Читать книгу: «Смертельная миссия в Хайларе», страница 4

Глава 3
Чита, июль 1945 года

Черная эмка притормозила на минутку возле поста охраны военного аэродрома «Черемушки»^[23], проехала к взлетному полю и остановилась рядом с зелено-коричневым «виллисом» с открытым кузовом. Из эмки вышли два человека в гражданской одежде и направились к майору в армейской пехотной форме, который стоял возле американского внедорожника.

– Добрый день, Николай Петрович! – поздоровался невысокий стройный брюнет с темными вьющимися волосами. – Нового начальника Управления встречаете?

– Так точно, товарищ полковник. Только самолет что-то задерживается, – пожав протянутую ладонь, ответил порученец.

Они с тревогой взглянули на северо-запад, откуда наползали сизые, с рваными краями тучи и доносились глухие раскаты грома.

– Время еще есть. Летчик, вероятно, грозовой фронт обходит, – сказал спутник полковника – крепкого сложения мужчина с широким лицом и глубокими залысинами над высоким лбом. Вынув из кармана пиджака портсигар, он неторопливо закурил, щуря серо-зеленые глаза от папиросного дыма.

Вскоре на фоне темного неба блеснули крылья пассажирского Ли-2. Пробежав метров четыреста по полосе, самолет остановился, по правому борту открылась дверца, и на бетонку спустился невысокий худощавый мужчина лет сорока пяти, одетый в светло-серый костюм. Встречающие поспешили ему навстречу.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. – Майор поднес ладонь к козырьку фуражки.

– Здравствуйте, Николай Петрович! – Прибывший пожал ему руку и повернулся к незнакомцам.

– Соколов Алексей Алексеевич^[24], начальник Управления НКГБ по Читинской области, – протянул в приветствии руку брюнет и отрекомендовал своего спутника: – Знакомьтесь, мой заместитель – подполковник Григоров Родион Андреевич^[25].

– С приездом, товарищ Зеленин^[26], – отвечая на рукопожатие генерала, поприветствовал его Григоров. – Как долетели?

– Нормально долетели, только при заходе на посадку пару раз тряхнуло, – скупо улыбнувшись, ответил тот.

– Павел Васильевич, надвигается гроза, думаю, в нашей машине будет удобнее, – открыв дверцу эмки, пригласил Соколов.

– Пожалуй, вы правы, Алексей Алексеевич, – взглянув на потемневшее небо, согласился Зеленин. – Можете быть свободны, – отпустил он своего порученца.

Машины развернулись и помчались в сторону города по пролегающей через степь дороге. Миновав южные окраины Читы, они доехали до привокзальной площади, притормозили возле трехэтажного дома по улице Бутина, 1^[27], не выделявшегося среди остальных зданий ни вывесками, ни охранявшими вход часовыми. Мало кто из читинцев знал, что в этом доме из темно-красного кирпича с арочными окнами на фасаде второго этажа находилось Управление военной контрразведки Смерш Забайкальского фронта.

Трескучий удар грома раскатился над Читой, по стеклам машины застучали первые тяжелые капли – ливень все-таки нагнал их в городе.

– Может, отвезти вас на квартиру, товарищ генерал? – спросил Соколов, глядя сквозь стекло на пузырящиеся под струями воды лужи.

– Нет, сначала зайду в Управление, а завтра, как договорились, в десять часов прибуду к вам, – отказался Зеленин и, решительно открыв дверцу, нырнул в белую пелену дождя.

* * *

Водитель вел машину по залитым солнцем улицам. Облокотившись на открытое окно, Зеленин разглядывал город – возле домов были отрыты щели на случай бомбежки, на стенах нарисованы указательные стрелки с надписями «Бомбоубежище», окна крест-накрест заклеены бумагой. Но несмотря на признаки надвигающейся войны, Чита выглядела мирным тыловым городком по сравнению с сожженными и разрушенными городами европейской части страны.

