Тшш! Здесь еще другие пациенты, хватит шуметь, идите к Глебу Михайловичу, он вам все объяснит.

– Да что объяснит? Куда у вас пропал пациент?

– Перевели его, идите, не нарушайте покой! – почти выталкивает меня из палаты и задвигает стеклянную дверь.

Руки дрожат, я прикусываю губу до боли, но это не помогает – слёзы от обиды давят изнутри. Ну как это может все опять происходить?!

Так, ладно. Делаю очень глубокий медленный вдох.

Успокоиться, найти Глеба. Он где-то здесь.

Зря я ему не позвонила, конечно.

На посту облокачиваюсь на стойку, потому что у меня уже кружится голова от всего происходящего. Это слишком! Куда мог пропасть Илья?

– Как мне найти Глеба Михайловича? Он здесь?

Дежурная сестра поднимает на меня строгий взгляд.

– У себя в неврологии, основные его пациенты там.

Черт, я и забыла, что здесь Глеб как специалист и лечащий врач только для некоторых пациентов по его профилю, а так отделением заведуют реаниматологи.

Поднимаюсь на третий этаж в отделение к Горину, где лежала сама недавно, на меня уже даже персонал смотрит как на «своего» человека, и не гоняет, как других пациентов, шастающих по этажам.

Нахожу Глеба в коридоре, разговаривающим с пациенткой, он сразу меня замечает и сигнализирует подождать его немного.

Я жду, хожу в рекреации у окна, как львица по клетке, в груди тяжесть и ужасно неспокойно, у меня слишком богатая фантазия? Может, зря я? Воронова могли просто в другое отделение перевести, в травматологию, в интенсивную терапию, да куда угодно! Может он вообще тут у Глеба, а я бегаю, ловлю паническую атаку на ходу.

В животе колет, и я рефлекторно сгибаюсь.

– Эй, эй, Полина! – надо же именно сейчас появиться Горину и застукать меня с искаженным болью лицом. – Нет, ты точно напрашиваешься на возвращение в палату. Ну-ка идем.

Он отводит меня в свой кабинет, благо тут никого кроме него нет, усаживает на диванчик. Уютно, светло, чуть спокойней, чем в палатах и коридорах.

– Ты что здесь делаешь? Я же просил ждать моего звонка.

– Я не смогла ждать. Его перевели? В какое отделение? – меня мало волнует причина, почему не отвечал Горин, и не особенно сильно живот. Это все подождет.

– Ты таблетки сегодня пила, что тебе прописал гинеколог? – у него свои вопросы, – ты почему носишься по больнице, у тебя тоже постельный режим!

– Глеб! Где Илья?! – злюсь.

– Илью перевели, – берет меня за руки, мне это не нравится, – в другую больницу.

– Что? Это как? – кровь отливает от лица.

– В Москву. Спецтранспортом сегодня рано утром забрали.

– Это как вообще? Из реанимации?! – я не выдерживаю, вскакиваю с дивана. Глеб резко тянет меня назад.

– Сидеть! Я тебе сейчас успокоительное вколю, будешь спать часов шесть! Выдохни!

Падаю обратно на мягкие подушки, но уровень моего шока и возмущения все равно где-то там наверху и предельных границ.

– Как его могли забрать? Каким еще транспортом в таком состоянии?

– Вертолетом, наш главный лично все оформлял, экстренная транспортировка, по платной страховке. Медицинский спецвертолет и бригада врачей в комплекте. Твой Воронов полетел в Москву с полным комфортом и вообще во сне.

– Почему ты мне не позвонил сразу? – не могу не выразить обиду.

– Потому что, Поля, ты беременная женщина, которую лучше не будить в шесть утра такими новостями. Ты еще от прошлого раза не отошла! Плюс у меня была срочная работа, консилиум по сложному случаю, я позвонил бы тебе сразу после утреннего обхода. Нормально бы все рассказал, когда ты дома под присмотром Руса.

Я роняю лицо в ладони, ерошу распущенные волосы. Когда у меня уже все будет нормально?! Без сплошного потрясения нон-стоп.

– Это она его забрала? – поднимаю голову.

