Читать книгу: «Смертельная миссия в Хайларе», страница 3

Глава 2
Москва, Апрель 1945 года

В этот апрельский день Сталин не поехал в Кремль, а решил остаться и работать на Ближней даче. Он еще слушал утренний доклад начальника Генерального штаба Антонова о положении дел на фронтах, когда в кабинет вошел Молотов с неизменной папкой служебных бумаг в руках. Иосиф Виссарионович привычно кивнул головой на стул и продолжил разговор по телефону. Как только хозяин кабинета опустил трубку на рычаг, нарком иностранных дел положил перед ним бумагу с донесением:

– Коба, нашему агенту в Маньчжоу-Го удалось выяснить, что в районе Хайлара работает особо засекреченное отделение «Отряда 100», в котором проводятся работы с возбудителем новой болезни, именуемой «Сонго»^[9]. Они разрабатывают этот вирус как оружие возмездия. – Молотов был единственным в правительстве, кто обращался к Сталину на ты и называл его старой партийной кличкой Коба.

Сталин пробежал глазами сообщение и, кивнув на бумагу, спросил:

– Донесение передал надежный человек?

– Человек надежный, но подстраховаться необходимо.

– Это плохое известие, Вячеслав. На Ялтинской конференции^[10] в феврале мы подтвердили обязательство, данное союзникам еще в Тегеране, вступить в войну с Японией через два-три месяца после поражения Германии.

– Для США и Англии этот вопрос чрезвычайно важен, они планируют вторжение в метрополию. Передислокация Квантунской армии из Китая на Японские острова для них означает затяжную войну, – ответил Молотов.

Сталин выдвинул боковой ящик стола, достал пачку папирос «Герцеговина Флор», не торопясь распечатал и предложил наркому, тот охотно взял. Хозяин поднес зажженную спичку сначала ему, потом прикурил сам и продолжил:

– Наши разведчики недавно передали сообщение американских военных аналитиков. Они подсчитали, что после поражения Германии англо-американским войскам потребуется полтора года для разгрома Японии, а прогнозируемые потери составят один миллион американцев и полмиллиона англичан.

– Воевать с японцами до сорок седьмого года один на один союзники не хотят. Чтобы закончить войну, им нужны сухопутные силы, готовые оттянуть на себя Квантунскую группировку. Поэтому они так настойчиво просили нас в Ялте открыть второй фронт на Востоке как можно скорее. Нам эта война тоже нужна, Вячеслав. Сухопутная дальневосточная граница почти семь тысяч семьсот километров. Поможем китайским коммунистам освободить Маньчжурию, сохраним статус Монгольской Народной Республики, и на границе станет спокойно.

– Союзники понимают, что мы должны иметь свой интерес для того, чтобы вступить в эту войну, поэтому и согласились на условия, которые первоначально обговорили в Тегеране, а потом закрепили подписями на Крымской конференции, но я все равно не доверяю им, Коба. В своей среде они считают обманывать нас за благо, – туша папиросу в пепельнице, произнес с сомнением Молотов.

– Эйзенхауэр вроде бы показал себя честным человеком. Он отказался брать в плен сто тридцать пять тысяч немцев, которые сдались американцам в Чехословакии, и вернул их нам. Хотя, надо признать, немцы охотнее сдаются в плен американцам и англичанам, чем русским, – задумчиво ответил Сталин.

Он поднялся, прошелся мягкой походкой по кабинету, приоткрыл створку окна, впуская свежий весенний воздух в комнату, постоял возле висевшей на стене большой карты Советского Союза с нарисованными на ней стрелами наступлений и, вернувшись за стол, продолжил:

– Правильно делаешь, Вячеслав, что не веришь. Обезопасить дальневосточные границы мы можем только сами, выгнав японцев из Маньчжурии, Южного Сахалина и Курильских островов. Подготовка к этому уже идет. Антонов мне сегодня доложил, что Берлин взят в кольцо и скоро бои начнутся на его улицах. Мерецков закончил войну с Финляндией и будет возглавлять Первый Дальневосточный фронт. Его штаб с первого апреля едет на Дальний Восток. Я приказал Мерецкову подготовить к концу апреля переброску пятой армии генерала Крылова из Восточной Пруссии. Пятая армия имеет опыт по прорыву и штурму укрепленных районов и по ведению боевых действий в лесистой местности. В Маньчжурии сходные условия. Крылов хорошо знает приморско-маньчжурское направление. Во время Гражданской войны он принимал участие в боях по освобождению Приморья от японских оккупантов и белогвардейцев, потом до тридцать шестого года служил на Дальнем Востоке.

Молотов характерным только ему движением поправил щепоткой пальцев тонкую оправу пенсне и вернулся к теме разговора:

– Император Хирохито понимает, что следующей за Германией будет Япония и что на обычных вооружениях им затяжную войну против западных держав и СССР не выиграть. Поэтому он делает ставку на биологическое и химическое оружие.

– Это неудивительно. Хирохито по образованию биолог. В одной из своих речей он сказал: «Наука всегда была лучшим другом убийц. Наука может убить тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы людей за весьма короткий промежуток времени». Хирохито всегда считал, что биологическое оружие поможет ему исполнить его божественное предназначение, и применит его не задумываясь.

Сталин нажал на кнопку вызова. В кабинет вошел его личный помощник, заведующий особым сектором ЦК Поскребышев.

– Александр Николаевич, сообщите товарищам Митереву^[11], Абакумову^[12], Меркулову^[13] и Берии^[14], что я в тринадцать ноль-ноль жду их у себя в кабинете. Мне будет нужен подробный доклад о биологическом оружии японцев.

* * *

От Боровицких ворот Кремля в юго-западном направлении Можайского шоссе выехал небольшой кортеж машин. Вскоре он подъехал к заставе. Офицер, сидевший возле шофера, повернул какую-то табличку за ветровым стеклом, и охрана пропустила автомобили без всяких формальностей. Через короткое время кортеж свернул влево, на боковую асфальтированную дорогу, проходившую через молодой ельник, мелькнул километровый столб с цифрой «9», показался четырехметровый забор и шлагбаум перед ним. Автомобили остановились. Приглашенные ждали. В двухстворчатых тесовых воротах открылась боковая калитка, и старший наряда, оповещенный дежурным по главному дому, подошел к первому автомобилю. Опознав пассажира, офицер дал своему напарнику команду открыть ворота. Машины медленно двинулись по узкой извилистой асфальтированной дороге мимо прохода между наружным и внутренним заборами. За последним поворотом появился двухэтажный, покрытый штукатуркой кирпичный дом, выкрашенный в зеленый цвет.

Наркомы, вызванные Сталиным, прибыли в тринадцать ноль-ноль, как и было назначено. У парадного входа их встретил Поскребышев. Поздоровавшись с ним за руку, офицеры прошли в дом. Зная строгие порядки на даче, они разделись возле правой, гостевой, вешалки и проследовали за Александром Николаевичем в малый зал, где хозяин дачи больше всего любил работать.

Апрельское полуденное солнце заглядывало в широкие, лишь наполовину задернутые шторами и гардинами окна. Его лучи пробивались сквозь густые кроны окружающих дом деревьев, скользили по панелям из карельской березы. На большом светло-коричневом ковре стоял прямоугольный обеденный стол, накрытый белой накрахмаленной скатертью.

Верховный сидел у ближнего к входной двери угла и что-то писал в блокноте. На его полувоенном френче без орденов была только Золотая Звезда Героя Социалистического Труда на левой стороне груди.

Иосиф Виссарионович указал на свободные с серо-голубой обивкой стулья^[15]. Меркулов слегка посторонился, пропуская вперед Берию. Это движение было, скорее всего, неосознанным – в Кремле многие знали, что хотя нарком НКГБ был на четыре года старше, но в их отношениях всегда был главным Лаврентий Павлович, и не только по должности. Меркулову не хватало решительности и безжалостности Берии, да и его организаторских талантов тоже.