Виллис остановился возле дома на Ленина, 84. «С шиком устроились контрразведчики, целый дворец заняли», – подумал генерал, с любопытством оглядывая роскошное, выкрашенное в розовый цвет трехэтажное здание, фасад которого украшала белая узорная лепнина и балконы с ажурными решетками^[28].

У входа в здание его встретил подполковник Григоров. В просторном, разделенном арками холле генерала стоя приветствовали два дежурных помощника коменданта. По широкой парадной лестнице, украшенной кованой решеткой, Зеленин и Григоров поднялись на второй этаж и свернули по коридору налево. Навстречу им уже шел Соколов.

– Доброе утро, Павел Васильевич!

– Здравствуйте, Алексей Алексеевич! Вы не против, если во время нашей беседы будет присутствовать ваш заместитель? – придержав ладонь полковника, спросил Зеленин.

– Хотел это сам предложить. Родион Андреевич знает оперативную обстановку в области еще с мая сорок первого года, – распахнув перед ними дверь в кабинет, ответил Соколов.

Июльское солнце вовсю припекало сквозь приспущенные шторы, и, несмотря на открытые форточки, в кабинете было душно. Гость снял фуражку с круглой генеральской кокардой, положил на вешалку, вынул из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Причесав перед зеркалом пепельного цвета волосы, открывавшие высокий крутой лоб, прошел к приставному столу. Григоров занял стул невдалеке от генерала.

– Чай, кофе или по рюмке коньяка? – устроившись напротив них, предложил Соколов.

– Чашку кофе без сахара, а коньяком угостите после работы, – ответил Зеленин.

Откинувшись на спинку стула, он внимательно осмотрелся. Остановил взгляд на расписном потолке, красивой бронзовой люстре, свисающей с рельефной розетки, и снова с укоризной подумал: «Слишком роскошно устроилась госбезопасность, у Смерш апартаменты поскромнее…»

Узнав о переводе Салоимского в Управление военной контрразведки Дальневосточного фронта, Соколов навел справки о новом оперативном начальнике. Зеленин слыл человеком резким и чрезмерно замкнутым. Вот и сейчас по плотно сжатым губам генерала было видно, что он чем-то недоволен. Вероятно, как и многие из тех, кто прибывал в Забайкалье с запада, кто прошел в боях до Берлина, он считал, что они здесь, в тылу, отсиживались.

Выполняя просьбу Соколова, секретарь принес на подносе фарфоровые чашки с кофе, молочник, сахарницу, расставил все на столе и вышел.

– Перед вылетом из Москвы я ознакомился с оперативной обстановкой в области и за кордоном, но строки докладов не дают полной картины, хотелось бы услышать подробности, – сделав глоток, произнес Зеленин.

– Нам удалось сохранить в тайне, что по Транссибу прошло приблизительно сто тридцать пять тысяч вагонов с войсками и грузами. Помогло японское неверие в наши возможности. Разведка подтвердила: в Квантунской группировке считают, что мы начнем боевые действия не раньше сентября – октября. – Соколов прикурил папиросу и помахал рукой, гася спичку.

– Мне вчера докладывали, что в Генеральном консульстве Маньчжоу-Го, по улице Бабушкина, 72, под дипломатическими паспортами живут офицеры второго отдела Генерального штаба Японии, которые занимаются шпионажем^[29]. – Гость строго взглянул на хозяина кабинета.

– Да, дипломаты чувствуют себя в городе более чем свободно, – почти весело согласился с ним Соколов. – Но могу заверить, что они ходят по улицам, отдыхают на озере Кенон, ездят на вокзал и даже на охоту под нашим контролем. Закрыть консульство и рассекретить шпионов нельзя, японцы сразу закроют российские представительства в Маньчжурии, и мы потеряем связь с нашими гражданами за границей. Поэтому, как бы это ни нравилось нам, условия Пакта о нейтралитете мы соблюдали.

– Пакт о нейтралитете денонсирован. Сейчас необходимо быть бдительными как никогда. Перегруппировка войск еще не закончилась, Отсутствие естественных препятствий вдоль границы Забайкалья играет на руку противнику. При нанесении удара японцы могут достичь оперативной глубины в любом направлении в течение суток. Не надо объяснять, какими тяжелыми будут последствия. – Режущий холодок его взгляда коснулся лица Соколова.