– Официально все оформила страховая, запрос и транспорт были из московской клиники, но да. Я уверен, что это та женщина. Больше некому, никто не звонил в больницу и не обращался в качестве родственника.

– А как такое возможно? Он был согласен? Или он сам захотел в Москву?

– Поль, Воронова никто не спрашивал, он со вчерашнего дня у нас был на седативных, спал после всех обследований. В момент транспортировки его даже не будили, просто погрузили и увезли.

– Да это похищение какое-то!

– Нет. Это медицинский трансфер. По документам – всё чисто. Илья официально выписан и переведён в другое лечебное учреждение.

– Боже… я даже не успела с ним поговорить.

– Я знаю. Но ты не смогла бы это предотвратить. Реаниматологи и главный все сами решили. Илью отправили в частную клинику на лечение и персональную реабилитацию. – Глеб проводит рукой по волосам, будто ему передо мной ужасно неловко. – Может, так будет даже лучше, ты же знаешь, что возможности платной медицины шире, чем государственной. С ним будут работать хорошие специалисты, значит, он быстрей восстановится и все вспомнит.

Мои плечи опускаются. С одной стороны, я понимаю, что в московской клинике он может действительно быстрей поправиться, но в то же время Илью будто бы украли у меня.

Как тут выбрать между тем, что лучше для него, и тем, что хочу я?

А я хочу, чтобы он меня вспомнил! Я хочу увидеть осознанный взгляд и услышать ответы на мои вопросы, потому что вариться в этом неведении – это самая страшная пытка!

– Ты вчера с ним разговаривал еще? Он начал вспоминать? Хоть что-то прояснилось?

Горин поджимает губы и коротко качает головой.

– Вчера он все так же был в октябре прошлого года, его сознание пока не может перестроиться. Мы после консультации с психиатром решили, что нельзя давить слишком резко, он плохо реагировал.

– Что значит плохо?

– Начинал волноваться, поднималось давление, появлялся острый болевой синдром. Ему сейчас все это вредно, давление вообще может вызвать кровоизлияние или инсульт.

– О господи.

– Не торопись, всего несколько дней прошло, – вновь моя рука в его, успокаивающе гладит. – Ему ты не поможешь, себе навредишь. Я тебя от тонуса и стресса так и буду лечить, пока ты, не дай бог, не потеряешь ребенка?

– Вот ты… нашел на что давить?

– Я врач, Поль, благополучием моего пациента для меня на первом месте. Ты себя замучишь этим стрессом, но ничего не добьешься, пока сам Воронов не поправится. Вспомни, что ты будущая мать.

Мне и так плохо, а теперь еще добавляется чувство вины за то, что опять не думаю о ребенке. Не привыкла я еще о нем думать круглосуточно, оно так быстро не работает.

– Ты дашь мне контакты той клиники, куда его увезли? Я знаю, что в бумагах это все должно быть указано, – ну не могу я иначе.

– Ты неугомонная, – качает головой разочарованно, – дам, но с условиями.

– Глеб, ну я не ребенок, вы с Русом меня так опекаете, будто я ваша мелкая, а мне уже двадцать шесть!

– Как только будешь вести себя как взрослая ответственная будущая мать, тогда и поговорим как взрослые. – Натягивает на себя строгий вид, – А пока условия: сейчас я тебя к гинекологу отведу и, если нет угрозы, идешь домой к Русу и сидишь там, пока я тебя не выпишу! Пьешь таблетки, витамины, лежишь, отдыхаешь, смотришь сериалы, пока не пройдет тонус, и угроза ребенку не минует. А вот после этого, я дам тебе контакты клиники.

– Ну, Глеб! Это шантаж.

– Ты поняла меня? – непреклонный, вредный, почти как Руслан.

– Поняла, – теряю весь оставшийся запал и падаю на спинку дивана.

Они все правы, но как запретить сердцу тянуться к тому, что занял там все свободное место. И я не могу понять, как же именно он теперь в нем живет, как человек, которого я люблю и не могу без него представить свою жизнь, или как предатель, который все то время, что мы были вместе, оказывается, встречался еще и с другой женщиной?

И никто не может ответить мне на эти вопросы.

Сейчас мне придется подчиниться.

А потом я что-нибудь придумаю.

Глеб прав, я теперь будущая мать, мой ребенок не должен страдать независимо от того, что будет с Вороновым.