Хозяин кабинета взглянул на гостей, прикидывая, хорошо ли они устроились, и тихо, с акцентом произнес:

– Сегодня товарищ Молотов доложил мне, что японцы работают с возбудителем новой болезни, именуемой «Сонго», они называют ее «оружием возмездия». Лаврентий Павлович, как далеко Япония продвинулась в производстве биологического оружия?

Берия развернул на столе оперативную карту и доложил:

– В тысяча девятьсот тридцать втором году по личному приказу императора Хирохито японцы начали строительство главного центра подготовки к бактериологической войне в районе захудалого китайского поселка Пинфань в двадцати километрах от Харбина. Второй по величине биологический центр находится в десяти километрах южнее Чаньчуня, в местечке Мэнцзятунь. Несмотря на то, что их существование всячески скрывается даже в армейской структуре Японии, они попали в поле зрения нашей разведки через три года после создания. Информация об «Отряде 731» и «Отряде 100» регулярно поступает в Генконсульство в Харбине, а оттуда – в Народный комиссариат государственной безопасности в Москве. Документы для ознакомления мною доставлены. – Берия положил руку на объемистую кожаную папку.

– Достаточно того, что с ними ознакомлены вы, Лаврентий Павлович. – Сталин дал понять, что папку оставлять у него не нужно. – Что представляют собой эти центры?

– «Отряд 731»^[16] – это бактериологическая фабрика со штатом около трех тысяч научных и технических работников. Штат сотрудников «Отряда 100» насчитывает восемьсот человек^[17]. Кроме названных баз у отрядов имеется еще множество отделений и лабораторий. На сегодня нам известно, что весной этого года подразделение генерала Сиро Исии^[18] завершило стадию экспериментов на людях и бросило все силы на увеличение производства бактерий, блох и крыс. Хочу добавить, что в тридцать третьем году Япония тайно закупила у Германии оборудование для производства иприта. Сейчас на вооружении японской армии находилось до десяти видов боевых отравляющих веществ.

Все время, пока Берия говорил, Сталин внимательно слушал его, слегка кивая, ему была по душе способность Лаврентия Павловича вникать в суть любого вопроса.

– Всеволод Николаевич, что скажете об этих бактериологических фабриках? – Откинувшись на спинку стула, Верховный взглянул на Меркулова.

– Из разведданных известно, что в отряды пришел приказ значительно увеличить в течение ближайших двух месяцев производство бактерий чумы и тифа для заражения колодцев и водоемов, холеры и сибирской язвы для заражения рек и пастбищ. Если учесть ранее произведенные концентраты и сухие бактерии, то, я думаю, общая масса запасов составляет более ста килограммов. В Квантунской армии уже размножены географические карты советских дальневосточных районов с указанием населенных пунктов, водоемов и других объектов для бактериологического нападения. В первую очередь это города Хабаровск, Благовещенск, Ворошилов ^[19], Чита, – доложил нарком.

– Это слишком много. И никто не знает, на какую авантюру японские ученые могут пойти, получив еще более опасный вид бактерий, – хмуро произнес Сталин.

Он взял со стола ярко-коричневого дерева трубку с едва заметным золотым ободком и длинным, тонким мундштуком, покрутил в пальцах, было видно, что новая трубка явно не в его вкусе. Бросив ее на стол, он застыл на секунду, затем открыл коробку, вынул папиросу, зажег спичку и через ее огонек цепко посмотрел на Меркулова.

– Скажите, Всеволод Николаевич, а каким образом они планируют доставлять эти виды оружия на нашу территорию?

– Упор в будущей «чумной войне» генерал Исии делает на авиацию. Он создал керамические бомбы, которые будут начинять зараженными блохами. Испытания они уже провели. Также для распространения инфекций Исии планирует использовать домашних животных и зараженных крыс. Химическое оружие в виде авиабомб и артиллерийских снарядов японцы применяют в войне против китайцев с тридцать седьмого года.