– Не такие уж мы и беззащитные. Вдоль всей границы за время войны построены укрепления, доты и дзоты, противотанковые траншеи. Легко японцам не будет. – Глаза хозяина кабинета колюче глянули на генерала. – Пограничники тоже знают свое дело. Нас больше всего беспокоит подготовка и испытание бактериологического оружия Квантунской армией.

Он вынул из сейфа картонную папку, положил на стол и продолжил: – В августе тридцать девятого года в боях на реке Халхин-Гол Квантунская армия впервые применила бактериологическое оружие против советско-монгольских войск. Нашей разведке тогда удалось захватить военнослужащего из отряда майора Икари. Вот его показания. – Соколов вынул из папки бумагу с машинописным текстом и протянул Зеленину.

Генерал взял листок в руки:

«12 июля 1939 года наша группа под руководством майора Икари была доставлена на грузовиках к опушке соснового бора недалеко от реки Халхин-Гол, за пределами видимости с западного берега. Мы были одеты в полевую форму, чтобы выглядеть как обычные военнослужащие. На берегу выгрузили две надувные лодки, десять больших металлических канистр и стеклянных бутылей с концентратами бактерий сапа, брюшного тифа, холеры и чумы, металлические фляги для воды, ковши-черпаки, тросы и другой инвентарь.

Передвигались в сторону берега скрытно, лодки, оборудование и инвентарь переносили на себе. Когда достигли опушки у правого берега реки, майор Икари в бинокль осмотрел противоположный монгольский берег. Не обнаружив противника, мы накачали лодки, погрузили в них емкости с концентратами бактерий и спустили на воду. Когда достигли середины реки, одни солдаты по команде Икари стали грести вверх по течению, а другие открыли емкости и приступили к выгрузке концентратов в воду Халхин-Гола. Чтобы не заразиться, бактерии выгружали так, чтобы течение их сразу относило от лодки. Мы прошли один километр по реке, выгрузив в воду двадцать два килограмма сметанообразного концентрата. Офицеры на берегу осуществляли забор образцов воды черпаками, измеряли ее температуру и скорость течения. Результаты вносили в журнал, вели фотосъемку. После этого всему личному составу Квантунской армии на передовой было указано употреблять только отфильтрованную с помощью фильтров и машин для фильтрации воду».

– И все это сошло им с рук? – Зеленин взглянул на собеседников цепкими серыми глазами.

– Отряд Икари успели заметить и почти уничтожить. Из наших солдат никто не заболел, а вот японцам преступление аукнулось. Во второй декаде августа госпиталь в Хайларе был переполнен больными брюшным тифом. Однако эпидемия внутри собственной армии не остановила японцев. До заключения перемирия они еще трижды распространяли бактерии в верхнем течении рек Халхин-Гол и Хулусытай^[30], ^— ответил Григоров.

– Вы выясняли у эпидемиологов, почему заражение произошло только брюшным тифом? – спросил Зеленин, уточняя детали.

– Я проконсультировался со старшим специалистом эпидемиологической лаборатории Петряевым. В воде брюшнотифозная палочка сохраняется дольше всех – до трех месяцев. Зато при кипячении погибает мгновенно, а дезинфицирующие растворы убивают ее за несколько секунд, – ответил Соколов. – Видимо, японские диверсанты рассчитывали на санитарную безграмотность наших людей.

– Это надо учесть и провести работу среди приграничного населения, – назидательно сказал генерал, сделав заметку в своем блокноте.

– Областной санитарный инспектор Гринберг уже организовал работу^[31]. Эпидемиологи областной санэпидемстанции постоянно в командировках. Они проводят подворные обходы, занимаются просвещением населения. Ни один человек не может выехать из города, не имея справки от СЭС, – сухо доложил Григоров.

– Похоже, нам придется планировать операции совместно с медициной, – заметил генерал, постукивая кончиком карандаша по столу.