Я подчиняюсь и после осмотра врача, уезжаю на такси домой в «Инферно». Руслан тоже не очень-то доволен моим очередным побегом и отчитывает меня как подростка, на мою сторону встает только Таня.

Она становится моим союзником на несколько следующих дней, мы общаемся очень много и успеваем хорошо подружиться. Теперь у меня с ней много общих тем, она тоже беременна, срок чуть меньше моего.

Я не могу не думать об Илье, он приходит ко мне в ночных кошмарах, и я переживаю вновь и вновь нашу аварию, с той лишь разницей, что Воронов больше никогда не открывает глаза.

Даже не знаю, как он там сейчас. Вся информация – это скупое от Глеба «с ним все хорошо». Но что он может знать, ему даже как врачу толком не отвечают в той клинике.

Но одним утром мне вдруг звонят:

– Полина Волкова? Добрый день, это Анфиса, секретарь Игоря Толкунова, он временно исполняющий обязанности генерального директора, – я замираю с волнением. Этот человек будет заменять Илью? Они узнали про аварию и что он в больнице?

Предчувствие прошивает грудную клетку болезненным уколом.

– Да, я слушаю. Что случилось?

– Вы не выходите на работу уже очень долгий срок и не представили объяснения, Игорь Валерьевич просил передать, что ставит вопрос о вашем увольнении, так как вы, являясь ведущим дизайнером, срываете работу основного проекта компании.

Глава 15

Этого еще не хватало, я прикрываю глаза и пытаюсь взять себя в руки. Мало того что на место Воронова внезапно сел Игорь Толкунов, исполнительный директор компании, так еще и секретарша Ильи теперь на него работает.

– Погоди, Анфиса, я же на больничном, все официально оформлено. Позвони в кадры, я туда сообщила, что не смогла выйти в срок, потому что лежала в больнице.

Пульс уже подскакивает, стуча в ушах вместе со звуком голоса.

– Это не мое дело, я передала сообщение от Игоря Валерьевича. С кадрами сами разбирайтесь. Директор и так рвет и мечет, на него навалилось очень много новых обязанностей из-за отсутствия Воронова.

– Переключите меня на Игоря Валерьевича, я объясню ему лично причину своего отсутствия.

Я сжимаю зубы, уже готовая отвечать перед исполнительным раз ему вожжа под хвост попала на мне отыграться.

– У него сейчас совещание, и весь день расписан, не думаю, что он найдет время для персональных бесед с рядовым сотрудником, – объясняет, мягко «втаптывая» меня в ковер в кабинете Толкунова.

Рядовым? Я аж воздухом давлюсь от этого слова, но мне нельзя забывать, что особенной я была только для Ильи. Но все равно должность-то моя не рядовая!

За последние месяцы у меня возникло стойкое ощущение, что Анфиса меня недолюбливает за то, что я проводила столько времени с ее начальником. Может, это была некая ревность.

Толкунов же всегда держался со мной очень холодно, лишь в самом начале моей карьеры в компании пытался оказывать знаки внимания, но они быстро сошли на нет. А когда я занялась проектом Воронова, вообще стал будто бы меня сторониться.

 Уж не знаю почему, учитывая, что с Ильей мы скрывали наши отношения. И очень тщательно.

Однажды Илья объяснил мне эту конспирацию тем, что служебный роман – это проявление слабости, а он не может себе позволить выглядеть слабым ни для подчиненных, ни для конкурентов.

Я тогда подумала, что это невероятно эгоистично, но он имеет на это право. А позже Илья добавил, что если про роман узнают, то это подорвет репутацию нас обоих. Про него начнут думать, что карьерный рост через постель это приемлемый путь внутри кампании. А про меня, что я добилась места ведущего дизайнера не потому, что мой проект победил на выставке и собственные профессиональные качества, а потому что я сплю с боссом.

Учитывая, что Воронову нужна была твердая власть, а мне дорога моя репутация, я была согласна на все.

Ведь он прав.

Страсть между нами не должна была превратить меня в «подстилку босса». Я бы этого не пережила профессионально, в наших кругах слухи ползут быстрей, чем плесень по необработанным стенам.