Сталин положил недокуренную папиросу в глубокую пепельницу из белого мрамора и стал прохаживаться в раздумье по кабинету, держа перед животом левую, не полностью разгибающуюся руку. Наркомы поворачивали головы вслед, видя то помеченную оспой щеку, то жесткий седеющий затылок. В зале висела тяжелая тишина. «Слава богу, пронесло! Янус! При этом больше, чем двуликий!» – думал Меркулов, до сих пор испытывая холодок взгляда и подавляя желание провести по щекам рукой, чтобы убрать этот холод. Через несколько минут Верховный спросил Абакумова:

– А что говорит Смерш об авиационной группировке Квантунской армии в Маньчжурии? Как она дислоцирована по территории?

– По разведанным, товарищ Сталин, противник располагает в Маньчжурии сетью разветвленной авиационной инфраструктуры с оперативной емкостью не менее пяти тысяч боевых самолетов. Мощные авиабазы расположены в крупных городах – Хайларе, Цицикаре, Харбине, Чанчуне, Мукдене. На остальной территории разбросаны аэродромы и посадочные площадки, – доложил тот.

– Ваша задача, товарищ Абакумов, разведать и нанести на карты всю авиационную инфраструктуру и аэродромные точки японцев, а также выявить склады химического оружия. Командующий 12-й воздушной армией Худяков^[20] и командующий 9-й воздушной армией Соколов^[21] должны иметь эту информацию к началу кампании, чтобы подавить авиационные объекты в глубине вражеской обороны. Ни один самолет с бомбами этого чумного генерала не должен долететь до советской границы. Надеюсь, вы понимаете важность поставленной перед вами задачи? – закончил он вопрос на высокой ноте.

– Так точно, товарищ Сталин.

– Вопросы по защите нашей армии и гражданского населения от этих нелюдей обсудим потом. Я думаю, пора пообедать, – неожиданно сказал хозяин, встал со своего места и направился к двери.

Присутствующие поднялись из-за стола и пошли следом за ним. Они знали эту характерную привычку Иосифа Виссарионовича: если голоден он, то гости тоже должны быть голодными.

* * *

Овальное помещение для приема гостей называли, по распоряжению Хозяина, Большим залом. Справа от входной двери стоял рояль всемирно известной американской компании «Стэйнвей и Сыновья», возле него радиола, подаренная Черчиллем в 1941 году. Слева от входа находился камин, который топили очень редко, рядом круглый, покрытый скатертью стол с двумя телефонными аппаратами правительственной связи, возле стола два глубоких кресла. Паркет на полу покрывал дорогой персидский ковер, подаренный Сталину в Тегеране. Интерьер дополняли картины на стенах, кожаные диваны, кресла и стулья с высокими спинками. Длинный прямоугольный стол, занимавший центр зала, был уже сервирован с ближнего от входа края. На нем стояло все, что необходимо для обеда, вплоть до солонки и горчичницы. Еда была нехитрой – борщ, котлеты с вареным картофелем, салат. Прислуга в зале отсутствовала.

Сталин взял тарелку и, открыв супницу, щедро, немного неловко налил себе. Пригласив гостей сделать то же, он сел в противоположном конце стола с правой стороны. Ближний круг Сталина знал его привычку, и никто никогда не занимал этого места. Гости устроились неподалеку.

Когда с борщом было покончено, хозяин велел Берии налить всем вина. Тот взял запотевшую, только из погреба, бутылку и разлил малиново-красное шипучее вино по бокалам.

– Будьте здоровы, – произнес Иосиф Виссарионович и утолил жажду.

– За ваше здоровье, – отозвались наркомы.

Пообедав, все вернулись в Малый зал.

* * *

Когда офицеры устроились за столом, Верховный возобновил совещание:

– Товарищ Митерев, мы заслушали донесения о бактериологическом оружии Японии, получается внушительная и опасная сила. Судя по количеству документов, я смотрю, вы хорошо подготовились. – Иосиф Виссарионович кивнул на толстую папку перед наркомом здравоохранения. – Доложите мне только данные о вакцинах.