– Здесь все, что удалось собрать по биологическому оружию, – Соколов пододвинул генералу папку с грифом «Совершенно секретно».

Зеленин надолго замолчал, внимательно изучая документы. Положив на стол последний лист, он расстегнул воротник кителя, словно тот стал его душить, произнес:

– Кажется, вы обещали угостить меня коньяком, Алексей Алексеевич.

Хозяин кабинета достал из шкафа наполненный янтарным напитком графин, три бокала и тарелку с закуской. Сначала налил гостю, Григорову, потом себе. Предложил тост:

– За победу!

Они выпили, молча закусили. Соколов взял со стола указку, подошел к большой оперативной карте Читинской области с прилегающей к ней территорией Маньчжоу-Го и Монгольской Народной Республики.

– По оперативным сведениям, в десяти километрах от города Чанчунь, в местечке Мэнцзятунь, размещается Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии, или «Отряд 100». – Он коснулся указкой столицы Маньчжоу-Го. – По нашим данным, в отряде работают с возбудителями сибирской язвы, сапа, ящура, чумы рогатого скота, с болезнью злаков спорыньей.

– Император Маньчжоу-Го знает об этом? – спросил Зеленин.

– Император Пу И – обычная марионетка. Маньчжоу-Го фактически управляет командование Квантунской армии во главе с генералом Ямадой Отодзо.

– Какими данными располагают ваши агенты об «Отряде 100»?

– Подобраться к этому сверхсекретному объекту долго не было возможности. Учитывая серьезность ситуации, мы выкрали и вывезли в Союз одного из служащих этого Управления. От него удалось узнать, что в шестидесяти километрах к северо-востоку от Хайлара, невдалеке от станции Якеши построена учебная база отрядов Асано, которая имеет неофициальное название «Медвежий отряд». – Указка остановилась на обозначенной флажком точке на карте в предгорьях Хингана. – С зимы сорок четвертого года дорогу от нее продлили на северо-восток и закрыли местному населению свободный доступ в этот район. Нам удалось узнать, что в усиленно охраняемом районе находится скотоводческая ферма. Есть подозрение, что ферма – это секретный объект, лаборатория по разработке и производству биологического оружия, – сообщил Григоров.

– Против которого у нас, возможно, нет ни вакцины, ни лекарств. Представляете, Алексей Алексеевич, что будет, если мы не успеем перехватить японцев вовремя? – Зеленин встал и нервно прошелся по кабинету.

– Представляю, товарищ генерал-лейтенант. Чита, Хабаровск и Благовещенск находятся на острие удара. – Глаза Соколова зло блеснули. – За долгие годы войны люди истощены морально и физически, ослабли от недоедания. Вызвать сейчас эпидемию – значит опустошить от населения Дальний Восток и Забайкалье.

– Похоже, товарищи офицеры, мы с вами будем вести войну, с которой до сих пор не сталкивалась ни одна армия мира. Только извращенный ум мог придумать невидимое оружие, несущее медленную, мучительную смерть. Опасным станет все – вода, продукты, животные, сами люди станут опасными. Не понимаю! Японцы думают, что они бессмертны и эпидемия их не затронет? – остановившись напротив Соколова, возмущенно спросил генерал.

– Видимо, надеются отсидеться на своих островах.

Зеленин вернулся за стол, собрал разложенные бумаги в папку, аккуратно завязал тесемки и произнес:

– Перед вылетом в Забайкалье у меня был разговор с Абакумовым. Он потребовал собрать данные об этой лаборатории в кратчайший срок, уточнить ее местонахождение и доложить ему полученную информацию немедленно. Это приказ Верховного. Поэтому предлагаю сформировать особую оперативно-розыскную группу и отправить за кордон.