За это место я готова бороться зубами, потому что такой проект, как головной офисный центр Воронова – это путевка в жизнь для любого дизайнера. Главная звезда моего портфолио, которая откроет мне двери в высшую лигу.

Поэтому…

– Так запишите меня к нему на прием, не как рядового сотрудника, а как ведущего дизайнера приоритетного проекта! – повышаю голос, – если он так заботится о срыве работы, как он может уволить ключевого исполнителя?

– Полина, – снисходительно, – вы работали с Вороновым, у которого единственное оправдание невыполнения работы – смерть, а сами? Вы вообще в курсе, что Илья Андреевич попал в аварию и находится в больнице? Что сейчас за его жизнь борются врачи, а вы где-то там прохлаждаетесь на больничном?

Я устало накрываю ладонью глаза. Конечно, я в курсе, я сама в этой аварии чуть не погибла, и на борьбу за жизнь тоже успела насмотреться. Но я не могу сказать об этом, потому что скомпрометирую Илью.

Анфиса знала его рабочие планы и расписание, особенно то, что связано с нашим проектом, но поездки в другой город за психанувшей беременной женщиной в них не было. И сейчас не время этим козырять!

– Я не знала. Что случилось с Ильей Андреевичем? – игры наше все, притворство, маски. Сейчас не исключение.

– Насколько я знаю, он серьезно пострадал и даже был несколько дней в коме. Сейчас уже пришел в себя, но на восстановление уйдет время, мы не знаем, когда он вернется к работе, – говорит уже без вызова и с ноткой беспокойства, будто и правда ей нравился. – Поэтому ваш саботаж сейчас максимально неуместен, Полина! И разбираться вам придется уже с Толкуновым!

– Я поняла, Анфиса. Вы впишете меня в его график? Ради проекта Ильи Андреевича, найдете окошко?

Слышу чуть раздраженный вздох. Кому нравится, когда манипулируют чувствами?

– Впишу, завтра в два часа дня, чтобы как штык у него в кабинете. Не придете, значит, не сильно вам нужна была работа. Я солидарна с Ильей Андреевичем, уважительной причиной может быть только смерть.

– Спасибо за понимание, Анфиса. Я надеюсь, с Ильей Андреевичем все будет в порядке, – прикусываю на мгновение губу. Решаюсь, – я хотела бы передать ему презент со словами поддержки от себя и коллектива моего отдела. Вы не подскажите, в какой больнице он сейчас находится?

Если я поеду сегодня же в Москву, то нарушу все договоренности с Глебом и Русланом, они не скажут мне, где лежит Илья. Хоть так узнаю.

– Не подскажу, Светлана Юрьевна не уточнила даже мне.

– А Светлана Юрьевна это?.. – даже секретарша ее уже знает, а я все это время ходила в неведении? Ну, Воронов!

– Его невеста, – добавляет Анфиса, чтобы окончательно добить.

– Я поняла, спасибо еще раз. Я обязательно буду к назначенному времени.

Все-таки невеста? Не соврала?

Там, в больнице мне показалось, что она говорит мне это назло, чтобы побольней уколоть, потому что догадалась, что между мной и Ильей нечто большее, чем деловые отношения. Да и не выливают на начальника кофе с тестом на беременность в качестве «подсластителя», если ничего нет.

Она же стояла рядом в тот момент, не могла не увидеть тест.

Именно сейчас мне вдруг становится невыносимо интересно, как же Илья объяснил это ей? Что было? Еще одна сцена с гневом обманутой женщины? Ведь если Илья был и с ней все это время, значит изменял.

Мне изменял со Светой или Свете изменял со мной?

Господи, что-то ничего хорошего не выходит в любом случае.

После звонка мне становится совсем неспокойно, и я спускаюсь в ресторан, сейчас утро и народу очень мало, заведение больше подходит для обедов и ужинов, и это даже хорошо. Здесь в зале, который проектировала я, чувствуется какое-то спокойствие, я будто бы немного заряжаюсь энергией от кирпичных стен, темного, будто обгорелого дерева мебели.

Вспоминаю пожар, что здесь произошел, и тот факт, что Руслан был готов пожертвовать собой ради Тани, чудом не погиб от огня. А я…

Сажусь в самый уголок за маленький столик у окна, за стеклом мягко падает снежок.