Обстоятельный Митерев раскрыл папку и вынул из нее необходимую бумагу. Держа ее перед собой на вытянутой руке, нарком здравоохранения начал доклад:

– Товарищ Сталин, на сегодняшний день в Советском Союзе успешно применяется живая противочумная вакцина, живая вакцина против туляремии, сибирской язвы, сыпного тифа.

– Что же, они у вас все живые, Георгий Андреевич? – Желтые глаза Верховного блеснули усмешкой, улыбка погасла, едва родившись, но обстановка в кабинете стала менее напряженной.

– Микробиологи говорят, что они их значительно ослабили, товарищ Сталин. За годы войны доля инфекционных болезней в общей заболеваемости составила только девять процентов.

– Я знаю, какую огромную работу вы проводили во время войны, Георгий Андреевич, – нетерпеливо остановил его Сталин. – Способна ли наша медицина справиться с угрозой на Дальнем Востоке?

– Эпидемическая обстановка там всегда остается напряженной из-за бактериологических диверсий японцев. Поэтому в ноябре сорок первого года в Чите был открыт Институт эпидемиологии, микробиологии и гигиены^[22]. С сорок третьего года он приступил к производству вакцин, лекарственных бактериологических препаратов, витамина С из сосновой хвои. В войсках тоже проведена подготовка. Воинским частям первых эшелонов приданы подвижные отделения санитарно-эпидемических отрядов и специальные противочумные отделения. Всему личному составу войсковых частей сделаны прививки, – доложил Митерев, уже не обращаясь к своим документам.

Верховный выслушал наркома здравоохранения и заговорил с особенно заметным акцентом:

– Ваши доклады убедили меня. Справиться с бактериологическим оружием японцев мы сможем, если используем накопленный опыт и уничтожим фабрики смерти на вражеской территории. Борьба с эпидемиями в действующей армии до сих пор была возложена на подразделения НКВД. Лаврентий Павлович Берия с этой задачей успешно справляется, думаю, и на Дальневосточном фронте мы все оставим так, как есть. Остался последний и очень важный вопрос: японское «оружие возмездия» «Сонго».

– Вирусолог Чумаков после командировки в Харбин в сороковом году упоминает об этом заболевании в своем докладе, – вспомнил нарком здравоохранения. – Он охарактеризовал этот вирус как высокопатогенный и особо опасный. Нашим ученым о нем мало что известно. По-моему, в Харбин с ним летала сотрудница научно-исследовательского института НКВД. Кажется, ее фамилия Черных. Вы можете затребовать от нее доклад, Лаврентий Павлович? – обратился Митерев со своего края стола к Берии.

– Из-за сложной эпидемиологической обстановки в Читинской области Черных переведена в Забайкальскую противочумную лабораторию. По линии органов она теперь подчинена товарищу Меркулову, – ответил Берия, блеснув круглыми стеклами очков в его сторону.

– Я думаю, вы разберетесь в этом сами, товарищи наркомы, – остановил назревающую перепалку Сталин, поднимаясь со своего места. – Ясно одно: до начала Маньчжурской операции эта лаборатория возле Хайлара должна быть уничтожена. Как это будет сделано, решать вам. – Прищурив глаза, он жестко посмотрел на Берию, Меркулова, Абакумова и добавил: – Думаю, нам пора прощаться.

«Лотос»

После апрельского совещания у Сталина нарком госбезопасности Меркулов поручил заместителю начальника внешней разведки Судоплатову переговорить с Черных о новом задании. Анастасию пригласили в здание Управления НКГБ по Читинской области. Разговор велся по телефону правительственной связи:

– Здравствуй, Настя! – поздоровался Судоплатов.

– Здравствуйте, Павел Анатольевич!