Глава 4
Операция «Беркут»

Июльским утром 1945 года младший лейтенант Егор Комогорцев спрыгнул с подножки вагона на пропахший углем и мазутом перрон Читы. На привокзальной площади было много людей в военной форме, с наградами на груди – фронтовики возвращались домой после объявленной в июне демобилизации. Поправив на плече вещмешок, Егор направился в сторону улицы Молотова^[32], мимо сквера, где в пустой каменной чаше фонтана, отчаянно чирикая, дрались воробьи. Аккуратно обходя лужи – следы ночного ливня, он добрался до высокого забора стадиона «Динамо», за которым раздавались свистки и громкие голоса: футбольная команда тренировалась с утра пораньше. До войны он гонял здесь мяч в составе «Локомотива». Ему тоже захотелось пробежаться по полю, забить гол… Борясь с искушением, Егор замедлил шаг, но отогнал непрошеные мысли – на баловство не было времени. Он спешил навестить невестку, которая после гибели брата Антона осталась в городе одна.

Егор прошел квартал, свернул на Шилкинскую^[33] улицу, миновал городской сад, двухэтажное здание фельдшерско-акушерской школы. Когда впереди показались одноэтажные домики Татарской слободы, он непроизвольно ускорил шаг, спеша к пятистенному дому с окнами в белых резных наличниках. Еще издали он услышал звонкий смех Анны, так весело она смеялась, только разговаривая с братом. Сердце екнуло в радостной надежде: «Может, похоронка пришла по ошибке и Антон жив?» Егор бегом бросился к невысокому штакетнику. Под навесом у рукомойника мылся голый по пояс черноволосый мужчина. Невестка с полотенцем на плече стояла рядом и радостно улыбалась. Узнав в незнакомце соседа Зарифа, которого призвали в армию в один день с братом, Егор в последней надежде оглядел двор. Однако тут больше не было никого.

– Егорша! – словно сквозь туман, донесся растерянный голос невестки.

Аня оторопело смотрела на него большими синими глазами, прижав к губам полотенце. Не желая слышать ее оправданий, он отшатнулся от ограды и почти бегом, ничего не замечая вокруг, кинулся прочь.

Громкий сигнал автомобиля заставил отскочить к обочине. Окатив его водой из лужи, мимо промчалась полуторка. Вытирая брызги с лица, Егор со злостью оглядел новенькую, заляпанную грязью форму. Появиться в таком виде в Управлении контрразведки было невозможно. Ругая в душе последними словами лихача-водителя грузовика, он побрел к городскому саду^[34]. Нашел в парке пустую скамейку возле своенравной речки Кайдаловки и пристроил на нее вещмешок. Достав казенное вафельное полотенце с размытым лиловым штампом в углу, спустился к воде. Умывшись, вытер лицо и руки, оторвал от полотенца лоскут и принялся чистить одежду. Грязь легко оттерлась, на гимнастерке и галифе остались только влажные пятна. До назначенного времени оставалось около получаса, Егор сел на скамейку, прикрыл от яркого солнца глаза. Увиденное во дворе брата не выходило из головы. Он представил, как Зариф устраивается во главе стола на место Антона, а Аня, сияя улыбкой, ставит перед ним тарелку с борщом, садится напротив и, подперев голову ладошкой, наблюдает, как тот с аппетитом ест.

– Предательница! – Не в силах простить невестке измену, он стукнул кулаком по скамейке. Отгоняя тяжелые мысли, глубоко вдохнул пахнущий нагретой листвой и ромашкой воздух, подумал со злостью: «Зря радовался, что из всего выпуска спецшколы одного меня отправили в Читу. Думал, возвращаюсь домой, а она в нем уже примака приголубила. Порога к ней больше не переступлю!»

* * *

За пять минут до назначенного времени Егор стоял на улице Бутина, 1. Он осторожно приоткрыл дверь, вошел внутрь, подал солдату из охраны удостоверение и сопроводительные документы. Проверив бумаги, боец объяснил ему, что нужно пройти в кабинет дежурного. Егор провел большими пальцами под ремнем, расправил гимнастерку, с сомнением посмотрел на сапоги и, стараясь не греметь железными подковками каблуков по выложенному кафельной плиткой полу, приблизился к двери с надписью «Дежурный». Постучал. Услышав в ответ «Войдите!», зашел внутрь. Комната была небольшой. Напротив занавешенного шторой окна за столом сидел тучный усатый капитан. По покрасневшему, усыпанному оспинами лицу и расстегнутому вороту суконной гимнастерки было видно, что ему очень жарко. Офицер печатал на пишущей машинке. В стеклянной пепельнице лежала гора окурков. Паутина папиросного дыма медленно плавала по кабинету.