Я обычная слабая, да еще и беременная женщина, мужчина которой сейчас в другом городе и под присмотром невесты.

Меня уже посещали мысли никогда не возвращаться в Москву, это было бы очень просто, отличный способ все забыть и избежать новой боли. Глупо воображать в нашей с Ильей истории хэппиенд.

Ничего не закончится так красиво, как мне мечталось во времена нашего романа.

Ни-че-го.

Но я поеду и буду бороться за себя и свое будущее. Потому что теперь я не одна, я мать и ответственность за ребенка нести мне. А у хорошей матери должна быть хорошая высокооплачиваемая работа, чтобы содержать себя и его. Свою карьеру я губить не намерена.

Поэтому жди меня, Игорь Толкунов.

Ищу в планшете, что принесла с собой, билеты в Москву на сегодняшний вечер или, в крайнем случае, на завтрашнее ранее утро. В последний момент замечаю, когда ко мне подсаживается Таня и ставит передо мной кружку с горячим какао.

– Я чувствовала, что ты не сможешь усидеть. Уже сбегаешь?

Глава 16

– Зря Рус на тебя так давит, – Таня отпивает из своей кружки какао, и я вижу в нем такие же воздушные зефирки, как у меня. Тоже тянет на сладкое.

– Он по-другому не умеет выражать свою любовь и беспокойство, – коротко улыбаюсь, – не волнуйся за меня. Я умею обращаться с тиранами, ты еще не видела, как я сбегала от него в первый раз.

– Он мне рассказывал недавно, – ее теплая улыбка заставляет еще немного оттаять мое сердце. После паузы спрашивает. – Ты ведь любишь его?

– Конечно, как можно не любить этого сверхответственного брутального пироманьяка! – смеюсь я, думая о брате, который уехал куда-то по делам ресторана.

– Да, – шире улыбается и опускает смущенно взгляд. Я прекрасно понимаю, за что она влюбилась в Руслана. – Но я не о нем. Я об Илье. Ты же в любом случае не смогла бы у нас остаться, я вижу, как тебя тянет к нему. Тебе физически плохо от одной мысли, что его могло больше не быть после этой аварии. Илья тебе дорог и не только потому, что отец будущего ребенка.

– А толку!

Я не выдерживаю и рассказываю ей про Светлану и все события с ней связанные. Не могу держать все внутри себя. Пусть это и нарушение договоренности о тайне отношений, но после предательства Ильи, я могу сделать себе послабление хотя бы перед самыми близкими людьми.

В них я уверена на сто процентов, никто ни меня, ни Илью не выдаст. Все останется строго между нами, даже несмотря на обещание Руслана прибить Воронова.

– Езжай, – Таня кладет руку на мою. – Руслан тебя все равно поддержит и с большой вероятностью сам отвезет. Куда тебе сейчас четыре часа в поезде трястись?

– Спасибо, Тань, – и вот мне опять хочется плакать, потому что теперь эти эмоции вообще не поддаются контролю. Гормоны меняют меня на глазах, я становлюсь совсем другим человеком.

Когда Руслан возвращается в ресторан, я сдаюсь ему с потрохами, что уезжаю, и отговаривать бесполезно. Таня была права, он принимает мое решение, пусть и ругается немного, но твердо заявляет, что повезет меня сам. На машине намного комфортней, чем на поезде.

Благодарности моей нет предела.

А перед самым отъездом к нам заглядывает Глеб, чтобы проводить меня.

– Ты упрямая, но я тебя понимаю, не слепой, – обнимает меня на прощание. Он мне очень помог. – Я пришлю тебе название и адрес клиники, куда положили Воронова. Надеюсь, тебе это поможет, а если нет, звони, найдем способ до него добраться.

– Я обязательно позвоню в любом случае, – крепко сжимаю в объятьях в ответ. – Спасибо тебе за все и… за Илью.

– Не забывай пить витамины и встань уже на учет к хорошему врачу! – звучит от него напутствие, за которое он получает воздушный поцелуй.

И вот после нескольких часов дороги в машине, за бесконечными разговорами с братом, мы, наконец, приезжаем в Москву. Она встречает нас легкой слякотью, здесь намного теплей, снег подтаивает, сквозь облака проглядывает солнце, играя в окнах высоток.