– Смерш будет формировать в июле группу для заброски за кордон, в которую обязательно включат тебя. Группу будет возглавлять офицер Смерш. Есть предположение, что под прикрытием скотоводческой фермы в районе Хайлара базируется бактериологическая лаборатория «Отряда 100», которую возглавляет твой хороший знакомый Вакамацу. Задача группы – во что бы то ни стало в кратчайшие сроки подтвердить точное местонахождение лаборатории. Болезнь «Сонго» тебе о чем-то говорит?

– Говорит. По возвращении из Харбина я прочитала все доступные источники. «Сонго» – особо опасная инфекция, исследователи отмечают при слабом иммунитете у больного высокую смертность.

– До нас дошла информация, что в лаборатории работают с этим вирусом и готовят его как «оружие возмездия». Возможно, где-то рядом с ней в целях маскировки может быть ложный объект «Отряда 100».

– Вакцины от этого заболевания нет, как и лекарств, – тихо произнесла Настя. – Если они сумеют повысить вирулентность и патогенность вируса хотя бы в два раза, оно станет опаснее чумы.

– Ты ученый, важность задания объяснять тебе не нужно. В лабораторию надо проникнуть под любым предлогом. При встрече с Вакамацу можешь передать формулу вакцины, которой привиты военнослужащие войск Забайкальского фронта. У нас есть информация, что она известна сотрудникам японского консульства в Чите, а значит, и японской жандармерии. Это разрешение Центра. Вопрос о численности привитых военнослужащих Забайкальского фронта реши с Соколовым и начальником Смерш Салоимским. За кордоном при необходимости возьмешь руководство группой на себя. В этом случае руководителю группы, офицеру Смерш, скажешь: «Корни лотоса в пустыне не растут». Он должен ответить: «Говорят, что они хорошо растут в Чанчуне» и передать руководство тебе.

– Как я узнаю, что это время пришло? – Настя перехватила трубку вспотевшей от волнения рукой и плотнее прижала к уху.

– Действуй по обстановке. Главное, проследи, чтобы шифровку о точном местонахождении лаборатории направили по радио немедленно. Но это еще не все. Если появится возможность и будет предложение от японцев о твоей работе в их научном центре в Пинфань, соглашайся. Все эти годы мы готовили тебя к такой работе. Об этом задании будет знать только узкий круг лиц в Москве. Куратором остаюсь я. Твой позывной будет «Лотос», мой для тебя по-прежнему – «Андреев».

– Товарищам по отряду я сказать ничего не смогу? – Настя еще больше разволновалась.

– Нет. Это задание особой важности. В Харбине к тебе может обратиться наш нелегал. Связной будет приходить по определенным числам в русское кафе «Савоя» на Китайской улице, ныне она называется Центральной. Пароль: «Привет Лотосу от Андреева». Твой ответ: «Да, лотос – красивый цветок». Наш сотрудник знает тебя по фото, а твой ответ подтвердит, что он не ошибся. Нелегал может передать мои указания, может оказать тебе помощь. Ко мне еще вопросы есть?

– Нет, Павел Анатольевич!

– Тогда будем прощаться. Я уверен в твоем успехе, Настя. До свидания!

* * *

Японская разведка вышла на Черных спустя полгода после поездки в Харбин, в августе сорокового года. Все годы войны Судоплатов снабжал ее дезинформацией, которую она передавала японцам. В декабре сорок четвертого года Управление НКГБ СССР начало разработку операции «Корни лотоса» по внедрению своего агента в один из научных центров Японии, занимавшийся разработкой биологического оружия. Тогда же Настя сообщила Вакамацу, уже ставшему генералом, что ее переводят в Читу на работу в противочумную станцию. Он принял решение не передавать ее на связь японским разведчикам-дипломатам под прикрытием Читинского Главного консульства Маньчжоу-Го, так как считал, что русская контрразведка плотно контролирует дипломатов и знает их тайники. Вакамацу передал ей для связи данные об агенте-нелегале, проживавшем в Чите, предупредив, что использовать эту связь она может только в особых случаях.