– Здравия желаю, товарищ капитан! Младший лейтенант Комогорцев прибыл для дальнейшего продолжения службы! – громко отчеканил Егор.

– Тс-с! Ты откуда такой громогласный явился? – болезненно морщась, спросил офицер.

– Из Хабаровска, – сделав шаг к столу и положив документы, уже тише ответил Егор.

– Пополнение, значит… – развернул бумаги дежурный.

В кабинете повисло молчание. Вытянувшись по стойке «смирно», Егор осторожно разглядывал комнату: по правую руку капитана, на квадратной тумбочке, стоял черный телефон с вертушкой. Над ним висел портрет Сталина. Слева находился двустворчатый шкаф из полированного дерева, сквозь стеклянные дверцы виднелись картонные папки с бумагами. В углу громоздился высокий металлический сейф.

Закончив читать, капитан снял трубку, набрал номер и произнес:

– Здравствуйте, Николай Петрович! Мамаев еще у вас? Тут к нему пополнение прибыло. К вам отправить, или Семен Дмитрич сюда зайдет? – выслушав ответ, вернул трубку на место. Заметив, что младший лейтенант так и стоит навытяжку, буркнул:

– Вольно! Присаживайтесь на стул. Велено ожидать начальство здесь.

* * *

Спустя три дня после визита Зеленина в Управление НКГБ Соколов договорился с ним по телефону о встрече в десять утра. Кабинет начальника Управления Смерш находился на третьем этаже. При виде полковника адъютант торопливо встал из-за заваленного бумагами письменного стола.

– Товарищ генерал-лейтенант распорядился, чтобы вы заходили, как только прибудете, – сообщил он.

Соколов вошел следом за офицером в знакомый ему кабинет. Зеленин сидел напротив двери за дубовым столом, к которому был приставлен еще один, буквой «Т». На прямоугольнике зеленого сукна письменного стола стояли несколько телефонов, прибор для канцелярских принадлежностей и бюст Дзержинского из молочно-белого камня. В проеме между окнами висел портрет Ленина. Зеленин поднялся из рабочего кресла и пошел навстречу гостю, протягивая в приветствии сухую, жилистую руку:

– Здравствуйте, Алексей Алексеевич! Все говорят, в Сибири холодно, а у вас тут жара за тридцать.

– Люди правду говорят, Павел Васильевич, зима здесь длится девять месяцев, а такая погода стоит лишь в июле, в августе ночи станут холоднее, – пожав ладонь генералу, ответил Соколов.

Он пристроил на вешалке фуражку с васильковым верхом и малиновым околышем и сел за приставной стол.

– Мы подготовили план операции. – Полковник госбезопасности достал из своего портфеля папку с грифом «Совершенно секретно».

Зеленин внимательно просмотрел документы, произнес:

– Я мало знаком с сотрудниками, поэтому обратился вчера за консультацией к начальнику Управления военной контрразведки Дальневосточного фронта Салоимскому^[35]. В телефонном разговоре он посоветовал создать оперативную группу из сотрудников УНКГБ и Управления Смерш во главе с вашим заместителем – подполковником Григоровым. Также он предложил включить в нее переводчиком Александра Леонтьевича Клетного^[36].

– Клетного? – обескураженно глянул на него Соколов.

– Хотите сказать, что он осужден как враг народа?

– Совершенно верно. Клетный осужден как «враг народа» двадцать четвертого июня сорок первого года. Он уже четыре года сидит во внутренней тюрьме, которая находится во дворе нашего Управления. Да, он особый заключенный… По приказу Портнова в сентябре сорок первого года для него оборудовали в камере кабинет и спальню, собрали необходимую библиотеку, обеспечили пайком как сотрудника и привлекли к переводу и обработке документов, получаемых разведкой. Фактически он не сидит, а работает как сотрудник Управления.