Ночуем в моей съемной квартире, и на следующий день Руслан опять сам отвозит меня на работу. Ему ужасно не хочется отпускать меня, но я уже не маленькая сестренка и должна разбираться со своей жизнью самостоятельно.

– Я заберу тебя вечером, а если освободишься раньше, позвони, – мы припаркованы на стоянке возле моего офиса, сидим в машине.

– Ты можешь уже возвращаться домой, – поворачиваясь к нему на сидении, прежде чем выйти.

– Как только буду стопроцентно уверен, что тебя не выперли незаконно с работы, – в суровом взгляде стальных серых глаз Руслана я все равно вижу беспокойство за меня.

– Не смогут, я беременна, меня нельзя просто так уволить.

– Мхм, рассказывай мне. Все, иди, пока я не развернулся и не увез тебя обратно.

Обнимаю его крепко и выхожу из машины. Надо мной возвышается старый офисный центр, из которого мы скоро обязательно съедем в новое здание. Как только закончим его внутреннюю отделку. Вздыхаю, как перед казнью…

Нет! Это будет не казнь! Битва за мое будущее, и я не собираюсь ее проигрывать! Я удержусь на этой работе!

Потому что, если ее потеряю, никуда на новую устроиться не смогу, кто же захочет брать молодую женщину в положении и не замужем? Это же стопроцентная гарантия, что она будет сидеть сначала в декрете, а потом на вечном больничном с малышом, потому что за ним некому больше смотреть.

Иду решительно в офис, поднимаюсь на верхний этаж, где в приемной Воронова сидит Анфиса, у которой я хочу уточнить, не поменялись ли планы Толкунова.

– Здравствуй, Волкова! Он тебя ждет! – не слишком вежливо приглашает меня и указывает на дверь кабинета Ильи.

– Здесь? Это же не его кабинет, – так, что-то мне не нравится идея Игоря занять место Воронова. – Я думала, он у себя работает.

– Игорь Валерьевич ждать не будет. Вперед! – подгоняет, не давая больше слова сказать.

Ладно. Стучусь и вхожу в высокую двойную дверь, в груди жаром вспыхивают воспоминания об Илье. Этот просторный офис с угловым окном на две стены так прочно ассоциируется у меня с Вороновым, я будто уже слышу его запах при первом же вдохе.

– Игорь Валерьевич?

У дальней стены боком к окну широкий рабочий стол без кресел для посетителей, Илья не любит, когда кто-то сидит перед ним. Для этого есть отдельное место с креслами и столиком у окна либо все посетители стоят перед столом по стойке смирно и отчитываются.

У меня со столом свои ассоциации. Оглядываю его гладкую как стекло поверхность, вспоминая каждый тот горячий миг, когда «наш рабочий день был окончен». И кресло…

В котором сейчас сидит человек, не имеющий права его занимать.

Широкое кресло с высокой спинкой разворачивается, и моему взгляду является Игорь Толкунов, мужчина не самой яркой внешности. По сравнению с выдержанной, но явной красотой Воронова, он вообще бесцветный.

Но это его бесцветность она холодная и гладкая, как отполированный металл. Очень светлые глаза – как у хищника или человека, который видит насквозь. Они не отражают тепла, только проверяют и оценивают.

Внешний облик отточен, подчеркнуто деловой: костюм сидит безупречно, будто сшит индивидуально. Чистые линии во всем – от стрижки до манеры держаться. Стерильный.

Он выглядит так, будто даже его эмоции продуманы заранее и вставлены в правильные места, как мебель в безупречный интерьер.

Скользит по мне взглядом от самых туфелек вверх, пока не останавливается на лице.

– Ну наконец-то, Волкова. Я уж думал, вы решили не возвращаться.

– Я вернулась, как только смогла, и у меня на то была уважительная причина. Экстренная госпитализация. – Говорю сдержанно, без эмоций. – Я сообщила о ней в отдел кадров, больничный у них в системе. Он, впрочем, еще не закрыт, но я готова приступить к работе.

– Работе? Над чем именно, Волкова? Над личным кабинетом Воронова? Пентхаусом для руководства? Дизайном, который вы с ним обсуждали и планировали наедине? – отчего-то делает ударение на последнем слове, и по моей спине бежит холодок.

– Я ведущий дизайнер проекта нового офиса компании, моя работа – создать пространство, которое отвечает нашим стандартам. Разве нет?

Толкунов ухмыляется, откидывается в кресле и сцепляет руки в замок на своем согнутом колене.

– Стандарты компании? Нет, Полина. Это были личные стандарты Воронова. А он, как ты знаешь, сейчас отсутствует. И пока его нет… этот проект заморожен. Мы сконцентрируемся на нижних этажах, которые будут сдаваться в аренду.

– Но я вернулась и продолжу работу, у нас уже утверждены сроки с подрядчиками. Вы не можете просто взять и заморозить мой проект! – не выдерживаю в конце. То он увольняет меня за срыв работы, то теперь сам все хочет заморозить. Чего добивается?

– Твой проект? Это проект компании. И да, я УЖЕ его заморозил. Потому что я исполняющий обязанности генерального директора, и пока Воронова нет на месте, все решения принимаю я. Желаете их оспорить? Или покинуть нас собственным решением?

Он бросает на меня испытующий взгляд. Ждет реакции, хочет увидеть разочарование, злость, страх? На что провоцирует?

Внутри меня все клокочет, я вскидываю подбородок.

– Воронову не понравится, что вы самовольно замораживаете часть уже запланированных отделочных работ. Вы же знаете, как он сильно был вовлечен именно в создание интерьера этих этажей.

– Вот именно! – резко подается вперед, – точно так же все встанет без самого Воронова. Но! Я не собираюсь рисковать репутацией компании, пытаясь довести до конца то, что начинал он. Вам хватило смелости представить проект его личного офиса на выставке, и теперь за ним внимательно следят все наши конкуренты и клиенты, включая потенциальных. Любая ошибка уничтожит нашу репутацию и репутацию Воронова в первую очередь. Уж лучше пусть проект ждет его возвращения.

Снова откидывается на спинку и тут же принимает спокойный, холодный вид, будто взял эмоции под контроль.

А вот мне становится понятна его мотивация, он сам боится испортить проект и остаться крайним, когда придется отчитываться перед Ильей. Это его способ прикрыть свой зад.

– Вы боитесь, что ошибки будут стоить ВАМ карьеры? Не беспокойтесь, я готова продолжить все под свою ответственность.

– Вот ещё! – перебивает меня. – Вас, Волкова я снимаю, с этого проекта на время заморозки и перевожу на отделку офисов под аренду.

– Что? Это же стандартизированные коробки в минимализме! Там же делать нечего! Мы только стажеров на них натаскиваем!

– Вы предпочитаете быть уволенной? – Толкунов говорит медленно и вполне серьезно, он ведь найдет способ меня уволить, если захочет. Не уверена, что даже беременность его смутит.

– Я предпочитаю выполнение трудового законодательства с обеих сторон. Я ничего не нарушила, все данные в отдел кадров были переданы вовремя! Увольнять меня нет причин!

Намеренно придерживаю информацию о беременности, как последний козырь.

– Полина, Полина, – вздыхает он и встает с кресла, медленно обходит стол, затем и меня. Словно акула вокруг своей будущей жертвы.

И только сейчас я понимаю, почему мне так сильно казалось, что Илья здесь, в своем кабинете. От Толкунова пахнет любимым премиальным парфюмом Воронова.

Но вот смешиваясь с ароматом тела, этот запах приобретает совсем иные оттенки. Более сладкие и в то же время чуть отталкивающие.

По коже пробегает волна мурашек, мне отчетливо теперь видится, как Толкунов мечтает занять место Ильи. Быть может, даже надеется, что по состоянию здоровья Воронов уйдет от дел, оставив управление компанией ему.

– У вас всегда есть варианты, – встает мне за спиной, и его голос я слышу у самого уха, чувствую дуновение дыхания на волосах.

– Какие? – сжимаю губы, стараясь не дышать с ним одним воздухом.

– Заняться в первую очередь дизайном моего… – делает паузу и понижает голос почти до шепота, – кабинета. Используя все ваши… таланты погружения в личность клиента.