– Это тот Портнов, который сейчас начальник Читинского Управления НКВД?

– Да, в сорок третьем он стал комиссаром государственной безопасности и его назначили туда начальником, – подтвердил Соколов.

– В интересах дела мне надо обязательно встретиться с ним. – Зеленин сделал запись в лежавшем перед ним блокноте.

– Иван Борисович знал, какой уникальный специалист Клетный. Александр Леонтьевич был разведчиком в Токио, в совершенстве знает все диалекты японского языка, японские обычаи и традиции. За годы пребывания в тюрьме он во многом нам помог. На основе разведданных Клетный составил сборник в трех томах о белой эмиграции в Маньчжурии и подготовил уникальную научную работу – двухтомник «Маньчжурия. Забайкальское направление».

Зеленин встал, прошелся по ковру и остановился возле выходившего на запад окна, разглядывая виднеющиеся вдали горы Яблонового хребта. Ему было горько осознавать, как безжалостно перемалывала судьбы чекистов чистка в их рядах. В организации попадались оборотни, но было немало и тех, кто пострадал невинно.

– Я поддерживаю ваше решение, Павел Васильевич, – прервал затянувшееся молчание Соколов. – Если база существует, то проникнуть туда будет крайне трудно. Рассчитывать на поддержку местного населения нельзя, уже несколько опергрупп было выдано как китайцами, так и русскими белоэмигрантами. Чтобы не вызвать ни малейшего подозрения, группу нужно готовить с особой тщательностью, а Клетный – опытный специалист и отлично знает этот район Маньчжурии.

– Ну вот и решили, – вернувшись за стол, произнес Зеленин. – Отправим Григорова и Клетного в Даурский укрепрайон на самолете. Там, вблизи от границы, Родион Андреевич будет руководить операцией. Они вместе с Клетным подготовят опергруппу и будут обрабатывать добытые ею данные. Алексей Алексеевич, я просил вас переговорить с начальником секретной части Забайкальской противочумной лаборатории Черных об участии в закордонной операции.

– Этот вопрос решен, она готова участвовать в операции. Нарком Меркулов тоже дал согласие на включение Черных в группу.

Разговор прервал аккуратный стук в дверь, вошел адъютант и доложил:

– Товарищ генерал-лейтенант, вы приказывали сообщить о прибытии капитана Мамаева из отдела военной контрразведки 36-й армии. Он ожидает в приемной.

– Пригласите его, Николай Петрович, – распорядился Зеленин.

– По вашему приказанию прибыл, товарищ генерал-лейтенант! – четко отрапортовал офицер, вошедший следом за адъютантом.

– Проходите, Семен Дмитриевич, садитесь к столу, – пригласил Зеленин, оценивающе разглядывая крепкого, среднего роста капитана в общевойсковой форме с типичным для забайкальца темноглазым скуластым лицом.

Кинув настороженный взгляд на полковника госбезопасности Соколова, тот устроился в торце стола.

Мамаев встретился с Зелениным первый раз в сорок четвертом году. С той поры лицо генерала стало еще жестче, обозначились резкие складки возле рта, редкие светлые брови еще больше нависли над серыми глазами.

– Представлять вас друг другу не нужно, вы знакомы по прежней работе, – произнес Зеленин. – Как обстановка на границе?

– Японская разведка усилила свою работу. На участке Даурия – Борзя за последнее время было задержано шестнадцать агентов Харбинской ЯВМ. Четвертого июля в селе Богдановка схватили шестерых диверсантов. При задержании у них обнаружили оружие, радиопередатчик и взрывчатку. На допросе арестованные показали, что пробирались к складам ГСМ на станциях Дасатуй и Нарын-Талача, – доложил Мамаев.

– Я вызвал вас в Управление, чтобы сообщить о новом задании. Вам предстоит переправиться с опергруппой за кордон, в район Барги. Поступили данные, что неподалеку от Хайлара Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии построило скотоводческое хозяйство. Объект усиленно охраняется. Работают там только японцы. Задачей вашей группы будет выяснить, не является ли это хозяйство бактериологической лабораторией по производству биологического оружия.

Генерал подошел к стоявшему за книжными шкафами сейфу, достал тонкую картонную папку и положил перед Мамаевым.

– Ознакомьтесь с документами. Это личные дела сотрудников спецгруппы, здесь же задание и маршрут следования. Дополнительные вводные получите в Даурии у руководителя операции – подполковника госбезопасности Григорова.

Минут через десять Семен Дмитриевич сложил аккуратной стопкой листки бумаги – натренированная память с фотографической точностью зафиксировала все, что он увидел. Зеленин забрал документы, перелистал, сложил в папку.

– Товарищ генерал-лейтенант, можно обратиться?

– Обращайтесь, капитан.

– Вы включили в группу младшего лейтенанта Комогорцева. Может, заменим его кем-нибудь из наших ребят? Они обстановку знают лучше.

– Никого менять не будем, – возразил Зеленин. – Комогорцев прибыл сегодня из Хабаровской спецшколы, ждет вас у дежурного. Во время учебы он зарекомендовал себя отлично, а главное, он местный, из Нерчинского района.

– Ясно.

Они обсудили еще ряд вопросов по операции, и на прощание Зеленин сказал:

– Распоряжения насчет вас и младшего лейтенанта я дал, возьмете у адъютанта продуктовые аттестаты, отоваритесь сухим пайком в хозяйственной части, остановитесь в нашей гостинице. Завтра с утра в госпитале пограничников заберете сотрудников передвижной лаборатории со всем необходимым и отправитесь в Даурский укрепрайон. Лаборатория нужна, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Познакомитесь с членами группы по дороге. Удачи, капитан! – Генерал крепко пожал руку Мамаеву.

– Разрешите идти?

– Идите!

Когда Мамаев вышел из кабинета, Соколов спросил:

– А вы, Павел Васильевич, похоже, знакомы с капитаном?

– Зоркий глаз контрразведчика не обманешь, – весело усмехнулся Зеленин, открыл портсигар и предложил Соколову папиросу.

– С июня по декабрь сорок четвертого года Мамаев служил в Управлении контрразведки Смерш 3-го Белорусского фронта, куда его направили для получения боевого опыта. Я был в то время там начальником. Как забайкальца я отправил его в 11-ю гвардейскую армию к Константину Константиновичу Рокоссовскому, которая участвовала в операции «Багратион». За одну из разведывательных операций Семена Дмитриевича наградили орденом Красной Звезды. Я лично подписывал его наградной лист и вручал награду, – сказал Зеленин.

– Однако вернемся к нашему вопросу, – продолжил обсуждение плана Соколов. – Кодовое название операции – «Беркут». Закордонную группу будет возглавлять капитан Мамаев, по легенде – Нимчинов Тимур Батоевич, позывной «Сойка»; его женой будет Черных, по легенде – Нимчинова Анна Леонидовна, позывной «Филин». В составе группы лейтенант Краснов, по легенде – Генрих Оттович Мюллер, позывной «Сорока»; младший лейтенант Комогорцев, по легенде – работник Нимчиновых Петр Попов, позывной «Иволга», радист.

– Виктор Семенович Абакумов предупредил меня, что в критической ситуации руководство группы переходит к Черных, она сообщит пароль Мамаеву. Мамаев мною предупрежден, пароль и ответ на него я ему сообщил. Когда возглавить группу, Анастасия Викторовна решит сама, перед капитаном я ее не раскрывал.

– Судоплатов известил меня об этом, – сказал Соколов.

– Чтобы легенда была абсолютно достоверной, вам необходимо обратиться в Наркомат госбезопасности СССР за разрешением о регистрации коммерческой фирмы промышленников Генриха Оттовича Мюллера и Тимура Батоевича Нимчинова в Харбине с января сорок пятого года. Сделать это надо через резидентуру Харбинского советского консульства.